Лягушка в молоке

Глава 4

Возвращаться в приют было очень тяжело. Казалось, что из солнечного, теплого моря ныряешь с головой в помойную яму. Я старалась держаться и не ныть, а вот Том прямо с лица сошел. Он с яркой ненавистью осматривал свою комнату и принюхивался к «ароматам» с кухни. Пришлось мягко посоветовать ему держать лицо, чтобы не провоцировать конфликты. Наше дело отсидеть в приюте два месяца и вернуться домой, в Хогвартс. Реддл стал взахлеб делиться со мной впечатлениями о прекрасном замке, о пламенеющем закате, о величественных статуях и живых картинах. Я говорила с ним, сидела рядом, пока он не уснул. Потом я тихо выскользнула из его комнаты и пошла мечтать о возвращении в школу. Засыпала я в слезах.

Утром на завтраке я наблюдала каменное лицо Тома, он с великолепным безразличием давился подгоревшей кашей. На меня мальчик даже не взглянул. К счастью, в приюте Том пробыл всего один день и уехал в гости к кому-то из однокурсников на три недели. Я успела снять с него мерки и получила разрешение пользоваться его комнатой. Миссис Коул очнулась от магии Дамблдора и завалила меня заданиями. В приюте Вула как всегда царил пессимизм и серость. Прошел год, а ничегошеньки не изменилось. Я целыми днями мыла, пришивала пуговицы и чистила грязные кастрюли. Складывалось впечатление, что их для меня копили. Через пару недель стало полегче, директриса сменила гнев на милость и перестала меня замечать. Теперь я быстро выполняла дневную норму по пуговицам и принималась чинить и перешивать мантии. Из двух мантий Тома сшила одну, подходящую ему по длине. Выпустила запас ткани на его брюках и тщательно отпарила утюгом. Он же еще ребенок, позаботиться о нем некому. Тем более что мы с ним договорились, что называется, в лучших традициях родного факультета. Он клятвенно пообещал найти в библиотеке приятеля книгу по некромантии. Я уже поняла, что мой дар темный и запрещенный, то есть в школьной библиотеке мне литературы не найти. Никто не знал, что я слышу барабаны, только Том. Кстати, он внял моим предупреждениям и даром змееуста тоже не хвалился. Маги называли этот дар «парселтанг», он был довольно редким.

В общем, приготовила мантии Тома, получше — для носки, похуже — для продажи. Дошла очередь до моей одежды, шила и подшивала часы напролет. Однажды засиделась допоздна и пропустила отбой. Меня наказали розгами, а я нашла возможность проверить на себе действие заживляющей магической мази. Я честно выпросила флакончик у госпожи Хэлси и очень его берегла. Шея болела отчаянно, но я нанесла мазь тонким слоем и уснула. Утром пришлось прятать шею под распущенными волосами, потому что краснота и припухлость исчезли по волшебству. В предыдущий раз я мучилась от болей почти неделю, а тут — несколько часов! Обожаю магию, как здорово, что я оказалась ведьмой, блеск!

Как бы я ни хорохорилась, атмосфера безысходности давила. Я запретила себе отсчитывать дни до отъезда, но иногда срывалась и тихо ревела в туалете.

Снова попала в церковь, мы ходили туда каждое воскресение. Если мне казалось, что все осталось по-прежнему, то мое заблуждение развеяла атмосфера на службе. Во-первых, толпа в церкви, яблоку некуда было упасть. Во-вторых, напряжение витало в воздухе. Близость войны ощущалась физически. Люди болтали о политике, хвалили премьер-министра и ругали Советы. Странно, но Советский Союз тут ненавидели больше, чем фашистов. Польшу поддерживали далеко не все, многие считали, что отношения Германии и Великобритании не должны ухудшаться из-за «польского коридора». Таймс захлебывалась прогитлеровской пропагандой, аж тошнило. Немецкие генералы и английские политики шныряли через границы и устраивали приемы в честь друг друга, царила идиллия.

В Лондоне началось новое «умиротворение»: германский представитель Вольтат встретился с деятелями английского правительства. Вольтат потребовал официально признать захват Чехословакии и передать ее ценности на сумму шестнадцать миллионов фунтов Германии. Рейхсбанку уже передано шесть миллионов фунтов.

Я слушала и удивлялась, но в один далеко не прекрасный день поняла, что происходит. Они до чертиков боялись войны и заискивали перед Гитлером, чтобы он двинул на СССР. Поскольку на его пути была Польша, на захват этой страны смотрели с сожалением, как на необходимую жертву.

Я точно знала, что скоро вся эта сладкая жизнь закончится, третьего сентября Англия будет вынуждена объявить войну Германии. Зато сейчас стояло последнее мирное лето, женщины щеголяли в узких платьях с белыми воротничками и рукавами-фонариками, на ногах у всех девушек поголовно были белые носки и босоножки, что невероятно меня раздражало. Временной отрезок был слишком продолжительным, периодически мне казалось, что я нахожусь на съемках фильма о начале Великой Отечественной войны. Отдельно нужно упомянуть о макияже: бровки выщипаны в ниточку, губки подведены сердечком, а волосы уложены в плоские блины с невнятными волнами. Все поголовно носили шляпки. Даже приютских детей обрядили в нелепые береты мышиного цвета. Вероятно, годом ранее я была в шоке от свалившихся на меня перемен и не замечала нелепости одежды тридцатых годов. Люди тоже были другими. В глазах у всех плескалась паника и надежда, что все обойдется. Говорили о ценах на хлеб, считали фунты, сравнивали цены. О политике говорили беспрерывно, о войне не упоминали вовсе.

За год, проведенный в школе, я стала лучше разбираться в структуре магического общества. Жестко разделенное на классы и сословия магическое общество было весьма стабильным и успешным. Секрет состоял в преемственности: дочь артефактора занималась изготовлением оберегов, сын книгоиздателя с младых ногтей помогал в лавке отца. Все знали свое место и уютно себя чувствовали. Тем сложнее было пришлым, ненаследственным магам. Магглорожденные были недовольны сложившимся положением вещей и пытались переделать мир под себя или хотя бы найти прибыльное место. Стаи впускали чужаков неохотно, многие уходили обратно, к магглам, остальные приспосабливались. Свобода выбора налицо. В любом случае, я твердо решила пойти по медицинской стезе. Влезу, но вырву свой кусок пирога. В магическом мире мне нравилось больше, да и образование там давали специфическое, с дипломом школы чародейства и волшебства работу в обычном мире будет найти трудновато.

В магическом мире глаз отдыхал на черных классических мантиях учеников. Одна и та же мода в течение десятилетий действовала на меня успокаивающе. Я вспоминала школу с нежной ностальгией и мечтала вернуться туда поскорее. Я приспособилась к жизни на Слизерине и приняла правила игры. Слизерин сообща противостоял всей остальной школе. Слабых учеников подтягивали, старшекурсники жестко контролировали первогодок. Если появлялся важный вопрос по учебе, который не удавалось прояснить самостоятельно, то обращаться к старосте можно было смело. Никому не позволялось ходить неопрятным или пренебрегать гигиеной. За обиду, нанесенную любому слизеринцу, мстили быстро и жестоко, во избежание повтора. Равенкло, например, был гораздо более разобщенным факультетом. Иерархия на Слизерине была негласной, но четко определенной. Имелось несколько мало пересекающихся между собой группировок, места в гостиной были строго определены. Удивительно, но места хватало всем. Аристократы держались обособленно, но иногда пересекались с любителями квиддича и шахматистами. Старшие курсы собирались отдельно от младших, четвертый курс болтался где-то посередине. Девочки заботились о младших, даже мне перепал специальный шампунь для роста волос. От него мои волосы закурчавились и начали блестеть. Мне снисходительно дали рецепт и назвали адрес аптеки в Косом переулке. Старшие девочки по вечерам вышивали на пяльцах, степенно беседуя друг с другом. Однажды одна ученица испортила рисунок и хотела выкинуть недошитый платочек, когда я случайно заметила, как можно исправить вышивку. Поскольку платочек в любом случае решено было уничтожить, мне дали нитки и велели попробовать. Я смогла выкрутиться, старшие девочки меня похвалили. Через пару дней меня позвали в кружок рукоделия и торжественно вручили пяльца и трафарет. У меня появилось собственное место в гостиной, я законно проводила вечера в кругу старшекурсниц. Разумеется, я отдавала готовые работы, зато на Рождество получила от приятельниц-рукодельниц коробку сахарных перьев. Я вела себя скромно, высказывалась, когда спрашивали мое мнение, а по большей части слушала рассказы о балах и помолвках аристократии магического мира. Для меня все эти беседы были сродни сказкам, мне ужасно нравилось узнавать о проклятиях одного семейства и невероятной удачливости другого.

Однажды разговор зашел о декане Гриффиндора, я навострила ушки. Как оказалось, Альбус Дамблдор был полукровкой, его отца посадили в Азкабан, а сестра умерла совсем юной, в четырнадцать лет. Больше того, сестра Альбуса была сквибом, а брат — всего-то хозяином грязного бара в деревушке неподалеку. Обалдеть, а сколько гонору! Зато добился всего сам, за это можно уважать. Хотя слизеринцы его не уважали совершенно. Ходили невнятные слухи о содомии, о нежной «дружбе» с Гриндевальдом, в общем, Дамблдор был не в чести у аристократии. Я постаралась запомнить все до единого слова, потому что Дамблдор меня тоже настораживал. Скользкий тип с тяжелым взглядом, я постоянно ждала от него какой-нибудь гадости. Душка Слагхорн обожал знаменитостей и любил быть в центре внимания. Хотя бы он был весь на виду, его легко можно было просчитать. Профессор трансфигурации добродушно улыбался, но в моих глазах был самой настоящей ядовитой змеей. Слизеринец до мозга костей, он умудрился задурить Шляпу, и эта рваная дура отправила его на Гриффиндор. Меня даже зависть брала, честное слово.

У меня было много времени на раздумья — когда я пришивала пуговицы, заняты были руки, а голова оставалась свободной. Так прошло еще две недели, вернулся из гостей Том, прилетели совы с отметками и деньгами для покупок. Я заметила, что прилет сов послужил сигналом для директрисы, на нас снова перестали обращать внимание. Огромное спасибо магии, теперь у меня было время на выполнение домашних заданий и похода за учебниками.

Том похвалился мне оценками, семь «Великолепно»! Он сиял, а я искренне хвалила. Мне было несложно сказать пару ласковых слов мальчишке-сироте, а ему приятно. Мои успехи были скромнее, всего два «Выше ожидаемого», по чарам и зельеварению, остальные пять предметов я сдала на «Удовлетворительно». Главное, что оценки были проходными, буду стараться дальше. Чтобы стать колдомедиком, мне позарез нужны хорошие оценки по основным пяти дисциплинам.

К счастью, нам требовалось куда меньше покупок в этом году, всего три новых учебника, перья, пергаменты и одежда. Том уговорил меня и купил себе дорогой ткани на школьную мантию. Ладно, сошью ему модный фасончик, подверну побольше, года два проходит. Он сильно вытянулся за год, хорошее питание пошло ему на пользу, в глазах появилась уверенность и сила. Тем сложнее оказалось Реддлу вновь находиться в приюте. Он утаскивал меня ранним утром, мы устраивались на траве в парке, я шила, а он укладывал голову ко мне на колени и читал мне новые учебники вслух. Мы их обсуждали, он объяснял непонятные моменты и имитировал движения палочкой простым березовым сучком. Он реально оказался самородком. Он глотал новые знания моментально и умудрялся еще объяснять мне, причем гораздо лучше, чем написано в учебнике. Завтрак и обед мы пропускали, только ужинали в приюте. Через десять дней такой жизни у меня начала сваливаться юбка, при быстрой ходьбе развивалась тахикардия. Тома тоже шатало от слабости. Я предложила плюнуть на гордость и есть вонючий суп. Хотя бы какие-то калории. Голод — не тетка, Том даже ломаться не стал. Говорят, что голод — лучшая приправа, мы отлично подчищали тарелки до блеска.

К сожалению, по моему дару некроманта информации он нашел с гулькин нос, но лиха беда начало. Мы прочитали в тонкой брошюре, что некромантия имеет две стороны: может создавать условно не-мертвых послушных тварей, а может лечить. Нашлось объяснение моим проблемам с цветочками — я распространяла эманации смерти, флора реагировала моментально. На представителей животного мира и людей я такого воздействия не оказываю, как выяснилось. Дар некромантии мог быть и ненаследственным — в брошюрке было расплывчато указано, что любой ребенок-маг, перенесший клиническую смерть до одиннадцати лет, мог стать некромантом, а мог и не стать. Негусто, но раньше я и этого не знала.

По парселтангу тоже литературы особо не было, нашлось только упоминание о царе змей и Тайной комнате, но это все. По поиску родственников Том продвинулся дальше, он точно выяснил, что Гонты — древнейший магический род, ведущий начало от самого Салазара Слизерина. К двадцатому веку род обнищал до неприличия и вымер почти полностью. Том выяснил, что единственный его живой родственник сидел или только что вышел из магической тюрьмы. Адреса он пока не нашел, но был полон энтузиазма. К покойной матери он стал относиться лучше, мы вместе посетили кладбище и с трудом нашли покосившийся крестик с указанием имени и даты смерти. Мы прибрались там, как могли, а потом Том нашел сторожа и внушил ему, чтобы за могилкой следили.

Я видела его методы в первый раз и была поражена результатом. Мальчик подошел к мужчине и поздоровался, а потом как-то особенно заглянул тому в глаза. Мужик обмяк и кивал совершенно механически, Том ему мягко что-то объяснял. Реддл не использовал палочку, не дерзил, не угрожал, однако заставил дюжего мужика трястись и заискивать. Также вместе мы нашли могилы «моих» родственников, там мы тоже прибрали, я запомнила места и собиралась в следующем году снова навестить кладбище.

Я сшила нарядную мантию для Тома, он примерил и остался доволен. Он выглядел, как маленький принц. Я была довольна результатом своей работы, Том подарил мне магическую заколку. Его экзальтированные поклонницы в школе дарили ему, что попало, вот одна из них подарила локон волос с заколкой. Локон мы решили припрятать — мы слышали кое-что об оборотном зелье, пусть волосы пока полежат, авось пригодятся. Реддл смеялся, что у него припасен для меня подарочек на Новый Год, а может и на три года вперед. Заколка отлично собирала волосы, я была довольна. Надоело туго заплетать косичку и завязывать ее черной ленточкой, сшитой из остатков прошлогоднего материала.

Первого сентября мы самостоятельно добрались до вокзала: сторож «малеха перебрал» накануне, так что поехать не смог. Он выдал нам деньги на автобус и ушел спать. В этот раз мы снова ехали в разных вагонах, ко мне подсела соседка Натали с младшим братом, Коннором Гойлом. Он был похож на сестру внешне, но был более спокойным.

Приветственный пир длился бесконечно. Когда я наконец добралась до комнаты, то тискала Рекса минут десять. За лето Рекс вытянулся и поправился. Выглядел он гораздо лучше меня, нужно признать честно. По опыту я знала, что через пару недель тоже буду смотреться получше, так и получилось.

Я снова делила свое время между библиотекой и Больничным крылом, госпожа Хэлси привыкла к моим частым визитам и спихнула на меня контроль над ассортиментом. Я изо всех сил старалась быть полезной, поэтому аккуратно снабжала медиковедьму просьбами пополнить то или другое лекарство. По вечерам я также сидела в гостиной в компании рукодельниц, наслаждаясь беседами о театральных премьерах и роскошных балах.

Том вступил в факультетскую команду по квиддичу, хотя летать на метле не очень любил, сам мне признавался. Он сделал это ради популярности, хотя его и так все обожали. Держался на метле он превосходно, охотником был великолепным. На его тренировки приходили посмотреть его друзья и толпа восторженных поклонниц. Слагхорн сиял собственным светом и хвалил Тома от души.

На втором курсе я впервые узнала о «Клубе Слизней». Декан собирал талантливых и перспективных подростков и организовывал для них посиделки. Туда попадал народ от пятого курса и старше, но для Тома Гораций сделал исключение. Гордый Том умчался на эпохальное собрание в новой мантии, я им очень гордилась.

У меня была большая задача, которую я выставила себе на второй курс: я должна была попытаться оставить нас в замке на все лето. Начала я с доступных мне письменных источников. К сожалению, такого прецедента не было. Тогда я обратилась к декану и поделилась своими опасениями о предстоящих бомбежках Лондона. Слагхорн кивал и вздыхал, но помогать не мог или не хотел. Я пересилила свою гордость и пошла к Дамблдору. Заместитель директора меня сурово отчитал и предложил благодарить за то, «что вам дает бесплатное обучение и фонд для малоимущих студентов». Я написала в Попечительский совет, ответа мне просто не пришло, зато меня вызвал директор и вежливо посоветовал «успокоиться».

Я была злая, как мантикора, — про это опасное магическое существо нам рассказали на ЗоТИ. Все свои манипуляции я проводила втайне от Тома, но он все равно узнал и расстроился. Он накричал на меня, затащив в какую-то каморку, и велел «не позориться». Бедный смешной мальчишка, он не понимал, какой ад нас ожидает. Я была расстроена и напугана куда больше Тома, я же помнила о летних бомбежках Лондона сорокового года. Пришлось изворачиваться и запасаться различными видами зелий. Мне повезло, декан чувствовал себя виноватым, что не смог помочь, поэтому лично помог мне собрать мини-аптечку. Я выбрала момент и серьезно с ним поговорила. Мы договорились, что в случае, если нахождение в маггловском мире будет сопряжено с реальным риском для жизни двух детей-волшебников, я предоставлю администрации школы свои воспоминания. Тогда Слагхорн сможет подкрепить просьбу фактами.

Я попросила Тома научиться делать порт-ключи — это был уровень шестого курса, незарегистрированные порт-ключи были строго воспрещены, но моя шкура была мне дороже любых предписаний. Реддл отнекивался, но я напомнила ему, что за ним должок за новую мантию, и он вынужден был согласиться.

Училась я лучше, чем в прошлом году. Профессор гербологии, Герберт Бири, связал-таки увядание растений и мое вмешательство и сделал меня своей ассистенткой. Теперь я помогала с теоретическим материалом и собирала эссе, а к своим листочкам и лепесточкам профессор меня не допускал. Единственное растение, с которым у меня царила полная любовь и взаимопонимание, была ядовитая фасоль тентакула, мы нежно обожали друг друга.

Плоды фасоли — небольшие сморщенные черные стручки, которые даже при полной неподвижности издают тихое постукивание. Наша дружба возникла случайно, тентакулу мы проходили в октябре месяце; было уже довольно прохладно, и один ученик напялил объемный шарф, в который и вцепилась вредная фасоль. Она начала активно душить мальчишку и останавливаться не собиралась, когда я силком оторвала ее ветки. Герберт Бири был в ужасе, но тентакула не погибла от моих прикосновений, а наоборот, при каждом моем появлении тянула ко мне ростки и мило постукивала. Профессор вручил мне огромный пергамент со ста шестью вопросами и задал проект до конца года. Так он обезопасил милые своему сердцу травы и деревья, а я получила надежду на хорошую итоговую оценку. Меня даже жалели, ведь меня нагрузили лишней работой, но я-то знала, что дорогой профессор меня практически спас.

По ЗоТИ мы проходили разных опасных тварей, почти месяц убили на изучение оборотней. Почему так долго, не понимаю. Оборотни опасны в полнолуние, какими бы прекрасными людьми они ни были в обычной жизни. Избежать заражения после укуса шансов нет, если повезет, скончаешься в диких судорогах в первое полнолуние. Шансы помереть тем выше, чем старше пострадавший. При встрече рекомендовалось бить на поражение и использовать любые заклинания. Любые, то есть Непростительные, мы будем проходить только на пятом курсе, так что пока стоило держаться подальше от подозрительных мест при полной луне.

Заклинания у меня получались стабильно хорошо, а вот на любимом зельеварении я была почти первой. Почти — это значит, что лучше меня был только Том Реддл. Как бы я ни старалась, его зелья были чуть прозрачнее, чуть ярче, в общем, гораздо лучше моих, хотя я занималась на пределе своих возможностей, а Том находил время для долгих посиделок и тренировок по квиддичу. Слагхорн обожал Тома и подарил ему самую современную метлу.

Даже Дамблдор ослабил свое внимание, он часто пропадал и подолгу находился в отлучках. Я стабильно получала свои средние оценки, превращала жуков в пуговицы, кроликов в тапочки, а птицу — в бокал. Последнее было очень сложно, мой бокал постоянно получался с перьями или на когтях.

Однажды на зельеварении мы проходили Раздувающий раствор, глупые мальчишки стащили немного готового зелья для экспериментов на известном органе. Напрасно профессор тратил свое красноречие и грозился проблемами со здоровьем, вечером в Больничном крыле был аншлаг. Справедливости ради отмечу, что Тома среди пострадавших не было. Вредная госпожа Хэлси заставила меня разливать уменьшающее зелье по мензуркам, но ассистировать не позволила, даже на львятах. Как выяснилось позже, травмы происходили ежегодно, но Раздувающий раствор входил в программу СОВ, так что стабильно оставался в программе.

Дни летели стрелой, учиться мне безумно нравилось, я чувствовала себя счастливой. Рекс неизменно составлял мне компанию и оставался единственным живым существом, которого я любила. Том был окружен плотной свитой, у него тоже было все хорошо. Мы практически не разговаривали, но никого из нас это не беспокоило. Мы оба знали, что летом останемся вдвоем и снова будем выживать вместе.