Казачья гавань



Общество

Казачья гавань

...И ДЫМ ОТЕЧЕСТВА

Александр СТАРЫХ, ОРЕНБУРГ



В Вязовке, что в полусотне километров от Оренбурга, главная улица – Атаманская. Жители этого села отличаются весёлым нравом и приветливостью. А самый большой жизнелюб и выдумщик живёт в конце улицы. На вопрос «Как найти Мастрюкова?» жители отвечают: «Езжайте до конца Атаманской, там дом такой… с этими…» И обычно крутят в воздухе ладонями с растопыренными пальцами, изображая нечто необыкновенное.

Конец улицы – не конец судьбы, и на ней всегда есть место подвигу, празднику или ежедневному сопротивлению рутине, скуке и серости жизни. Усадьбу Михаила Петровича окружает колоритный забор из неошкуренного горбыля вперемешку с кольями в виде копий. На воротах, увенчанных конской головой, вывеска: «Казачья гавань».


Всё сулит нескучную встречу.




Ворота открывает бородатый хозяин в казачьей форме – живой и подвижный, с ясными голубыми глазами. За его спиной в раскрытом створе возвышается величественный (почти в натуральную величину!) парусный фрегат. «Паллада» – написано на его борту. Что это – дань мечтательного сельского рукодельца известному литературному произведению?


– Почему «Паллада»? – спрашиваю Михаила Петровича.


– Потому что я участвовал в подъёме этого фрегата со дна Императорской гавани. В 1957-м водил на это место водолазный катер с продуктами, снаряжением и людьми.


В десяти метрах от парусника, тесня к оврагу садовые насаждения и грядки, на огороде разлеглась огромная подводная лодка.


– Готовлюсь к погружению, – шутит Михаил Петрович. – Дом совсем старый, рушится. На следующий год закончу строительство и переберусь сюда.


Махина из дерева и металла, судя по всему, займёт ещё метров двадцать мастрюковского угодья: нет пока на ней стабилизаторов и винтов, которые сделают подводную лодку неотличимой от настоящей. Но уже сейчас у неё есть имя: «Адмирал Колчак» – в знак преклонения оренбургского казака перед легендарной исторической личностью.


Когда в гости на необыкновенное подворье Мастрюкова приезжают школьники из Оренбурга и окрестных районных школ, хозяин неизменно начинает экскурсию с торжественного поднятия флага. Девочки и мальчики строятся в шеренги, и Мастрюков командует:


– Смирно! Равнение на флаг!


И на мачте взвивается настоящий Андреевский стяг, полученный, как уверяет морской волк и степной казак, с самого крейсера «Георгий Победоносец». Дети сразу понимают: всё, что видят они на этом дворе, – совсем не чудачество.




Прежде чем начинать морскую экскурсию, Михаил Петрович заводит ребят в большую высокую ярангу, построенную им прямо на входе в «Казачью гавань».


– Идите поклонитесь Великому Чукче, – говорит он.


И опять сразу не поймёшь: шутит или всерьёз предлагает.


Внутри чукотского жилища – место для костра с чайником, низкие скамеечки, на стенах небогатые украшения – репродукции картин и домотканые коврики.


В такой яранге, только попроще, сооружённой из лапника и других подручных средств, среди северных болот и лесов, вдалеке от цивилизации, в 1935 году родился и сам Мастрюков. Пять лет детства прошли в чукотском жилище. Потом отец-умелец почти голыми руками соорудил из сухостоя избушку.


Позже, побродив по необыкновенному музею, понимаешь, что он ещё и памятник Михаила Петровича своей судьбе. Несмотря на всю тяжесть выпавших на его долю испытаний, увековечил он тем не менее не столько трагедию отдельной семьи, сколько – бытие государства в своей собственной биографии, не обиды и болячки, а гордость за Отечество, смешанную, увы, как это часто случается в нашей истории, с горечью и грустью.


– Предки мои родом из Тамбовской губернии, – рассказывает Михаил Петрович о своей родословной. – Переселили их в Оренбургский край, в Сакмару, ещё при губернаторе Перовском. Насильно заставили вступить в казаки. Прапрапрадед мой Митрофан Фёдорович сопротивлялся – так его плетьми пороли!


Велели переселенцам сеять пшеницу, уродилась она в первый же год на славу. А куда девать? Поехал Митрофан искать место под мельницу. Построили её на маленькой, но сильной речке Космарке, что в Сакмару впадает. На ту мельницу до самой революции казаки на повозках со станиц зерно молоть возили.


В революцию обоих моих дедов – по отцовской и материнской линии – расстреляли как зажиточных эксплуататоров. А в тридцатом году вместе с другими семьями отправили по этапу в Усть-Вымьлаг в Коми АССР и отца с матерью. Детишки, которых с родителями повезли в болота и леса, от той жизни все поумирали. Да и две трети сосланных взрослых погибли. А я родился там и потому акклиматизировался. Когда подрос, выпустили из колонии – поучиться, окончить школу.


Отца реабилитировали после смерти Сталина, тогда мы и вернулись в Оренбуржье. Было мне в ту пору девятнадцать, и я загремел служить на флот. Носить моряцкую форму пришлось пять лет, потому что Хрущёв провёл большое сокращение армии и людей не хватало.


Служил на Тихоокеанском флоте, в Советской (бывшей Императорской) гавани и во Владивостоке. Экипажей было мало, пришлось ходить на разных кораблях – на интернированном японском эсминце, на американском тральщике и даже на подводной лодке. Гонял я корабли в Китай и другие места, побывал на месте гибели «Варяга».


Отсюда и морская тематика в моём огороде. Море такая стихия – однажды захватит и уже никогда не отпускает…

Фрегат «Паллада» в отличие от настоящего корабля имеет в днище, ниже ватерлинии, деревянную дверь с висячим замком, за которой находится морской музей. В помещении на входе – хозчасть с канатами, сетями, фонарями, посудой, рындой – корабельным колоколом, в который надо ударить, и тогда точно почувствуешь себя на настоящем корабле.


Есть здесь даже пиратский уголок с обязательным для него «Весёлым Роджером» и «бочонком рома».


Здесь хранятся портреты знаменитых флотоводцев, предметы морского быта, образцы формы, среди которых парадный китель самого Мастрюкова с погонами капитан-лейтенанта и даже матросская гимнастёрка с погибшей подлодки «Курск». Истории подводной лодки, как и знаменитому крейсеру «Варяг», Михаил Петрович уделил особое внимание. Он изготовил точные копии корабля и субмарин – от самой первой, изобретённой ещё при Петре I крестьянином Никоновым, до знаменитой «С-13» Александра Маринеско, уничтожившей тысячи гитлеровцев. Когда «спустят на воду» огородную подводную лодку, в неё переедет соответствующая экспозиция музея.

В Вязовке Оренбургского района Мастрюков живёт последние двадцать лет. В молодости после службы окончил Оренбургский железнодорожный техникум, по распределению работал в Семипалатинске, потом одиннадцать лет в Новотроицке. Параллельно учился в Ташкентском институте железнодорожного транспорта. Был главным инженером локомотивного депо, инструктором по вождению локомотивов – в начале 70-х переводил поезда с паровозной на тепловозную тягу. Преподавал в Новотроицке и Оренбурге.


В Новотроицком строительном техникуме Михаил Петрович смастерил свой первый действующий макет – трактор К-700 с дистанционным управлением. Потом были модели шагающего экскаватора, первого паровоза, пришедшего в Оренбург в 1876 году, тепловозов и другой железнодорожной техники, в точности копировавшие оригиналы и потому ставшие прекрасными наглядными пособиями для учащихся.


На вопрос, почему бы «Казачьей гавани» не стать филиалом областного музея, Михаил Петрович оживляется:


– Это было бы здорово! Может, финансы бы подкинули, я бы в доме паровое отопление сделал, избу подправил… У нас ведь в музеях что – прялки да горшки… А я бы ребят сельских ещё и рукодельничать научил!


Удивительно, но никто такого предложения Мастрюкову до сих пор не делал. Причём знают о нём многие и везут сюда гостей со всех волостей и даже иностранцев – поудивлять и погордиться: мол, вот какое чудо есть у нас в Оренбуржье. Только за день до нас два автобуса школьников из областного центра приезжали. Идут автобусы, едут автомобили, но никому не приходит в голову помочь необыкновенному бессребренику в его необыкновенном деле.


А то, что Михаил Петрович научил бы ребятишек местных и родину любить, и рукодельничать, – несомненно. Ведь Мастрюков не только макеты делать мастер. В хозяйстве целый парк сельхозмашин, созданных его руками. Есть здесь даже единственный в мире, как утверждает вязовский Кулибин, одноколёсный роторный трактор ТОР-12, изобретение которого подтверждено патентом.


А ещё крутятся на огороде ветряки с крыльями из половинок старых железных бочек, укреплённых на вертикальной оси.


– Наращивать такую конструкцию можно хоть до неба, – говорит Мастрюков, – чем выше, тем мощнее машина, тем больше энергии она будет вырабатывать…


Такой ветряк, например, в тундре с её постоянными ветрами будет давать электричество. А в Оренбуржье поить скот в степи, чтобы не пили коровы жарким летом из грязных луж – от этого молоко плохого качества становится. Да мало ли где можно использовать энергию, вырабатываемую копеечным по стоимости агрегатом!


Уже после поездки к Мастрюкову рассказали мне такой случай. На Новый год это было. Два очень зажиточных, прямо скажем, но неглупых при этом товарища философски заспорили о том, остался ли в наше новое время хоть один человек, который делает что-нибудь полезное, не думая о деньгах. Пессимизм и грусть разъедали душу одного из них, и тогда другой посадил его в автомобиль и повёз в Вязовку. Через полчаса они уже стояли у забора на Атаманской улице. На фоне ночного неба фрегат выглядел сказочно красиво. На его мачтах с распущенными парусами вспыхивали разноцветные лампочки. Сверкала и переливалась огнями разнаряженная ёлка, которую крутил и обеспечивал энергией ветряк. Другой ветряк вертел карусель с весёлыми деревенскими ребятишками и освещал сказочные ледяные фигурки, которые Мастрюков целую неделю вырубал тяпкой и казацкой шашкой.










Загрузка...