Лейла
Сладкий смех моего отца, такой необычный для человека его роста, окутал меня так же, как и объятия. Он наклонился до моего уровня, и эти массивные руки прижали меня к себе.
Он много смеялся, когда держался подальше от бутылки. В ту ночь он не выпил ни капли спиртного. Это сделало это событие особенным. Я не знала почему, но мне это понравилось. Я хотела, чтобы он бросил пить.
Чтобы сказать слова.
Три слова, которые он сказал мне всего один раз.
— Но, папочка! — я хнычу, дергая его за куртку. Мне отчаянно хотелось, чтобы он выслушал все, что было у меня на уме.
— Посчитай до 100, девочка моя, и засчитай время. Я вернусь прежде, чем ты закончишь.
Он как раз собирался зайти в магазин. Я помню, как говорила себе это снова и снова, как будто это каким-то образом успокаивало мое колотящееся сердце. Он собирался пойти за печеньем и чипсами и вернулся прежде, чем я успела об этом узнать. Игра. Мы просто играли в игру.
Вот только что-то внутри меня почувствовало тошноту, и я понятия не имела, почему.
Я до сих пор слышу разговор с папой не в голове, а так, как будто он происходит в реальном времени. Как будто он все еще шепчет мне на ухо и просит меня начать обратный отсчет. Это ощущение вызывает у меня дрожь. Поговорить о том, чтобы кто-то прошел по твоей могиле.
Это не та же самая история.
Я должна сказать себе это на повторе. Это уже не та история и не то же убийство.
Но они все одинаковые, не так ли? В конце концов смерть приходит к каждому, даже если способы ее достижения разные.
Жаль, что я не припарковалась поближе, чтобы иметь возможность хлопнуть дверью, чтобы отметить свое прибытие. Драма и шум — это намного лучше, чем покачивать головой и приходить в себя в надежде, что никто не заметил моего небольшого отключения.
Дотягиваясь до ремня, я обхватываю пальцами потертые кожаные края кобуры, сохраняя значок спереди и по центру. Я подаю его полицейским, стоящим на страже на краю периметра.
— Отойди в сторону, — говорю я тому, кто слева, подавляя стон. — Детектив идет.
Конечно. Конечно, конечно сегодня мне придется иметь дело с Фриком и Фрэком.
— Как, черт возьми, ты всегда предупреждаешь об этих сделках, Лейла? — придурок-детектив, который уже держит в руке блокнот, нюхает, его взгляд почти как физическое прикосновение, и он проводит им от моей головы до пальцев ног. — Это у тебя какой-то хреновый радар.
— Ну, я не держу свой член в руках 24 часа в сутки, 7 дней в неделю, Джерри. Так мне будет легче связаться, — я одариваю его улыбкой, наполненной фальшивым очарованием.
Я, наверное, трахаюсь больше, чем он. Психотерапевт, с которым я раньше встречалась, говорит, что я использую секс как способ отвлечься, но что, черт возьми, знают психиатры? Сейчас я прекрасно справляюсь.
— Если ты хочешь, чтобы мой член был в твоих руках, то тебе нужно только сказать об этом.
— Если я захочу погладить крысу, я пойду в зоомагазин. Прости, Джер, — я едва сопротивляюсь, чтобы похлопать его по щеке, чтобы подчеркнуть это.
Кепка Джерри плотно сидит на голове и сдвинута набок. С таким же успехом на него могла бы быть мигающая стрелка, указывающая миру, что он придурок высшего класса. Любой, кто его знает, довольно скоро узнает правду. Он один из тех парней, которые достигли пика в старшей школе и провели остаток своей жизни в погоне за той же славой.
Его хрупкие голубые глаза впились в мои, когда я проходил мимо, но он знает, что лучше не останавливать меня. Вместо того, чтобы ответить, Джерри только усмехается.
— От тебя пахнет так, будто тебя использовали и ты хочешь больше раз, чем можешь сосчитать, — молча отвечает его партнер Клинт, выполняя за Джерри грязную работу. — Тебе следует забыть об этом «О» и оказать нам всем услугу. Ты злишься, когда не заканчиваешь.
Клинт думает, что он забавный.
Он прослужил у нас всего год и все еще пытается сделать себе имя.
Он принюхивается ко мне, достаточно близко, чтобы провести своим жирным носом по завитку моей мочки уха.
Я игнорирую его.
Я игнорирую Джерри, когда он поднимает руку, чтобы дать пять, и они оба растворяются в приступе хихиканья, свойственном мужчине средних лет. Эти два придурка — единственные, кто смеётся. В моих глазах это достаточное наказание.
Особенно, когда в моем туловище дает о себе знать твердый узел и пульс сбивается. Рука жертвы теперь снова в поле зрения.
Прохожие с левой стороны сцены уже давят на веревки, а один из них дошел до того, что нырнул под них со своим мобильным телефоном в руке. Делает фотографии или видео тела, как будто кто-то не погиб жестоко.
— Подвинься, я не вижу! — кричит один из прохожих.
Мое и без того натянутое терпение лопается, когда я нападаю на Джерри и Клинта. Яростная, кипятящийся. До такой степени, что я удивляюсь, что дым не начинает подниматься из моих ушей и ноздрей. — Может быть, вместо того, чтобы придумывать идиотские остроты, ты сможешь обезопасить место преступления, как и должно быть. Сюда может зайти любой желающий.
Они относятся к этому концерту как к шутке. Их внимание настолько полностью сосредотачивается на себе и подпитывает свое эго, чувствуя себя большими людьми, отвечающими за свою крошечную крошку мира, что они позволяют случайным свидетелям приблизиться. Слишком близко. Я скалю зубы парню с камерой, и он отступает на шаг, подбегая к стене здания и роняя свой телефон рядом с лужей крови.
Чертовски близко.
Сокрытие улик при обнаружении малейшего кусочка ДНК может иметь решающее значение.
Джерри усмехается, и кончики его усов топорщатся. — Эти люди видят смерть каждый день, — рассуждает он. — Для них в этом нет ничего нового. Место происшествия безопасно, Лейла. Пусть они немного повеселятся. Не то чтобы они прошли мимо меня.
Мои руки сжимаются в кулаки.
— Эй, Л! Здесь.
Голос Девана Бишопа прорывается сквозь дымку в моей голове, и я поворачиваюсь к нему. Он точно знает, откуда я родом, почему Джерри меня беспокоит и почему на незащищенном месте преступления я вижу красный цвет. То же самое произошло и с убийством моего отца, за исключением того, что я была той, кто прорвался мимо пленки и скомпрометировал место происшествия.
Деван тоже позвал меня как раз вовремя, прежде чем я успела продолжить разговор с этими чертовыми близнецами. Мне нужно отпустить Джерри и сосредоточиться на том, что действительно важно.
Мой взгляд скользит от покрытой простыней жертвы к высокому тихому мужчине, стоящему на противоположной стороне места происшествия, которую охраняли Джерри и Клинт.
— Мы были здесь первыми, детективы МакГи. А это значит, что нам не нужно, чтобы вы играли в охранников, — говорит Джерри мой партнер Деван. — Возвращайтесь в свою машину и бегите, если не собираетесь помочь. Капитан Эшкрофт передал нам дело.
Никто не связывается с Деваном. Его рост означает, что к нему относятся гораздо серьезнее, чем ко мне. Я едва выше пяти футов трех дюймов.
Яркие пятна красного цвета на щеках Джерри от комментария. — Я нужен тебе здесь.
Я сглатываю улыбку, пытаясь сохранить нейтральное выражение лица. — Нет, на самом деле мы этого не делаем.
— Я все равно попытаюсь получить это, — бушует Джерри. Разозлился, и усы дергаются, как вертушка. — Это смешно, как вы двое думаете, что можете ворваться и взять на себя любые громкие дела, которые проходят через участок.
Я расправляю плечи, направляясь к Девану. Мы оба игнорируем Джерри. Вскоре его голос растворяется в остальном фоновом шуме.
— Что ты думаешь? — спрашиваю Девана. — Первые впечатления?
У Девана фигура уличного бойца: весь рост и жилистая сила. Свои черные вьющиеся волосы он коротко сбривает и плотно прилегает к коже головы. В его шоколадно-карих глазах кипит едва сдерживаемое раздражение, которое исчезает, пока я смотрю. — Типичное дерьмо, Л, — его темная кожа окрашивается от разочарования. — Ничего хорошего. Мое первое впечатление — бессмысленное насилие.
Он единственный, кому я позволяю сойти с рук под любым прозвищем. И только Деван, потому что он принял пулю за меня во время дела, которое произошло слишком много лет назад, чтобы его можно было сосчитать.
У меня сводит желудок.
— Парень, работающий в регистратуре, сказал, что она пришла в неряшливом виде. Испуганная. Она возилась, просила в туалет, передумала и сбежала, — продолжает Деван. — Она вышла, он услышал спор. И, наконец, бум, — он изображает, как кто-то нажимает на курок пистолета. — Прямо здесь, на улице, прочисти голову. Толпа утверждает, что ничего не видела.
Бедняжка.
Я ищу одного из криминалистов и беру у него пару перчаток, снимая материал с тонких пальцев. Снимать простыню — это всегда бесполезная попытка, потому что никогда не знаешь, что найдешь на жертве, даже если знаешь ее характеристики.
У этой глаза открыты, а лицо застыло в маске молящего ужаса. Знание о ее скорой смерти. Дыра находится прямо между глазами и выходит на другую сторону, а куски черепа и мозгового вещества окрашивают тротуар, как мел.
Я подхожу к куртке, раздвигаю ткань и проверяю карманы. Затем землю вокруг тела.
— Зажигалки нет, — мягко говорит мне Деван. — Я уже проверил.
Я киваю, пожимая плечами. — Это также слишком много дел на нашей тарелке. Я не думаю, что мы в состоянии свалить это на кого-то другого после того, что случилось с Джерри?
Узел внутри меня все еще там, и когда я настраиваюсь на реакцию своего тела, мое сердце пропускает каждый второй удар.
— Неа. На этом этапе нам придется кое-что перетасовать и заставить это работать, — Деван смотрит мне в лицо, и что бы он там ни увидел, он кивает. — Ты готова отпустить это?
Я снимаю перчатки и бросаю их в ближайший мешок с мусором, готовый отправиться с нашими ребятами, когда они уберут место происшествия. — Думаю, да. Однако меня убивает то, что я позволила этим уродам вмешаться.
— Порадуй их, — соглашается Деван, выпрямляясь.
Он ненавидит это так же сильно, как и я.
— Хорошо, Джерри и Капитан-Много Шуток, — громко кричу я. — Это все твое. Мы берем пропуск.
Я трогаю Девана за плечо, проходя мимо, и возвращаюсь к машине.
Узел не ослабляется до самого места, где я припарковалась, особенно тогда, когда я сажусь на водительское сиденье и держу руль достаточно крепко, чтобы его сломать. Глядя в окно.
Стук в окно заставляет меня подпрыгнуть, даже когда я вижу знакомые черты Девана. Я услужливо опускаю окно и смотрю на него, пока он не переходит к делу.
— Знаешь, погоня за призраками однажды нас убьет, — он прислоняется предплечьем к крыше машины. — Я не знаю, буду ли я всегда рядом, чтобы поддержать тебя. Не то чтобы я планирую уйти, просто констатирую факты.
— Я знаю, — я выдыхаю и изо всех сил стараюсь улыбнуться, ради нас обоих. — Пока ты не говоришь мне, что хочешь нового партнера?
Я работаю еще усерднее, пытаясь скрыть свое разочарование. Все, кому я доверяю, рано или поздно уходят. Это факт жизни. Мне действительно следует это принять.
— Нет. Больше никому я бы не доверял. Но с той скоростью, с которой мы двигаемся, нам не удастся продержаться в полиции намного дольше, — у Девана деловой тон голоса, который позволяет сообщать плохие новости. В этих богатых слогах нет никакой приукрашивания, только правда. Как бы тяжело ни было проглотить правду. — Мы скоро сгорим, Л.
Он прав. Деван всегда прав, и он единственный человек в этом мире, о котором я достаточно забочусь, чтобы прислушиваться к нему. Что делает его очень опасным для меня.
Вместо того чтобы философствовать, и поскольку нам обоим есть чем заняться, я отдаю ему честь и включаю машину. Мне нужно сейчас же ослабить остроту, иначе я потеряю ее.