В тот день, когда я пошел в детский сад, все изменилось.
Я стою у окна в моей новой группе и смотрю вслед Митчу. Он уходит все дальше и дальше по улице. Мне кажется, я сейчас заплачу. Но стоит мне подумать о Перл, как печаль проходит. Не сразу, конечно.
Другой мальчик успел наплакаться вдоволь. А воспитательница вдоволь над ним наглумилась. Запихнула его в гардероб, и этак комната сразу стала «комнатой плача». Хотя там висела одежда. И до этого висела, и после. Воспитательница сказала — когда реветь перестанет, значит, подрос. И может играть с большими детьми, то есть с нами.
Я решил не плакать никогда.
Воспитательница дает нам бусины. Их надо нанизать на нить. Девочка рядом со мной берет сразу три бусинки одного цвета и продевает через них леску. Интересно, кто ее научил? Ведь вряд ли она уже родилась такая. Я-то беру разные цвета, те, которые, по-моему, подходят друг к другу. Чтобы получилось похоже на Перл.
Воспитательница тенью возникает у нас за спиной и говорит моей соседке, что та все сделала «правильно». А у меня разные цвета «без склада, без лада».
— Чушь, — отвечаю. — Мура. Если есть правило, вы должны были нам сказать заранее. А то появляетесь, когда уже все сделано, и говорите, что цвета надо подбирать по правилам.
Как она только смеет называть Перл «без склада, без лада»?
— Это моя группа! — кричит она. — Ты не имеешь права со мной так разговаривать. Кто это тебя научил?
— Перл. Только что. — И я показываю на то место, где видел Перл. На бусины то есть.
Меня отправляют к директору. Звонят Митчу. Хорошо, что он еще в офисе. Ему велят немедленно забрать меня домой. На весь сегодняшний день. Вот так: я тут всего ничего, и меня уже временно исключили.
Я сижу на скамейке у кабинета директора и жду Митча. Перл покалывает меня под ложечкой.
Приходит Митч, берет меня за руку и хочет переговорить с воспитательницей. С ее группой остается директор, а сама она выходит к нам с таким видом, словно все вокруг принадлежит ей. Смотрит на Митча, потом на меня. На Митча — на меня. Как будто пытается что-то уразуметь.
— В чем проблема? — спрашивает Митч.
— Проблема в том, — она говорит медленно и раздельно, как актриса на сцене, — что этот маленький мальчик грубит, говорит гадкие слова и настроен враждебно.
Лицо у Митча слегка обалделое. Впечатление, что его внезапно спихнули в воду.
— Леонард?
— Вот этот мальчик, — четко произносит воспитательница. — Этот самый. К тому же он достаточно большой, так что пора бы избавиться от воображаемого партнера для игр. Верно?
Митч так и остается с разинутым ртом. А воспитательница уплывает обратно в группу.
Мы выходим на улицу, держась за руки.
— Завтра мне опять идти сюда, Митч? — спрашиваю я, как только за нами захлопывается дверь.
— Да, к сожалению. Что случилось-то, Леонард?
— Это все ерунда, — говорю. — Полная мура. А она не права. Во всем не права.
— Ладно. — Мы стоим у перехода через улицу. Светофор сегодня почему-то не работает. — Вот тебе стратегия на завтра.
— Что такое стратегия?
— План. Что бы ты ей ни сказал, она в собственных глазах всегда будет права. Всегда. Чем больше ты будешь стараться ее убедить, тем тяжелее тебе придется. Так что сознавай ее неправоту про себя и помалкивай. Попробуй хотя бы.
— Хорошо, — говорю. — Я попробую. А чего это она так на нас смотрела?
— Наверное, пыталась понять, как это меня угораздило стать твоим папой.
— А что в этом такого?
— Просто у тебя азиатские черты, и не только азиатские. А я на тебя совсем не похож.
— Чепуха. Ты запросто можешь быть моим папой. Если мы оба захотим.
— Согласен, — говорит Митч. — А ты привыкай. Что еще за воображаемый партнер для игр?
— Я просто сказал что-то насчет Перл, вот и все.
— Ой.
— Не стоило, да?
— Пожалуй, не стоило. Попробуй вести себя по моему плану. Если она опять не будет давать тебе жизни, скажи мне. Тогда уж я от души ей всыплю.
— Спасибо, Митч. Ты настоящий друг.