Лионель Линкольн, или Осада Бостона

Глава XXI

Майоръ Линкольнъ былъ совершенно правъ: въ Массачусетсѣ браки совершались въ то время почти безъ всякихъ предварительныхъ формальностей. Однако, Сесиль, принадлежа къ англиканской церкви, любила ея торжественные обряды и держалась за нихъ. Многіе протестанты вѣнчались даже не въ церкви, а у себя на дому, но миссъ Дайнворъ ни за чтобы такъ не согласилась. Она желала произнести свои обѣты не иначе, какъ предъ алтаремъ, передъ которымъ привыкла молиться. Мистриссъ Лечмеръ съ своей стороны заявила, что она все равно не сможетъ встать съ постели, даже если вѣнчанье будетъ назначено на дому, и потому нѣтъ никакого основанія вѣнчаться не въ церкви, тѣмъ болѣе, что этого желаетъ Сесиль. Но, желая вѣнчаться непремѣнно въ церкви, Сесиль въ то же время страшно боялась, что тамъ ее окружитъ любопытная, надоѣдливая толпа. Чтобы согласовать одно съ другимъ, необходимо было назначить свадьбу попозднѣе вечеромъ и никому про нее не говорить.

Сесиль посвятила въ секретъ только свою кузину. Такъ какъ все дѣлалось наспѣхъ и втайнѣ, то и не было надобности въ особенныхъ приготовленіяхъ. Сесиль окончила ихъ быстро и если не безъ волненія, то и безъ всякой помѣхи.

У Ліонеля было дѣла побольше. Онъ зналъ, что при малѣйшемъ слухѣ соберется несносная толпа, и рѣшилъ дождаться вечерней темноты. Чтобы заранѣе устранить всѣ препятствія, онъ послалъ Меритбна къ пастору съ просьбой назначить сегодня вечеромъ часъ, когда майоръ Линкольнъ можетъ застать его дома. Докторъ богословія Ляйтерджи велѣлъ отвѣтить, что послѣ девяти часовъ онъ освободится отъ всѣхъ воскресныхъ службъ и съ удовольствіемъ его приметъ. Оставалось только назначить часъ для свадьбы. Ліонель предложилъ Сесили быть въ церкви въ десять часовъ.

Опасаясь нескромности капитана Польварта, майоръ сказалъ ему только, что онъ сегодня вечеромъ будетъ вѣнчаться и проситъ его пораньше явиться на Тремонтъ-Стритъ, чтобы проводить невѣсту къ вѣнцу. Всей прислугѣ были даны соотвѣтствующія инструкціи, и все приготовлено было такъ, чтобы не встрѣтилсь ни малѣйшаго затрудненія.

Въ началѣ вечера небольшой кружокъ на Тремонтъ-Стритѣ собрался, по обыкновенію, за легкой вечерней закуской, которая была тогда въ обычаѣ въ колоніяхъ. Хозяйничала Сесиль. Она была очень блѣдна и порою не могла скрывать своего волненія. Агнеса молча наблюдала за всѣми, но ея глубокій, выразительный взглядъ показывалъ, какого она мнѣнія о такой торопливости и таинственности.

— Если бы я была суевѣрна, Линкольнъ, — сказала Сесиль, — я бы сочла этотъ снѣгъ и этотъ вѣтеръ за дурное предзнаменованіе и не поѣхала бы въ церковь.

— Еще время не ушло, Сесиль, — отвѣчалъ Ліонель. — Я поступилъ, какъ осторожный главнокомандующій: обезпечилъ за нами путь отступленія. Мы можемъ пойти и впередъ, и назадъ, какъ угодно.

— Неужели вы испугались такого ничтожнаго противника, какъ я? — спросила она съ улыбкой.

— Я подразумѣвалъ только возможную перемѣну мѣста вѣнчанія. Я боюсь за васъ, какъ вы выѣдете изъ дома въ такую мятель?

— Ничего. Я не желаю откладывать свадьбу и не согласна вѣнчаться иначе, какъ въ церкви.

— Вы напрасно безпокоитесь по поводу мятели, — вмѣшалась Агнеса. — Бостонкамъ мятели не страшны, мы привыкли къ нимъ. Помните, Сесиль, какъ мы съ вами еще дѣвочками катались въ саняхъ съ Биконъ-Гилля въ погоду хуже этой?

— Въ десять лѣтъ, Агнеса, можно себѣ позволить то, чего нельзя въ двадцать.

— Помилуй Богъ! Она уже говоритъ, точно почтенная мать семейства! — воскликнула Агнеса, поднимая къ небу глаза и въ комическомъ восхищеніи складывая руки. — Ну, что жъ, закутайте ее хорошенько, майоръ Линкольнъ. Приготовьте ей побольше шубъ и всякихъ плащей и одѣялъ.

Ліонель отвѣтилъ какой-то шуткой, завязался веселый разговоръ. Тѣмъ временемъ подъѣхалъ Польвартъ… Онъ былъ при всемъ парадѣ и выраженіемъ лица старался показать, что ему все извѣстно о готовящемся важномъ событіи. Пріѣздъ капнтана напомнилъ Ліонелю, что часъ уже поздній, и онъ сообщилъ другу про свой планъ.

Въ десять часовъ, Польвартъ долженъ былъ въ открытыхъ саняхъ отвезти обѣихъ дамъ въ королевскую капеллу, до которой отъ Тремонтъ-Стрита было рукой подать, а Ліонель и пасторъ должны были ихъ тамъ встрѣтить. Предложивъ изумленному капитану обратиться за дальнѣйшими справками къ Меритону, Ліонель сказалъ нѣсколько ободрительныхъ словъ Сесилит поглядѣлъ на свои часы, взялъ шляпу, одѣлся и ушелъ.

Сесиль пошла сдѣлать кое-какія перемѣны въ своемъ туалетѣ, а Польвартъ остался выспрашивать у Агнесы объясненій. Тѣмъ временемъ майоръ Линкольнъ шелъ по пустыннымъ улицамъ къ доктору богословія Ляйтерджи. Идти приходилось по глубокому снѣгу, но сильный и легкій на ходу молодой майоръ несся быстро и, дойдя до дверей пасторскаго дома, по своимъ часамъ убѣдился, что нисколько же опоздалъ.

Почтенный пасторъ сидѣлъ у себя въ кабинетѣ въ огромномъ глубокомъ креслѣ у камина. Передъ нимъ стояла кружка какого-то питья изъ сидра съ имбиремъ и всевозможными спеціями. Этимъ питьемъ онъ вознаграждалъ себя за воскресное утомленіе. Вмѣсто давечняго громаднаго, великолѣпнаго наряда на немъ была бархатная шапочка, башмаки были расшнурованы, и пятки спущены. Видно было, что человѣкъ отдыхаетъ. Около него лежала на столѣ совсѣмъ набитая, но не закуренная трубка — изъ уваженія къ ожидаемому важному гостю.

Майора Линкольна пасторъ уже зналъ немного. Вновь знакомиться не приходилось. Гость сѣлъ около пастора и молчалъ, испытывая небольшое смущеніе, а докторъ богословія смотрѣлъ на него и удивлялся, зачѣмъ бы это онъ могъ понадобиться такъ экстренно члену парламента и наслѣднику десяти тысячъ годового дохода.

Наковедъ, Ліонель собрался съ мыслями и изложилъ пастору суть дѣла. Докторъ Ляйтерджи выслушалъ съ удивленіемъ, безотчетно взялъ трубку, закурилъ ее и принялся пускать огромные клубы дыма.

— Вѣнчаться!.. Непремѣнно въ церкви!.. И уже послѣ вечерней службы! — бормоталъ онъ негромко между отдѣльными затяжками. — Разумѣется, майоръ Линкольнъ, вѣнчать своихъ прихожанъ — это одна изъ моихъ обязанностей…

— Я знаю, сэръ, что моя просьба не совсѣмъ обычна и своевременна, и потому беру на себя заботу о томъ, чтобы ваши интересы не потерпѣли ущерба.

Съ этими словами Ліонель досталъ изъ кармана туго набитый кошелекъ и деликатно выложилъ на столъ цѣлую стопку золотыхъ монетъ рядомъ съ футляромъ отъ серебряныхъ очковъ пастора, какъ бы оттѣняя этимъ разницу въ цѣнѣ того и другого металла.

Доктеръ Ляйтерджи съ серьезнымъ видомъ поклонился головой въ знакъ благодарности и незамѣтно выпустилъ дымъ въ противоположную сторону, чтобы онъ не застилалъ отъ него вида блестящаго золота. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ натянулъ пятку одного изъ своихъ башмаковъ и заботливо взглянулъ въ окно, какая погода.

— Отчего бы не совершить обрядъ на дому у мистриссъ Лечмеръ? — спросилъ онъ. — Миссъ Дайнворъ особа деликатная, въ храмѣ холодно; я боюсь, какъ бы это ей не сдѣлало вреда.

— Она желаетъ вѣнчаться непремѣнно въ храмѣ, сэръ, передъ алтаремъ. Вы понимаете, что я никакъ не могу отказать ей въ этой просьбѣ.

— Желаніе похвальное, весьма похвальное, но я полагаю, что ей извѣстна разница между храмомъ временнымъ и храмомъ духовнымъ. Въ колоніяхъ, майоръ Линкольнъ, законы о бракѣ предоставляютъ людямъ большую свободу… Скажу даже: опасную свободу.

— Но такъ какъ эти законы создали не мы съ вами и измѣнить ихъ не властны, то я надѣюсь, что вы разрѣшите мнѣ воспользоваться ими при всемъ ихъ несовершенствѣ?

— Разумѣется. Вѣнчать браки, крестить, хоронить — моя обязанность. Даже, можно сказать, главнѣйшая обязанность. Позвольте, майоръ, предложить вамъ отвѣдать этого напитка. Въ колоніяхъ мы его зовемъ «самсонъ». Лучше нѣтъ друга въ долгіе зимніе вечера.

— Напитокъ вполнѣ заслужилъ свое названіе, — сказалъ Ліонель, отпивъ немного. — Его главное свойство — страшная крѣпость.

Считая дѣло рѣшеннымъ, Ліонель сказалъ нѣсколько словъ насчетъ часа, когда пастору придется пожаловать въ церковь. Докторъ богословія сдѣлалъ еще нѣсколько возраженій по поводу вѣнчанія въ церкви, но Ліонель всѣ ихъ опровергъ. Тогда онъ заявилъ, что въ церкви всѣ огни погашены, и что церковникъ заболѣлъ, повидимому, оспой, которая свирѣпствуетъ въ городѣ.

— Я беру на себя все устроить, — сказалъ Ліонель, — у насъ времени еще почти цѣлый часъ. Церковника я вамъ найду.

Докторъ богословія вынужденъ былъ согласиться на все. Нельзя же было даромъ брать деньги, а онъ уже рѣшилъ ихъ взять.

Ліонель вышелъ на улицу, надѣясь встрѣтить какого-нибудь солдата и попросить его принять на себя обязанности церковника на полчаса. Но на улицѣ никого не было. Въ такую погоду всѣ сидѣли дома. Вдругъ онъ увидалъ человѣка, присѣвшаго у стѣны стараго магазина съ башнями, о которомъ въ этомъ разсказѣ часто упоминалось. Человѣкъ жадно глодалъ кость, которую ему кто-то удѣлидъ, должно быть, отъ своей скудной трапезы. При видѣ это-то несчастнаго Ліонель совсѣмъ забылъ, зачѣмъ онъ вышелъ на улицу, и ласково сказалъ ему:

— Здѣсь вамъ холодно утолять свой голодъ, пріятель.

Не переставая глодать кость, спрошенный отвѣчалъ съ мрачнымъ, недовольнымъ видомъ:

— Король можетъ не пустить корабли въ Бостонъ, а холода не впустить не можетъ.

— Да это Джобъ Прэй! — воскликнулъ Ліонель. — Пойдемъ со мной, юноша, я тебя накормлю лучше и дамъ погрѣться. Только скажи мнѣ сперва: твоя мать можетъ дать мнѣ фонарь?

— Въ магазинъ вамъ сегодня нельзя входить, — отвѣчалъ Джобъ рѣшительнымъ тономъ.

— A не можешь ли ты купить фонарь гдѣ-нибудь тутъ по сосѣдству?

— Можно вотъ въ этомъ домѣ,- отвѣчалъ Джобъ, указывая на окна, въ которыхъ былъ виденъ слабый свѣтъ.

— Такъ вотъ тебѣ денегъ. Сходи, купи.

Джобу, видимо, очень не хотѣлось идти.

— Ну же, иди, юноша, я не могу ни минуты ждать. A сдачу, какая будетъ, всю себѣ возьми.

— Джобъ пойдетъ, но только вы позвольте ему купить пищи для Нэбъ на остатокъ отъ этихъ денегъ.

— Да я же тебѣ сказалъ: бери, покупай, что тебѣ нужно. Я тебѣ обѣщаю, что ни ты, ни твоя мать не будете больше нуждаться ни въ одеждѣ, ни въ пищѣ.

— Джобъ голоденъ. Говорятъ, для старыхъ людей голодъ еще тяжелѣе, чѣмъ для молодыхъ. Какъ вы думаете, король знаетъ, что такое голодъ и холодъ?

— Не знаю, мой другъ, но я увѣренъ, что если бы онъ встрѣтилъ такого страдальца, какъ ты, то онъ сейчасъ же бы ему помогъ. Иди же, купи чего-нибудь съѣстного.

Черезъ нѣсколько минутъ Ліонель увидалъ, что Джобъ выходить изъ дома, въ который онъ велѣлъ ему сбѣгать, и несетъ въ рукахъ фонарь.

— Надѣюсь, что ты не забылъ купить себѣ чего-нибудь поѣсть? — спросилъ Ліонель.

— Джобъ надѣется, что онъ не схватилъ себѣ заразу, — отвѣчалъ юродивый, съ жадностью поѣдая маленькій ломтикъ хлѣба.

— Заразу? Какую заразу?

— Чуму. Въ этомъ домѣ всѣ больны чумой.

— Не оспой ли, Джобъ? Въ городѣ не чума, а оспа.

— Да. Одни ее называютъ оспой, другіе заразой, а это попросту чума. Король не впускаетъ провизію въ Бостонъ, а чумы и холода не могъ не впустить.

— Надѣюсь, что я тебя не подвелъ подъ зараженіе, Джобъ. Я не зналъ. Что ты мнѣ раньше не сказалъ? Я бы тебя не послалъ. Я бы самъ пошелъ, потому что не боюсь заразы: мнѣ оспа привита еще въ дѣтствѣ.

Джобъ ничего не отвѣтилъ. У него истощился весь запасъ мыслей по этому вопросу. Они пошли вмѣстѣ. Черезъ нѣсколько времени Джобъ спросилъ, куда они идутъ.

— Въ королевскую капеллу, — отвѣчалъ Ліонель. — Ты мнѣ будешь тамъ нуженъ.