Любовь может все

Глава 8

Он плохо спал в первую ночь, когда приехал сюда, наивно надеясь, что она изменит свое решение. Сегодня он тоже вряд ли сможет заснуть. Внутренний голос говорил, что если сейчас он постучит к Селии, она не прогонит его. Он напомнил себе, что хочет видеть ее в своей постели каждую ночь на протяжении всей жизни, а не один короткий раз.

Он хотел брака, основанного на любви, а она сообщила ему о своем согласии как о деловом предложении. Ни капли страсти, один рассудок.

Он хотел проникнуть в сердце Селии так глубоко, чтобы она была готова скорее умереть, чем оставить его. Он мечтал, чтобы она желала его так же сильно, как он желал ее.

Ничто на свете не заставило бы его сейчас заснуть. Он вскочил с постели и вышел из спальни.

В ванной он и встал под холодный душ. Или в Бостоне вода холоднее, или он стал стареть. Селия выглядела как девчонка в ночной рубашке. Их разделяет десять лет. Десять лет назад он еще и не думал о том, чтобы жениться. Но сейчас все иначе. Дожив до сорока лет, он еще никого так сильно не желал, как эту женщину.

Закрыв глаза, он стал мечтать об их совместной жизни. От этого занятия его отвлек стук в дверь.

— Что случилось?

— Ты в ванной уже почти полчаса. Скоро кончится горячая вода.

Решив не говорить, что он пользуется холодной водой, Марк взял полотенце. Душ не улучшил его состояния. Слабым утешением было и то, что она тоже не спит.

— Я бы с удовольствием выпил чашку кофе, если это возможно.

Через несколько минут с влажными волосами он вошел в кухню. На столе стояли две чашки кофе и тарелка с печеньем.

Селия не улыбнулась, и Марк нахмурился.

— Ты можешь не беспокоиться, — сказал он, — я не буду возобновлять попыток поцеловать тебя.

— Я позвоню завтра на работу и скажу, что не приду. Мы можем сходить в музей, если хочешь.

Он кивнул. Если она не хочет говорить о том, что произошло пару часов назад, он тоже не станет этого делать.

— Этот поход в музей можно считать первым официальным свиданием? — спросил он.

— Мне кажется, что мы должны лучше узнать друг друга.

— Я польщен, — сказал он торжественно, — особенно после того, как Чарли сказал, что ты полностью отдаешь себя работе и не пропускаешь ни дня.

Она покраснела от гнева.

— За всю свою жизнь Чарли ничем себя не утруждал, он не сможет понять, почему я чувствую себя обязанной регулярно ходить на работу, даже если за это не платят денег.

— А почему ты это делаешь?

— Потому, что покинутые женщины нуждаются в поддержке, в талонах на еду, в пособии и во всем остальном, что может поставить их на ноги. Иногда женщине лучше быть вдовой, чем брошенной женой. Моя мать не имела работы, но у нее была военная страховка мужа, чтобы оплачивать счета.

Это была едва ли не единственная информация, которую Селия сообщила о своей семье.

— Твой отец был военным?

— Пехотинцем во Вьетнаме.

— Должно быть, твоя мать вышла замуж очень рано?

— Она вышла замуж в день своего рождения. Ей исполнилось восемнадцать.

— Удивительно, как твоя бабушка позволила ей это.

— Моя мать сбежала из дома в семнадцать лет и жила в коммуне хиппи, которая расположилась в штате Нью-Йорк.

Марк усмехнулся, представив себе элегантную Кэтрин, одетую в потертые джинсы.

— Твоя бабушка, должно быть, рвала и метала.

— Нет, тетя Луиза стащила свидетельство о рождении моей матери, когда оно понадобилось для венчания.

Марк чувствовал, что Луиза нравится ему все больше.

— Каким был твой отец?

— Он оправдал худшие бабушкины опасения. Не мог найти работу и решил пойти в армию. Он и мама думали, что у бабушки есть связи и она сможет устроить так, чтобы его не послали во Вьетнам. Она могла это сделать, но не захотела.

Селия говорила безразличным голосом. Она убедила себя, что должна забыть о потере, и Марк понял, что этой темы нужно касаться очень осторожно.

— Твой отец погиб в бою?

— Двадцать четыре года назад накануне Рождества мы получили телеграмму. На следующий день мама упаковала вещи. Я сильно плакала, потому что думала, что Санта-Клаус не найдет меня, если мы переедем.

Это было не последнее несчастье, обрушившееся на мою мать. Она не закончила университет, страховки отца на жизнь не хватало, поэтому скоро Кэтрин вернулась домой и просила у бабушки прощения.

— И та приняла ее обратно?

— Да, но поставила условия. Она наняла репетиторов, чтобы мама получила диплом, она настояла на том, чтобы мне дали хорошее воспитание. Хиппи на такие вещи не обращали внимания, и я понятия не имела, как должна вести себя леди.

— Тебя послали в пансион?

— Нет, бабушка сама занялась моим воспитанием.

— Почему твоя мама не стала жить отдельно после того, как стала на ноги?

Селия вертела в руках печенье, обдумывая ответ.

— Она потерпела неудачу в самом начале жизни. Не думаю, что у хиппи она нашла то, о чем мечтала. В те дни женщины только готовили и стирали пеленки.

— А как вели себя родители твоего отца?

— Они соблюдали дистанцию.

Неужели судьба так сильно обделила ее любовью, когда она была ребенком? Он молча пил кофе, и гнев разгорался в нем.

— Я не представляю, чтобы моя бабушка смогла бросить в беде кого-нибудь из своих детей.

Селия поежилась.

— Наверное, в твоей семье вели себя иначе. Бабушка всегда сопротивляется, когда делают не так, как она хочет.

— Видимо, она делает это довольно часто.

— И с удовольствием. Она может взять человека за горло, если он стоит у нее поперек дороги. — Она взглянула на его пустую чашку. — Хочешь еще?

— Нет, спасибо.

Селия забрала чашку и понесла к раковине. Марк смотрел на очертания ее фигуры под халатом и думал, что ее бабушка, убила бы его на месте, прочитав его мысли.

— По кабельному телевидению крутят рождественские программы, — сказала Селия.

Марк грустно усмехнулся.

Селия поднялась в гостиную. Войдя следом за ней, Марк критически оглядел комнату.

— Завтра я повешу здесь омелу и остролист[6].

— В этом нет необходимости.

— Нет, есть. Существует поверье, что они отгоняют духов прошлого, — шутливо произнес он.

— В моем прошлом нет никаких духов.

Сев на диван, он стал переключать каналы телевизора и остановился на картинке, где хор пел рождественскую классику, слышанную им тысячу раз.

— Мне следовало украсить эту комнату, не спрашивая тебя, чтобы сделать сюрприз.

— Я терпеть не могу сюрпризов.

В комнате было полутемно, что создавало особенный уют. Подходящее время, чтобы вытащить на свет божий телеграмму, решил он. Откашлявшись, Марк обернулся.

Селия спала, откинув голову на спинку дивана. Он долго смотрел на ее лицо, потом обнял ее за плечи, и не просыпаясь, она прижалась к нему.

Он подумал, что завтра она проснется с чувством вины и желанием, чтобы он поскорее исчез с ее горизонта. Но все-таки теплилась слабая надежда, что стена отчуждения между ними понемногу уменьшалась, и Марк решил, что, когда эта стена рухнет, его счастье будет только сильнее.

Селия устало поднялась по ступенькам, с удивлением заметив, что кто-то счистил с них снег. Сегодня утром ее разбудил срочный звонок, и она, извинившись, объяснила Марку, что ей необходимо быть в центре. Он сразу все понял и согласился отложить поход в музей.

В награду за это она отведет его пообедать к Вере. Похоже, что Вере он пришелся по душе, и она приготовит для него какое-нибудь особенное блюдо. По дороге домой она придумывала объяснения своему импульсивному поведению прошлой ночью.

Войдя в гостиную, Селия остановилась как вкопанная. Маленькие белые шарики, похожие на снежинки, обрамляли окно и мерцали над каминным зеркалом, а из стереосистемы лилась рождественская музыка.

От волнения у нее перехватило дыхание. Подойдя к камину, она заметила, что игрушечные ангелы, подаренные ей Марком, теперь красовались на каминной доске, соединив крылышки. По сторонам камина из красных шерстяных чулок выглядывали два игрушечных эльфа, причем на одном чулке была надпись «Селия», а на другом «Марк».

В зеркале она увидела Марка. Глядя на нее, он вытирал руки полосатым кухонным полотенцем.

— Добро пожаловать домой, — тихо сказал он.

Он пренебрег ее просьбой и разукрасил дом без разрешения, но бессмысленно скрывать восхищение. Не в силах удержать улыбки, она прочла свое имя, вышитое на чулке.

— Неужели ты умеешь вязать?

— Эти чулки связала моя бабушка. Мама тоже прислала тебе подарок, но его нельзя увидеть раньше Рождества.

Почему его семья засыпает ее подарками? Но, прежде чем успела открыть рот, он поклонился.

— Стол накрыт, мадам.

— Тебе совсем не нужно было готовить обед.

В дверях столовой он обнял ее и, притянув к себе, поцеловал так быстро, что Селия не успела его оттолкнуть.

— Омела[7], — пробормотал он.

Подняв голову, она увидела ветку омелы, прикрепленную над дверным проемом.

— Это нечестно!

— Все честно на войне и в любви.

Марк поставил на стол сервиз из лиможского фарфора, белый с золотом, который она получила в наследство от прабабушки. Им никогда не пользовались, он просто красовался на полке буфета, а сегодня стал неотъемлемой частью праздничной обстановки.

Усадив ее, Марк зажег две маленькие ароматные свечки, воткнутые в сосновую шишку, стоящую в хрустальном блюде посередине стола, потом погасил верхний свет. Вынув бутылку шампанского из серебряного ведерка со льдом, он налил его в два хрустальных бокала. Подав ей один бокал, он поднял свой.

— За все хорошее в жизни.

Она пригубила вино, а в это время Марк принес из кухни фарфоровое блюдо, закрытое крышкой.

— Это ты сам приготовил?

— Конечно, нет. Я спросил Веру, какие блюда ты заказываешь по торжественным дням, и она снабдила меня своим фирменным тушеным мясом. Неплохо?

С полным ртом Селия молча кивнула.

— Надеюсь, что ты не очень устала. После обеда нам нужно еще нарядить елку.

Ей понравилось, как он украсил дом, но еще елка… Не говоря прямо, она попыталась отказаться.

— Но ты уже сделал так много.

Снова наполнив бокалы, он улыбнулся:

— Если в тебе говорит прагматичность, то мы можем купить искусственное дерево, которого хватит до конца жизни. Даю слово, что повешу все игрушки сам.

— А кто их потом будет снимать?

— А кто говорит, что их нужно снимать? Мы создадим новую семейную традицию.

— Фамильных традиций у меня достаточно. И мне не нужно никакой елки.

— Тебе не нравятся рождественские традиции?

— Я не вижу смысла притворяться и дарить подарки людям, на которых целый год не обращаешь внимания.

— Многие люди видят в Рождестве мостик между своей взрослой жизнью и детством.

— Для меня это не важно. — С неудовольствием она услышала неуверенные нотки в собственном голосе.

Марк взглянул на ее портфель.

— Надеюсь, ты принесла его не для того, чтобы напугать меня?

— Нужно подготовить кое-какие материалы для слушания в суде, которое будет завтра.

Он поцеловал ее. Прежде чем Селия успела запротестовать, он указал на ветку омелы, прикрепленную к лампе.

— Эти ветки развешаны во многих местах. Хочешь, я покажу тебе все?

— Кажется, что ты хочешь не только их показать мне.

Селия подождала, пока он взял стопку тарелок, и только тогда прошла через дверь, увитую ветками омелы. Войдя в гостиную, она взяла портфель, открыла папку с бумагами, стараясь не обращать внимания на Марка, ходившего по кухне, подпевая рождественскому гимну в исполнении Барбры Стрейзанд. Звучало очень красиво, но Селия знала, что не сможет сосредоточиться на работе, когда он отвлекает ее.

Как будто читая ее мысли, Марк появился в дверях.

— Чем я могу помочь?

— Оставь меня в покое на два часа. В спальне Шеннон на полке лежит целая стопка бестселлеров.

— Я не намерен тратить время на чтение. Если ты настроена избавиться от меня, одолжи ключи от машины. Я хочу осмотреть Бостон.

Когда он уехал, она выключила музыку, но скоро ей стало неуютно в тишине дома, и она вновь включила плейер.

По прошествии двух часов Селия потянулась и зевнула. Сев на диван, она откинулась на подушки и закрыла глаза.

Стук входной двери разбудил ее. Открыв глаза, она увидела перед собой целое море зеленых иголок.

— Ты не поможешь? — раздался голос Марка.

Как ни странно, Селия почувствовала прилив детской радости, ощутив запах хвои.

— Я ведь сказала, что не хочу елку.

— Я привез ее для себя. Мне нужно положить под нее свои подарки. — Не услышав ответа, он раздвинул руками ветки, чтобы увидеть лицо Селии. — Помоги протащить ее через дверной проем, я все сделаю сам.

— Но как ты будешь потом ее вытаскивать?

— Это будет совсем нетрудно. А сейчас тебе нужно просто взяться за один конец…

Она стала тащить дерево, а Марк подталкивал его из коридора, пока елка не очутилась в гостиной. Она была такой огромной, что занимала половину гостиной.

— Ты не мог найти поменьше?

— На улице она выглядела гораздо меньше. Где ее поставить?

«Лучше всего поставить елку у окна», — подумала Селия, но дух противоречия заставил ее сказать:

— Это была твоя идея. Тебе и решать. Марк оглядел комнату.

— Лучше всего у окна. Какая здесь высота?

— Десять футов.

— Я так и думал. — Он поднял елку, потом повернулся к ней. — Было бы проще, если бы ты постаралась приладить подставку.

Хотя он обещал сделать все сам, Селии было неудобно оставаться пассивной наблюдательницей. Она приладила подставку и закрутила винты.

— Готово.

Марк поставил дерево на пол, и макушка елки уперлась в потолок.

— У нас нет места для звезды. У тебя есть ножовка?

Селия покачала головой:

— Мы можем обойтись и без звезды.

— Ни за что. Есть у тебя топорик для рубки мяса?

— Но ты можешь отломить несколько дюймов сверху.

— Рождественскую елку нельзя отламывать сверху. Это плохая примета.

— Ты суеверен?

— Я не люблю испытывать судьбу.

— Тогда я сама подрежу верхние ветки. — Она разыскала ножницы на кухне, отрезала верхушку елки, вопреки своим намерениям она продолжила начатый разговор: — Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что не стоит верить предсказаниям.

— Конечно, стоит. — Он начал укладывать вокруг основания елки блестящую бумагу. — Неужели ты никогда не хотела чего-нибудь так сильно, что была готова обещать что угодно, лишь бы получить желанную вещь.

Как ни глупо это звучало, она знала, что он имеет в виду.

— После того как я переехала в родовое поместье Харгрейвов, я обещала матери, что буду послушной девочкой, если мы вернемся в наш старый дом.

— В то утро на теплоходе, когда я увидел тебя в первый раз, я молил Бога, чтобы это мгновение длилось вечно.

Она молча слушала его, прикрепляя к ветке гирлянду фонариков. Хотелось сказать, что его мечты не имеют никакой почвы, но она знала, что покривит душой.

— Я хочу, чтобы всегда, засыпая ночью и просыпаясь утром, я испытывал радость оттого, что вижу тебя, и чтобы ты чувствовала то же самое. — Подойдя, он взял ее за руки, и она не нашла сил оттолкнуть его.

Фонарики упали на ковер.

— Может быть, я мечтаю о несбыточных вещах.

— Может быть, и нет, — неслышно прошептала она.

— Я ожидал услышать от тебя совсем другое.

— Я не лгу тебе, Марк. Мне кажется, что мы — подходящая пара, но я не стану обманывать и говорить, что люблю тебя, когда на самом деле это не так.

Он отпустил ее.

— Я подожду.

Подняв гирлянду с ковра, Селия заметила на окне, около которого стояла, ветку омелы. Она невольно посмотрела на Марка. Его глаза потемнели, говоря ей, что он думает о том же. Взяв себя в руки, он отвернулся к елке.

— Передай мне коробку с серебряным дождем, пожалуйста.

Это была временная передышка, но Селия была благодарна за то, что он дал ей возможность собраться с мыслями. Вопреки своему нежеланию она скоро обнаружила, что незаметно втянулась и помогает Марку наряжать елку. Когда последняя игрушка была повешена.

Он выключил свет. Потом замер рядом с ней, любуясь своей работой.

В темноте загадочно светились гирлянды маленьких огоньков. Комната стала уютной и домашней.

— Возможно, это не так впечатляюще, как генеалогическое древо Харгрейвов, — сказал Марк, — но, по-моему, выглядит совсем неплохо.

— Очень красиво, мы никогда не наряжаем елку, только в бальном зале, где устраиваются приемы.

— Тебе жаль, что сегодня ты потратила на это время?

Она с удивлением почувствовала, что глаза ее стали влажными, и отвернулась, чтобы он их не заметил.

— А теперь, вероятно, ты захочешь испечь рождественский пирог, — сказала она.

— Если ты этого захочешь. — Подойдя, он стер слезу, застывшую у нее на щеке.

Чтобы продлить радость от этого прикосновения, Селия прижалась щекой к его ладони. Ощущение близости Марка, неяркий свет лампы и кружащий голову аромат хвои так сильно подействовали, что она закрыла глаза, с удивлением поняв, что сочетание лунного света и вина, которые она винила в том, что случилось во время круиза, далеко не самое опасное. Он привлек ее к себе, и, подняв голову, она позволила поцеловать себя. Он губами стер слезы с ее щек.

— Чего ты хочешь, Селия? — прошептал он, и она почувствовала на лице тепло его дыхания.

— Я знаю, чего не хочу. Не хочу, чтобы кто-то вторгался в мою жизнь и пытался изменить мои привычки.

— Я не пытаюсь ничего изменить.

— Нет, пытаешься. Ты знаешь, как я привыкла отмечать Рождество, и принес все эти штуки в дом.

— Я хочу внести в твою жизнь частицу счастья.

— Ты заставляешь меня плакать.

Он обнял ее и крепче прижал к себе.

— Хочешь, я сниму игрушки и завтра же унесу елку?

— Не нужно, — всхлипывая, проговорила она.

— Если хочешь, я уеду сегодня вечером.

Она испуганно сжала руками его плечи.

— Я сама не знаю, чего хочу. Я хочу тебя.

Но это он и сам должен чувствовать. Он наверняка понял это в тот первый вечер, когда они поцеловались, закутанные в покрывало из лунного света.

Она вдруг поняла, что любит его гораздо сильнее, чем на теплоходе.

— Ты нужен мне.

Эти слова вырвались непроизвольно. Селия застыла, уверенная, что он скажет, что этого ему недостаточно.

— Это только начало. — Он понимал, чего стоило ей это признание. — Но уже намечается прогресс.

Он стал целовать ее глаза, лоб, подбородок. Когда он прикоснулся к ее губам, она почувствовала, как сотрясается все его тело. Его руки скользнули под ее кофту и стали блуждать по груди, пока Селия не застонала. Он судорожно расстегивал пуговицы на ее блузке.

— Кто, черт возьми, придумал эти мелкие пуговицы?

— Кристиан Диор.

Он закрыл поцелуем смеющиеся губы, и она сама расстегнула блузку. Его тело боролось с рассудком. Оторвавшись от ее губ, он стал медленно застегивать пуговицы на ее блузке.

— Извини, я не хочу пользоваться ситуацией.

— Не хочешь… — как эхо откликнулась она. Отстранившись, она застегнула пуговицы. Когда молчание стало невыносимым, Селия сделала шаг к отступлению.

— Я думала, что ты хочешь…

— То, чего я хочу, не имеет с этим ничего общего. — Он сжал руки в кулаки, чтобы не обнять ее. — Я приехал в Бостон не просто позабавиться в выходные.

— Понятно.

— Я не люблю компромиссов. Мне нужно или все…

Или ничего. Правда, ничего тоже не устраивает. Как он был глуп! Хотел добиться, чтобы Селия сказала, что тоже любит его. Но эти слова она должна произнести по своей воле. Нет, он не станет прикасаться к ней, чтобы принести себе временное облегчение. Он поступит иначе.