Следующим утром Джонатан никак не мог отделаться от воспоминаний о том, что произошло, — и от размышлений о том, на кой-черт он это сделал.
Вечером он поссорился с женой. Собственно, ничего нового в этой ситуации не было. Как бы он ни старался сдерживаться, бесконечные капризы, нотации и глупости, которые вылетали у Линды изо рта, то и дело приводили его на грань срыва. Единственной причиной, почему они с Линдой все еще были вместе, оставалась Кейси — Джонатан скорее согласился бы перерезать себе горло тупым ножом, чем обидеть дочь. А Кейси любила мать, это Дрейзер тоже знал. Любила, наверное, потому, что другой матери у нее не было, ведь иных причин любить Линду он представить себе не мог.
Четырнадцать лет назад, когда его занесло в кровать к этой красотке, он мало думал о последствиях своих поступков. У Линды было красивое тело, а Дрейзер пребывал в том возрасте, когда это — единственный и главный аргумент. Конечно же, он не собирался заводить с ней общих детей да и вообще продолжать отношения. Однако дети все-таки получились — Дрейзер проверял, он знал, что такое тест ДНК. Да и отлично видел, что Кейси его дочь — он хорошо узнавал на ее нежном материнском лице собственные жесткие глаза.
Линда возникла почти сразу после того, как у Джонатана появились деньги. Он особо не ставил ей это в вину, просто всегда знал, что их отношения — такой же товар, как и все вокруг. Впрочем, обязанности свои Линда выполняла кое-как, и, если бы не дочь, Дрейзер, скорее всего, давно бы ее уволил. "А может, и нет, — думал он за завтраком, невидящим взглядом скользя по ее лицу. — Тогда, может быть, и нет".
Дрейзер боялся остаться один. Боялся, что все, что он сделал и все, чего достиг, станет никому не нужно. Не хотел тратить нервы на бесконечных любовниц, каждая из которых мечтала бы занять место Линды, чтобы затем повести себя так же, как и она.
На этой мысли он снова вспомнил идиотские лживые слова, которые после хорошего секса выдал ему нанятый мальчик. Джонатану стало противно, и он так резко опустил на стол стакан, что едва не расплескал апельсиновый сок.
С тех пор, как он познакомился с Ларионом, прошло несколько недель. "Познакомился" не совсем то слово, потому что он мальчишку и по имени-то почти не называл.
"Не вижу тут ничего криминального", — назойливо прозвенело в голове, и Дрейзер зажмурился, качнул головой, силясь прогнать из сознания этот голос и это гибкое тело.
Джонатан отчетливо ощущал, что Ларион становится его слабостью. Возможно, не только потому, что дает ему все, в чем так нуждаются руки, которым необходимо крушить и ломать.
Вечером Дрейзером владела не злость. Чувство, которое он испытывал, когда уходил с веранды, было иным.
Он назвал бы его одиночеством. Отчаяньем, может быть. Или жалостью к самому себе.
Он хотел ощутить на своем теле руки того, кого интересовал бы именно он. Хотел, чтобы эти руки прикасались к нему нежно. Хотел обнимать и не думать о том, что лишь покупает эти фальшивые чувства на пару часов.
В высшей степени глупо было ожидать, что эту близость может дать ему наемный проститут. И в то же время Дрейзер хотел, чтобы дал именно он.
Когда Джон приглашал Лариона в эту поездку, он больше думал о том, что ему потребуется выплеснуть злость. То, что произошло между ними ночью, он планировал сохранить как отдельный десерт, на потом. Чтобы мальчику действительно понравилось, чтобы тот не был разочарован своим первым сексом с мужчиной и запомнил эту ночь надолго.
Дрейзер не думал о том, чтобы привязать Лариона к себе. Просто считал, что это честно. Ведь то, что происходит между ними, закончится. А второй такой ночи у Лариона уже не будет. Возможно, эта ночь определит всю его дальнейшую жизнь, потому что от нее будет зависеть, захочет ли он снова быть с мужчиной или нет.
Джонатан представлял себе палубу яхты и волны, плескавшиеся за бортом. Звездное небо и неторопливые ласки, тела, овеваемые теплым южным ветерком.
— Джонатан, ты с нами? — голос жены прорезался сквозь толщу мыслей. Дрейзер несколько мгновений смотрел на нее.
— Я договорилась с Фрейзерами о пикнике. Ты с нами или нет?
Дрейзер перевел взгляд на Кейси.
— Я — нет, — сразу ответила та. — Не хочу вам мешать. К тому же тут есть кое-кто, с кем я хотела бы сыграть в теннис.
Дрейзер перевел взгляд на жену.
— Тогда я тоже — нет. Перекинусь с одним другом в бильярд.
Линда хмыкнула. К их с Кейси общему облегчению, она не стала спрашивать имена.
Проснувшись, Ларион не сразу понял, сном ли было то, что произошло ночью, или это все-таки была явь. Он попытался сесть. Между бедер саднило, подтверждая, что дело фантазиями не ограничилось. И тут же по телу разлился пожар при мысли о том, как плоть Дрейзера двигалась там внутри.
Ларион сделал глубокий вдох. Избавиться до конца от странных ощущений он так и не смог, но все-таки заставил себя встать.
Первым делом Ларион проверил телефон и, к своему удивлению, обнаружил, что смска пришла не от Доусона, а от Самого.
"Отдыхай", — коротко написал Джон.
Некоторое время Ларион боролся с желанием ответить, но затем представил, как Дрейзер будет читать его сообщение, сидя на веранде напротив жены, тяжело вздохнул и отказался от этой идеи. Отложил телефон и отправился в душ.
Он действительно собирался отдыхать.
По крайней мере, первый час. Пока принимал душ, пока брился и приводил в порядок волосы, пока стоял перед зеркалом, выбирая между деловым костюмом и легкими летними брюками, которые взял с собой. Здесь, в восточной части материка, даже в марте было достаточно тепло. Но Ларион согласился бы и немного померзнуть, лишь бы снова не надевать пиджак.
Подобную одежду он уже носил когда-то давно и не слишком хотел возвращаться в те времена. Не только потому, что удавка на шее напоминала ему об отце, но и просто потому, что во всем этом было трудно двигаться. Большинство покупных костюмов не подходили ему в плечах.
Он так и не сумел сделать выбор, когда раздался стук в дверь. Натянуть костюм Ларион бы не успел, тем более что тот, кто стоял в коридоре, явно не был испорчен природным чувством такта. Едва раздался третий удар, как дверь открылась и в проеме появилась Кейси.
— Привет. Ты играешь в теннис? — спросила она, приветливо улыбаясь и делая вид, что не замечает, что на собеседнике нет ничего, кроме полотенца.