Лилия и шиповник

Глава сорок пятая

Под сенью громадных зеленых великанов царил полумрак. Высоко в листве кипела жизнь — носились, как угорелые, обезьяны, с такими громкими воплями, что уши закладывало; сновали по стволу вереницы муравьев; попугаи всевозможных расцветок пытались перекричать друг друга; над головой постоянно висел целый сонм мошкары, от которой нет спасения.

Охотники за живым товаром сидели тихо, почти не шевелясь. А сам дон Элиаш вслушивался в гомон леса, стараясь уловить малейший тревожный сигнал. И, к своему глубокому огорчению, дождался.

Сперва глухой ритмичный отзвук послышался где-то вдалеке. Этот непонятный звук нарастал, креп, становился все отчетливей.

— Бартоломео, ты слышишь? Кажется, наше появление уже не тайна для туземцев.

— Да, ты прав. Это тамтамы... Теперь весть о готовящейся облаве разнесется на сотни миль вокруг. Дьявол, как они нас заметили?

— Чему ты удивляешься? У них разведка работает еще лучше, чем у нас. Где те четверо бездельников, которых я отправил целых два часа назад?

— Может, они попали в ловушку? У черных это здорово налажено. Капканы, земляные ямы, сети... Я насмотрелся...

— Бартоломео, не трави мне сердце! Я и сам вижу, что Африка порядком изменилась за последний год. От прежней беспечности нет и следа. Они и раньше не жаловали белых, а теперь и вовсе не даются в руки.

— Так мы идем или возвращаемся? Может и правда, купить в Хартуме партию подешевле?

— У меня нет лишнего золота! А если потом турки откажутся покупать? Я останусь ни с чем! Все, хватит болтовни, поднимайтесь! Мы выступаем!

Дон Элиаш поднял своих людей. Пираты нехотя разбирали мушкеты, выстраивались в цепь. Все были уверены, что их ждет неудача, это предчувствие висело в воздухе, отравляло влажный горячий воздух, жгло сердца.

Но и ослушаться никто не решался — знали, что их вожак скор на расправу.

Осторожно пробираясь сквозь густую сеть лиан, раздвигая ветви, срубая кинжалами особо упрямые растения, пираты вышли к месту, где деревья словно расступались. На открытой площадке подобно грибным шляпкам высились в рост человека соломенные крыши. Хижины казались пустыми, даже животных не было ни видно, ни слышно. Деревня словно вымерла.

— Ну, что я говорил, — шепотом произнес Бартоломео. — Сбежали все, теперь ищи их...

— Эй, вы двое, ну-ка, проверьте, что там внутри! — махнул рукой дон Элиаш двум ближним бандитам.

Охотники, пригинаясь к земле, направились вперед. Один из них заглянул в первую хижину, потом во вторую. Выпрямился и крикнул:

— Здесь пусто! Они и правда разбежались!

Охотники расслабились, опустили мушкеты и вздохнули свободней.

В этот самый миг на Жан-Мишеля и Генриха налетел негритенок Мбаса, стоявший за их спинами. Он бросил друзей на землю единым движением, сделав ловкую подсечку. Упал сверху и вжал их головы в прелую листву.

Генрих недовольно сбросил его руку и зашипел:

— Ты чего, совсем взбесился?! Что ты себе позволяешь?

— Тиха лежать! — глухим зловещим шепотом отвечал Мбаса. — Не двигаться! Сейчас нас будут убивать!

— Да что ты там бормочешь? Отпусти меня немедленно, иначе я тебя поколочу.

— Тшшш... Сейчас начинаться... Я слышать голос тамтам, я понимать, что он говорить.

Принц не успел возразить. Вокруг действительно начался истинный ад...

На головы охотников посыпался ливень стрел, сбивавший с ног растерянных людей. С громкими воплями, с яростными криками, с оглушающим свистом на них налетели откуда-то сверху десятки обнаженных черных тел. Дикари размахивали короткими копьями, разбивали головы дубинками. Кровь лилась рекою, быстро впитываясь в раскисшую листву. Крики и жалобные стоны раненых мгновенно прекращались после ударов — раненых принялись добивать.

И все же несколько охотников успели дать единственный залп, уложив пятерку нападавших, но больше защищаться было некому. Из сотни бандитов в живых остались всего пять или восемь человек, Генрих не видел точно. Их мгновенно опутали веревками из волокон и потащили в деревню.

В числе связанных оказались и Жан-Мишель с принцем. Мбасу и остальных рабов, не тронули, позволив идти свободно.

Деревня уже заполнилась людьми — здесь были женщины и дети, что прятались до поры в чаще. Пленников усадили в центр почти круглой площадки, утоптанной десятками босых ног. Их окружили чернокожие дикари, потрясавшие копьями. С наконечников стекала густеющая кровь, но на телах цвета разогретого шоколада она была почти незаметна.

Лица аборигенов не предвещали ничего хорошего — яростный оскал зубов, свирепо сверкающие белки глаз, угрожающие жесты; все это заставило пленников покрыться испариной.

— Дьяволы... — прошептал сквозь зубы чудом выживший дон Элиаш. Его перебитая дубинкой левая рука болталась, как плеть, а лицо украшал новый шрам, еще опасней прежнего. — И как же глупо мы попались... Что думаешь, Бартоломео, они нас сразу убьют или сперва решат поразвлечься?

Бартоломео был в не лучшем положении, чем его командир. С трудом ворочая разбитой челюстью, он ответил:

— Я мало знаком с их обычаями, но на смиренных овечек они не походят.

Вставшие в круг дикари нетерпеливо топтались на месте. Они явно кого-то ждали. И действительно, через несколько минут в круг вступил согбенный старик. На его лице красной охрой были нанесены извилистые полосы. А курчавые волосы украшала высокая пушистая шапка из пятнистого меха.

Воины подняли копья в приветствии и прокричали нечто весьма воинственное.

Старик, опираясь на кряжистую клюку, обошел вокруг пленников, бормоча на ходу что-то непонятное и еле слышное. Он остановился против дона Элиаша. Лицо старика исказилось в злобной гримасе и из глубины груди послышался глухой полустон. Старик взмахнул клюкой и ударил связанного португальца по плечу. Дон Элиаш попытался вскочить, но его тут же сбили с ног и усадили обратно.

Старик закончил осмотр, повернулся к своим воинам и стал говорить. Этот язык не был знаком Генриху, но сидевший у его ног верный Мбаса стал шепотом переводить:

— Этот вождь говорить, что мы прийти к ним с войной. Мы хотеть взять их в плен и увезти далеко-далеко, а там продавать.

Негритенок вдруг смолк. Генрих увидел, что его лицо изменилось, стало неузнаваемым. Такого ужаса в круглых глазах негритенка принц не видел за все время их знакомства.

— Что, что он сказал? — нагнулся к нему Генрих. — Ну говори же...

— Они всех убивать... — одними губами отвечал Мбаса. — Не просто убивать, а...

— Ну же! Не молчи!

К пленникам подскочил один из воинов и ударил первого попавшегося по голове древком копья, указывая, что им лучше помолчать, когда говорит вождь. Невинно попавший под удар Жан-Мишель вскрикнул, но сжал зубы. Иначе могло быть и хуже.

Вождь распалял себя все больше и больше. Его голос перешел в яростный визг. Он взмахивал своей палкой, тыча ею в сторону пленных и призывая на их головы всяческие беды.

Воины громко кричали в ответ, женщины бесновались, издавая гортанные вопли, заглушающие разум. В деревне наступила такая вакханалия, что пленники стали готовиться к неминуемой смерти.