Лето. Утро. На часах без двадцати минут восемь. Над горизонтом уже высоко поднялся яркий, но ещё не очень горячий солнечный круг. В воздухе начала чувствоваться примесь выхлопных газов. Из жилых кварталов потоком повалил народ, спеша по своим делам, к остановкам городского общественного транспорта, станциям метро. На дорогах с каждой минутой всё больше нарастало количество машин, местами образуя пробки. И вот уже улицы от стуков каблучков, шуршания шин автомобилей, скрежета тормозов, человеческой речи, превратились в сплошные потоки шума. Город ожил, забурлил.
К стоянке у городской больницы повернул чёрный автомобиль, остановился, и из него вышел импозантный мужчина лет сорока — главный врач больницы. Перед расширенной планёркой с заведующими отделениями и руководителями служб он появлялся на работе раньше обычного, и лично, по-хозяйски осматривал всю территорию больницы, её внутренние помещения, все отделения, разговаривал с несколькими больными, заглядывал на кухню. Вот и сегодня, пройдя во двор больницы через центральные ворота, он внимательно оглядел всё вокруг и направился в приёмный покой. Напротив входа в него, в кабинете со стеклянной дверью сидела медсестра Оксана Соколова. Ей двадцать три года. Девушка с нетерпением ожидала свою сменщицу. Больных за ночь поступало очень много. Кареты скорой помощи подъезжали одна за другой. От усталости и недосыпания её душа замерла. Ноги «гудели». Сердце билось в замедленном темпе. Глаза, словно стеклянные, холодные, уже почти ничего не видели, лишь выражали сплошную муку. Кожа лица приобрела сероватый оттенок.
Главный врач вошёл в её кабинет, поздоровался и потребовал:
— Прошу пройти со мной.
Оксана поднялась со стула и, с обезумевшими от усталости глазами, поплелась за ним. Он провёл её через длинный коридор к центральному входу, открыл дверь и пропустил вперёд. Медсестра вышла во двор и остановилась, как вкопанная, перед большой клумбой, посредине которой росла ещё молодая, но очень пушистая двухметровая ёлка. Её нижние ветви лежат почти на земле.
— Вы не знаете, кому принадлежит эта часть тела? — с серьёзным выражением лица показал главврач пальцем под ёлку.
Соколова посмотрела туда и не сразу нашла, что ответить. Из-под ели торчал голый женский зад, слегка прикрытый лапкой ели, и стопы. Вся остальная часть женщины была спрятана под деревом. Хозяйка этого тела стояла на четвереньках.
— Нет, не знаю, — растерялась Оксана.
Потом всмотрелась внимательней. Из-под ветви ели выглядывал кусочек, задравшегося выше талии, подола платья.
— А-а-а! — вспомнила она, узнав знакомую расцветку ткани. — Эта больная сбежала из нашего отделения.
— Что за больная?
— Её вчера поздно вечером скорая помощь привезла с улицы. Она находилась в коме, была бледная, одета только в одно платье. Обуви и нижнего белья на ней не было. Мы всю ночь с ней провозились. Провели всё обследование, ставили капельницы, вводили сердечные препараты. Дежурные врачи долго не могли поставить ей диагноз и определить, в какое отделение её положить. А утром она открыла глаза, села на кровати и спросила: «Вы что здесь со мной делаете?»
Врач объяснил, что привезли её в коматозном состоянии. Всю ночь её выводили из него. Больная покрутила пальцем у виска и спросила:
— Вы чё, ку-ку? Я спала! Я всегда сплю хорошо, когда напьюсь «синявки».
— Как решил дежурный врач с ней поступить? — тут же отреагировал главный врач.
— Потом она мгновенно заснула, а врач просил, не трогать её, пока не проснётся сама.
— Что такое «синявка»? — вдруг спросил главный врач, чем здорово удивил Оксану, так как обычно все врачи знают, с какими отравлениями чаще всего поступают в больницу больные.
— Это средство для мытья окон, — пояснила медсестра. — Вероятно, когда я была в другом кабинете, женщина решила уйти домой, но сил не хватило. Вот и пристроилась под елью отдохнуть в такой интересной позе.
— Сходите за санитаркой, — распорядился Сергей Эдуардович, — и отведите её снова в палату. Пусть там отоспится и придёт в себя, а потом её отправьте домой.
— Хорошо, — вздохнула Оксана и, ворча себе под нос, пошла в отделение, — кто бы меня до дома довёл? Как эти алкаши уже надоели!
Пока она искала санитарку, в отделении появилась сменщица Соколовой.
— Привет, Оксаночка! Как смена прошла?
— Лучше и не спрашивайте! Не минуты покоя. Сейчас ещё главный врач распорядился сходить за санитаркой, вытащить из-под ёлки у центрального входа женщину с голой задницей, привести её в приёмный покой и дать ей отоспаться. А Лариску, похоже, с работы уже ветром сдуло. Юлия Владимировна, мне одной её не довести. Сходите, пожалуйста, со мной.
— Ну, пошли, — согласилась та.
Они остановились у ёлки, но под ней уже никого не было.
— Баба с воза, кобыле легче, — выдохнула Оксана. — Хоть с ней вам не придётся возиться.
Она вернулась в отделение, переоделась, взяла сумочку и отправилась на автобусную остановку. Народу на ней было мало.
— Очевидно, автобус только что отошёл, — огорчилась Оксана и перевела взгляд вперёд на дорогу.
Перед остановкой стояла старая машина «Нива». Двое мужчин насильно запихивали в неё ту самую любительницу «синявки».
— Наконец-то муж отыскал свою жёнушку, — с облегчением вздохнула медсестра. — Теперь уж она точно не попадётся больше на глаза главному врачу.
До дома она добиралась почти час. Жила Оксана в двухкомнатной квартире на седьмом этаже. Одну комнату занимала она с трёхлетней дочерью, а другую — её бывший муж Александр. Дочку Ирочку мать Оксаны утром отвела в детский сад. Оксана приняла душ и улеглась в постель. После такой тяжёлой ночи надо было как следует выспаться. Но заснуть никак не могла. Измученная частыми ночными дежурствами психика не давала мозгу отключиться, а вечером снова на работу. Оксана крутилась в кровати и вздыхала:
— Чего бы выпить, чтобы заснуть?
Потом сама же себе и ответила:
— Нет, пить больше ничего нельзя! Организм не выдержит. Я и так каждую ночь на работе пью «милк-тоник», а дома снотворное.
«Милк-тоник» — это напиток, изобретённый в их же отделении ещё лет тридцать тому назад. Его рецепт, а точнее — пропорция двух ингредиентов, входящих в него, передавалась по наследству от старых работников к новым. И, хотя он приобрёл современное название, но актуальности своей не потерял. Готовился он очень просто. На плитку ставилась трёхлитровая кастрюля молока. Как только оно закипало, плитку выключали, а в кастрюлю бросали пятьдесят граммов чёрного листового чая, перемешивали и давали настояться десять минут. Напиток получался крепким, сытным, красивого цвета. После его приёма сознание до самого утра оставалось ясным, настроение бодрым. Есть у него и побочное действие — настроение становилось ещё и игривым. Поэтому сотрудницы приёмного отделения, наученные горьким опытом, старались не угощать этим напитком своих коллег мужского пола.
Ну, так вот, пока Оксана мучилась бессонницей, в прихожей послышался звук, проворачивающегося в замочной скважине ключа. Она сразу поняла, что это пришёл Санёк — бывший муж.
— Сейчас будет шарахаться по квартире, — подумала она с огорчением, — тогда вообще не смогу заснуть.
Она услышала топот ног не одного человека. Спустя какое-то время в его комнате заиграла музыка, и стал слышаться заливистый женский смех.
— Совсем обнаглел! — разозлилась Оксана. — Уже баб начал сюда водить! А эта дура, чего там так верещит?
Дверь в соседней комнате то открывалась со скрипом, то снова закрывалась. Кто-то постоянно ходил в кухню, в ванную. Она не выдержала, встала и вышла в прихожую. Ей навстречу с подносом в руке двигался Шурик, в чём мама родила. На подносе стояли две чашечки горячего кофе. Увидев бывшую супружницу, он демонстративно вильнул перед ней несколько раз голым задом и скрылся за дверью своей комнаты.
Ошарашенная зрелищем, Оксана вернулась в свою кровать, свернулась калачиком и, как ни странно, мгновенно погрузилась в сон. Вероятно, перенапряжение психики достигло такой высокой степени, что организм сам решил отключиться. Спала она часа два. Проснулась от какого-то ритмичного грохота. Придя в себя, она поняла, что происходит за стенкой смежной комнаты. Вскоре это подтвердилось стонами Санька и завываниями его подруги. Не прошло и пяти минут, как за стеной послышался храп, от которого сотрясались все стены в квартире. Снова заскрипела дверь в его комнате. Его подружка прошла в ванную и включила воду.
— Совсем обнаглела! — разозлилась Соколова. — Сейчас ещё и моим полотенцем вытрется!
Гостья Санька вышла из ванной и отправилась в кухню. Немного погодя Оксана почувствовала в своей комнате запах табачного дыма, который она плохо переносила.
— Ну, уж это слишком! Не хватало ещё, чтобы вся квартира провонялась табаком!
Она встала, надела халат и потопала в кухню. Там на табуретке спиной к двери, в совершенно голом виде, сидела девушка и курила. Она смотрела в окно. Оксана остановилась в дверном проёме, сложила руки на груди и стала рассматривать подружку Санька со спины.
— Где он нашёл такую жирнюгу? Вечно его тянет на что-нибудь нестандартное!
Та, почувствовав чей-то взгляд, резко повернулась и на мгновение замерла.
— Оксанка, ты?! — выкрикнула гостья, повернувшись к Соколовой лицом.
При этом она совершенно не стеснялась своей наготы.
— Я, — растерялась Соколова, ещё не понимая, с кем общается.
— Ты что не узнаёшь меня?
— Нет. А кто ты?
— Я же Селезнёва Татьяна! Мы учились с тобой вместе в школе!
— Точно! Голос твой помню, а внешне, Тань, ты сильно изменилась.
— А ты, что здесь делаешь? — вдруг изменилась в лице Селезнёва.
— Я? — задумалась на мгновенье Соколова, не зная, что соврать, — я живу в этой коммуналке.
— Так это коммуналка? — стала она осматривать кухню. — А по виду не скажешь. Чистенькая, уютная квартирка. Одна здесь живёшь?
— Нет, с маленькой дочкой.
— А мужа куда дела?
— Расстались мы с ним. Оказались слишком разными людьми. Можно даже сказать — несовместимыми.
— Я тоже со своим Вовкой развелась. А ты что теряешься? — вдруг встрепенулась она. — У тебя сосед есть холостой. Окрутила бы его.
— Какой сосед? — не сразу поняла Оксана, позабыв о том, как сказала Татьяне, что живёт в коммуналке.
— Сашка, у которого я сейчас нахожусь в гостях.
— А-а-а! Этот? Нет! Он совсем не в моём вкусе. Я не смогу его полюбить.
— Честно говоря, я тоже не смогла бы его полюбить, — брезгливо передёрнула она плечами. — Груда мышц, тупые глаза, поговорить с ним не о чем. Сейчас сижу, как измазанная грязью, и не знаю, что делать дальше?
— Ты о чём? — Оксане очень хотелось узнать, как другие женщины воспринимают близость с ним. Так же, как она или по-другому.
— Этому Шурику вообще нельзя жениться, — иронично выдала Татьяна. — При всей его хорошей потенции и внешнем виде он в постели отвратителен.
— Да? — ехидненько спросила Соколова. — Тогда, почему ты так старательно завывала, пока он стонал.
— А то ты, Оксаночка, не знаешь, почему мы, женщины, стонем в постели?! Мужикам подыгрываем!
— Честно говоря, не знала. Тань ты бы не курила здесь. И ещё, мне сегодня в ночное дежурство заступать, а вы с Сашкой шумите и не даёте мне выспаться.
— Всё. всё, Оксаночка, я поняла и ухожу, — торопливо погасила она сигарету. — Подожди минуточку, я сейчас оденусь, а ты закрой за мной дверь. Хорошо?
— Ну, давай, только быстро, пока твой любимый мужчинка не проснулся, — съязвила она.
Татьяна оделась, попрощалась и ушла. Шурик продолжал храпеть. Соколова тоже легла в постель и заснула.