Литературная Газета 6255 ( № 51 2009)

ПЕРМЬформанс

Первая полоса

ПЕРМЬформанс

АКТУАЛЬНО

Юрий БЕЛИКОВ, ПЕРМЬ

Согласно некоей бытующей в стенах редакции негласной традиции «ЛГ» старалась не «утяжелять» свои последние новогодние номера материалами резкими, хлёсткими, воинственными…

Однако данная история всё же сподвигла нас сделать исключение из правила. Слишком уж серьёзные, неоднозначные и остро нуждающиеся в оценке события происходили на протяжении нескольких последних месяцев в Перми. Более того, в трагическом отблеске пожара в клубе «Хромая лошадь» они, будучи впрямую никак не связаны с гибелью полутора сотен жителей города, тем не менее всё равно обрели ещё один дополнительный тяжёлый обертон.

Проект краевого министра культуры Бориса Мильграма по превращению древнего города в «культурную столицу России», который он принялся осуществлять «сугубо энергично», во многом методом кавалерийского наскока, при ближайшем участии видного столичного галериста и политтехнолога Марата Гельмана вызвал в обществе реакцию достаточно бурную. Многие, в особенности из числа людей, живущих за пределами края, эффектно звучащую идею поддержали. Но подавляющее большинство представителей творческой общественности региона восприняли её, прямо скажем, в штыки.

Предлагая сегодня на ваш суд «субъективные заметки» одного из «партии несогласных» – пермского поэта, нашего постоянного автора Юрия Беликова, мы – верные ещё одной нашей традиции – приглашаем выступить на страницах «ЛГ» адептов и закопёрщиков с противоположного фронта пермского культурного противостояния.

Но это произойдёт уже в будущем году.

ГЕЛЬМАН КАК ПРЕДЧУВСТВИЕ

«Берм!» – в ужасе восклицали рогатые варяги-викинги, когда достигали здешних мест. Что означало «дальняя земля», «край света». Это восклицание стало паролем, переброшенным через толщу веков. «PERMM!» – слышат дремучие первопроходцы отзыв, исходящий из уст нынешнего носителя варяжьих рогов. Именно так, на латинский манер, не без фонетической издёвки, и нарёк галерист Марат Гельман Музей современного искусства, что причалил в одночасье, аки обветренная ладья праотцов, к пристани Речного вокзала в Перми. Причалил, дабы расположиться на том самом Речном вокзале, по коему гуляли сквозняки банкротства и ничейности. Вот только на месте «края света» теперь маячило совсем иное предначертание.

Никакой это не «край света» и даже не столица Пермского края, как, скажем, Красноярск – Красноярского, а, представьте себе, «культурная столица России»!

Таковой во всеуслышание провозгласил Пермь на недавнем экономическом форуме, проходившем на берегах Камы, соушкуйник Гельмана, краевой министр культуры Борис Мильграм. Однако с первоисточником – никакого противоречия. Что «Берм!», то и PERMM. Всё равно край света. Даже на заре третьего тысячелетия. Тут до Гельмана с Мильграмом был пустырь. Одни пермские боги в художественной галерее – эхообразные идолы, отсылающие к временам крещения «края света» Стефаном Великопермским. А сейчас Пермь, как заметил сам Гельман в московском клубе «Сноб», «город, ещё вчера известный только тем, что там ГУЛАГ, бла-бла, вдруг преобразился».

Более всего пермяков переклинило этим мимоходным «бла-бла». Варяжьи рога новоиспечённого директора начали так угрожающе разветвляться, что за ними не стало видно вполне милых ушей. А ведь именно уши – наиболее выдающаяся часть нашего главного героя. Ежели приглядеться, они везде – в прошлом и настоящем: в коридорах ли Останкино, на токовище ли СПС, в зазоре ли между Глазьевым и Рогозиным, в хате ли Виктора Януковича, в Министерстве ли культуры Пермского края, в Общественной ли палате…

Пермь – это рискованные полёты на «Блерио» над камскими просторами начала ХХ века одного из первых русских авиаторов Василия Каменского, автора «железобетонных поэм» и ёрнического фаллоса на дверях своего футуристического дома в селе Троица (чем вам не пример актуального искусства за сто лет до его насаждения в Перми?). Это Александр Грин (тогда ещё Саша Гриневский), рассказывающий в пермской чащобе сказки лесорубу Илье и, как явствует его «Автобиографическая повесть», почувствовавший себя в тот миг сочинителем. Это – Ленинградский Кировский театр в годы Великой Отечественной, прививший городу ростки его будущей балетной славы. Это подросток Игорь Виноградов, сын секретаря обкома КПСС, бегавший на выступления Галины Улановой и Татьяны Вечесловой и в художественную галерею – поглазеть на тех самых пермских богов и ещё не ведавший, что станет сподвижником Александра Твардовского в «Новом мире» и годы спустя – Владимира Максимова в «Континенте», а ныне – главным его редактором. Пермь – это эвакуационный взлёт Вениамина Каверина и Юрия Тынянова, дописывавших здесь один – «Двух капитанов», другой – «Пушкина». Это Арам Хачатурян, тогда же в этом городе создавший балет «Гаянэ», а Сергей Прокофьев – «Золушку». Это детский писатель Виталий Бианки и роковая Лиля Брик, сотворившая в ту пору и выпустившая в местном книжном издательстве своего «Щена». Пермь – это детдом в деревне Чёрной, где был укрыт от военного лиха будущий народный артист России Михаил Козаков. Это Борис Вахтин, сын писательницы Веры Пановой, ещё не предугадывавший в себе, ребёнке, одного из авторов грядущего альманаха «МетрОполь». Конечно, не пермские. Конечно, прибывшие. Но бросьте в того камень, кто назовёт их варягами!

Да, Пермь – ГУЛАГ, на чью проволоку крепится и крушение «боинга», и кража века в лице инкассатора Шурмана, и кипящий горящим пластиком ночной клуб «Хромая лошадь». Но Пермь – ещё и крещендо державы, потому что здесь был сбережён генофонд страны, иссечённой и иссушённой войной. На этом обстоятельстве мало кто настаивал, но нам оно ещё понадобится, чтобы уяснить причину гражданской активности по-пермски, отразившейся в идущем противостоянии многих сторон и лиц.

КОГДА СРАБОТАЛО КРЕЩЕНДО

– Когда Гельман объявился в Перми, а было это в 2008 году, – восстанавливает ход событий председатель Пермского Союза художников Равиль Исмагилов, – его идею создать в бывшем здании Речного вокзала Музей современного искусства пермские художники восприняли поначалу спокойно. Ну устроил здесь две выставки – «Русское бедное» и «Евангельский проект». Ну отвалило ему пермское землячество в Москве Строгановскую премию в размере 10 тысяч долларов за вклад в развитие культуры Пермского края, что само по себе странновато, потому что эти выставки никакого отношения к Пермскому краю не имели. А что касается «развития», то оно, на мой взгляд, состоялось с точностью до наоборот. Отрицательная же реакция и активное противление с нашей стороны возникли после того, как Гельман вмешался в формирование выставки «Большая Волга», которая должна была пройти в Москве и в которой традиционно участвуют художники 14 городов Приволжского федерального округа. Борис Мильграм, только что заступивший на должность министра, решил, что работы на эту выставку будет отбирать Марат Гельман. Вот тут мы и встали на дыбы! Испокон веку, пока существует Союз художников, выставки формировало его правление. Кому лучше знать художественную ситуацию в крае, как не нам? А тут приехал из Москвы Гельман, никогда здесь доселе не бывавший, и он ещё начнёт судить-рядить? Я тогда сказал Мильграму, что выставку мы будем делать сами. Он в ответ: «Сами её и оплачивайте. Денег мы вам не дадим! Кто платит деньги, тот выставку и формирует».

Дальнейшие события развивались так. Гельман вбивает политтехнологический клин между пермскими художниками: по наводке объезжает мастерские пяти членов союза (а их 139) и «сколачивает» выставку из картин «объезженных». Мильграм с получившим благословение списком едет на заседание экспертной комиссии в Нижний Новгород, где, собственно, и накапливается весь будущий арсенал «Большой Волги». Там ему дают понять, что «выставка пяти» им не нужна – Пермский край должен быть представлен как можно шире. Одновременно нижегородцы просят оставшихся за варяжьим бортом пермяков: «Изыщите средства и приезжайте!» Исмагилов обращается к спонсорам. Они находятся. Пермский Союз художников отправляет работы на «Большую Волгу» через голову Мильграма. И когда «гельманоиды» (а теперь в Перми только так, а не иначе, кличут приверженцев Гельмана) собираются с «альтернативной» выставкой на «Большую Волгу», там им отвечают вполне определённо: «Нет места». Мильграм пишет в прессе, что Исмагилов хочет сделать пиар на конфликте с краевым Министерством культуры, а Гельман утверждает, что Союз художников вообще организация ненужная, да и высшее художественное образование якобы ни к чему – только преподавать в четвёртых классах рисование.

Кто такой Мильграм? Сначала пермяк, потом – житель Белокаменной, где ищет себя в театральной режиссуре, затем – снова пермяк, получивший приглашение в худруки Пермского театра драмы, который по приезде он, словно причудливый портной, перелицовывает в Театр-Театр. Местный люд недоумевает и начинает заикаться. Актёры Театра-Театра пускают в оборот поговорку: «Пойдём в буфет-буфет!» Но губернатор Олег Чиркунов вскоре озаряется идеей, что опыт Театра-Театра следует перенести на всё культурное пространство края и предлагает Мильграму кресло министра. Знакомясь с новым министром, Равиль Исмагилов без всякой задней мысли демонстрирует альбом, изданный Союзом художников. Мильграм листает его и спрашивает: «Отчего здесь не представлено Министерство культуры края?» – «Извини, – говорит председатель, – твоего портрета здесь нет потому, что, когда ты заступил на свой пост, альбом был уже свёрстан». «Хорошо, – продолжает министр, – тогда почему на первой странице нет «шапки» нашего министерства?» – «Она дана на третьей странице», – уточняет Равиль. «Почему не на первой?!» – окончательно входит в роль министра подлинный театрал. Исмагилов поясняет: «Это же делал дизайнер – он счёл, что так будет лучше». – «Так вот, – замечает окончательный министр, – теперь иди и у дизайнера деньги проси – ко мне можешь больше не приходить!» И захлопывает перед носом художника дверь.

– Хамская организация! – выжжет клеймо в присутствии свидетелей министр культуры, побывав впоследствии на выставке Пермского Союза художников, приуроченной к его 70-летию. На этом публичные жесты реформатора культурного пространства не исчерпаются. В День работника культуры, на празднование которого в том числе съедутся в Пермь из сельской глубинки святые люди нашего смутного времени – библиотекари и служители клубов, Мильграм вместо того, чтобы вручить им почётные грамоты и ободрить, окинет «понаехавших» снисходительным взором и горделиво удалится на «зовы новых губ». И уже в другом месте, на пресс-конференции, скажет, что увиденное им полчаса назад повергло его в уныние, потому что очам мессии, оказывается, предстала замшелая публика. Быть может, гению-гению это и позволительно, но только не министру-министру.

Пермское общество взорвалось. Вот когда сработало то самое тайное крещендо города – генофонд страны, который в своё время усилил Пермь, а Пермь, в свою очередь, усилила генофонд. На призыв краевой газеты «Звезда», опубликовавшей обращение художников к творческим людям, в Дом журналистов слитными рядами двинулись кроме самих живописцев и графиков писатели и кинематографисты, архитекторы и театралы, музыканты и библиотекари. Их словно звала за собой музыка Сергея Прокофьева и Арама Хачатуряна, вдохновляли герои Вениамина Каверина и Александра Грина – всех тех, кто вошёл в ноосферу Перми, включая выстрадавшего здесь «Пастуха и пастушку» прозаика Виктора Астафьева и испившего свою «Чашу» поэта Алексея Решетова. Казалось, именно волею того подспудного смотра сил и было провозглашено создание в Перми Конгресса интеллигенции, от имени которого составлено письмо губернатору с требованием снять Бориса Мильграма с должности министра.

ВОКЗАЛ… ПОЧТА И ТЕЛЕГРАФ?

Когда-то я ходил на Речной вокзал «искать безобразное». Я был студентом филфака Пермского госуниверситета, само собой писал стихи, и мне казалось, что если в них не вторгнется какая-то донная жизнь, о которой я только подозреваю, то и стихи не обретут тяжкую правдоподобность намокшей древесины. Я покупал в буфете Речного стакан серого какао и сыпучий коржик, всматривался в заполненные ряды зала ожидания, пока не ощущал жадный перехват чьего-то взгляда. Я оставлял какао и коржик, отходил в сторону, чтобы вполоборота увидеть, как замызганный мужичонка или старушка с восковым личиком кидались к добыче. А за высокими окнами вокзала проплывали белоснежные теплоходы.

Так что «Русское бедное» я наблюдал уже с середины 70-х годов прошлого века. Но… тогда его нужно было подстеречь, оно не бросалось в глаза, как в 90-е и как сейчас. При дефиците богатого был дефицит бедного. А ныне? В глаза бросается и богатое, и бедное. А «Русское бедное» (о ирония судьбы!) – ещё и со стен того самого Речного вокзала. Под видом актуального искусства, когда картон и скотч выступают в роли материи, могущей преобразиться в «шедевр».

С равновеликой тоскою я ищу сегодня прекрасное. Озираюсь. Оно стало таким же редким, как белоснежные теплоходы на Каме. Со-чувствую Блоку: «В кабаках, в переулках, в извивах, В электрическом сне наяву Я искал бесконечно красивых И бессмертно влюблённых в молву». Где ж их теперь найдёшь, «бесконечно красивых»? Вот почему выставку «Русское бедное», учинённую в Перми Маратом Гельманом, я воспринял как то, от чего бы хотел внутренне избавиться, изгнать из жизни и собственного творчества, когда от перегруза безобразного намокшая древесина становится топляком. Но я – человек обочины. И посему не могу расписываться за всех.

Что же касается всех, то следует признать: после обильной «промы» пермяки на выставке были. «И то, что культурное сообщество города всколыхнулось, – хорошо! – отвечает мне на вопрос по поводу «актуальной экспансии» мэр Перми Игорь Шубин. – Просто люди очнулись от спячки и поняли, что если они сегодня не проявят себя в культуре, то за них это сделают другие». Ну да, концептуалисты разбудили Гельмана, Гельман развернул революционную агитацию.

– Но мы должны помнить одну вещь, – делится со мной информацией обозреватель «Звезды» Василий Бубнов. – Когда Гельман объявился в нашем городе, разговор ведь шёл о создании музея как коммерческой, а не бюджетной идее. Её поддержал сенатор от Пермского края москвич Сергей Гордеев, на личные средства которого и была проведена эта выставка. Собственно, автор «Русского бедного» – он. Гордеев понимал: бедных туземцев обижать негоже и в краевой бюджет лезть нельзя. Видимо, как человек, имеющий совесть, он одному из моих знакомых говорил о том, что чувствует за собой некую вину перед Пермью, потому что рассчитывал в своих замыслах на привлечение со стороны города спонсорских денег. А теперь и реконструкция здания Речного вокзала, на которую уже выделено 165 миллионов рублей, и ежегодное содержание самого музея (90 миллионов), – лягут тяжким бременем на бюджет края.

К этому стоит добавить, что за весьма короткий, как скок воробья, срок в Перми (и стало быть, в Москве) была проведена работа, которая в обычных условиях занимает годы: перевод федеральной собственности, каковой являлся Речной вокзал, в краевую. Вокзал… Почта и телеграф? Что-то это до боли напоминает.

Впрочем, Гельман – рейдер необычный. Что ему квадратные метры?! Он претендует на большее – территорию культуры, культурную столицу России, смену матрицы сознания. А посему в ход уже идёт Библия. Помните: «В начале было…»? Я уже сам стал путаться, что же вначале было. Но именно пристёгивание библейского текста к фотографиям из Интернета и новостных лент и вошло в основу очередного действа неугомонного галериста, представившего в Перми выставку Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой «Евангельский проект». Как вам нарочито укрупнённые ступни повешенного иракского диссидента, под которыми – букашечные головы посетителей? Щербатые бомжи и переколотые наркоманы? А вот и пущенная внизу цитата из Священного Писания: «И кто примет одно такое дитя во имя Моё, тот Меня принимает».

– Какой же ад в душе того, кто это сотворил! – молвил побывавший на выставке архиепископ Пермский и Соликамский Иринарх. А мне почему-то вспомнились… я сам и мои друзья образца 1989 года. И «Дети Стронция», литературное приложение к газете «Молодая гвардия», которое мы тогда выпускали. Это было нечто напоминающее «Евангельский проект», только к жёстким, эпатажно-коммунальным фотоснимкам добавлялись стихи Александра Ерёменко, Владимира Тучкова, Евгения Степанова, Бориса Викторова, проза Нины Горлановой, Александра Верникова, Владимира Киршина, Марины Крашенинниковой…

– С той лишь разницей, что это происходило 20 лет назад и мы ходили по лезвию бритвы, а «Детей стронция» обсуждало специальное бюро Пермского обкома КПСС, – правит руль моих воспоминаний поэт Владислав Дрожащих, ещё одно повзрослевшее «дитя». И добавляет: – А то, что сегодня делает Гельман и его команда, лично для них безопасно, потому что актуальное искусство, которое на самом деле во всём мире за ненадобностью отмирает, в России стало, во-первых, коммерцией, а во-вторых, – «генеральной линией партии»…

ОРУДИЯ ПО ВЫЗОВУ

«Генеральная линия партии» – чётко, никуда не сворачивая, лишь победно миновав попранные рубежи художественного пространства Перми, устремилась к новым высотам: в «культурной столице России» с большой помпой прошёл международный фестиваль поэзии «СловоNova». Уже само название (смесь русского с латиницей) напоминает одну из героинь недавнего телефильма Владимира Хотиненко «1612», показанного к дню изгнания из Москвы иноземцев Смутного времени. «СловоNova» – ни дать ни взять царская дочка Ксения Годунова, говорящая по-русски, а молящаяся на латинице. Как вы помните, её по полной программе использует польский авантюрист, намеревающийся сесть на русский престол.

Не того ли добиваются и нынешние пользователи поэзии – Станислав Львовский, столичный куратор фестиваля, представленный на пресс-конференции арт-директором театра «Сцена-Молот» (ещё одно пермское детище Гельмана) Эдуардом Бояковым как «ведущий российский поэт», сам Бояков и примкнувшая к ним Марина… (чуть не вывела рука «Мнишек») Абашева, профессор кафедры новейшей русской литературы Пермского педуниверситета. Собственно, они-то – основные закопёрщики. Ах да, забыли Марата Гельмана, занимающегося, как выяснилось, не только политическим, но и поэтическим консультированием.

Кого же привезли в PERMM устроители? Льва Рубинштейна, Михаила Айзенберга, Линор Горалик, Сергея Гандлевского, Бориса Херсонского, Юлия Гуголева, Евгению Лавут, Мирослава Немирова, Тимура Кибирова, Фёдора Сваровского, Елену Фанайлову…

– Фестиваль приходит в наш город на подготовленную почву, – отрапортовала на пресс-конференции Марина Абашева. – Половина авторов, участвующих в «СловоNova», бывали здесь в 90-х и в начале 2000-х по приглашению фонда «Юрятин». Это Сергей Гандлевский, Тимур Кибиров, Лев Рубинштейн, Михаил Айзенберг…

Так когда-то, чтобы взять осаждённую, но не сдающуюся крепость, засылали в неё лазутчиков, которые посулами да подкупом находили среди защитников не твёрдых в вере людишек и с помощью оных устраивали подкоп или пролом в крепостной стене. Как часовой механизм, «юрятинский» пролом сработал через время. И вот уже во взятых без боя студенческих аудиториях упомянутого педуниверситета читает лекции «вавилонский» посланник Дмитрий Кузьмин и распевает «Песни детства, вошедшие в мою кровь на скорости 78 оборотов в минуту» Лев Рубинштейн, а в общественном транспорте развешаны презентабельные плакаты, озаглавленные «Стихи, без которых нельзя обойтись», где, к примеру, обозначено: Линор Горалик. А далее – образчик:

Орудие Твоё идёт домой,

волочит за руку Орудие Твоё,

Орудие Твоё их ждёт,

расставив миски.

Орудие Орудью в коридоре

едва кивает,

отдаёт пакеты,

Орудие Орудию молчит.

Немного позже, после пива,

Орудие Орудию кричит:

«Исчадие!»…

Помолчим и мы, ибо здесь, собственно, всё уже сказано. Между тем, когда визитёры от актуальной поэзии готовили прибытие в Пермь «СловоНоева» ковчега, из всех медийных щелей торжественно звучало, дескать, «СловоNova» «представит небывало полную картину того, что происходит сегодня в русской поэзии». Но даже человеку неискушённому ясно: приехали представители одной тусовки, впрочем, хорошо это осознающей, а посему ничтоже сумняшеся пускающей в качестве прикрытия пыль в глаза жителям «края света»: «В Перми пройдёт самый масштабный и представительный фестиваль современной поэзии за пределами российских столиц…» Ой ли?.. Как участник Международного фестиваля поэзии на Байкале, который на протяжении нескольких лет проводил в Иркутске ныне покойный поэт Анатолий Кобенков, могу засвидетельствовать: вот там-то сходились действительно поэты самых разных школ и направлений: Евгений Евтушенко и Юрий Кублановский, Александр Кушнер и Олег Хлебников, Игорь Шкляревский и Евгений Рейн, Олег Чухонцев и Равиль Бухараев, Анна Павловская и Санджар Янышев, Лидия Григорьева и Лариса Щиголь, Михаил Вишняков и Евгений Чигрин, Сергей Кузнечихин и Владимир Берязев… Да всех не перечислишь. Посланцы разных национальностей и жители разных городов – от Красноярска–Новосибирска до Лондона–Мюнхена. Впрочем, Эдуард Бояков упорствует в своём облагодетельствовании PERMM:

– Ни одному городу такое счастье не сваливалось!..

– Глухую подсунули! Есть такая шутка в одном фильме, – говорит мне Надежда Гашева, многолетний редактор Пермского книжного издательства, чей профессиональный авторитет в оценке отечественной поэзии известен далеко за пределами Перми и Урала, – человеку подсунули девушку, которую до сей поры ему не показывали и он женился на ней, а оказалось, что она глухая. Я всегда вспоминаю эту фразу, когда люди не слышат своей речи. Ну что это за «СловоNova»?! Что за прыжки и гримасы? Мимо тёщиного дома я без шуток не хожу? Судя по всему, у господ, которые это проводят, представление, как у цыплят, что вчера в крапиве вывелись: до них, дескать, ничего не было. Кстати, я давно это замечаю за командой Гельмана и вообще за москвичами, которые сюда приехали. Пора сказать со всей определённостью: это люди, осуществляющие рейдерский захват территории культуры Пермского края.

Ощущение, что те, кто создаёт и поддерживает миф о Перми как потенциальной культурной столице России, живут в неком иллюзорном, саморастянувшемся пузыре, который, кажется, громко лопнул после того, как вся страна оделась в траур по заживо сгоревшим и задохнувшимся от угарного газа в ночном клубе «Хромая лошадь».

– «Культурный пузырь» – это необоснованное наращивание веса культуры в региональном пространстве с целью привлечения под этот фиктивный вес денежных средств, – даёт мне чёткую формулировку происходящего председатель Пермской гражданской палаты Игорь Аверкиев. И заглядывает в недалёкое будущее: – Но культурной столицы не получится, поскольку ресурса ни федерального, ни тем более местного для строительства таковой просто не найти, и Пермь останется с имиджем Нью-Васюков, которым дали деньги на подкормку актуального искусства.

– Раньше у нас был соцреализм, а сейчас – актуальное искусство, – проводит параллель драматург Ксения Гашева. – И давайте сейчас всё скопом запретим, что относится к разряду неактуального. А неактуальным сегодня в Перми может оказаться что угодно: пермские боги, Дягилевский центр, творческие союзы, библиотеки, издательское дело, Фестиваль памяти Виктора Астафьева. Всё можно объявить неактуальным, при этом не объясняя народу, что же такое актуальное…

Впрочем, у входа на бывший Речной вокзал, как тяжёлый, утвердительный символ единственно верного и генерального, высятся по краям дороги работы одного из кумиров нынешнего вектора жизни – московского скульптора Николая Полисского: могущественные столбы, на верху которых – деревянные орлы и булавы. Говорят, эта композиция носит название «Граница Российской империи». А мне и кругу моих единомышленников она напоминает римскую дорогу, подавление восстания Спартака, торжество завоевателей над усмирёнными рабами. Пусть так. Однако вот «Ощущение Перми белой ночью» 22-летней поэтессы Анны Пепеляевой, по которому стоило бы сверить собственные ощущения и варягам, и пермякам:

Древний город живёт,

незаметный вульгарному глазу,

И дрожит, и звучит,

неподвластный вульгарному слуху.

Слышите: «незаметный» и «неподвластный»!

24.12.2009 11:32:13 - Михаил Михайлович Митяев пишет:

АПОЛОГИЯ МЕРЗОСТИ

Когда всё поставлено с ног на голову, то падение в пропасть представляется восхождением к вершинам. Все эти гельминты, насаждающие псевдоискусство имеют вполне определенную цель: вытравить национальные корни искусства. Может быть, размазывание грязи по холсту и прибыльное дело, но к ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОМУ искусству, к ЖИВОПИСИ оно не имеет никакого отношения. А что если всех этих гельманов и мильграмов наказывать (вернее, восстанавливать справедливость) самым понятным им способом: взыскивая ЛИЧНО ИЗ ИХ КАРМАНА затраченные средства.

24.12.2009 11:04:37 - Наталья Юрьевна Резник пишет:

Так ведь Анна Пепеляева тоже вполне успешно выступала на фестивале Слово Nova. Тогда это не лучший пример противопоставления армии поэтов Гельмана.

23.12.2009 21:40:12 - Елена Николаевна Крюкова пишет:

актуальное искусство

Расслоение все виднее. Водораздел все безусловнее. Почему? Неискусство научилось удивительно, изощренно, утонченно прикидываться искусством. Удивительно модное словечко "актуальный". В его тени прячется словцо "элитарный". ...раньше вместо "актуальный" говорили - "народный". И больше стыдились - мастера! - хоть намека на дилетантизм. А сейчас настало время дилетантов. Выдать за искусство можно все. Ибо язык искусства - символ-знак. Вся тайна, вся разгадка - в насыщении символа, в наполнении его. Есть Дух Святой, одушевляющий произведение о любых безбожниках, отверженных, о любом человеческом, социальном дне; и есть позолота, кладущаяся на шматок грязи. Это не значит, что в современном искусстве нет личностей, нет открытий, нет сильных, мощных созданий творческой мысли. Они есть! Но - "судьи кто"? Все поделилось на "круги", "кружки" и "кружочки". Раздробилось. Идейно; образно; политически; тусовочно (простите за жуткое это слово). Настоящему художнику тусовки не нужны. Он просто работает. И показывает иногда публике наработанное. Но разъяты связи, и разбито пространство. И все же любой художник до самой смерти своей верит в то, что он нужен будет своему народу. Народу - а не обеспеченной деньгами тусовке.

23.12.2009 18:05:54 - Семен Минеев пишет:

Печально я гляжу...

Юрий, вы правы! Всюду культура подменяется псевдокультурой псевдодеятелями, дорвавшимися до кормушки... Одна надежда, что Пермь переносла многое, выдержит и это...