Мне снилось, что я на Таймс-сквер и кто-то рядом поет. Когда я открыл глаза, светило солнце, и Крыса распевала:
— Помню Центральный парк осенью…
Я цыкнул на нее:
— Тихо ты! Вдруг кто услышит!
— Кто услышит, Боб?
Я огляделся. Нас надежно скрывали кусты и деревья. Даже встав в полный рост, я видел только крыши домов на Пятой авеню.
— Ты выспался, Боб?
— Да. Но в хостеле у Сладкой Сандры я бы выспался еще лучше.
— Думаю, здесь нам будет лучше. Не надо платить за жилье. К тому же в хостелах всегда полным-полно сомнительных личностей. Давай лучше тут останемся? Что скажешь?
Не успел я проснуться, как она начала мной манипулировать.
— Посмотрим. Сперва надо позавтракать.
Крыса радостно подскочила:
— Сейчас устроим! А потом будем барабанить во все квартиры подряд, пока дядя Джером не явится забрать нас.
Мы свернули спальные мешки, прицепили их к рюкзакам и повесили на ветку невысоко над землей. Велики оставили в логове и поскакали через лужайку.
По парковым дорожкам люди бегали трусцой. В основном это были девчонки. Мне еще ни разу не случалось, едва проснувшись, оказаться в окружении такого количества девчонок. Причем одетых во все короткое и обтягивающее. В Нью-Йорке полно красивых девчонок. Одна бежала прямо нам навстречу, и у нее все тряслось и подпрыгивало.
— Доброе утро! — сказала она.
— Привет! — ответил я.
Она мне сразу понравилась! Когда она пробежала мимо, я оглянулся, чтобы полюбоваться на нее со спины. А когда повернулся обратно, Крыса уже осуждающе смотрела на меня, сложив руки на груди:
— Наш бедный папа еще не остыл в могиле, а ты уже сделался извращенцем!
Я уже понял, что вот это вот «еще не остыл в могиле» теперь будет любимым Крысиным аргументом. Хотел сказать ей, чтоб не совала нос не в свое дело, но ее скривившаяся мордочка была такой печальной, что огрызаться я не стал.
— Что, и посмотреть нельзя?
— Нельзя. Надо ждать, пока исполнится шестнадцать.
— Еще чего!
— Тебе надо, ты мой брат!
Я обнял ее за плечи и повел к выходу из парка. Крыса шла, насупившись и скрестив руки на груди, пока я не пообещал заплатить за завтрак. Первейшее средство вернуть себе расположение Крысы — предложить взять на себя какие-нибудь расходы.
Мы шли по Пятой авеню, пока не набрели на уличного торговца пончиками и кофе. Крыса сделала заказ на испанском, мы взяли свою еду и уселись завтракать на скамейке, глядя на снующих вокруг нью-йоркских белок. И тут я вспомнил, что давно пора задать Крысе один вопрос:
— Откуда ты знаешь испанский? В школе у тебя его не было.
— Мисс Габриэла Фелипе Мендес дала мне кассеты. Я слушала их, засыпая, и через пару месяцев уже могла говорить. Сложнее всего настроить слух на восприятие. Но стоит выучить наизусть десяток испанских песен, и дело в шляпе.
— Надо будет и мне как-нибудь заняться испанским…
— У вас слишком большая разница в возрасте, Боб. И так будет всегда.
— Но ведь я ей нравлюсь?
— Конечно нравишься. Ты же мой брат.
Мы выбросили стаканчики из-под кофе в мусорку и направились к первому жилому дому у самого края парка.
— Скажите, здесь живет Джером Де Билье? — спросил я швейцара, стоящего у дверей.
— Я не имею права разглашать информацию о жильцах, — отвечал тот, глядя прямо перед собой, как солдат в почетном карауле.
— А хоть намекнуть можете? — спросила Крыса.
— Боюсь, что нет.
Мы отошли подальше, чтобы он нас не слышал, и стали совещаться.
— Может, надо его подкупить? Ну, как в кино делают.
Крыса скорчила рожу:
— Я не стану отдавать свои деньги швейцару.
Мы пошли к соседнему дому.
— Джером Де Билье здесь живет?
Швейцар, одетый по моде двадцатых годов прошлого века, глубоко задумался.
— Знакомое имя… Но тут такой не живет. Родственник ваш?
Он говорил с таким сильным ирландским акцентом, что я чуть не расхохотался.
— Он наш дядя, — ответила Крыса, улыбаясь во весь рот.
Я видел, что она тоже с трудом сдерживает смех.
— Ступайте к соседнему дому, спросите Коннора. Скажете, что вы от Шона.
Мы поблагодарили его и ушли, хихикая. Шон был симпатяга, он не мог не понравиться. Однако приземистый ирландец Коннор сказал, что никогда не слышал о нашем дяде, и продолжил ругаться с грузчиками, якобы поцарапавшими дверь.
— Спросите Патрика в соседнем доме, — бросил он нам. — Может, он знает.
Патрик в ответ на наш вопрос покачал головой:
— Никакого Джерома Де Билье в этом квартале нет, можете мне поверить. Я про него ничего не слышал, а уж мне-то известны все, кто тут живет. Удачи вам, детишки!
Я поплелся дальше по Парк-авеню, а Крыса шла за мной, упражняясь в ирландском акценте:
— Я зовусь Мари-Клэр, родом я из графства Мейо. Я целовала камень Красноречия!
Я резко остановился, и Крыса налетела прямо на меня.
— Хватит уже кривляться — бесит!
— Будет исполнено!
Она действительно прекратила строить из себя Молли Мелоун, но вместо этого стала читать рэп. Начинался долгий день…
В соседнем квартале никаких швейцаров не было, поэтому мы звонили по домофону жильцам и спрашивали у них. Один дядька пообещал вызвать полицию, если мы не прекратим трезвонить в его квартиру, и Крыса надолго зажала пальцем кнопку, чтобы его проучить. Потом она вызвала другую квартиру.
— Алло? — ответил манерный мужской голос.
— Вы знаете Джерома Де Билье? — спросила Крыса.
— Знаю. Он здесь не живет.
Крыса вытаращила глаза:
— А где? Где он живет?
— Этого я тебе не скажу. А знаешь, почему я тебе не скажу?
— Почему?
— Потому что ты меня разбудила!
Крыса в ярости пнула стену и отошла:
— Вот ведь пи-ип! Он наверняка знает нашего дядю! И знает, где он живет!
Она бегом вернулась к подъезду и нажала на кнопку домофона.
— Алло!
— Извините, что я вас разбудила! Пожалуйста, скажите, где живет наш…
— Ничего я тебе не скажу! Хватит звонить!
— Ну и пи-ип с тобой! Я рада, что тебя разбудила! И вообще, найди себе работу! — проорала Крыса.
Она ругалась по-французски себе под нос на протяжении нескольких кварталов, а потом, по иронии судьбы, мы наткнулись на посольство Франции. Только они нас даже не впустили. Французы иногда такие высокомерные, а в посольствах — особенно.
Так мы дошли до Музея Гуггенхайма, и мой энтузиазм несколько поугас. Но он и вовсе пропал, когда показался край парка. Последний дом, в который мы заглянули, был уже в Гарлеме.
— Увы, сынок, — ответил старенький чернокожий охранник на мой вопрос. — Здесь такой не проживает.
Стоило нам выйти на улицу, как с неба опять полило.
— В этом городе вообще прекращается дождь?! — воскликнул я.
— Придумал! Пошли в музей Метрополитен. Там переждем дождь и посмотрим картины — культурно просветимся! Может, у них из Ван Гога что-то есть.
Так мы и сделали. Прошли назад по Пятой авеню, заплатили доллар девчонке на входе и побежали вверх по лестнице, которая на вид была мраморная.
Крыса любила живопись. Дома у нее были альбомы с репродукциями известных картин, и она могла любоваться ими часами. Больше всего ей нравился Винсент Ван Гог. В общем, неудивительно. Этот человек отрезал себе ухо и свел счеты с жизнью, выстрелив себе в грудь. Еще бы он Крысе не нравился!
Осмотр коллекции она начала с ангелочков.
— Это неправильно, — заметила она. — На картинах должны быть еще и толстые ангелы, старые ангелы и не особенно красивые. Иначе люди подумают, что ангелом может быть только тот, кто хорош собой, а это не так. Главное — самому быть хорошим.
Она замирала у каждой картины, а я ходил за ней хвостом. Мне там много чего понравилось, особенно морские пейзажи Моне. Но где-то через час мой мозг уже отказывался воспринимать любые изображения. В конце концов мне сделалось все равно, пялиться ли на какой-то шедевр или на голую стену.
Когда мы вышли из музея, дождь все еще лил, так что мы остались под крышей на ступеньках. Вдруг Крыса подскочила.
— Что такое?
— Там Айс!
Она сбежала по ступенькам и спряталась за спинами людей. Потом осторожно выглянула и перебежала к следующей группе. Я увидел, за кем она следит. По Пятой авеню шел чернокожий человек в черном костюме и с золотыми цепями на шее. Сначала я не разглядел его лица, потому что его закрывал зонт. Но когда человек посмотрел на музей, я его узнал. Это был Айсмен, любимый рэпер Крысы.
Крыса бежала за ним от музея, прячась за машинами и фонарными столбами. Стыдно сказать, моя сестра превратилась в навязчивую фанатку. Я помчался за ней. Что бы она ни замышляла, я должен был ей помешать. Я догнал ее и схватил за руку.
— Давай с ним познакомимся! — воскликнула она.
— Не будет он с нами знакомиться.
— Почему нет? Я купила его диск!
Конечно, я хотел бы с ним познакомиться. Я еще ни разу не встречал живых звезд, если не считать мэра Виннипега.
Крыса расширила глаза:
— Пригласим его выпить с нами кофе!
— Вряд ли он согласится…
— Только подумай, какое впечатление ты произведешь на мисс Габриэлу Фелипе Мендес! Ты пил кофе с самим Айсменом!
Крыса явно мной манипулировала.
— Ладно.
Крыса бегом припустила к Айсмену и преградила ему дорогу:
— Привет, Айс! Меня зовут Мари-Клэр Де Билье, а вон там мой брат Боб. Мы подумали…
Но Айсмен прошел мимо нее, как будто ничего не слышал. Крыса озадаченно оглянулась и побежала за ним.
— Мы не будем навязываться, Айс! — заверила она, выскочив перед ним. — Я просто хотела сказать, что мы твои самые большие фанаты во всей Канаде, и ты нам очень нравишься, и…
Айсмен снова прошел мимо.
— Хватит. Он не хочет с нами говорить.
Но Крыса не желала меня слушать:
— Айсмен! Айс! Ледышечка! Чай со льдом! Лед и пламя! Просто здоровенная ледяная глыба!
Айс остановился:
— Девочка! Тебя разве не учили, что кричать людям на улице невежливо? Особенно людям, которых ты не знаешь!
— Но я же знаю тебя, Айс!
— Нет, не знаешь!
— Знаю! — Крыса раскраснелась. — Тебе двадцать семь лет! По знаку зодиака Дева! Ты бывший боксер! Болеешь за «Чикагских Медведей»! Тебе нравятся женщины с большими задницами, быстрые машины и бурная жизнь. А еще у тебя прекрасная душа, и, я цитирую, «ты с удовольствием помогаешь бедным детям из нуждающихся семей и всеми силами поддерживаешь социальные программы по борьбе с детской наркоманией», конец цитаты. Я про тебя все-все прочитала, Айс! И я купила твой диск! Не стала качать его в Сети, а ведь могла бы!
Айс явно разозлился:
— Значит, ты купила мой диск и читала обо мне в газетах. Это не дает тебе права приставать ко мне на улице! Беги-ка лучше домой, девочка!
Крыса посмотрела на парк:
— Ну, я, в некотором роде, дома. Мы живем в парке.
— Живете в парке, значит?
— Да, но это не так уж и плохо, и вообще ненадолго. Только пока мы не найдем нашего дядю. Может, ты его знаешь, Айс? Его зовут…
— Видимо, родители у вас совсем безмозглые! Но в любом случае, им стоило бы поучить вас хорошим манерам! А также объяснить, что врать нехорошо!
Тут уже перед ним выскочил я:
— Безмозглые?! Наши родители умерли! Они были хорошими людьми! Так что не смейте говорить о них гадости!
Айсмен шагнул мне навстречу — здоровяк с большой бритой головой. Но я не собирался отступать после того, что он только что сказал! Он долго смотрел мне в глаза, а потом медленно развернулся и ушел.
Крыса подбоченилась и заорала ему вслед:
— Да, вали отсюда, пока мой брат не надрал тебе задницу! Назвать нашего папу безмозглым! Кто бы говорил! Ты даже школу не закончил! И не пытайся нас запугать! У нас есть друзья в центре!
Я посмотрел на свои руки и обнаружил, что они крепко сжаты в кулаки.
— И ничего ты не делал, чтобы помочь нуждающимся! — продолжала орать Крыса. — Вот мы нуждающиеся, и как ты себя повел?!
Лишь теперь меня обуял страх. Желудок сжался. Я почувствовал, что ноги меня не держат, и присел на ближайшую скамейку.
— Хватит уже, — приказал я Крысе.
— Да пи-ип с ним! Я его не боюсь.
— Все равно хватит. Проехали.
Крыса злобно смотрела вслед Айсмену, пока тот не скрылся из виду, а потом повернулась ко мне:
— Ты такой храбрый, Боб!
— Проехали, говорю.
— Нет, ты очень храбрый! Я тобой горжусь! И папа тоже гордился бы! Молодец, Боб! А уж когда мисс Габриэла Фелипе Мендес узнает, какой Айс мерзкий и как ты дал ему отпор… Она будет просто в восторге!
— Не узнает она…
Крыса вытащила из кармана телефон:
— Еще как узнает! Я напишу Гарольду обо всем, что случилось. И попрошу его пойти к Габриэле домой и все ей рассказать. Сам понимаешь, он так и сделает.
Внезапно я снова почувствовал прилив сил.
— Подумать только, а я-то считала, что Айс — ангел! — приговаривала Крыса, быстро щелкая по кнопкам маленькими пальчиками. — Что ж, теперь я знаю, как жестоко можно ошибиться в человеке. Хочешь кофе, Боб? Я угощаю.
— Ага.
— А потом можем заняться еще какими-нибудь развлечениями для туристов. Можем даже прокатиться на пароме, если хочешь. Ну, скажи, чего ты хочешь, Боб?
Я ничего не сказал. Но душа моя воспарила выше небоскребов от мысли, что весть об этой истории пролетит по всему Виннипегу и упадет прямо к ногам мисс Габриэлы Фелипе Мендес. Честное слово.
У ступеней отеля «Плаза» я занервничал. В принципе, не было бы ничего страшного, если бы нас не пустили. Просто неловко получать от ворот поворот.
— Веди себя так, будто ты у себя дома, — посоветовала Крыса.
— Добрый день, — сказал швейцар и отступил в сторону, пропуская нас внутрь.
В роскошном вестибюле было здорово. Я прошел за Крысой мимо длинной стойки администрации, за которой сидела девушка, похожая на супермодель. Она улыбнулась нам, а мы ей. Мы шли на запах кофе до тех пор, пока не отыскали большой зал с мягкими креслами. Там сидели люди, и дядька играл на фортепиано. Мы тоже присели. Вернее, я присел как нормальный человек, а Крыса плюхнулась в кресло и принялась на нем подпрыгивать, чтобы показать мне, какие упругие в нем пружины.
— Может, хватит? — не выдержал я.
Она села столбиком, как суслик, и завертела головой:
— Здесь все такое изысканное, Боб. Я не удивлюсь, если увижу Спилберга за соседним столиком.
К нам подошла официантка в черном жилете.
— Вам что-нибудь принести, ребята? — спросила она, окидывая взглядом нашу одежду и, несомненно, чумазые лица.
Это получилось недружелюбно. Пожалуй, даже невежливо.
— Да, будьте любезны, — ответила ей Крыса с безупречным британским прононсом. — Отец и матушка сегодня заняты и предоставили нас самим себе. Конечно, к выбору ресторана всегда следует относиться с особым вниманием. Однако, раз уж нас занесло в этот район, почему бы не отобедать здесь? Почувствовать себя ближе к народу. Для меня, пожалуйста, большой моккочино и шоколадный торт. И то же самое для моего брата Бартоломео.
Официантка записала это в блокнот и удалилась, но Крыса окликнула ее:
— Простите, мисс!
Официантка вернулась и встала перед столиком.
— Нет, ничего, — ласково сказала Крыса. — Я передумала.
Официантка попыталась улыбнуться, но вид у нее, когда она уходила, был довольно злобный.
— Очередная актриса, пипец!
Меня это очень повеселило. И понравилось распивать кофе в «Плазе», не платя бешеных денег за номер. И мне было до лампочки, дорого ли стоит этот кофе. Все равно платила Крыса.
Она сидела, чинно заложив ногу за ногу, пока не принесли заказ. Как только официантка ушла, Крыса развалилась в мягком кресле:
— Запиписечно, Боб! Мы поставили Айса на место и пьем кофе в «Плазе»! — И она заговорила с ямайским акцентом: — От это житуха для меня, брат! От это я понимаю! Это тебе не в парке спать. Пусть птички спят в парке.
Расправившись с кофе и тортом, мы еще немного поторчали в вестибюле, надеясь поглазеть на знаменитостей, но никого не увидели. Пришлось выйти из «Плазы» и вернуться в реальный мир.
— Ну, надо продолжать поиски.
Крыса уставилась на Пятую авеню, по которой, рассматривая витрины, шли толпы людей, и было видно, что ей туда очень хочется.
— Может, поглядим еще на что-нибудь интересненькое, Боб? Вот и дождь кончился.
Я не возражал, и мы пошли к Рокфеллеровскому центру. Эти здания строились на деньги Джона Рокфеллера, я читал про это в школе. Он был очень самоуверенный и абсолютно безжалостный человек, когда дело касалось денег. Он даже разорил своего брата. Это все равно что я бы разорил Крысу… ну, если бы у нее был бизнес.
Я купил одноразовый фотоаппарат, потому что Крыса хотела послать домой снимки, и она поскакала к большой статуе Атланта, держащего мир на руках. Наверное, Джон Рокфеллер когда-то видел себя таким атлантом. И Луи Риэль тоже. Вот что бывает, когда человек получает много власти. Ему сразу кажется, что он может перевернуть мир.
— Сфотографируй меня, Боб!
Крыса встала под статуей и вскинула руки так, будто мир покоится в ее ладонях. Получился отличный кадр.
Весь день после столкновения с Айсом я находился в приподнятом расположении духа, но тут загрустил. Папы с нами не было. А как бы они с Крысой повеселились тут вместе. Я вдруг почувствовал, что к горлу подкатил комок.
— Ну как, Боб?
— Хорошо. — Я попытался улыбнуться. — Ну что, теперь на паром?
— Ага! Давай за мной.
Мы сели на велики и поехали на запад. Крыса без передыху распевала «Мне нравится в Америке» из «Вестсайдской истории», пока мы не добрались до реки и красно-зеленых паромов. Я пошел к кассе за билетами, оставив Крысу ставить велосипеды на замок.
Билеты были дорогие, а деньги у нас уже заканчивались. Я понимал, что, если в ближайшее время мы не найдем дядю Джерома, нам и в самом деле придется попрошайничать на Таймс-сквер.
Когда я вернулся с билетами, Крыса валялась на лавочке.
— Прохлаждаешься, лентяйка, — сказал я.
Но Крыса не прохлаждалась. У нее был припадок. Я подбежал, приподнял ей голову и крепко обнял:
— Ничего-ничего, я с тобой!
Ее трясло, но спазмы были не очень сильные. Я понял, что припадок умеренный.
— Скоро пройдет.
Я убрал волосы с ее лица. Она лежала, зажмурившись, и резко втягивала воздух сквозь стиснутые зубы.
— Потерпи немного!
Через пару минут конвульсии прекратились, гримаса боли сошла с ее лица.
— Ну вот, все хорошо, — сказал я.
Сестренка медленно открыла глаза. Щеки у нее слегка побледнели, но в целом выглядела она неплохо.
— Огни, — прошептала она, — вспышки фотоаппаратов. Вокруг много людей, и все смотрят на нас… А потом я в больнице. Там все белое. И мне очень одиноко. — Она села и посмотрела на меня затуманенным взглядом. — А если я… если я сделаюсь взаправду сумасшедшей, ты все равно останешься моим братом?
— Ты взаправду сумасшедшая, и я твой брат. — Я хотел обратить все в шутку, но она не улыбнулась. — Слушай. Не бывает сумасшедших детей. Ты сначала подрасти, а потом записывайся в сумасшедшие.
— Но ты останешься моим братом?
— Даже если тебя сунут в смирительную рубашку и упекут в палату для буйнопомешанных в самом дальнем углу психбольницы, я останусь твоим братом.
— Спасибо, Боб. Я знала, ты меня не подведешь.
Она положила голову мне на плечо и уснула.
Мне стало грустно, но это была светлая грусть. Так иногда грустишь, когда начинаешь задумываться о своей жизни. Если бы на прошлой неделе кто-нибудь сказал мне, что я скоро окажусь в Нью-Йорке и буду сидеть со своей сестрой в обнимку над рекой Гудзон, я бы рассмеялся. Но вот он я, сижу тут. Только это все было неважно. Потому что здесь с Крысой мне было лучше, чем где бы то ни было одному.
Я уютно устроился, обнимая Крысу за плечи, и смотрел на реку. Солнечные лучи пробивались сквозь облака, бросающие тени на ее поверхность, и вода переливалась оттенками зеленого из палитры Ван Гога и голубого с полотен Моне. Это было очень красиво.
Но когда наш паром ушел без нас, меня посетило дурное предчувствие.
— Это ничего не значит, — сказал я себе. — Совсем ничего.
Она проснулась, когда солнце уже наполовину ушло за горизонт. Похоже, припадок был все-таки сильнее, чем я думал. По дороге назад к логову ей вроде полегчало. Но окончательно я в этом убедился, когда она запела.
— Ну и пусть я сумасшедшая, — сказала она. — Зато я счастлива. Лучше быть сумасшедшей и счастливой, чем нормальной и несчастной.
— А может, лучше быть нормальной и счастливой?
— Ну, это уже жадность, Боб.
Мы ехали вдоль ограды Центрального парка, пока не нашли нужный вход, и уже собирались свернуть, когда у Крысы запищал мобильник.
— Джоуи прислал сообщение. Просит передать привет Сладкой Сандре и говорит, что останется в Атлантик-Сити еще на день, если у нас все в порядке.
— Вот засада, я-то думал, он завтра вернется…
— Разве тебе плохо в нашем логове?
— Нет, конечно. Всегда мечтал жить в кустах.
Тут мы заметили фотографов на боевом посту у одной из жилых высоток. Сначала из дверей, как модели по подиуму, вышли две чернокожие красотки, а за ними появился Айс. Я глазам не поверил: Айс позировал фотографам, и на шею ему вешались сразу две девицы.
— Полюбуйтесь на этот мешок дерьма! — заорала Крыса. — Фу! Фу!
Айс посмотрел на нее.
— Мы тебя не боимся, здоровенный хулиган! — Крыса повернулась ко мне: — Как думаешь, он живет в этом доме? Если так, мы с ним, считай, соседи. Только он платит за жилье, а мы нет.
Айс еще немного попозировал фотографам, а затем сел в ожидающий его лимузин. Но прежде чем скрыться в машине, он посмотрел мне прямо в глаза. Без угрозы, просто так посмотрел. Не знаю почему, мне стало нехорошо на душе, когда он уехал.
Крыса тоже повесила нос:
— Как думаешь, он захочет с нами дружить, если мы снова встретимся? Мне ведь на самом деле нравится его музыка. Как думаешь, Боб?
— Забудь о нем.
Мы свернули в этот жуткий парк, доехали до логова и втащили велосипеды в эти дурацкие кусты. Я бросил велики на землю и включил фонарь. Крыса развернула свой спальник и скользнула внутрь:
— Мы могли бы дать ему еще один шанс. Только пусть сначала извинится! Заставь его извиниться, Боб!
— Я только что велел тебе забыть о нем!
Крыса натянула спальный мешок на голову. Опять я на нее огрызнулся, и на душе стало еще противнее.
— Как себя чувствуешь? — спросил я. — Все нормально?
— Конечно, Боб. А что такого со мной может быть? — ответила Крыса из недр мешка.
— Просто интересуюсь. А что бы ты хотела поделать завтра?
— Я бы хотела помыться.
Я засмеялся. Только теперь я сообразил, что мы не мылись уже несколько дней.
— Ах ты, грязная Крыса.
Крыса захихикала:
— Мне это не раз говорили… — Она высунула голову из мешка: — А как будем искать дядю, Боб?
— Завтра что-нибудь придумаем. А сейчас спи.
Я не знал, как мы будем искать дядю Джерома. Просто не представлял. И боялся подумать, что будет, если припадки Крысы усилятся. И мне было немножко жаль, что так вышло с Айсом, пусть даже Габриэла узнала, как я дал ему отпор. Было бы здорово, если бы он действительно был такой крутой, каким его все представляют, но ведь это не так. Айс был просто картинкой со своих дисков, образом, придуманным для маркетинга. Я считаю, лучше быть живым человеком вроде нас с Крысой и жить в парке, чем быть кем-то сочиненной пустышкой и жить на Пятой авеню. Хотя откуда мне знать? Я еще даже не тинейджер.