Любовница Фрейда

Глава 13

Смеркалось. Воздух был великолепен, мигали фонари на углах, где полицейские в тяжелых сапогах заступали на ночное дежурство. Фрейд и Минна брели по узкому переулку мимо торговцев картинами к сигарной лавке. Фрейд нырнул туда и сразу направился вглубь, чтобы повидаться с хозяином. Минна осталась среди застекленных ореховых шкафов, вдыхая экзотические, терпкие ароматы. Лавка напоминала об увлекательных приключениях, названия «Монтекристо», «Кинтеро» и «Ла глория Кубана», аккуратно пропечатанные на белом пергаменте, красовались на медных дощечках, прикрепленных к дверце каждого шкафа. Зигмунд перебрал множество сигар различных марок, выбрал одну и потер между пальцев, словно пробовал на ощупь тончайший шелковый лоскут.

— «Х. Апманн», сделана на Кубе немецким банкиром. Восхитительно, — сказал он, прижимая сигару к самому ее носу. Сигара была приторная и сухая, в обертке цвета потемневшего красного дерева.

— Божественно, — прошептала Минна с притворным почтением.

В лавке царила торжественная тишина, почти как в церкви. «Мужчины и их сигары, — думала она, — их вина. И их женщины…»

Они уже были почти у дома, когда Зигмунд предложил зайти и выпить. Неподалеку располагалось кафе «Центральное». Минне надо было вернуться домой еще несколько часов назад.

— Уже поздно, — заметила она, робко улыбнувшись.

— Не так-то уж и поздно, а у меня в горле пересохло.

— Я и так задержалась… и дети… Зигмунд, я в самом деле не могу остаться.

— А если бы осталась, то что бы предпочла?

Минна улыбнулась, сдаваясь.

— Бокал вина. Полчаса, не более.

В помещении царил полумрак — пустые столики, венские стулья. Несколько отставших от своих частей солдат засиделись, цедя выпивку за вечерней беседой. Часа в четыре здесь было бы негде приткнуться. Газовые лампы тихо шипели над столиком в глубине. Минна устроилась на стуле, расстегнула жакет и поправила блузку. Фрейд сел напротив, подозвал официанта и заказал бутылку «Бароло». Она слушала, как он любит это кафе, какое это спасение из тисков его распорядка. Как слаб он на исходе дня. И даже раньше. Неожиданно Зигмунд сменил тему.

— А скажи мне откровенно, дорогая, ты счастлива здесь, с нами? — спросил он.

— Конечно, а как же иначе? Все замечательно.

— Все?

— Ну, не совсем все…

Фрейд молча взглянул на нее. Он был из тех, кто умел использовать преимущества молчания. Минна стянула перчатки и комкала салфетку под его внимательным взглядом. Фрейд отметил, что шея у нее длиннее, чем у сестры, а губы гладкие и блестящие. Минна украдкой бросила на него быстрый взгляд, щеки ее все еще сияли румянцем после прогулки.

— Иногда меня беспокоит, что я в семье обуза, — призналась она, обмахивая лоб носовым платком.

— Ты ошибаешься. Надеюсь, мы ясно дали тебе понять, что это не так.

— И мое будущее… Я не могу вечно навязываться вам.

— Ты не навязываешься. Я тебя не понимаю…

— Понять меня нетрудно, — перебила Минна, — я без работы, без средств, одинокая и беспомощная.

— Значит, ты банкрот?

— Совершенно верно, — кивнула она.

— Шутки в сторону, Минна! Ты знаешь, что у тебя есть дом — наш дом.

— Это очень великодушно, но я не могу оставаться с вами бесконечно.

— Почему? — спросил Зигмунд, бросая взгляд на студентов, которые хотели сесть рядом с ними, но потом нашли место получше.

— Ты не должен спрашивать. Это не дает мне уснуть ночами.

— Что именно?

— Мое будущее.

— Будущее не дает тебе спать?

— Не только будущее! Мне снятся странные сны. Кошмары. Очень тревожные.

— Какого рода?

— Решил проанализировать мои сны?

— Разумеется, нет. Но помнишь ли ты хоть что-то из них?

— В основном полная чепуха, — сказала она, делая глоток вина.

— Тебе снится, что ты опаздываешь на поезд?

— Нет.

— Снится, что ты летишь по воздуху или падаешь с отвесной скалы?

— Нет.

— Снится, что ты стоишь нагая перед незнакомцами и не испытываешь ни малейшего смущения?

— Нет. А тебе?

— Это мой дежурный сон, Минна.

— И как давно он тебе снится? — улыбнулась она.

Зигмунд рассмеялся, а потом посерьезнел.

— Расскажи мне о своих снах.

— Ладно… — Минна наклонилась к нему. — Мне снится, будто я старая дева, живущая в одиночестве на скудную пенсию среди множества шелудивых кошек. У тебя ведь аллергия? В доме воняет рыбой, и никто никогда не приходит, чтобы перемолвиться со мной хоть словом.

— Не дразни меня, — сказал Зигмунд.

— Как я могу? — вздохнула она, наполовину осушив бокал. — Хорошо, если тебе так надо знать, иногда мне снится, что Игнац лежит рядом со мной в постели. Мертвый. И выглядит он ужасно, омерзительно. Он меня пугает.

— Ты любила Игнаца?

— Зачем я рассказала тебе эти глупости?

— Это не глупости. Я работаю над интерпретацией сновидений.

— Толкуешь сны? Я считала, что сны возникают из-за проблем внутренних органов — несварение или что-либо еще.

— Большинство врачей тебе так и скажут, потому что они — идиоты. Просто поразительно, что, несмотря на тысячелетние усилия, научное понимание сновидений по-прежнему туманно. Мы недалеко ушли от древних.

Фрейд пустился в рассуждения о донаучных временах, когда классические философы верили, будто сновидения связаны с потусторонним миром и посылаются богами и демонами. Сны могут предвещать будущее — жизнь счастливую или трагическую.

— И даже теперь большинство врачей и ученых настаивают, что сны — просто реакция на некий внешний раздражитель, вроде мерцания свечи, дождя, грома или жесткого матраса. Многие образованные люди нашего столетия все еще полагают, будто сны вызваны чувственными стимулами, а это лишь незначительный фактор. Наивность! Они уверены, что сознание отрезано от сновидений, но на самом деле сознание — это все.

— Следовательно, если сны не навеваются дождем или грозой и не возникают от несварения, то откуда тогда они берутся?

— Ага! — воскликнул он, улыбаясь. Вопрос ему понравился. Он легонько постучал пальцем по ее голове. — От тебя они берутся. Они ведут свое происхождение из твоего жизненного опыта. Из внутренних ощущений, а не из внешних. И я — первый, кто утверждает: «Сны имеют смысл».

Фрейд заглянул Минне в лицо, стремясь понять ее реакцию, узнать, оценила ли она по достоинству его потрясающее открытие. Минна надолго запомнит выражение его лица в тот момент — это величие, уверенность в себе и огонь в темных глазах. Она отпила еще глоток прекрасного вина и произнесла:

— Тогда каков смысл моего сна об Игнаце?

— Это не так просто. Значение маскируется, может, что-нибудь из твоего детства всплывает.

— О чем ты, Зигмунд?

— Сон заимствует отовсюду, фрагменты разных дней, разных времен… неожиданные образы — тетки, кузины… жениха.

— Обычно я не помню своих снов, но если и помню — они кажутся полной бессмыслицей.

— Именно кажутся. Ушедшая любовь улыбается на ложе рядом с тобой, справляется о твоем здоровье, а потом выхватывает оружие… или, возможно, виной сексуальный контакт с кем-нибудь совершенно неподходящим. Еще вина?

— Да, спасибо. Продолжай.

— Сны моих пациентов — смесь чего-то со всем подряд — из их прошлого и настоящего. Иные истории — полный абсурд, но все-таки необходимо разобраться в их жизни — и сновидения обретут смысл.

— Например?

— Одна женщина пришла ко мне и пожаловалась, что во сне видела свою сестру в гробу и тетку, которая прямо перед ней разбила кувшин, и людей, забрасывавших ее дохлыми животными.

— Против такого мой — просто… ручной…

— Отвратительные женихи не такие уж ручные, — усмехнулся Фрейд и рассказал о сорокалетней вдове.

Та пережила тяжелую травму, когда ее богатый муж внезапно умер, читая газету. Родня супруга обвинила вдову в его смерти, ее преследовали чувства вины и стыда, вот потому-то и страдала она от этих кошмаров. А после была английская гувернантка, служившая у богатого вдовца. Она питала к нему тайную страсть, но чувства не были взаимны. Ее уволили, но разлука с детьми вылилась в сновидение о подгоревшем пудинге. Другую молодую женщину преследовали кошмары, в них на нее набрасывались мужчины со злобными лицами, она просыпалась от удушья и ощущала, будто шея перетянута удавкой. Встретившись с ней несколько раз, Фрейд выяснил, что кошмары эти начались, когда она узнала, что ее сестра вступила в связь с собственным дядей.

Он замолчал, бережно разворачивая новую «Х. Апманн». Отрезав кончик, смочил сигару языком и зажег.

— Причины подобных сновидения скрыты, — продолжил Фрейд, — но после исследования все становится ясно. Сны — лишь симптомы, послания, сообщающие нам, что именно не в порядке. Аллегорическое воплощение наших сокровенных мыслей, желаний. Например, одной пациентке снилось, будто она пытается вставить свечу в подсвечник, а свеча сломана и не может стоять. И это означало…

— Дай угадаю, — перебила Минна, стараясь сдержать улыбку.

— Конечно — тут символика весьма прозрачна.

— Ты обсуждал это со своими коллегами?

— Естественно. Никто не принял это всерьез. Они назвали мою работу сказками и шарлатанством. Как сказал Вергилий:

Они помолчали.

— Зигмунд, у тебя найдется сигарета?

Он отложил сигару, подозвал официанта, изнывавшего от безделья, и попросил закурить. Тот подал ему сигарету из пачки в жилетном кармане. Зигмунд прикурил ее и отдал Минне.

— Значит, ты подобрал ключ к тайне сновидений? — спросила она, глубоко затягиваясь и откидываясь на спинку стула.

— Я, без сомнения, подобрал ключ к тайне твоих сновидений. И к тебе, моя милая.

Минна посмотрела на него и почувствовала прилив чего-то, очень похожего на счастье. Подобного она не переживала уже много лет.

— Пора возвращаться, — вздохнула Минна.

— Еще по одной?

— Не могу. И прошлой ночью я слишком засиделась.

— Хочешь, обсудим это?

— Нет, — ответила она, вставая.

— Я так не думаю, — проговорил Зигмунд, швырнул несколько крон на стол и помог Минне надеть пальто.

И что-то в это мгновение — краткое прикосновение, мимолетный жест, или, может, наклон головы или то, как два человека двигались гуськом, близко друг к другу, — окутало Минну и Фрейда аурой интимности. И всякий, кто оказался бы рядом, когда они покидали кафе, заметил бы это: Минну, с влажным, пылающим лицом и темно-медным узлом волос, и Зигмунда, ведущего ее к двери, и его руку, скользящую по хрупкой спине Минны.