Лут

Глава 16

Корабеллы перетащили на Еремию, дружно и не особо бережно, будто бревна на субботнике. Спешили, стараясь быстрее управиться и покинуть чрево Рыбы.

Дятел все нудел, что Второй редкостный мудак и зря упаковал старшего в гроб, иначе можно было бы прихватить Рыбу с собой, а это небывалый куш… Раздраженный Волоха цыкнул ему заткнуться. Уходили очень быстро, оставляя позади Рыбу и ее владельца.

Выпь ни разу не обернулся, лишь крепче сжимал прихваченную дикту. Чистую, без единого надреза и без единого кольца.

Медяна нерешительно вилась подле, не смела подступиться и злилась на себя за эту бабскую робость. Волоха в ее сторону не смотрел, Дятел помалкивал, а длиннокосый тьманник как сел подле флага, так и остался там, будто спиной прилип. Левую скулу Волоха присобрал ему скобами, но Медяна привыкла, что синяки и раны с Третьего сбегают, словно с гуся вода.

Решившись, девушка со вздохом отправилась за Вторым.

Тот хмуро сидел на краешке неразобранной койки, зажав худыми коленями дикту. Смотрел в пространство.

— Эй?

Выпь будто не услышал. Остановившийся взгляд его тревожил Медяну не на шутку.

— Эй, на палубе!

Выпь дернул плечом.

— Медяна?

— Она самая, друг, — девушка подсела близко.

Без шейных колец глядеть было даже непривычно. Рыжая осторожно тронула голую шею, и Выпь отшатнулся.

— Да ты чего?!

Выпь сгорбился, уткнул локти в колени, ладонями обхватил затылок.

— Понимаешь, я не могу его оставить, — сказал шершавым голосом, — не могу, не хочу, но должен.

Медяна пытливо заглянула ему в лицо. Отросшие волосы падали на загорелый лоб, почти скрывали глаза. Давно пора было привести в порядок эту гриву, но у Медяны все руки не доходили, а самому пастуху было плевать.

— Послушай, — Медяна осторожно отвела пряди от лица, мягко развернула к себе, — что произошло там на самом деле?

— Я был в Зале Летописей. И я должен уйти.

— Ну, так и скажи.

— Он поверит, думаешь? Нет, не простит, не поймет. Я искал его, нашел и бросаю. Я так не хочу… Я так боюсь ему повредить.

Медяна покачала головой. Определенно было что-то нездоровое в этой взаимоповязанности.

Больное и грустное.

— Послушай, — она положила ладонь на жесткое бедро, — тебе не обязательно действовать наобум. Куда спеш…

— Нет, — отрывисто бросил Выпь.

Вскочил, сбрасывая ее руку, едва ли вообще осознав прикосновение.

Заходил по тесной каюте. Длинный, сутуловатый, с широкими плечами и лохматой головой, он походил на большого зверя в тесной клетке.

— Понимаешь, слова, слова важны. Имена. Есть имена и Имена. Если отобрать Имя, то живое сделается мертвым. Если дать Имя — мертвое обернется живым.

Медяна поджала ноги. А может, он рехнулся? Все они рехнулись на этой корабелле, пожирательнице трупов, все сумасшедшие, начиная зеленоглазым русым и кончая самой Медяной. Каждый бьется в стеклянном коконе собственного Лута, а пытаясь пробиться к другому, получает осколками по глазам.

Девушка вскочила, налетела на Выпь останавливая его безостановочное движение. Решительно закинула руки на шею и властно поцеловала.

Он не отстранился. Сначала застыл, потом отозвался на поцелуй, сильные руки скользнули вдоль спины Медяны, огладили и сжали ягодицы. Она вздрогнула от легкого, но жадного укуса, слегка отклонилась, рассматривая близкое лицо Второго. Запавшие глаза горели медным золотом.

— Тебе надо отдохнуть, — прошептала рыжая, осторожно, самым кончиком языка касаясь жестких, обветренных губ Второго. — Выспаться. Потом все решишь.

— Ага, — отозвался Выпь.

Подтолкнул к узкой койке, сдернул покрывало. Заломил девушке руки, опрокинул на простыни и навалился сверху.

***

В ту ночь она уснула быстро и спала крепко, словно в колыбели. Корабелла мягко качала ее, убаюкивала. Она смутно почувствовала, как Выпь поднялся и ушел от нее.

Значит, принял решение.

Хлопнула дверь, и Медяна привольно вытянулась на койке, чтобы тут же уснуть.

***

Волоха после всего как упал, так и отрубился. Очнулся в глухую пору, в пору Трех Быков, от легкой тяжести на груди.

Приоткрыл глаза. Еремия не двигалась. Молчала и висела на месте. Такое вот не-движение в Луте требовало больше сил и сноровки, чем самый полный ход. Она не говорила ему о вынужденной остановке, и он сам об этом не просил. Так…

Почему же…

Юга сидел на нем, как кошмар, и скалился. Узкие ладони его плотно прижимались к груди Волохи, словно брали в сачок сердце. Волосы уходили в потолок, никли к корабелле.

Теперь кукла танцевала кукловода. Как давно?

— Утречко, капитан-капитан.

— Ере…

Третий впился ему в рот. Выдохнул, вытянул поцелуй, оторвался, запрокидываясь, и Волоха неожиданно ярко увидел, как по гладкому горлу прошла судорога — будто Третий заглотнул змею. Юга конвульсивно дернулся, соскочил с капитана, и через миг его уже не было в каюте, только хлопнула дверь.

Волоха, спотыкаясь в темноте, выбрался на палубу в чем был — штанах и майке.

Бил ветер, гулял ветер, одна из шлюпок коромысла стояла торчком, готовая к отплытию. В вихрях вспыхивали глаза далеких Хомов. Еремия висела, застыв стрекозой в капле смолы, а кроме них троих никого больше на палубе не было.

Еремия слушалась Третьего.

— Не злитесь, капитан! — Юга улыбался, лицо его во вспышках белого казалось чужим, глаза втягивали, точно полыньи. — Но Второй, Третий и истинные под одной арфой — слишком жирный кусок, вы подавитесь. Медянку с оларом мы вам оставляем, будет у вас своя кошка на корабелле.

— С нами вы в большей безопасности, чем без нас!

— Ошибка, капитан.

Волоха прижался спиной к теплому флагу. Удержать? Бред. Еремия его не слышала и не видела, опоенная властью Третьего. Или Второго?

— Мы еще увидимся. И скоро.

— Не сомневайтесь. Целуйте за меня проклятого цыгана, — Юга послал ему воздушный поцелуй, ужаливший губы точно пчела.

И в этот момент на палубу выскочил сам Дятел. Страшный, полуголый, с бьющимися на ветру черными космами, с револьверами.

Он увидел прижавшегося к флагу бледного Волоху, увидел отступающих к шлюпке парней. Он понял все так, как должен был понять. По-звериному осклабился, вскинул руку.

— Нет! — рявкнул русый, но крик его на лету заглотнула метель, а Выпь крутанулся, как в витке вальса уводя Юга.

Толкнул его в полость шлюпки.

Сам пристально глянул на капитана и молча скользнул следом за другом.

Другом. Между Рыбой Рыб, безбрежной властью Истинного Гласа и свитой корабелл он выбрал темноволосого, раскаленной ночью прошитого Третьего.

Коромысло гибко дрогнуло, скидывая шлюпку. Та канула льдинкой в бадью черной стыни Лута. Встопорщила яркий петушиный гребень и заскользила прочь, удаляясь от Еремии.

Холодный ветер Лута кусался, царапался, бил ошеломленную Еремию в скулу. Капитан не без труда отлип от арфы.

— Твою мать, цыганва, ты членом думаешь или револьвером?! Если бы уложил одного к Луту?!

— На то расчет и был, — цыган прищурился, разглядывая русого, — или ты их живыми думал отпустить? Рапцис морено без комплексов и молчанку без ошейника?

— Пусть их, — у Волохи немели скулы.

Когда-то давно, еще в лесном отрочестве, он здорово обморозил лицо и теперь всегда, в гневе или огорчении, скулы шли белыми пятнами. Приходилось их тереть, до тока живой крови.

Волоха обернулся, обежал глазами экипаж. Руслан виновато опустил очи долу, Мусин усердно протирал стекла очков, Иночевский осматривал кольца. Взъерошенная Медяна жалась к теплому Руслану, таращила большие глаза в темноту. Один цыган нагло пялился и лыбился прямо в лицо капитану.

— Кто из вас? — сипло спросил Иванов. — Кто?

— Ну дык, гаджо, — Дятел с кривой ухмылкой развел руками, — это все равно что мимо тарелки с орехами ходить, да ни один не ухватить.

— Ладно, — помолчав, сказал Волоха, — ладно. Пусть так. Корабеллы у нас. А эти двое пусть сами по себе.

— Ну я тогда пойду, кофе сварю, — тут же озаботилась Медяна и торопливо свалила.

Парни проводили ее взглядами. Дятел упер кулаки в бедра, нагнул голову. Сверкнул хитрым цыганским глазом.

— А что, гаджо, возьмем девку в семью? Будет у нас кофе по утрам. — И задумчиво прибавил, цыкнув. — Только сначала бате ее баранов отвалим, мы ж не варвары.

***

Волоха закатал рукав, туго, помогая себе зубами, затянул резиновый жгут. Ножом распечатал залитый воском узкий короткий ларчик, вынул браслетку в форме смарагдового змеиного кольца. Взвесил в руке, надел. Чешуйчатое тулово блеснуло, перелилось по запястью, обвило предплечье; клыки вошли под кожу.

Волоха выдохнул, запрокидывая онемевшее лицо. Закрыл глаза.

Стимулятор, впрыснутый в вену, лягнул сердце, рассыпал живительные искры по всему телу, вмиг сделал голову легкой. Будто и не было глубины и быстрого подъема, которые для капитанов чреваты закипанием крови. Как будто он замечательно отоспался.

Русый дождался, пока футляр опустеет, встряхнулся, быстро, но аккуратно прибрал лекарство. Дятел всегда злился, если замечал игольчатые укусы на локтевых сгибах капитана. Волоха наловчился прятаться от всевидящего ока старпома. У них были непростые вдохновенные отношения и примерно одинаковые награды за головы.

Рыба Рыб прокатила их в своей зубастой пасти быстро, бережно. К счастью, не так далеко — они выскочили до смыка зубовного. Один Лут знает свою глубину. Обитаемая зона, шкурой чуял Волоха.

Благодаря свежей подкормке Еремия могла катать их еще два месяца без дозаправки, но столько и не нужно было.

Как только они оказались в жилой страте, на оживший ихор с шорохом высыпались все нашедшие адресата сообщения. Большая часть из них была от арматора. Гаер хотел знать, быть и участвовать. Остальной улов — коллеги-капитаны, коллега-врач Ордена Скорпиона, одно приглашение на премьеру от администрации Театра-на-Камне.

В каюту без стука ввалился Дятел, с ихором в лапах и новостями:

— Прикинь, — грянул с порога, — гаерова фиалка на лыжи встала! Отчебучил, синеглазый…

— Этого следовало ожидать, — буркнул капитан, пробегая глазами сообщения, — Лин всегда был свободолюбивым и упрямым, в точности как сам Гаер.

— Если подвернется, кинем в трюм, вернем за награду. Но сначала выпорю так, чтобы неделю сесть не мог…

— Ты это брось, — русый спихнул ноги старпома со стола и закинул свои, — Лин священный заяц Гаера, бить нельзя, любить нельзя, смотреть, руками не трогать.

— Капитан, — в каюту после вежливого стука сунулся Руслан, — тэшка прямо по курсу.

Волоха закатил глаза. Но молча поднялся и вышел вслед за курносой красой Еремии.

Мусин активно волновался у борта, вооруженный дальнозором. Зрение его, конечно, уступало гляделкам того же Руслана и рысьим очам Волохи, но казначей корабеллы вполне мог опознать знакомые изгибы.

Тэшка, и славно укомплектованная. Высокие подтянутые борта, недурное, легкое оружие. Мерцающая кольчужная сеть, обтягивающая корпус — защита от близкого удара.

Волоха видел такую на последний стоянке на Хоме Мастеров, и теперь мог наблюдать ее в работе.

Гаер знает, говорил Волоха Дятлу, точно знает, что у нас на борту истинные. Он будет брать нас сырыми, за жабры. Скажи ребятам.

Дятел сказал.

— Привет, парни. — Заговорил старший чужак, облокотившись на борт. — Куда идем, что везем?

Дятел показал зубы. Такие клыки медведю сделали бы честь.

— А вы кто такие будете, сявки немытые, чтобы нас допрашивать?

Капитан с ухмылкой поднял руку. На цепке качалась деревянная плашка. На плашке выбита была тонкая девичья кисть, держащая пустую клеть.

Волоха переглянулся с Дятлом. Не Гаер. Не его эмблема, не его стиль.

И церры Ведуты не имели такого тавра.

Новые игроки.

Теперь решалось, принять чужую руку или укусить.

Волоха с прищуром кивнул цыгану. И, прежде чем незнакомец убрал плашку обратно за пазуху, ровно в центр ее сел клювом тяжелый бросковый нож. Плашка треснула и разломилась пополам.

Капитан потемнел лицом.

Разойтись миром определенно не получалось.

***

— Опять? — жалобно не поверила Медяна, когда громыхнул первый выстрел. — Что вы за люди такие, мужчины, все бы вам драться…

Уже опытно прикрылась арфой. Проверила барабан револьвера, оценила, как летят на Еремию абордажные крюки, как навстречу им выстреливают другие.

Волоха саблей отбил один из прорвавших оборону трехзубов, поймал за пояс вскочившего на борт гостя и без предупреждения рассек от пояса до горла, слитным движением снизу вверх.

Толкнул за борт.

Налетевшие на Еремию тоже были пиратами. Корабеллы грохнулись боками. Еремия, хитрая бестия, еще поднырнула, заваливая соперницу на бок, смешивая атаку.

Медяна выдохнула и осторожно высунула нос из укрытия — рубка шла по всем фронтам. Вздрогнула, когда за плечо потянули обратно.

— Вниз иди, — отрывисто велел Волоха.

От ночи глаза его были обложены темнотой.

— Вот уж нет, — выдохнула девушка, стискивая револьвер, — я не курица, под койкой отсиживаться…

Капитан на это ничего не сказал. Кивнул. И выпрямился, в движении разворачиваясь и снося с ног подобравшегося врага.

Медяна вскинула руку. Еще один налетчик упал, взявшись за живот, оплевывая бороду кровью.

***

Чего ко всему готовые и на все способные шанти не ждали, так это десерта — рыжей девушки с револьвером. Вишенка на торте.

Команда работала привычно слаженно, каждый на своем участке корабеллы, а рыжая вносила дополнительную пикантную сумятицу. Как оказалось, куриц на корабелле вообще не водилось, каждый сыскал занятие.

Волоха мертво сцепился с капитаном тэшки. Тот оказался подкованным знатоком сабельного боя, дрался жестко, пер крепко, норовил притиснуть русого к борту, но капитан Еремии каждый раз выскальзывал из ловушки. Вокруг них лежало кольцо отчуждения: в бой капитанов по закону Лута редко кто встревал.

Дятел забросил нож в глаз врагу, подхватил обвалившийся под ноги труп и зашвырнул его в наступающую троицу. Ждать результата не стал, шмальнул из револьвера в грудь щуплого юнца, забрал его саблю и наколол себе другого — как бабочку на булавку. Спихнул ногой, освобождая лезвие, с рыком развернулся навстречу пиратам.

От него шарахнулись, пальнули вразнобой — Дятел только башкой тряхнул, отгоняя тяжелых свинцовых шмелей. Врезался в группку с ревом, сминая грудью. Ладонью поймал нож у глаз, зубами разодрал запястье врага, лягнулся, грязными пальцами залез в глаза ближнего противника.

Оттолкнул слепыша и тот спиной косо сел на лезвие топора Буланко.

— Эй, дурной ты совсем, — возмутился Руслан.

Топорами он не только жонглировал девкам на забаву.

Присел, плоско метнул по ногам, добил упавшего обухом, а когда подскочили сзади — ткнул топорищем в пах. Детина обвалился сверху, подмяв хрипнувшего Руслана под себя.

***

Волоха отжал саблей саблю противника — тот давил всем телом. Порой русый жалел, что нет у него лишней пары рук или шерла Третьего, куда как сподручнее было бы справляться. Отбросил, быстро очертил саблей зону комфорта.

— Иванов, — выплюнул противник, — ты даже не представляешь, с кем связался.

— Ты даже не представляешь, как часто я это слышу, — ухмыльнулся Волоха.

Парировал нижний удар, вмазал эфесом в подбородок, добавил кулаком. Враг опасный, его хорошо было держать на расстоянии. Его хорошо было бы забросать ударами и прибить — не дать проморгаться.

Видимо, тот думал так же.

Не дал развить атаку, ухватил Волоху за рубашку, изогнув запястье, полоснул пружинным стилетом. Волоха поймал его руку и отчекрыжил по локоть. Швырнул за борт.

Противник, вопреки ожиданиям, не слишком расстроился. Оказался на ногах, выхватил у ближайшего трупа револьвер. Вскинул, облился кровью из простреленного горла — пуля почти перерубила ему шею — и переломился через борт. Волоха задумчиво подтолкнул его саблей, выбрасывая с корабеллы, как приставший мусор.

Оглянулся, ища глазами Дятла. Тот, скалясь, виновато развел руками, ткнул бурым ножом в рыжую девушку.

— Она стрелок, гаджо.

Медяна судорожно кивнула.

— Я лишь надеюсь, ты не в меня целилась, — протянул Волоха. — Добро пожаловать в команду, Медяна.