Лут

Глава 6

С Медяной, кудреватой рыжей девочкой Второго, у Юга как-то сразу не заладилось. Неизвестная судьба отца, оглушенного налетчиками, незавидное положение заложницы, смутные перспективы — Юга, конечно, мог бы учесть факторы и принять их во внимание, но… Но. Не хотел.

Уж слишком она его раздражала — яркой своей, глупой неуместностью.

Липкостью. Не скрываемой брезгливостью. Смотрела так, словно понять не могла, да и не хотела.

Он досыта наелся таких вот взглядов: особо расточительны на них были люди, имевшие в глазах мира облик достойный всяческих похвал. По мнению Юга, в глаза имелся именно этот мир. Для себя давно решил, что лучше быть честной блядью, чем лгать, хоронясь за маской благочестия.

Или я просто ревную, думал устало, прижимаясь головой к арфе. Следил, как Выпь ходит, как говорит с Ивановыми, ухаживает за оларами. Еремия жалела, тянула из затылка боль и жар.

Юга в ум поначалу не мог взять, отчего неглупый Волоха потащил девку с собой, к чему корабелле балласт? Понял Ивановскую предусмотрительность лишь теперь.

Ржавье.

Как бы рыжая его ни раздражала, Выпь она была подругой. Следовало поделиться догадкой. Упредить, опередить. Глядишь, что и придумают вместе.

***

Медяна кусала губы, стараясь не смотреть на лутовых воров. На корабелле от них было не укрыться; куда бы ни пошла девушка, она неизменно натыкалась на кого-то из этого полумифического сброда. Единственными, кто вызывал у нее симпатию, были курносый весельчак Буланко и главарь шайки — стройный, плечистый, зеленоглазый русый красавец.

Он казался ей в чем-то похожим на Выпь — манерой держаться и держать ситуацию. Успокаивать одним присутствием.

Лут же, напротив, внушал безотчетный, глухой страх. Истинная бездна-беда. Как в него можно влюбляться, до полного растворения? Наверное, для того надо быть совсем черным, с бархатными звездами внутри…

— Тебе нравится? — Выпь облокотился на борт рядом.

Крутил в пальцах свою странную игрушку-пустышку, эдр.

— Мне страшно, — медленно призналась девушка.

У меня плохое предчувствие, хотела добавить, но постеснялась.

— Не бойся. Я рядом.

Рядом, но не со мной, вздохнула про себя рыжая.

— А тебе-то самому как Лут, по душе?

— Почти самое прекрасное, что я когда-либо видел.

Почти. Ну, конечно же.

— Кстати, о самом-самом… у меня от того вон типа мурашки по хребту.

— От Дятла?

— Не смотри на него!

Выпь улыбнулся.

— Он похож на тура.

— На кого?

— Тур. Есть такой зверь. Далеко, где-то на Хоме Тайги. Хотел бы я там побывать.

— Туров наловить?

— Зачем? Просто увидеть их.

— Да вон, любуйся. — Обвела рукой корабеллу. — Натуральный зверинец. И Юга твой как…

— Как кто, ай?

Медяна шарахнулась от улыбки и глаз. Юга словно из Лута вынырнул, сидел на борту, скалился. Самой темной, жестокой масти.

Девушка подавила желание подтолкнуть его в другую сторону. Ответила с сердцем.

— Как кошка дрянная. Тебя не учили, что в разговор чужой влезать невежливо?

— Чему меня только не учили, рыжая бешанка. Влезать в том числе, хочешь, покажу? — выразительно высунул кончик яркого, быстрого языка.

Облизал темные губы.

Медяна вспыхнула. Даже шее жарко стало. Всему есть мера, в том числе и ее терпению.

Круто повернулась, пошла, не глядя. Ноги, шея — как из дерева.

Юга чувствовал на себе взгляд Выпь. Скажи он что-то в защиту девчонки, Юга бы ощетинился, но Второй молчал. В молчании слов было больше.

— Слушай, пастух, — Юга решился, наклонился к Выпь близко-близко, словно их могли запалить, — слушай. Дальше держи бабу свою при себе. По мне так все равно, что с ней станется, но ты ж за нее сердцем болеешь, а?

— А? — Выпь повернул голову, пыхнул жаром, ожег дыханием щеку, как конь ретивый.

— Девку береги, бестолочь! — сердито прошипел Юга.

Пастух, кажется, что-то понял. Но спросить не успел.

— Внимание, товарищи пассажиры! Просьба пристегнуть ремни и не блевать понапрасну, мы входим в зону труполентности! — зычно рявкнул Дятел. — Кракен, драть тебя, быстро греби сюда! А вы, цивилы, свалите от борта!

***

Капитан жестом велел Выпь приблизиться. Обернулся к распадающемуся под носом корабеллы пространству — уже не черничному морю Лута, а словно бы ржаному непокойному полю.

— Смотри, Второй. — Сказал, плавно обводя рукой странную эту красоту. — Так начинается Ржавье, иначе — ржаное поле. Всего подобных тварей несколько, образования неустойчивые, пасущиеся. Кочуют поодиночке.

— Ага, — кивнул Выпь, жадно внимая.

Лут интересовал его, влек к себе неудержимо. Весь прошлый путь он почти не уходил с палубы, пытаясь понять это чудное явление.

— Вообще лучше Ржавье миновать, но это не так интересно. — Честно признал русый и улыбнулся по-мальчишески азартно. — Я потом покажу тебе непостоянную планку, за счет которой ты сможешь увести корабеллу сразу на шесть-семь уровней вверх. Восхитительная придумка Лута!

— А чем опасны поля?

— Жильцами, щ-щегол, — хохотнул старпом, подступивший тихо. — Как засадят соломкой в задницу — все проклянешь, отвечаю.

Волоха же прищурил хвойные глаза, спросил вкрадчиво:

— Скажи, Выпь. Ты же был пастухом, верно? Знаешь, что такое ответственность. Как бы ты поступил, если ради безопасности всего стада нужно было откупиться одной особью?

Наверное, Лут хорошо влиял на него. Иначе с чего бы Второй сообразил подоплеку сразу?

— И кем именно вы предлагаете пожертвовать?

Ивановы переглянулись, обменялись репликами на своем причудливом языке. Надо выучить, подумал Выпь с угрюмой решимостью, надо заставить Юга обучить его.

Взгляд капитана упал на эдр.

— Разреши?

Выпь без слов уронил безвестную игрульку в ладонь Волохи. Тот, опустив ресницы, слепо огладил ребра пальцами.

Проговорил медленно, будто слушая Лут:

— Как если бы эхо или прообраз сферы Дайсона…

— Капитан, до нас гости! — бодро отрапортовал Буланко.

Старпом недовольно цыкнул, капитан же вздрогнул, вернул игрушку Выпь, поправил меховой жилет и вздохнул, как перед началом неприятного разговора.

— Ну вот, сам все и увидишь. — Кивнул кому-то за спиной Второго. — Здравствуй, Жиль.

***

Выплеснувшееся на палубу, подле самого флага багряно-алое пятно шевельнулось, протянулось вверх, съежилось плащом, открывая ржаной блеск соломенного существа, коряво рифмующего человеческий силуэт.

— Приветствую, капитан. Давненько не заглядывал. Или сторожишься?

Оно шелестяще — как сухое зерно посыпалось — рассмеялось.

— Лут большой, разными путями ходим, Жиль, — легко уклонился от прямого ответа Волоха.

— Я вижу, ты с новиками. Представишь?

— Нет. Сами захотят — назовутся, а неволить не стану.

— Добро. В прошлый раз, помнится, ты славный гостинец мне припас, нынче тоже не с пустыми руками явился?

— Твоя правда, Жилец.

Волоха поймал взгляд Буланко, кивнул. Парень живо споймал ойкнувшую Медяну, прижал к девичьей шее колючее лезвие.

— Ах ты, подлец! — обиженно вскрикнула рыжая, но вырываться остереглась.

Руслан пошел бурыми пятнами от стыда. Проговорил сбивчиво:

— Прости… Ты мне нравишься, горлинка… Эх, самому не по сердцу. Но капитан приказал, не можно ослушаться…

— Славная, — длинная, из соломы свитая рука Жильца подцепила волосы девушки, — и красная. Люблю красных. Угодил, капитан.

— Мы можем идти дальше?

— Не задерживаю, — сухо рассмеялся Жилец, оплетая девушку потрескивающими соломинами.

Буланко нехотя попятился к борту, но топор прятать не спешил. Следил глазами.

— Отпусти, — тихо попросил Выпь.

Дятел крякнул, выразительно толкнул в бочину Волоху. Тот лишь отмахнулся, весь сосредоточенный на действиях Второго. И Третьего, который скользнул ближе к естественному врагу. К единственному другу.

— Ну вот, запрягли-погнали. Как бы только, гаджо, арфу бы нам не покоцали, щеглы пламенные.

— Об этом не волнуйся. Наблюдаем. План не меняем.

***

— Ты кто такой будешь? — сухие, витые из стеблей пальцы неприятно ощупали подбородок Второго, задели кольца на шее. — Аааа, неужели Второй? Давно я вашего брата не встречал-не привечал. Что же ты за девочку вступаешься? Вам же до людишек-огарышей дела нет.

— Мне есть. Не тронь ее.

Выпь смотрел только на порождение Лута, но чувствовал любопытные, не злые взгляды Ивановых. Что за странные люди, подумал с невольным, удивленным раздражением. Что за всегда играющие, жестокие, добродушные, дружные, послушные воле капитана, люди?

Наблюдают, словно очередной из сонма полевых опытов, о которых рассказывал Юга.

— Не трону ее, возьму кого другого с корабеллы, — честно предупредило существо по прозванию Жилец.

Или Жиль?

— Никого не возьмешь.

— Какой уверенный… Как же ты за всех решаешь, не-капитан?

Выпь заставил себя не оглядываться на Волоху. Не капитан, да.

— Никого не возьмешь, — повторил твердо.

— Или ты мне воспрепятствуешь?

— Да.

Коснулся фильтров на горле. Как сработало тогда, с двойником-обманкой, он сам мог только догадываться. Подействует ли, один Лут знает. Клюв ножа удобно льнул к коже предплечья.

Толкнули под локоть. Выпь повернул голову, встретился глазами с Юга — облюдок стегнул его взглядом. Сердился, верно, что он опять «не в свое дело полез», но и сам в стороне не остался.

Юга ловко вытянул из косы цеп. Ощерился, когда сухие ладони Жильца потянулись и его лицо щупать, увернулся.

— Истинное чудо, капитан. Второй и Третий. Свободно пройдешь, ни корабеллу, ни экипаж твой впредь пальцем не трону.

— Заманчиво, — на пару с цыганом рассмеялся Волоха, — но не спеши обещать. Эти двое сами по себе. Я над ними не властен. Сможешь забрать, твои будут, не осилишь — извини.

— Договорились, — прошелестел Жилец, — будут у меня новые куколки-соломушки затейные.

Скинул плащ и вмиг потерял человеческую форму, будто только шелковый багрянец его и держал. Завился, закрутился соломенными жгутами, потянулся к живым — Юга, не спрашиваясь и не медля, огрел цепью, с хрустом-треском ломая щупы.

— Огня бы, прикурить дать чучелу, — выдохнул сквозь зубы, уклоняясь от летящей в глаза метелки.

Выпь не ответил, на руку принял крепкий жгут, натянул — обрезал ножом. Отнятый от общего тела кусок рассыпался пылью.

Но со всех сторон упрямо ползли новые, цеплялись за одежду, лезли в волосы, глаза, кололи и резали — подло, тонко и больно.

И развернуться негде было, Жилец словно закрыл их в себе, взял в кольцо, отнимая от корабеллы и людей. Да и какое дело Ивановым до них? Забава одна.

Дышать становилось тяжелее. Труха забивала нос, глаза и горло, ржаные полосы упрямо оплетали ноги, ковали руки. Жилец смеялся тихим шелестом, плел себе новых куколок.

Выпь ухватился за горло, когда его захлестнула ржано-ржавая петля, потянул ее прочь, сдирая кожу на пальцах. Задыхаясь, свалился на колени, близко увидел нацеленные в глаза соломки.

— Стой, — просипел.

Зажмурился невольно, когда укололо веки. Но дальше жгутики не полезли, застыли, прибитые голосом.

С ржаным переплелось, спелось черное. Разорвало соломенный ошейник. Юга ухватил друга за руку, помогая встать на ноги.

— Плащ, — сипло выдохнул Выпь.

Будто само в голове всплыло. Или Лут подсказал?

Ржаное почти похоронило под собой багряную шелковую лужицу накидки. Выпь ринулся к нему, отмахнулся ножом от хлестнувших плетеных хвостов, почти в тот же миг мертво завязших в черных волосах.

Ухватил пальцами скользкий, будто живой край ткани, рванул на себя и насадил на нож. Ткань лопнула не сразу, поддалась с тугим треском.

Залила грудь, руки черешневым цветом.

— Ай, да что ты возишься?! — Юга упал на колени рядом, вдвоем схватили плащ, раздирая напополам.

Запахло старой кровью и свежим огнем. Выпь глянул в лицо облюдку — скулы его блестели темным золотом, глаза были широко раскрыты, как Лутовы сеноты, и отражалось там большое, нажористое, невиданное прежде пламя.

Лут полыхал, как полдень лета.

Выпь выпрямился во весь рост, огляделся. Ржавье горело. Корабелла стояла по брюхо в кипящем, прозрачном огне. Ивановы же улыбались, а больше всех — капитан.

— Вор, — прохрипел Жиль, стягивая усыхающие щупы и сворачиваясь в тщедушного, худенького соломенного человечка, — обманщик подлый!

— Каков есть, не жалуюсь, — сдержанно усмехнулся русый, — тебе все бы куколки, а мне один убыток, людей не напасешься. Сочлись. Нечего было жадничать, такой кусок, — кивнул на Выпь и Юга, — даже тебе не отожрать.

Человечек завыл, бросился на капитана, да на полдороге вспыхнул, будто кто пламенем из ведра окатил. В хвойных глазах русого сгорел дотла, как лядащий факел.

— Ниче так, щеглы, — старпом снисходительно усмехнулся, плюнул за борт, в ответно застрекотавшее пламя, — дружно держались.

— Мудак ты, — без церемоний оскалился Юга, выдирая из волос жухлую рожь.

Цыган лишь раскатисто хохотнул, прикуривая от силящегося достать человека огневого щупальца. Капитан же подошел, хлопнул по плечу Выпь.

— Не серчай, Второй. С Жильцом разобраться давно пора было, обнаглел совсем. Кого в поле поймает, со всех плату требует, и не пустышку какую-нибудь, а живого человека. Жадный стал. И прижать его никак, только если одним ходом и поле запалить, и шкуру подрезать. А сам подумай, стал бы он ради скучной игрушки плащ скидывать?

Выпь кивнул, выдерживая пристальный холодный взгляд.

Иванов удовлетворенно стиснул пальцами его плечо.

— И хорошо. Рад, что без лишнего трепа все понятно.

Юга хотел что-то сказать — Выпь затылком это почуял, завел руку за спину, сжал горячее запястье. И только когда русый отвлекся, ушел к команде, развернулся к облюдку.

Третий хмурился. Свежие порезы ярко выделялись на смуглом лице. Будто кто из ревнивых гостей опять хлестнул наотмашь. Выпь моргнул, прогоняя воспоминание, сказал другое:

— Он спас тебя, помнишь?

— Но это не дает ему право играть нас, как карты!

— Такой человек. Иванов, что с него взять, — пожал плечами Выпь. — Спасибо, что на помощь пришел…

Юга не ответил, повернулся к Луту, привычно оседлал борт и уставился вниз. Не до конца разобранные волосы рвались черным пламенем, горячим дыханием Лута вздымались короной. Огонь нижнего уровня ярился, бросал змеистые всполохи на смуглую кожу, рыжим золотом оплетал косы.

Выпь молча встал рядом. Положил ладонь между острых лопаток и так держал, пока Юга не успокоился.

***

Тянуть дальше было нельзя. Дочь своего отца была решительной девушкой и то, что всерьез ее никто не воспринимал, оказалось весьма кстати.

После гибели лутовой твари команда увлеченно обсуждала что-то, сбившись в тесную группку. Девушка высмотрела Буланко — тот покраснел, виновато развел руками. Так мол и так, сама понимаешь.

Улыбнулась непослушными губами.

Понимаю. Но тогда и ты пойми.

Зверообразный старпом курил, лежа локтями на борту, скалил зубы вместе с патлатой чернявой шлюхой. Рыжая прошла мимо и легко, одним движением выхватила из-за широкого пояса ближайший револьвер.

Скакнула кошкой, уворачиваясь от захвата.

— Я жить хочу, — сказала громко, двумя руками сжимая шершавую рукоять чужого, тяжелого оружия.

В кого целиться, решить не могла, перебирала по людям.

Буланко, подлец? Дятел? Юга?

Русый капитан встал так, что дуло револьвера уткнулось ему в грудь. Закрыл собой весь обзор на арфу и экипаж. Какой правильный, какой отважный ублюдок. Понятно, почему команда так его любит. От него и девки портовые, наверное, с ума сходят.

Хорошо. Пусть так. Сам выбрал.

— Вы… — Девушка облизнула пересохшие губы. — Велите корабелле идти вниз. Я сойду.

— Медяна, — позвал Выпь, и девушка чуть вздрогнула от знакомого голоса, чужого на палубе врагов, — ты знаешь, что если убьешь капитана, корабелла омертвеет — в тот же миг?

— Тогда омертвеем мы все, — она некрасиво оскалилась.

— Я бы принял предложение, оно вполне разумно, тем более что твое присутствие на корабелле отныне не обязательно. — Медленно проговорил русый, внимательно наблюдая ее лицо, как добрый лекарь хворого. — Но, увы, мы в необитаемой зоне. Жилых Хомов здесь попросту нет.

И что ты будешь делать дальше?

Медяна краем глаза следила, как Ивановы берут их вынужденный дуэт в кольцо. Убьет она капитана или нет, конец один. В ближайший Лут.

— Скажите правду, Волоха. Вы же не собирались меня отпускать, так?

— Нет, — честно улыбнулся русый.

Так она и думала. Взяли с собой, как телка.

— Медяна, не надо.

— Выпь, заткнись.

Второй замолчал.

Девушка чуть сощурилась и решительно нажала на спусковой крючок. Щелкнуло.

В следующий миг ее уткнули животом в борт, так, что в лицо прыгнул Лут.

— Дятел, нет! Всем назад! — рявкнул над ухом капитан. — Я сам!

Медяна дернулась, зашипела, как поддетая на рогатую палку змея.

— Лучше убей меня или позволь своему псу прикончить, потому что я тебе не спущу, никогда, никогда!

— Значит, слушай сюда, рыжая, — шею сдавили железные пальцы, а хребет — железный голос, — мы пойдем через гармошку. Там любые рабочие руки на счету будут. Будешь хорошо себя вести, на обратном пути отпустим.

— С чего мне вам помогать? — огрызнулась Медяна. — С какого хрена мне вам вообще верить?

— Не с чего и не с какого. Сама выбирай: или я тебя отпускаю, чему моя команда будет безусловно рада, или идешь с нами.

— Почему вдруг такое милосердие?

Русый хмыкнул. Больно потянул за волосы, заглянул в лицо. Так близко, что перехватило дыхание.

— Ты храбрая. И наглая. Хорошим шанти будешь, Медяна.

— Пиратом?! Да я лучше сдохну!

Он рассмеялся, будто она сказала что-то до нелепости смешное. Сильный, отвратительно в себе, и людях своих, и планах своих уверенный. Иванов, чтоб его.

Рыжая злобно прищурилась. Стукнулась лбом в холодный борт.

— Хорошо.

— Вот и ладушки, — Волоха отпустил ее в тот же миг.

Отошел, словно потерял интерес. Небрежно повернулся спиной, будто вовсе не боялся, что девушка вдруг схватит за шею и утянет за собой в бездну. Наверное, так оно и было, они все мнили себя бессмертными, шанти, лутовы твари…

Медяна распрямилась, хмуро отвела волосы с лица, оглядела команду. Ей дружно, почти весело улыбались.

Живой не дамся, подумала девушка обреченно.

***

— Дятел! Какого рожна у тебя револьвер не заряжен?!

— Обижаешь, гаджо!

Русый вскинул руку.

Пуля рыбкой ушла в Лут.

— Э, бестолочь, зачем патроны тратишь?!

— Непорядок! А если бы враг? И осечка?

— Это револьвер, какая к хренам собачьим осечка-засечка?! У меня, ебврт, осечек вообще не бывает, ни с кем! А Чучело сам выбирает, когда шмалять, а когда молчать. Статут! И валентность у него что надо, не чета сопливкам гвардейским. — Цыган упер кулаки в бедра. — И что за манера такая дурная на вилы лезть, вот что бы я танцульке твоей сказал? Так и так, сдох ваш русак, а меня за это чисто символически пуантами до смерти забили бы, да? Таков твой замысел?

— Я не мог умереть, я еще не женился, — успокоил старпома Волоха.

— Рехнулся? — Дятлов обидно вытаращился, покрутил средним пальцем у виска. — Да ты никогда не женишься, гаджо.

Волоха улыбнулся. Вернул норовистый револьвер другу и подытожил.

— Значит, никогда не умру.

***

Все же, Юга был не до конца откровенен с Выпь. Если разбираться, честным он даже с собой не был, что уж говорить…

Может быть, он не скучал по общему климату нравов Сиаля, но по чему тосковал точно, так это по Провалам.

Ему их недоставало почти физически. Их яркой, оглушающей глубины. Чувства бездны под ногами. Возможности окунуться в эту бесконечность с головой, утянуть себя так глубоко, как только возможно. Пока воздух в легких не начнет гореть.

Лут облюдок воспринимал как суррогат. Паллиатив, усмехнулся, вспомнив терминологию Волохи. Эдакий Провал со своими душками и неисчерпаемым запасом энергичных дивных тварей.

Зачем он вернулся? Только потому, что обещал?

Старательно замалчиваемая мысль прошила ярким стежком, захлестнула горло петлей так, что Третий закашлялся, подавившись безвкусной душевой водой.

Не думать о Втором для него было все равно что не дышать. Не танцевать.

Нет, он вовсе не ждал его обратно. Не хотел ждать. Тогда уходил и верил — все, навсегда. В последний раз видятся.

И когда уже привык, приспособился, приучился — желтоглазый вновь объявился. Будто сам Лут свел. Дурная шутка вполне в его стиле.

Юга перекрыл воду, тщательно вытерся сероватым полотенцем. Еремия не заморачивалась с внутренним климатом, основное внимание уделялось броне и скорости.

Вышел из душевой и остановился, напоровшись, как животом на кол, на взгляд Выпь.

Тот сидел за столом, играл с волчком, забавной крутяшкой, прихваченной со Станции Ивановых. Третий приблизился, узкой ладонью сшиб на пол игрушку, сердито осведомился:

— Ай, и чего приперся на ночь глядя?

— Это Лут. Здесь всегда ночь.

— Не умничай. Или заняться больше нечем? К оларам своим вали, к девке рыжей… К Волохе, ты ему явно нравишься.

— Олары спят, Медяна злоумышляет, Волоха на вахте, — Второй нагнулся, подбирая с пола волчок.

Глянул снизу-вверх.

— Ты чего? — спросил.

Юга коротко мотнул головой, разбрызгивая капли воды. Мокрые волосы тяжко, жарко липли к спине, едва заметно шевелились, чуя настроение Третьего.

— Да вот, думаю, что не зря Голоса Вторых боялись. За тобой даже капитан последовал.

— Я ему не приказывал, — нахмурился Выпь, и Юга понял, что попал в цель.

— Да кто тебя разберет-поймет? Вдруг ты сейчас и со мной в те же игры играть вздумал?

— Я бы никогда не стал тебе приказывать. — Удивился желтоглазый. Откинулся на спинку стула. — Только не тебе.

— Почему вдруг? Велел бы смолкнуть, удобно же. Одно слово — и я что угодно, представь?

— Потому что это не правильно. Потому что это ты.

Юга знал этот упрямый тон и наклон головы. Выпь верил в то, что говорил и разубедить его никакая сила не могла.

Молча сел на узкую койку, взялся расчесывать волосы. Нервно облизал кромку зубов, заглатывая обратно вертящуюся на кончике языка чушь. Что за норов у него? Куча кусачих слов, и все обидные, все не те…

***

А если это правда? Выпь не мог не думать об этом. И не мог знать. Что если самым верным было продолжать молчать?

Вдруг его голос в самом деле воздействовал, против его воли, совсем самостоятельно? Что если все, с кем он имел дело, кто хорошо или плохо к нему относился, все были под влиянием? Медяна, Волоха.

Юга.

Второй покосился на Третьего. Сглотнул, коснулся пальцами ошейника.

Он никому прежде не рассказывал о своих беседах с Алисой. В них он чувствовал себя спокойно и уверенно, мог говорить-разговаривать без стеснения и контроля. Это же был просто сон… Но ему не хотелось спать. Хотелось разговаривать — с Третьим. Пусть у него это и выходило плохо. Из рук вон просто.

Как обычно.

— Эти твои олары, — вдруг произнес Юга, поднимая голову, — они действительно такие ценные-бесценные?

Выпь пожал плечами.

— Они умные создания. Хорошо выезжены. Дорогого стоят.

— Ты их сам объезжал?

— Ну да.

— Голосом? — подковырнул облюдок.

Второй нахмурился, но ответил честно:

— И голосом, и руками.

— А меня твои скотинки слушаться будут? — небрежно поинтересовался Юга.

Выпь встретился глазами с Третьим. Неуверенно улыбнулся.

— Прокатиться хочешь?

— Не отказался бы.

— Тебе понравится. — Второй обрадованно выпрямился, сверкнул глазами. — Морок мой, а Метелицу все же лучше Медяна ведет.

— Рыжуха твоя… — Юга притянул к груди колени. — Вы же вроде как парочка?

— Мы друзья, пожалуй. Она умная. Красивая. С ней интересно. Но мы не пара. А что, — спросил осторожно, — она тебе по нраву?

Юга даже рассмеялся от неожиданности.

— Эй, совсем нет! По мне, так она не красива и не интересна нисколько, уж прости, но вкус у тебя паршивый. Точно не умна, после сегодняшнего-то. Что ты в ней вообще нашел, кроме овечьих кудряшек и носа горбатого? Или тоже голосом взял?

Выпь закрутил волчок. Сипло поинтересовался, глядя на пляшущую игрушку:

— А мы… Мы с тобой — друзья, как, по-твоему?

— Издеваешься? — фыркнул Юга, прикрывая глаза. — Ты Второй, я Третий. Тут без шансов.

— Я не про это. Я про нас.

— Полтора года прошло, Выпь. Я сам не знаю, что со мной сделалось. Ты вот тоже изменился…

Второй провел ладонью по собранному из зеленых бус браслету.

Помолчал.

— Так — друзья?

Юга, туманно улыбаясь, отвел глаза, машинально перекидывая через плечо косу. Раньше, как помнил Выпь, он от волнения бусы перебирал. А теперь вот цепь оглаживал.

Третий вздрогнул и вытаращился, когда Выпь вдруг поймал его за волосы и притянул к себе. Постарался высвободиться рывком, но его держали крепко.

Захваты Второму всегда удавались, особенно поднаторел он в этом дурном, но нехитром деле за прошлые полтора года.

— Пастух, ты с ума съехал совсем? Что творишь?!

— Но что делать, если ты не отвечаешь?

Разным тебя видел, но когда такой вот — мне хоть на стенку лезь.

— И потому решил разозлить, значит?! — зарычал темноглазый, силясь выскользнуть на свободу.

— Ага. Лучше злиться, чем сопли на кулак мотать. Ты сам так говорил, помнишь?

Юга улыбнулся, как акула. Гибко развернулся, прошипел:

— Передергиваешь, пастух.

— Да хоть бы и так, — Выпь прямо смотрел ему в глаза. — Все лучше, чем тоска. Не люблю, когда ты молчишь и грустишь.

Третий выдохнул, отстранился. Волосы, до этого мирно лежащие в косе, угрожающе зашевелились.

— Ладно, я понял, хорош уже тягать. Вот же взял привычку, и как скоро… Давай, сваливай к себе, меня вырубает.

Выпь разжал пальцы, выпуская Третьего из хватки, без перекора отступил к дверям.

Взялся за косяк.

Молча приподнял бровь.

— Да, да, — вздохнул Юга, закатывая нестерпимые глаза.

Выпь улыбнулся и прикрыл за собой дверь.