Лукавые истории из жизни знаменитых людей

В один прекрасный день 1761 года дворянин из свиты принца Конти маркиз Дави де ля Пайетри, уехавший на Гаити, разочаровавшись в любви, привел к себе в дом красивую ма­ленькую черную рабыню и, поцеловав ее, спросил:

— Как тебя зовут, малышка?

— Луиза-Сезетта Дюма,— ответила она на ломаном фран­цузском языке.

Девять месяцев спустя молодая негритянка произвела на свет мальчика, которого нарекли Томас-Александр.

В 1780 году Луиза-Сезетта умерла, и маркиз возвратился во Францию вместе с сыном-мулатом, у которого были курчавые волосы и единственная мечта — стать солдатом.

— Поступай, как знаешь,— сказал ему отец,— но человек, носящий имя Дави де ля Пайетри, не может быть простым солдатом. Возьми себе другое имя.

— Я возьму фамилию матери и буду отныне Томасом-Александром Дюма,— ответил молодой человек.

Сын Луизы-Сезетты быстро продвинулся по службе и в 1793 году стал дивизионным генералом. Он был незаурядной личностью. Всех поражала его физическая сила. Он с легкостью удерживал на вытянутой руке ружье, вставив в дуло палец. Обхватив ногами лошадь, он подтягивался вместе с ней на перекладине на учебном плацу.

Устав от тягот походной жизни, Дюма — успевший женить­ся между двумя сражениями — обосновался вместе с женой в Вилле-Котре. В 1802 году мадам Дюма подарила ему сына, которого, естественно, назвали Александром.

С первых же дней стало ясно, что сын достоин своего отца. На второй день после рождения он совершил мало кому доступ­ный подвиг, пустив струю над головой.

Прошли годы. Генерал почил в бозе, а мадам Дюма, остав­шись без средств к существованию и волнуясь о будущем сына, сказала ему:

— Александр, Бурбоны вновь пришли к власти, ты мо­жешь взять по праву принадлежащее тебе имя Дави де ля Пайетри и занять достойное место при дворе. Ты можешь, конечно, и дальше носить фамилию Дюма, как и твой отец, бывший республиканцем, но учти, что в таком случае у тебя не будет никакого положения в обществе.

Молодой человек ни минуты не колебался.

— Я буду носить имя Александр Дюма и сделаю его великим,— заявил он.

* * *

Ему пришлось зарабатывать на жизнь. Он стал клер­ком в нотариальной конторе в Вилле-Котре, затем уехал в Париж, где также поступил на службу в контору. Он снял комнату на пятом этаже в доме напротив театра Опера-Комик. Рядом с ним занимала две комнаты белошвейка Мари-Катрин Лебэй, молодая очаровательная блондинка. Она приглянулась Дюма, и молодые люди решили жить вместе.

Таким образом у будущего писателя появилась трехком­натная квартира с привлекательной хозяйкой впридачу, которая готовила ему еду, штопала белье и, кроме того, родила сына, крики которого мешали Дюма писать. Ибо в то время он уже ушел со службы, поскольку вбил себе в голову, что должен стать драматургом.

Вскоре его первая пьеса была поставлена на сцене. Дюма отметил это событие тем, что ... завел полдюжины любовниц. В этом угадывается бешеный темперамент его отца.

Драма «Генрих III» приносит ему известность. Забыв про свою белошвейку и сына, Дюма поочередно становится любов­ником всех знаменитых актрис того времени. Это отнюдь не отвращает его от женщин, как можно было бы предположить, а позволяет приобрести опыт в любви, что становится предметом его гордости.

Став богом Парижа и королем бульваров, Дюма ведет жизнь богемы. Он работает день и ночь. Однако, чтобы попасть в салоны, ему не хватает «хороших манер», но он не придает этому никакого значения.

Позднее, когда Дюма был принят в свете, он развлекался тем, что отпускал грубоватые шуточки. Однажды хозяйка дома, с легкостью наставлявшая рога своему мужу, попросила Дюма написать ей несколько строк в альбом.

— Вы так красиво пишете,—сказала она.

Дюма, сделав вид, что речь идет о каллиграфии, старатель­но, как школьник, стал выводить различные слоги: «Ба, бе, би, бо, бю, ка, се, си...» (Следующие два слога согласно французскому алфавиту были бы «со» и «сю», а «сосю» по-французски значит «рогоносец» (прим. ред.)

Внезапно остановившись, он с притворством воскликнул:

— Нет! Довольно! В доме повешенного не говорят о веревке!

И положил перо, не дописав строки...

Порой «богемные» манеры Дюма шокировали окружаю­щих. Однажды к нему пришел художник Курбе, до того Дюма не знавший.

— Г-н Дюма не принимает,— сказал ему лакей.

— Передайте ему мою визитную карточку.

Лакей исполнил просьбу художника и, вернувшись, сказал:

— Вас просят войти.

Когда Курбе зашел в ванную комнату, лукаво улыбающий­ся Дюма встретил его следующими словами:

— Рад с вами познакомиться. Раздевайтесь и залезайте в ванну, здесь нам будет гораздо удобнее беседовать!

* * *

5 июня 1840 года Дюма женился на весьма легкомыс­ленной актрисе Иде Феррье. Их свидетелями были Роже де Бовуар и Шатобриан. Последний, привыкший благослов­лять низложенных королей, благословляя новобрачную, платье которой было достаточно смело декольтировано, шепнул Бовуару:

— Мой удел, как видите, остается неизменным: благослов­лять падших...

Сразу же после свадьбы Александр Дюма поселяется с Идой на улице Риволи: она на втором этаже, он — в трехком­натной квартире на пятом. Именно здесь он увлеченно работает сутками напролет, от чего получает большое удовольствие. Это подтверждает ходивший о нем в то время анекдот.

Однажды утром к Дюма приходит англичанин. Лакей впу­скает его в переднюю и говорит:

— Я доложу хозяину о вашем приходе.

В этот момент из комнаты раздается оглушительный взрыв хохота.

— О! Не беспокойте г-на Дюма. Я подожду, пока он останется один...

— Но хозяин один, — отвечает лакей. — Он часто смеется за работой...

Да, Дюма часто смеялся, когда писал, радуясь своим на­ходкам. Он смеялся и над кознями, чинимыми его же собратья­ми по перу. С подачи Виктора Гюго, ревниво относившегося к драматическим успехам Дюма, в «Журналь де деба» появля­лись разгромные критические статьи. Дюма же лишь пожимал плечами и беззлобно отшучивался. Однажды по окончании пьесы Гюго «Эрнани» Дюма сказал на весь зал:

— Надо бежать отсюда скорее! Вдруг актерам придет в голову начать все сначала...

И расхохотался, довольный своей местью.

* * *

Дюма писал без устали. Может быть, его стиль и не отличался совершенством, как отмечали некоторые критики, но плодовитость его была необычайна.

Однако он достигал этого не без помощи «подручных». Недруги Дюма без стеснения говорили:

— У этого мулата есть свои «негры»...

Одним из самых известных и незаменимых его помощ­ников был Огюст Макэ. Именно он подал Дюма идею написать и сам сделал первые наброски книг «Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо» и ряд других произведений.

Имея в своем распоряжении сюжетную канву, Дюма давал волю воображению, практически переписывая все. Он добавлял различные диалоги и эпизоды, вводил новых действующих лиц и превращал 200-страничную заготовку в увесистый том.

Правда, он соглашался на то, чтобы подпись Макэ стояла рядом с его подписью под большинством пьес.

Будучи хорошим рассказчиком, он требовал от слушателей полного внимания. Он делал все, чтобы пленить и очаровать их. Если кто-либо отвлекался, это доставляло ему огромные стра­дания. Он готов был переписать целую главу или акт, лишь бы его произведение слушали увлеченно.

Во время первой репетиции «Трех мушкетеров» Дюма сто­ял за кулисами и наблюдал, какое впечатление производила каждая реплика актеров. Когда репетировали седьмую картину, он заметил, что дежурный пожарный ушел со своего привычно­го места. Дюма подозвал его и спросил:

— Почему вы куда-то исчезли во время репетиции?

— Эта сцена понравилась мне меньше других.

Ничего не сказав, Дюма бросился в кабинет директора театра Амбигю, снял сюртук и галстук, расстегнул воротничок­ рубашки и попросил принести ему текст седьмой кар­тины.

— Пожалуйста, — сказал директор театра, протянув Дюма рукопись, которую тот сразу же бросил в огонь.

— Что вы делаете?—воскликнул директор.

— Пожарному эта сцена не понравилась, и теперь я пони­маю, почему! — ответил Дюма. Через час был готов новый вариант седьмой картины.

* * *

Увы! После 30-легнего успеха в театре фортуна отверну­лась от Дюма. Это было для него настоящим потрясением. Оставшись без средств к существованию (хотя сквозь пальцы у него утекло 20 миллионов), Дюма становится искателем при­ключений: он путешествует по России, Северной Африке, Ита­лии, где вступает в ряды гарибальдийцев. Наконец, с множест­вом новых замыслов он возвращается в Париж.

Но его время, похоже, прошло. Его произведения перестали пользоваться популярностью. Тогда Дюма заточил себя в боль­шой квартире на бульваре Малесерб, правда, окружив себя самым настоящим гаремом. Его одиночество скрашивали лег­комысленные молодые создания, как правило, разгуливавшие по квартире в неглиже, которых он любовно называл «мои забавницы».

Все отвернулись от него. Единственным предметом его гордости остается сын, которого подарила ему белошвейка. После появления романа «Дама с камелиями» он стал кумиром всего Парижа.

Умер Дюма в 1870 году в предместье Дьепа. Из жизни ушел незаурядный человек, о котором Дюма-сын так метко сказал: «Мой отец — это большое дитя, которым я обзавелся, когда был еще совсем маленьким».