Любимое уравнение профессора

10

Вечеринка удалась.

То был самый теплый и запоминающийся день рождения из всех, на каких я только бывала. По роскошности он мало чем отличался от первого дня рождения Коренька в приюте для матерей-одиночек. Или от рождественских вечеров, которые я столько раз делила на пару с мамой. Такое и вечеринкой-то назвать язык не повернется.

Но этот день рождения — одиннадцатилетие Коренька — останется в моей памяти навсегда. И прежде всего по двум причинам. Во-первых, мы отмечали его с Профессором. А во-вторых, то был последний вечер, проведенный нами во флигеле.

Дождавшись Коренька из школы, мы начали все втроем готовиться к торжеству. Я возилась с угощением на кухне. Коренёк драил пол, то и дело выполняя еще какие-то мелкие поручения. Профессор гладил скатерть.

Он не забыл своего обещания. Сегодня утром, прочитав записку и убедившись, что я домработница и мать ребенка по имени Коренёк, Профессор указал на обведенную мною дату в календаре.

— Сегодня одиннадцатое! — объявил он. Склонив голову, сверился запиской у себя на груди. И улыбнулся гордой улыбкой ребенка, который явно заслуживает похвалы.

С самого начала я даже не собиралась просить его погладить скатерть. Передвигался он так неуклюже, что куда безопаснее было доверить это занятие Кореньку. Задачей же Профессора, как мы и договорились, было сидеть в своем кресле-качалке и никому не мешать. Но он все настаивал:

— Как я могу сидеть сложа руки, видя, как старательно тебе помогает ребенок?!

Этот аргумент я предвидела. Но даже вообразить не могла, что Профессор и правда пойдет за утюгом. Уже то, что он помнит, где тот хранится, поразило меня не на шутку. Но когда все из той же пыльной кладовки Профессор выудил еще и скатерть, он стал и правда стал похож на фокусника. О том, что в доме есть скатерть, я узнала впервые.

— Главное, что нужно для гладкой вечеринки, — это гладкая скатерть, не правда ли? — сказал Профессор. — Ну, а я по части глажки большой мастак!

Сколько эта скатерть провалялась в углу кладовки, никто не знал, но смотрелась она так, словно ее прожевали и выплюнули.

Жара наконец-то спала, воздух был прозрачен и сух. Но тень особняка на траве, цвета листвы на деревьях были совсем не те, что в разгар лета. Хотя было еще светло, сквозь набегавшие рваные тучи уже проступили и первая звезда, и луна. И пока ночь соглашалась подождать с приходом еще немного, вечерние тени в корневищах деревьев были по-прежнему слабы. То было наше любимое время суток.

Положив гладильную доску на подлокотники кресла, Профессор закатал рукава. Вставил штепсель в розетку, выставил нужную температуру. Каждый его шаг и каждый жест говорили: он прекрасно понимает, что делает.

Расправив скатерть на доске, он тут же, как истинный математик, разбивал в уме поверхность скатерти на шестнадцать одинаковых блоков и гладил каждый блок по отдельности. В строго определенном ритме. Сбрызгивая скатерть водой из пульверизатора. Проверяя пальцем утюг — не слишком ли горячо. Хищно раздувая ноздри на каждую морщинку и разглаживая, дальше и дальше, одну за другой. Настойчиво, но мягко, чтобы не повредить кружева. Деликатно, уверенно — и с любовью… Утюг в его пальцах двигался ровно с той скоростью и под такими углами, чтобы при минимальных усилиях достичь оптимального результата. Безупречная красота решения — излюбленная тема Профессора — исполняла свой феерический танец с утюгом на этой старой гладильной доске.

Оставалось признать: свою работу Профессор и в самом деле выполняет блестяще. Похоже, наш стол украсит не просто скатерть, но скатерть с нежными кружевами…

Мы готовились к празднику, и каждый выполнял свою задачу. Но мы чувствовали дыхание друг друга и понемногу двигались к общей цели. И уже от этого становилось так радостно, что перехватывало горло. Запах жаркого из духовки, плеск воды от выжимаемой тряпки, клубы пара от утюга — все это сливалось воедино, обнимая нас своим теплом.

— Сегодня «Тигры» бьются с «Ласточками», — сообщил Коренёк. — Если победят, выйдут на первое место!

— Думаешь, они смогут выиграть кубок? — Я попробовала суп на соль и проверила мясо в духовке.

— Еще как смогут… — убежденно отозвался Профессор. И указал пальцем в небеса за окном. — Смотрите все! В ореоле первой звезды появилась зарубка, это очень счастливый знак. Он говорит нам, что «Тигры» сегодня победят и точно станут чемпионами кубка!

— Ну да, конечно… — усмехнулся Коренёк. — Еще скажите, что вы просчитали эту вероятность вашими формулами. Пальцем в небо!

— Обен в мецлап! — не растерялся Профессор.

— А выворачивать меня наизнанку — не аргумент!

Но сколько бы Коренёк ни дразнился, утюг Профессора продолжал свой танец и не сбивался с ритма, доглаживая последний блок. Коренёк, забравшись под стол, протирал ножки стульев, изнанку стола и все, на что у меня при уборке обычно не хватает ни сил, ни времени. Я копалась в посудном шкафу в поисках подходящего блюда для ростбифа. А тени в садике за окном с каждым взглядом становились все резче.

И вот, когда все было готово и мы расселись за столом, чтобы начать торжество, возникла небольшая заминка.

Случайный сбой. Девушка в кондитерской, продавшая нам торт, забыла приложить к нему свечи. Сам тортик был слишком маленьким для одиннадцати свечей, так что я заказала только две — большую и чуть поменьше. Но когда достала коробку из холодильника, никаких свечей не нашла.

— Торт рождения без свечей? Для ребенка это слишком жестоко! Какой тогда смысл в самом пожелании счастья?!

Профессор явно расстроился куда больше самого Коренька.

— Сбегаю в кондитерскую и заберу! — воскликнула я, сдергивая фартук. Но Коренёк остановил меня.

— Лучше я слетаю! Я же быстрее!! — закричал он и, не слушая моих возражений, убежал на улицу первым.

До кондитерской было два шага, на улице еще не стемнело. Все будет в порядке, сказала я себе. Накрыла торт крышкой, спрятала обратно в холодильник, села за стол. И вместе с Профессором стала дожидаться возвращения сына.

Скатерть выглядела роскошно. Теперь на ней не было ни морщинки, и ажурность дымчатых кружев превратила столовую в настоящую королевскую трапезную. Скромный букетик цветов из садика в бутылке из-под йогурта — вот и все, что я сумела к этой скатерти подобрать. Но дикие полевые цветы без названия замечательно оживляли ее строгую элегантность.

Все ножи, ложки и вилки на этом столе оказались из разных наборов, но если не очень приглядываться, стройность сервировки была идеальной. Угощение же, напротив, — совсем простым. Креветочный коктейль, ростбиф с картофельным пюре, салат со шпинатом и беконом, гороховый суп в горшочке, фруктовый пунш… Все это Коренёк обожал. А для Профессора — только на этот раз! — никакой моркови. Никаких соусов или экзотики, просто еда как еда. Но пахла она замечательно.

Мы с Профессором переглянулись — так, будто обменялись своими растерянностями. Он кашлянул и поправил воротник пиджака, всем видом показывая, что готов к началу веселья.

На столе перед стульчиком Коренька пустовало место для торта. От нечего делать мы стали смотреть туда.

— Что-то он долго, тебе не кажется? — пробормотал Профессор с тревогой.

— Да нет, что вы. — ответила я. — И десяти минут не прошло.

Я постаралась не выдать своего удивления. Чтобы Профессор, глядя на часы, говорил о времени? Такого я не припоминала.

— Что, серьезно? — не поверил он.

Надеясь отвлечь его, я включила радио. Схватка «Тигров» с «Ласточками» только что началась.

— Ну? Сколько уже прошло?

— Двенадцать минут.

— А это… не слишком долго?

— Не волнуйтесь. Все хорошо.

Сколько раз я уже повторила эти слова с тех пор, как повстречалась с Профессором? «Не волнуйтесь, все хорошо!» В парикмахерской, в клинике перед кабинетом рентгена, в автобусе со стадиона домой. То поглаживая ему спину, то держа его руку в своей. Неужели этого беднягу и правда никто никогда не утешал? Однако его настоящая боль находилась где-то еще, и я никак не могла до нее добраться.

— Он сейчас вернется. Не беспокойтесь, — сказала я. Вот и опять, кроме этого, мне было нечем его утешить.

За окном темнело, и Профессор заволновался сильней. Все не мог усидеть спокойно, каждые полминуты поправлял воротник пиджака и смотрел на часы. То и дело какая-нибудь записка, отцепившись от его костюма, падала на пол, но он это даже не замечал.

Из динамика донесся рев трибун. В первом иннинге «Ласточки» заработали хит, но «Тигры» перешли в наступление.

— Сколько уже? — повторил он вопрос, хотя спрашивал только что. Но добавил: — Что-то не так, уверяю тебя. Слишком долго!

Стул под ним ходил ходуном.

— Ладно… Пойду-ка я его встречу. А вы не волнуйтесь. Все будет хорошо, — пообещала я, поднявшись, и положила руку ему на плечо.

Коренька я нашла возле станции, у входа в старый торговый квартал. Профессор был прав: кое-что пошло не так, как задумано. Кондитерская оказалась уже закрыта. Но Коренёк тут же сообразил, как решить задачку. По другую сторону станции работала еще одна кондитерская. Он отправился туда через переезд, объяснил продавцу ситуацию и получил пару свечек в подарок. Я схватила его за руку, и мы понеслись обратно к Профессору.

Но, вернувшись во флигель, уже у порога почуяла: что-то здесь не так.

Цветы на столе оставались свежими. «Тигры» обыгрывали «Ласточек». Моя стряпня дожидалась нас на тарелках. Но это был уже не та столовая, из которой мы с Кореньком уходили. За то время, пока мы с ним искали две несчастные свечки, кое-что изменилось. На столе перед стульчиком Коренька — там, куда мы с Профессором смотрели так долго, — валялся опрокинутый и раздавленный праздничный торт.

Сам Профессор застыл от ужаса над столом с опустевшей коробкой от торта в руках. А спина его уже наполовину скрылась в наползающей тени.

— Я же просто хотел… все приготовить… чтобы всем сразу съесть! — повторял он, не сводя глаз с пустой коробки, словно разговаривал именно с ней. — Я не знаю, что тут сказать… Все пропало! Ничего не исправить. Простите меня…

Мы усадили Профессора в кресло и постарались окружить его всем комфортом, на какой нас только хватило. Коренёк забрал из его рук коробку и выкинул с небрежным видом — дескать, ничего важного в ней все равно не было. Я выключила радио, зажгла в кухне свет.

— Ничего не пропало. Не преувеличивайте! И не беспокойтесь, все будет в порядке… — сказала я.

И тут же заметалась по кухне. Как можно скорее нужно было прямо у него на глазах замести все следы, но так, чтобы он не понял, что происходит. Главное — не давать ему думать…

Вывалившись из коробки, торт шлепнулся на бок, и половина его размазалась по столу. Другая же половина осталась нетронутой, и даже уцелевшие шоколадные буквы считывались четко и ясно:

Эту, целую, половину я разрезала на три кусочка и ножом, точно стеком, восстановила на каждом барельефы из крема. Собрала разлетевшиеся по столу ягоды, мармеладных зайчиков, сахарных ангелочков и разложила все это на кусочках примерно поровну. А затем наконец воткнула две заветные свечки в порцию Коренька.

— Ну вот! — объявила я. — Даже свечки поместились!

Коренёк заглянул Профессору в глаза.

— И вкус тот же! — добавил он.

— Видите? Никто не пострадал, и все довольны… — будто эхом отозвалась я.

Но Профессор молчал и не двигался.

Мое же сердце куда больше убивалось не по торту, а по скатерти. Сколько я потом ни пыталась ее отстирать, эти жирные пятна от крема и крошек въелись в тончайшее кружево навсегда. Стоило ее потереть, как в нос ударял едковато-приторный запах.

Так вот что случилось на самом деле! — осенило меня. Просто кружево Небесного Мироздания случайно наложилось на кружево скатерти! Только пострадал от этого вовсе не торт…

Упрятав самое большое и жирное пятно под блюдо с ростбифом, я подогрела суп и приготовила спички, чтобы зажечь свечи. Комментатор объявил, что в третьем иннинге «Ласточки» отыгрались. Коренёк сидел с таинственным видом, лелея в кармане подарок — перевязанную желтой ленточкой карточку самого Энацу.

— Ну вот, смотрите! Все готово… Профессор, прошу садиться!

Я взяла его за руку. Профессор наконец поднял голову и увидел рядом с собой Коренька.

— Сколько тебе лет? — спросил он у мальчика и погладил его по голове. — И как, говоришь, тебя звать-то?.. Интересная у тебя голова! Напоминает квадратный корень. А это — великий инструмент! С ним можно добраться до любых чисел. Даже до тех, которые никогда не увидеть глазами.