Любовь к истории питая

Глава 1 НА ВАХТЕ ВЕКОВ

Сохранилась фотография пятидесятых годов, случайно снятая Владимиром Михайловичем Станкевичем, бывшим юнгой, знавшим Валю Пикуля. Вот как он сам вспоминает об этой встрече…

«…Все это случилось в 1958 году в Ленинграде, где-то в конце июня. Я был на сессии заочников ЛИКИ. Была у меня мысль стать звукооператором, но после 3-го курса оборвалась. Так вот, в выходной от занятий день я с родственниками (жившими тогда в Ленинграде) поехал на Кировские острова. Со мной был фотоаппарат. Прогуливаемся, и вдруг вижу объявление: «В летнем читальном зале встреча с писателем Пикулем». По времени — встреча уже идет. «Океанский патруль» я уже прочел. Родственники побоку, ищу читальный зал. Успел к самому окончанию. Когда все разошлись, я подошел к Валентину и представился, он был рад такой встрече. Пошли мы к Казанскому собору. Вот здесь-то я, видно, вспомнил о фотоаппарате. (И почему не вспомнил о нем, когда были у памятника «Стерегущему»?) Снимок сделан на углу Невского. Из разговоров с Валентином помню его жалобы на большие мытарства с изданием «Океанского патруля». Вернувшись домой, сделал и выслал фотографии и получил в ответ «Океанский патруль»…»

«Дорогой мой друг! Посылаю Тебе свой роман «Океанский патруль», только извини, пожалуйста, что дарственный экземпляр в таком виде — заклеен титул и прочее: другого, пойми, не было. Мне было очень приятно встретиться с Тобой, таким же юнгой, как и Твой покорный слуга, и я буду рад, если мой скромный подарок придется Тебе по душе. Желаю Тебе и Твоему семейству интересной и богатой жизни, здоровья и покоя. Остаюсь Твой Валентин Пикуль. 21.07.58 г.».

Первое впечатление при знакомстве с писателем необычное. Сразу же начинаешь чувствовать, что оторвал ты его от какого-то важного занятия, которое несло ему удивление и восторг. В этот момент Пикуль кажется замкнутым. Однако взгляд его открыт и устремлен на вас, словно он спрашивает, насколько пришедший человек будет искренен и интересен.

К Валентину Пикулю приходят многие. И у каждого из них своя боль, своя тревога, но каждый уверен, что ПИКУЛЬ поможет. И когда писатель проникает в суть дела, когда он сам пропитывается волнением рассказчика, он раскрепощается, его увлекает одержимость, и можно с уверенностью сказать, что мысли его в этот миг унеслись в иные времена, откуда никогда бы не донесся спасительный крик, но откуда им можно проложить тропу.

И у меня с писателем были беседы, когда вдруг я чувствовал, что Валентин Саввич открывал свои раны, о которых не говорил, может быть, и своим близким. И брала горькая досада, что лишен ты возможности помочь. Писатель сам успокаивался, говоря, что покой и терпение его могут спасти. Он слишком много пережил и слишком мало находил успокоения.

В одном из отзывов критики на творчество Валентина Пикуля говорится: «…в соленой купели Баренцева и Карского морей… под содрогание корабельной артиллерии… в тряске штормов и взрывах глубинных бомб рождался не только командир боевого гиропоста, но и будущий автор «Океанского патруля»…»

Это слишком красиво и неправдоподобно романтично. Было все строже и гораздо проще. В те далекие годы не о романах мечтал штурманский электрик Пикуль. Вся жизнь представлялась ему как сплошная вахта. На эсминце «Грозный» будущий писатель занимал самое «низкое» место, в отсеке ниже ватерлинии, у жужжащего от земного магнетизма гирокомпаса системы «Сперри». Здесь его охватывала гордость за высокое доверие нести вахту у «сердца» эсминца. Теперь от его показателей зависел ход судна, курс, стрельба торпедных аппаратов и орудий. В 15 лет он ощутил важность дела, в нем рождалось мнимое бесстрашие, часто даже неосмысленное. Только повзрослев, он стал понимать, что тогда он нес вахту на слишком хрупком месте. Ведь всего лишь тонкая обшивка корабля охраняла его от пучины океана.

Страха не было — юность, что ли, такова или школа юнг, воспитывавшая из обыкновенных мальчишек храбрецов?

— Если вспомнить школу юнг, там мы закалялись, как спартанцы… Да и характер наш — оттуда. Жизнь это доказала. Посудите сами: из юнг большинство стали известными людьми. Героями Социалистического Труда стали бывшие юнги Виктор Бабасов, Михаил Балуев, Лев Павловский, народный артист СССР Борис Штоколов.

Конечно, здесь В. Пикуль явно пристрастен к «своим». Но ведь справедливо, что ни одно человеческое достижение, ни одна победа, ни один трудовой подвиг немыслимы без таких свойств, как храбрость, упорство, мужество.

О мужестве у Валентина Саввича особое мнение: он не считает его врожденным свойством. По его мнению, это качество вырабатывается всей жизнью, воспитанием, кропотливым настойчивым трудом.

— Мужество взращивается в человеке.

Мужество — это то свойство, которое заряжает человека на осуществление своего жизненного дела, которое заполняет собой весь отпущенный тебе на земле путь. Давайте на минуту вспомним, сколько уже написал Валентин Пикуль: великолепная серия исторических романов, романы о нашей дальней и ближней современности, исторические миниатюры…

Пикуль удовлетворяет колоссальный читательский спрос, не сетуя на то, что все приходится делать ему одному, прекрасно отдавая себе отчет в том, что насытить общественный голод на знание отечественной истории под силу пока всего лишь некоторым.

Откуда у писателя такая выносливость? Почему его хватает на этот многолетний, поистине каторжный труд — в условиях, не всегда благоприятствовавших этому духовному подвигу?

С юмором отвечает Валентин Пикуль на этот вопрос. Валентин Саввич имеет характерную привычку — открыто смотреть в глаза своему собеседнику. Иногда в его глазах блеснет эдакая лукавинка, он прищурит озорно глаза, и сразу же подумается, что вот сейчас писатель и выдаст какую-нибудь сногсшибательную идею, которая или вызовет восторг, или поставит в тупик. В этом уж сомневаться не стоит.

— А ведь я же мог стать продавцом пива. Вы представляете меня в этой роли?! Да, да, не удивляйтесь. Демобилизовавшись, я с увлечением, вместе со своими двумя друзьями, нас тогда называли «неразлучными мушкетерами», забегал в одну, расположенную на углу, пивнушку. Заведующий почему-то приметил меня и как-то говорит: «Знаешь, Валя, парень ты битый, тертый во всем. Давай я тебя немного подучу, и станешь ты продавцом пива. Денег будет куча!» Не соблазнился. Да и не по духу было такое занятие.

Темно-серые проницательные глаза писателя — в них можно увидеть все прожитые годы, они все тут: и мальчишеское неутолимое любопытство к близким, таинственным, влекущим к действию и поражающим воображение реалиям мира, и дерзкое, победительное озорство красавца моряка, которому распахивает объятия фортуна, и волшебный свет мудрости, впитанный из книжного древнего царства отечественной культуры, и волевая непреклонность, отважное сопротивление невзгодам, обидам, угрозам, потерям, непониманию, и — доброта, доверчивость к людям родной души, а таковыми для писателя стали не только лично близкие ему люди, друзья, но и все его читатели. Самый читаемый писатель страны — шутка сказать!

В манере поведения, бытовых привычках Валентин Пикуль сохранил тот, может быть, кажущийся для нас слишком странным образ, ритм жизни, который навевает воспоминания о воинской службе, военном положении, равно как и об отшельнической аскетичности подвижника-интеллигента, не заботящегося о житейских благах. Есть в его привычках и яркие черты жизни артиста, свободного художника (отнюдь не богемы), подчинившего свою внешнюю жизнь законам творчества… Одного нет в характере и поведении Пикуля — оригинальничанья. Как он сам любит повторять, все проще и строже. Он легко, с вдохновеньем работает ночами — так как именно ночи были свободными у начинающего литератора, демобилизованного юнги, не получавшего никакой материальной помощи от родных. Он ест ливерную колбасу — это после блокадного Ленинграда, когда его, эвакуированного, впервые угостили кусочком необычайного лакомства. Он спит на топчане, сколоченном из досок им самим, пишет за огромным деревянным столом, также самодельного производства — тут прямо-таки и видится образ умельца, который ни в каких житейских передрягах не пропадет, все может — и стол сколотить, и роман написать, и о судьбах государства подумать. Был такой эпизод: В. Пикуль получил квартиру в Риге. Его стол пришлось заносить на кране через окно. Из толпы наблюдающих послышалось: министр приехал… Может быть, именно таким «народным министром» и видит себя В. Пикуль — обладатель глубоко народной, демократичной черты. Она-то и помогла ему замыслить и осуществить свое писательское дело. Она — и море.

На протяжении всей писательской работы Пикуль вновь и вновь обращается к морской теме: «Океанский патруль», «Реквием каравану PQ-17», «Моонзунд», «Крейсера»…

Русская история и море… Первое упоминание в греческих источниках — русские служат в греческом флоте. 902 год.

В наших источниках не сохранено никаких сведений о первых русских мореходах. А поморы в незапамятные времена плавали в Америку: Северный морской путь был проложен на карбасах…

Россия — страна вроде бы изначально сухопутная: нет, это не так. Издревле она дышала памятью, пропитанной морским соленым воздухом. Величие государства Российского, его исторические победы свершались на пути к морю. Наша история — это ВЫХОД К МОРЮ. Именно это остро почувствовал юнга Пикуль: вместе с любовью, преданностью морю возникала, проступала в нем любовь к истории.

— Верите ли, за всю войну я прочел только две книги. Зато хорошо их запомнил. Это «Дорога на океан» Леонова и «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского. Времени тогда читать не было. Я был сед, и я хотел спать. Не удивляйтесь, у меня уже тогда появились первые седые волосы. Я в пятнадцать лет освоил флотскую специальность. В звании юнги — наравне со взрослыми — делал все то, что требовали война и условия корабельной жизни. Сначала плавал рулевым, потом работал с гирокомпасами. Удивляться тут нечему: война — время большого доверия к юности. О том, что все виденное мной было историей, я понял, к сожалению, гораздо позже… Море есть море… Оно слабостей никому не прощает. Море может нас удивить, научить жить, страдать, любить и работать. Море только неспособно заставить его ненавидеть. Всему оно учит без спешки, суеты. В море лихостью ничего не добьешься.

Добавим, да и в литературе тоже. Но и о лихости говорится не случайно…

Вот таков он, Валентин Пикуль, фигура в нашей литературе несколько таинственная и загадочная, будто бы стоящая даже как-то особняком.

А уединенность его, вызванная несправедливостью критики, да и прямыми враждебными выходками со стороны недоброжелателей, улетучивается, когда он вдруг видит, что к нему обращаются единомышленники.

Все это в характере моряка. Лишь строже он почувствовал свою необходимость сберечь доблесть веков, охранить ее от поругания и вдохнуть в нее собственную ратную душу. Юнга Пикуль. Мудрый провидец былых веков. Увлекающий самозабвенно своим и только своим воссозданием их. Патриот. Ратоборец — несет вахту охраны и возвеличивания богатств отечественной истории.