Лилия и шиповник

Глава сорок первая

Солнце клонилось к закату. Небо над пальмами темнело, близился вечер. А караван и не собирался двигаться в путь. Бедуины развели костры и кипятили привычный для них мятный чай. Овечий сыр, вяленая баранина — вот и весь скудный ужин. Впрочем, на такой жаре есть почти не хотелось.

«Сухопутные» пираты коротали время чуть поодаль, совсем не общаясь с бедуинами. У них была своя еда, большую часть которой составляла выпивка.

Про мальчишек почти забыли, лишь изредка бросали на них косые взгляды. Да и то, разве этим детишкам взбредет в голову вновь убежать? Разве они еще не поняли, что с пустыней не шутят?

В отличии от детей, пришедший с ними конь вызвал у всех живейший интерес. Его обступили и бедуины, и пираты. Цокали многозначительно языками, оценивая стать; здесь каждый был истинным знатоком лошадей. Один из погонщиков взял коня под уздцы и повел к воде. Но Кохейлан немедленно воспротивился такому бесцеремонному обращению и взвился на дыбы. Показав свой непримиримый норов, жеребец громко заржал, словно говоря, что он из конюшен самого султана, а не какая-то безродная кляча.

Генриха эта сценка немного развеселила, но надо было все же напоить коня, да и вымыть заодно. Мальчик спокойно подошел к дикому созданию, положил ладонь ему на холку. Черная бестия мгновенно превратилась в ласкового жеребенка и покорно отправилась к воде. Оглянувшись, Генрих чуть не рассмеялся вновь — таких удивленных лиц он еще не видал в своей жизни.

Пока принц тер спину Кохейлану, его забросали вопросами. Пришлось в двух словах рассказать всю историю своего появления во дворце у повелителя Марокко.

Закончив мытье и устав от разговоров, Генрих вернулся под пальму и растянулся на траве.

Он лениво сжевал сладкий финик — очень хотелось спать. Все силы он отдал песчаным барханам, теперь все тело пронизывала тупая ноющая боль. Мальчик размышлял о превратностях судьбы — чем больше он стремился домой, тем дальше она — судьба — забрасывала его. А что еще ждет впереди?

Между тем, к нему подобрался Мбаса и как-то странно заскулил. Генрих даже немного испугался. Он обернулся — негритенок смотрел на него жалобными глазами, но молчал. Его тело дрожало от озноба или от сильного испуга.

— Что с тобой? — спросил Генрих вполголоса.

— Я его узнавать... Я узнавать!.. Это он... Это они!...

— Успокойся, расскажи все толком. Я ничего не могу понять.

Мбаса расплакался. Жан-Мишель тоже не выдержал, подполз поближе и стал его успокаивать. Немного придя в себя, Мбаса рассказал, что же его так взволновало:

— Вон тот человек, я его видеть раньше. У него такой большой шрам, на весь щека. Он был главный у тех, кто убивать мой племя! Он убивать мой отец! Я его бояться, он теперь убивать и меня!..

Наконец Генрих понял, что к чему. Наверное, именно этот отряд напал на деревню, в которой жил негритенок.

— Не отчаивайся! Я не дам тебя в обиду. Пока я жив, никто не посмеет тебя тронуть или продать. Поверь мне, я обещаю. Мы обязательно вернемся домой, все трое! К тому же... К тому же, вряд ли он узнает тебя. Для белых все темнокожие одинаковы.

Мбаса потихоньку успокаивался, ободренный этими словами. Он благодарно прикоснулся ладонью к губам принца и затем поцеловал кончики пальцев. По обычаю его племени это означало абсолютное подчинение воле старшего.

А Генрих попытался разглядеть получше человека, на которого указывал негритенок. В сумерках мужчина выглядел устрашающе — даже когда он сидит у костра, кажется выше остальных. Постоянная мрачноватая ухмылка. Особенно грозным делал лицо большой косой шрам, от глаза до подбородка. Говорил этот человек мало, по большей части слушал, что болтают остальные.

Что-то подсказывало принцу, что именно этот человек станет его самым злейшим врагом... С этими тревожными мыслями Генрих уснул.

На рассвете поднялся невообразимый гвалт — погонщики принялись будить верблюдов, распугивая заодно все живое на десяток миль вокруг. Животные невозмутимо поднимались с колен, встряхивались и величественно выступали в путь. Бедуины не садились в седла, а шли рядом, хоть поклажи было и не слишком много.

Даже Генриху не позволили оседлать коня, пришлось вести в поводу.

Начался долгий и очень скучный путь. Шли почти весь день, без остановки, до захода солнца. Привычным к жаре и длительным переходам бедуинам все было нипочем, а вот пиратам и мальчишкам дорога показалась длиною в целую вечность. Одно спасение — тень от верблюдов. Но даже она не спасала от горячего беспрерывного песчаного душа. Песок летел в лицо, подгоняемый ветром, и сдирал кожу, как наждаком. Песчинки пробирались под одежду и барахтались там, словно живые.

Воду давали пить не часто, пару раз в час, по нескольку глотков.

Главный погонщик сверялся с картой, проверяя путь до следующего оазиса. А дорога между тем вилась такими причудливыми зигзагами, что казалось, будто верблюды сами выбирали ее, по своему желанию.

К вечеру до оазиса не добрались и заночевали под открытым небом. Бедуины показали мальчишкам, как устроить навес от песка и от ночного холода. Врыли три заготовленные загодя палки, накрыли их верблюжьим одеялом — вот и получился небольшой шатер, как раз на троих.

Ночью в пустыне действительно на удивление прохладно, под утро даже выступает иней. Мальчишкам пришлось прижаться покрепче друг к другу, лишь тогда ночная изморозь позволила им задремать.

Так прошла целая неделя и дни были похожи один на другой, словно братья-близнецы. Лишь к седьмой ночи добрались до второго оазиса.

Он был гораздо меньше первого — озеро заменил тонкий родник, а пальм было всего две. Удивительно, что его вообще нанесли на карту.

Когда расположились на ночевку, к мальчишкам подошел Витторио Брюльи. Он не баловал их своим вниманием и почти не заговаривал раньше. А сейчас вот вспомнил.

— Как твое самочувствие, принц? Не заболел ли? Неважно выглядишь!

— Со мной все в порядке, — сухо отвечал Генрих. — Просто дорога утомительная.

— Ничего, ничего. Еще три перехода и мы выйдем в саванные степи. Там хоть не будет этой песчаной мерзости.

— Три перехода? И каждый по неделе?

— Да, около того. Запасись терпением, принц.

— А почему мне не позволяют ехать верхом?

— Это все их дурацкие обычаи, — ответил Брюльи. — Я и сам их толком не знаю, не расспрашивал. Может, боятся загубить животное. А без верблюдов и лошадей в пустыне — смерть. Ладно, забирайтесь в свой шатер, пора спать.

— Последний вопрос, сударь!

— Ну, что еще?

— Вон тот человек... Кто он?

— Который?

— Тот, со шрамом.

— А-а... Вот ты о ком... Это наш главарь. Вроде капитана на корабле. Он португалец, дон Элиаш Андреату де Фонтеш. Какой-то знатный дворянин, я мало что знаю. А с чего он тебя интересует? Встречался раньше?

— Нет-нет, не встречались, к счастью. Просто я вижу, он здесь всем управляет, вот и стало интересно. Но почему же он не соизволил даже подойти ко мне? Его что, не интересует принц Франции? Это по меньшей мере неучтиво.

— Держись от него подальше, принц, это страшный человек. Честно скажу, даже я его побаиваюсь. Как взглянет своими желтыми глазами — словно сам дьявол в душу глядит! Ну все, хватит болтовни, укладывайтесь!

Бандит отошел, а мальчишки влезли в шатер. Попереговаривались немного в темноте, но усталость быстро взяла свое.

Ночь засверкала бессчетным множеством чистых и огромных звезд, молчаливых и недоступных...