Любовница Фрейда

Глава 34

Все эти дни Минна жила в постоянном ожидании.

«Что могло его так задержать?» — думала она, меряя комнату шагами. Он опаздывал уже на час.

При дневном свете меблирашка казалась еще более неопрятной. На лоскутном покрывале темнело пятно. Обои отставали от стен и были все в потеках и разводах, ободранные половицы проседали под ногами. Был ли здесь прежде ковер? Минна слышала, как за стеной ссорилась какая-то пара. Хлопнула дверь. Она высунулась в окно и увидела Фрейда — он заходил в гостиницу.

В комнате Зигмунд сел рядом с ней на кровать и принялся расшнуровывать ботинки, а потом извинился за опоздание. Всего несколько месяцев назад он пришел бы раньше. Несколько месяцев назад, напомнила она себе, ее бы здесь вообще не было.

Он был очень занят, и им становилось все сложнее устраивать свидания. На сей раз они договорились чуть ли не в последний момент.

— Я не мог найти экипаж. Пришлось несколько кварталов пройти пешком, — объяснил Зигмунд.

Минна торопливо теребила блузку, пытаясь расстегнуть ряд мелких пуговок. Он коснулся ее щеки и сдернул блузку, обнажив плечи. Губы его скользили, покрывая быстрыми поцелуями ее живот. Потом Зигмунд сорвал с Минны одежду и притянул к себе. Возбуждение нахлынуло с первым касанием его пальцев и уже не отступало. Она загоралась мгновенно.

Один раз это произошло на полу, потом — в ванне. Сегодня Минна захватила с собой бутылку и до его прихода успела выпить несколько рюмок. Обычно Зигмунд оставался с ней после, но сегодня сразу встал и стал искать брюки.

— Я должен бежать.

— Так скоро? Ты же только пришел.

— Меня ждет пациент, — ответил он таким тоном, каким всегда говорил, желая отвязаться от Марты.

Минна наблюдала за Зигмундом, пока он одевался. Она налила себе еще бокал, а потом, когда он уже выходил за дверь, окликнула его. Зигмунд обернулся с бесстрастным выражением на лице.

— Ничего, иди, — промолвила Минна.

Позже, когда она вернулась домой и снова задумалась о своей жизни, ее охватила безысходность. И не только оттого, что она чувствовала — Зигмунд охладевает к ней. Она ощутила страх разоблачения, и сияющий шлейф недавнего желания стал тускнеть.

Иногда Марта как-то странно смотрела на нее и спрашивала: «Ты хорошо себя чувствуешь?» И от этого вопроса у Минны начинали трястись поджилки, и в отчаянии и гневе все внутри ее кричало: «Нет, мне очень плохо!»

В середине следующей недели доставили тисненный золотом официальный конверт. Он был адресован доктору Фрейду и фрау Фрейд. Герр Зелински и его супруга приглашали супругов Фрейд на открытие оперного сезона и обед, который будет дан после спектакля в особняке Зелински в респектабельном квартале на Рейхсратштрассе. Минна поглядывала на приглашение, пока они с Мартой сидели в столовой, разбирая почту. Густав Малер не так давно занял пост директора оперы и в настоящее время был наиболее почитаемой фигурой Вены. Новое здание оперы в величественном стиле ампир с расписными куполообразными потолками и дорическими колоннами было достроено, и самое главное — все, как один, согласно утверждали, что акустика в нем чудесная.

— О, это же «Дон-Жуан», — сказала Минна, и голос ее зазвенел от восторга.

— Ну, хоть Зигмунд не будет скучать. В прошлом году на открытии давали «Норму» [31], так он заснул.

— Как здорово, вы увидите Малера [32].

— Только не для меня. Он меня разочаровал!

— Чем?

— Да всеми этими своими малопочтенными делишками с обращением. Он, видите ли, теперь католик! Я тебе так скажу: это ему не поможет. Его все равно никогда не допустят ко двору. Родившись евреем, евреем и умрешь.

— Малеру пришлось выкреститься, иначе ему никогда бы не дали эту должность.

— В любом случае, — сказала Марта, пренебрежительно усмехнувшись, — его мать, наверное, в гробу переворачивается.

— Марточка, — если ты не хочешь идти на спектакль, я бы с радостью пошла вместо тебя, — произнесла Минна, будто эта мысль пришла ей в голову сию минуту.

— Ты имеешь в виду сопровождать Зигмунда вместо меня?

— Только если ты не хочешь идти.

— С чего ты взяла? Конечно, я хочу. Это же главное событие сезона.

— Ну что ж, возможно, я смогу купить билет.

— На премьеру? Вряд ли тебе посчастливится. А с детьми кто останется?

Минна пристально посмотрела на сестру, а потом вышла из комнаты. Реакция Марты ее обеспокоила. Минна знала, что Марта — отнюдь не поклонница оперы. А Марта знала, что Минна оперу обожает. Было ли это явное пренебрежение ее чувствами простым проявлением бестактности со стороны сестры? Или же Марта подозревает, что у Минны имеются иные мотивы? Уже сотню раз после возвращения Минна спрашивала себя: а вдруг сестра все знает? Были ли эти грозовые облака проявлением раздражения? Может, и нет. Особенно, после того, как Марта заглянула в комнату Минны и милостиво пообещала отдать ей свой билет на следующий спектакль.

— Мы можем ходить по очереди, — дипломатично сказала она, — но ты же знаешь, как я обожаю премьеры!

Слава богу, Зигмунд ни при чем. Это все из-за приема у Зелински.

На премьеру Марта нарядилась в малиновое шелковое платье с бархатными эполетами и юбкой из множества клиньев, которая походила на полураскрытый зонтик, черные атласные сапожки и французский браслет из черного янтаря, позаимствованный у матери.

Минна вошла, когда Марта подбирала себе шерстяную накидку и веер. Софи ходила вокруг матери и млела, повторяя, что ее мамочка — «всамделишная принцесса», Матильда же, как водится, была настроена критически.

— Мама, накидка сюда не подходит, лучше надень манто, — настаивала она. — И не надевай золотой браслет с серебряными пряжками. Нельзя смешивать металлы.

— Марта, Зигмунд тебя ждет, — напомнила Минна.

— Подождет. Это всего лишь опера. Мы же не на поезд опаздываем, — ответила Марта, неторопливо припудривая щеки и в последний раз оглядывая себя.

Зигмунд курил в столовой, расхаживая взад-вперед. Одет он был безупречно: строгий белый жилет, цилиндр, черный галстук и лаковые туфли. Он беспрестанно вынимал из жилетного кармана часы, ворча, что экипаж на дворе уже заждался.

— Ну, наконец-то! Мы на полчаса опаздываем, — сердито произнес Зигмунд, — а нам еще ехать за Бернхаймами на другой конец города. Не понимаю, зачем ты им это вообще предложила?

— Ты мог бы сказать что-нибудь приятное о том, как я выгляжу, Зигмунд! Я надела твое любимое платье. Женщине иногда просто необходимы комплименты, правда, Минночка?

— Разумеется, — ответила та. — Зигмунд, скажи Марте, как она сегодня выглядит.

Фрейд потер затылок, а потом вынул сигару из рта. Он бросил на Минну беспомощный и покорный взгляд.

— Дорогая, ты прелестно выглядишь, — промолвил он.

Однако его жене этого было достаточно.

— Итак, Минна, — сказала Марта, — уже поздно. Не позволяй Софи уговорить тебя читать ей перед сном. Он должна засыпать без всей чепухи. Вели няне переменить подгузники малышке перед тем, как укладывать, она последнее время забывает, и это просто безобразие. О боже, я забыла театральный бинокль! — воскликнула она и выбежала из комнаты.

Минна подошла к Зигмунду и смахнула невидимую пылинку с его плеча.

— А чего бы ты пожелал? Что мне сделать для тебя, Зигмунд, пока тебя не будет? — прошептала Минна. — Может, начистить тебе ботинки?

— Прекрати, это не смешно.

— Я серьезно.

Было странно думать о том, что в иных обстоятельствах она бы только радовалась за сестру. Но в эту минуту Минна ненавидела ее. Будто весь этот болезненный инцидент был целиком на совести Марты. Иногда она сама себе была противна.

Минна взяла Софи за ручку и повела наверх. В столовой Матильда играла с братьями в карты, из детской, где няня кормила ребенка, доносились приглушенные младенческие вскрики. В комнате Софи пол был завален корзинами с игрушками и всякой всячиной, мебель из кукольного домика выстроилась на ковре, словно на миниатюрной распродаже. Войдя туда, Минна почувствовала головную боль — ту самую, от которой ломит затылок и слезятся глаза. На нее навалились усталость и тоска. А чего она ожидала? Что Зигмунд не станет выходить в свет со своей женой? Сейчас она просто жалеет себя, потому что ее не взяли на бал. Но ведь правда в том, что никакая она не Золушка, она — злодейка, мачехина дочка.

Минна переодела девочку в жесткую белую ночную сорочку, умыла ей личико, руки и уложила в кровать. Задула свечу на ночном столике и подоткнула малышке одеяло. Но стоило ей наклониться, чтобы поцеловать Софи и пожелать доброй ночи, как мягкие детские ручки обхватили ее и потянули к себе.

— Не уходи, — прошептала Софи.

— Солнышко, я очень устала. Мне нужно идти к себе в комнату.

— Не уходи, — повторила она, ее лобик беспокойно нахмурился, — побудь шо мной, танте Минна, мне штрашно.

Минна ощутила нежное, теплое детское дыхание на своей щеке. Она снова зажгла свечу и села на краешек кровати. Минна частенько читала Софи перед сном. Больше всего девочка любила сказки Кэтрин Синклер о великанах, феях и эльфах, и особенно про фею Ничегонеделку. Минна поставила свечу поближе к кровати.

— Я расскажу тебе сказку о прекрасной фее, — начала она, — щеки у нее были нарумянены по самые глаза, зубы оправлены в чистое золото, а волосы сверкали аметистовым светом.

На следующий день Марта проспала допоздна. Минна слышала, как Зигмунд ушел в университет, как всегда, с утра пораньше, но сестра не пошевельнулась до двенадцати. Ища Минну, она появилась в столовой в халате, отхлебывая кофе из чашки.

— Как опера? — поинтересовалась Минна.

— Знаешь, — сказала Марта, радуясь возможности поделиться впечатлениями о вчерашнем вечере, — наши места были прямо за императорской ложей, ах, ты не поверишь, какие там были меха — соболя, горностаи, шиншиллы… с лапками, головками и хвостами. Там собралась вся Вена!

— Мило.

— Затем состоялся торжественный выход императорского семейства, а их свита села прямо напротив нас. Они болтали без умолку весь спектакль. Зигмунд был вне себя. Мне пришлось удерживать его, чтобы он ничего не сказал. Кстати, помнишь Розенталей? Они приехали с дочкой, которая и в кружевном декольте — точная копия своего отца, бедная девочка. Я слышала, что она была влюблена в итальянца, но не смогла выйти за него замуж, потому что он христианин. На самом деле, отец объявил голодовку, чтобы вынудить ее подписать документ с обещанием больше никогда не встречаться с тем юношей.

— А музыка?

— Прекрасная! Новый тенор из Франкфурта — просто гвоздь сезона. Ему устраивали овации после каждого выхода. Ну и, конечно, певица Лилли Леман была само совершенство. Говорят, она возвращается в «Метрополитен— опера». Я просто с ног валюсь. Спектакль затянулся за полночь, а к Зелински мы попали только к часу. Зиги так проголодался, что просто набросился на закуски. Все решили, будто его неделю держали впроголодь.

Минна старалась сохранить доброжелательное выражение лица, пока сестра расписывала наряды и роскошную обстановку, и то, как доволен был Зигмунд. Она вдруг подумала, что сестра, наверное, делает это нарочно. Ну что ж, тут она преуспела.

Минна была совершенно подавлена. Но правда в том, что, если она смирилась со своей участью, то ей следует проглотить обиду, забыть о гордости и учиться жить с тем, что именно Марта была, есть и всегда останется женой Фрейда.