Габриэль
Мой член негодующе дергается, когда я закрываю дверь ее машины, проверяя, чтобы она была заперта, прежде чем оставить чертовски горячего детектива в ее маленьком POS Ford Taurus. Она припарковалась недалеко от метро «Вельвет», как будто небольшое расстояние должно было помешать мне ее обнаружить.
Жирный шанс. Ее присутствие электрическое.
Не то чтобы я когда-либо позволял себе чувствовать это слишком долго, но мой член чувствует это, и он не из тех, кто сдается, пока не скажет свое слово.
Я хочу Лейлу.
Нельзя отрицать первобытную похоть, которая поднимается внутри всякий раз, когда она извергает ненавистные слова в мой адрес.
Все ее длинные темные волосы просто умоляют меня обернуть их вокруг кулака, пока я работаю с ее милой маленькой киской. Ее миндалевидные глаза, золотисто-смуглая кожа говорят о ее родном наследии… и это не она. Это просто лицо. Только фасад.
Огонь в ее глазах, который она использует, чтобы скрыть мертвые места внутри себя… это то, что я понимаю.
Чёрт.
Ей нужен кто-то вроде меня в клубе, и она понятия не имеет, насколько сильно. Нужен кто-то, кто покажет ей, как приятно отпустить ситуацию, когда ты с кем-то, кто знает, что делает.
Я бросаю последний взгляд на «Форд» и бессознательного полицейского на водительском сиденье, ее голова склонена в сторону и закрыты глаза, и заставляю себя идти в противоположном направлении.
Заигрывать с детективом, у которого проблемы с отцом, — это последнее, что мне нужно. Если только я не готов умереть.
Надеюсь, здесь ее никто не побеспокоит.
Она должна быть в безопасности, пока не проснется с сильной головной болью.
Я достаю из кармана сотовый и нажимаю «Повторный набор» последнего пропущенного звонка.
— Где ты, черт возьми, был? — спрашивает человек на другом конце после двух гудков. Голос у него хриплый тембр. — Ты никогда не пропускаешь встречу. Хочешь объяснить?
— Избавлялся от хвоста, — отвечаю я.
Тяжесть дня давит на меня и взрывается внезапной ослепляющей головной болью. Прижатие к виску никоим образом не облегчает давление.
— Кто это? Кто-то, кому нужно умереть? — спрашивает мой босс.
Я качаю головой, хотя он не видит движения.
— Скажи мне, и я смогу устранить угрозу. Должно быть, это плохо, если тебе потребовалось так много времени, чтобы достичь цели.
— Я позаботился об этом, — уверяю я его. Первая ложь, которую я когда-либо сказал Бродерику.
Почему?
Зачем делать это ради нее? Лейла.
Именно так она вздрогнула, когда я ее душил, не из-за страха, а из-за желания, настолько сильного, что я практически почувствовал его запах на ней. Как я провел по ней ножом, и ее кожа покраснела. Не из-за страха, не как маленькие девочки клуба, а из-за извращенной страсти.
Она понятия не имеет, на что способно ее тело. И в какой-то темной части меня интригует желание познакомить детектива-задиру с темной стороной похоти, гораздо дальше, чем она уже зашла.
Что она будет делать, кем она будет при правильном поощрении? С мужчиной, который точно знает, куда прикоснуться, чтобы вытянуть из нее это?
А это значит, что мне нужно быть осторожным с ней.
Хотя я, черт возьми, этого не хочу.
Я хочу посмотреть, что она сделает, если я позволю себе хоть немного утратить контроль, как она выдержит шторм.
Кажется, эти ее красивые розовые губки всегда требуют карающего поцелуя, точно так же, как сильная досада в ее шоколадных глазах вызывает у меня желание утащить ее за собой в пропасть и погубить ее.
Я хочу посмотреть, смогу ли я удовлетворить все ее самые грязные желания. В тех, в которых она отказывается признаться даже самой себе.
— Просто тащи свою задницу сюда. Ты уже опоздал, — Бродерик выкрикивает последнее требование и кладет трубку.
Я ни в коем случае не хочу испытывать терпение большого босса.
Я знал, на что ввязался, когда отдал свою жизнь самому дьяволу.
Я брожу по улицам, нуждаясь в свежем воздухе даже во время дождя. Пробираясь по переулкам и нескольким кварталам, как я всегда делаю по дороге в штаб. После дождя влажность повысилась, и густой воздух проник в мои легкие. Холод, которого я ожидал ранее от резкого ветра, сменился душной жарой.
Конец сентября, и мы имеем дело с первым бабьим летом в сезоне.
Не моя любимая погода.
Не тогда, когда пот покрывает мою кожу и делает убийство скорее рутиной, чем радостью.
Еще один блок, и я сосредоточиваю свое внимание на ногах, стоящих одна перед другой. Люди сходят с тротуара на улицу, чтобы избежать меня. Безликая угроза, на которую им не нужно смотреть, чтобы почувствовать ее изнутри.
Вскоре эти грязные улицы, омытые душевной болью, стрессом и раздорами, а также дождем, уступают место более чистому цементу. Большие деревья и больше пространства между зданиями. Здесь они ниже ростом, иногда бывают трех- или четырехэтажными, хотя ширина большинства из них превышает высоту.
Я останавливаюсь перед отвратительно роскошным комплексом с десятифутовым железным забором вокруг территории и девственно белыми фронтонами. Белый цвет резко выделяется на фоне мрачного неба и тусклого красного кирпича.
Деньги могут достичь всего, если у вас их достаточно.
Бродерик Стивенс играет в этом городе, как на гитаре. У него более чем достаточно.
Когда я впервые связался с Синдикатом черного рынка, Бродерик проводил наши тайные встречи на принадлежащем ему складе недалеко от воды. Теперь я уже много раз доказал свою ценность.
Меня пустили в его частную резиденцию.
Я пробираюсь в вестибюль частного комплекса и склоняю голову к двум мужчинам, одетым в черное, с наушниками, незаметно заправленными в изгиб правого уха. Ни один из них не движется ко мне.
Двери лифта бесшумно закрываются, и я нажимаю кнопку этажа под пентхаусом. Весь этот этаж занимает личный кабинет Бродерика.
Я использую секунды, чтобы зачесать волосы назад, мысленно готовясь к этой встрече. Это будет некрасиво. Они никогда не бывают.
Каждый из них следует одной и той же программе, и от них у меня всегда остается неприятный привкус во рту.
Двери лифта открываются в вестибюль, состоящий из цельного мрамора и полностью белых стен, суровость которого скорее нападает на чувства, чем на бальзам. Я никогда не признаюсь, что это подействовало на меня пару раз, прежде чем я стал чертовски хорошо повышать свою защиту.
Я иду к его кабинету и закрываю за собой дверь.
Это богатство во всей красе. У босса настоящий вкус ко всему, что связано с роскошью, от отделки карниза до филиграни сусальным золотом на потолочной фреске. Он находится на грани между безвкусным и старым Версалем.
Вместо того, чтобы ждать меня сам Бродерик, перед весело потрескивающим огнем в черном каменном очаге стоит его заместитель.
— Ты опоздал, — возмущается Антони.
Я проглатываю список проклятий, которые хотел бы бросить в его сторону, и поднимаю взгляд на лицо мужчины.
— Я обо всем позаботился, — резко говорю я ему. — И я тебе не отвечаю.
— Что ж, сегодня вечером Бродерик решил, что ты так и поступишь, — его улыбка становится шире. — Он протянул мне конец твоего поводка. И мне нужно, чтобы ты позаботился о новом знаке. На столе ты найдешь всю необходимую информацию.
Лицо Антони освещено светом и тенью огня, поэтому определить точный возраст невозможно. Есть только редкие грязно-русые волосы, блеск бороды и сцепленные за спиной руки.
Он не делает ни шага к столу. Это не его место.
Вместо того, чтобы участвовать в соревновании по мочеиспусканию, которого мне так не терпится, я хватаю конверт из манильской бумаги и засовываю его в куртку. Я не буду снимать эту вещь, несмотря на влажность и жару от костра. Принцип.
— Понял, — уверяю я его.
— Ох, — когда я ухожу, Антони бросает мне зажигалку, и я инстинктивно выхватываю ее из воздуха. — Бродерик сделал это приоритетом, — говорит он. — Не облажайся.
— Я никогда этого не делаю, — лаю я.
Я чертовски хорош в своей работе.
И зная типы идиотов, на которых нацелен Бродерик, эта новая отметка может быть приоритетом, но это будет проще простого.
Один в лифте, я прочитал название и расположение отметки. И открываю зажигалку Лейлы, чтобы начать сжигать содержимое конверта после того, как я запомнил информацию.
Возвращаюсь в восточную часть города. В нескольких кварталах от клуба, где мужчина работает в одной из тех точек сотовой связи.
Не мне спрашивать, что он сделал или почему Бродерик считает, что заслуживает смерти.
Я не лгал, когда рассказывал Лейле о своей профессии.
Жнец.
Тот, кого большой босс вызывает, когда ему нужно кого-то устранить, будь то угроза или ему просто скучно. Не мой звонок. Я просто делаю свою работу и делаю ее хорошо.
К тому времени, как я добираюсь туда, Марк уже закрывает магазин на ночь, стоя в тени навеса и наблюдая, как он возится со своими ключами. Парень лет тридцати стоит рядом со мной, если я должен догадаться, оглядывая его плечо и вижу, что он все еще один на улице.
Как я уже сказал: слишком просто. Находить его так, словно над его головой мигает неоновый свет. Сегодняшняя метка даже не дает мне возможности выследить свою добычу. Жаль.
Отвлекшись, я иду за мужчиной по улице, мои мысли расходятся в нескольких направлениях, тогда как им нужно слиться в одном.
А это значит, что чем скорее я с этим покончу, тем лучше.
Мужчина спотыкается о трещину в тротуаре и визжит. Я использую звук, чтобы скрыть свое приближение, и швыряю его в переулок между зданиями, прижимая к стене. Мой нож вылетает одним движением и разрезает лицо мужчины еще до того, как он успевает понять, что с ним произошло.
Затем его взгляд останавливается на мне, расширяется, и его начинает трясти.
Боль ощущается, когда я наклоняюсь ближе и улыбаюсь. — Я заключу с тобой сделку, — шепчу я. Я даю им всем одно и то же. Иногда берут. Иногда они этого не делают. — Заключить сделку означает один испуг, когда я только что тебя порезал, чтобы помнить, что я найду тебя, как бы далеко ты ни убежал.
Многие из этих подонков в конце концов обссались и захотели бежать. Мне приходилось выслеживать только одного человека, который пытался вернуться. Многие из них довольны тем, что берут деньги, которые я им предлагаю, и убираются к черту из Доджа, чтобы начать где-нибудь заново.
Они берут деньги и исчезают навсегда.
Те, кто не принимает предложение?
Я нарезаю их и куда-то выбрасываю. В любом случае, о них больше никогда не услышат, и это все, что меня волнует. Это все, что волнует босса. Остальное не важно.
Я не святой. Даже близко. Но я даю им один шанс, потому что Бродерик не может быть судьей и присяжным в одиночку.
Я убираю руку изо рта парня, ожидая, когда он позовет на помощь, и приятно удивляюсь, когда он ничего не делает. Меня скрывает маска, которую носят все оперативники Синдиката Черного Рынка, когда мы ведем дела. Черная водолазка и брюки в сочетании с перчатками скрывают каждую часть меня, которая может быть узнаваема.
— Исчезни. Покинь город, — продолжаю я, прижимая кончик клинка к его яремной вене. — У меня есть наличные. Возьми это, и я не хочу снова застать тебя здесь.
Чем дольше метка смотрит на меня, тем больше страх в его глазах рассеивается во что-то лукавое. Он знает, кто я. Еще более удивительно.
— Почему я должен? — он усмехается. — Готов поспорить, какие бы мелкие деньги ты ни попытался мне сегодня кинуть, это далеко не та полезная нагрузка, которую я получу, когда вырежу ковер из-под Бродерика.
Неправильный ответ.
Парень явно не собирается идти.
Я не дам ему второго шанса передумать.
— Отлично. — моя улыбка вспыхивает прямо перед тем, как я разрезаю кожу и мышцы его шеи. Из гигантской красной раны течет кровь.
Я убиваю цель, останавливаясь только для того, чтобы убедиться, что мы зашли достаточно далеко в переулок и там не будет глаз. Никого не волнует, что мы делаем. Я зарезаю его, оставляя куски и зажигалку поверх кучи мяса.
У него был шанс, и он его упустил.