Между тем Оксана всё чаще вспоминала, как самоотверженно Иван мыл полы в их квартире и покупал мебель. Считала его добродушным и не жадным человеком. Грустно улыбалась, когда в памяти всплывали его «кулинарные шедевры». Что Ирочка к нему относилась, как к настоящему отцу, любила с ним болтать, играть, бороться, кататься у него на спине. Родной отец на неё вообще не обращал внимания, с ней никогда не играл. Только один раз увёз её на море в Сочи после её расставания с Миловановым, да и то, только для того, чтобы насолить Оксане.
— Почему я сначала не поговорила с ним об этой Людке? — сокрушалась она. — Ведь простила же я его после того, как Феодосия Ивановна мне рассказала всё об их отношениях.
Чувство вины перед усопшим мужем не покидало молодую женщину. Теперь ей в Иване нравилось всё, только самого его уже нельзя было вернуть.
Однажды в её дверь позвонили. Оксана посмотрела в глазок. Там стояла Феодосия Ивановна.
— Здравствуй, доченька! — приобняла свекровь Оксану и поцеловала в щёку, как только та впустила её в квартиру.
Оксана закатила глаза:
— То люто ненавидит меня, то целует и доченькой называет. Попробуй её пойми!
— Вот, была по делам в вашем районе и решила зайти, проведать тебя. Узнать, не надо ли тебе чего?
— Да нет, ничего не надо, — ответила Оксана, не приглашая незваную гостью пройти в комнату.
Феодосия Ивановна, поняв, что невестка не собирается с ней долго общаться, заволновалась:
— Ты не можешь напоить меня чаем? Жажда замучила. А мы с тобой посидим, вспомним моего сына.
Было глупо отказывать матери Ивана в такой просьбе.
— Конечно, Феодосия Ивановна, я вас напою чаем, и о Ванечке поговорим. Проходите, пожалуйста, располагайтесь удобнее в кресле или на диване.
Сама отправилась в кухню. Вернулась минут через семь с подносом в руках. Поставила на журнальный столик две чашки с чаем, вазочки со сладостями.
— Угощайтесь.
Феодосия Ивановна с удовольствием выпила чашку чая и попросила налить ещё.
— Дорогая моя девочка, — ласково пропела она, — скажи мне, пожалуйста, если бы ты узнала историю взаимоотношений Ивана с Людмилой Егоровой до его смерти, то простила бы его?
— Похоже, моя свекровь настоящая ведьма, — решила Оксана. — Не успела я подумать, что простила бы Ивана, если бы он честно рассказал мне о своих отношениях с Людкой, как его мать тут же нарисовалась, чтобы задать мне вопрос на эту же тему.
— Оксаночка, почему ты молчишь?
— Обдумываю, что ответить.
— Ну, как, обдумала?
— Обдумала.
— И что ты мне скажешь? Простила бы моего сына?
— Феодосия Ивановна, зачем теперь-то об этом говорить? Ивана уже нет с нами. Не хочется лишний раз копаться в наших прошлых отношениях.
— Я, как его мать, очень хочу это знать. Если бы ты только знала, как я мечтаю, чтобы в твоей памяти остались светлые воспоминания о моём мальчике!
— Они и так светлые.
Но свекровь продолжала играть у неё на нервах.
— Доченька, ты сказала мне правду?
— Конечно, правду, — не моргнув глазом, подтвердила Оксана.
— Значит, ты всё-таки простила бы Ванюшу, — уже сама за Оксану утвердительно ответила свекровь и вопросительным сверлящим взглядом уставилась на сноху, словно требуя от неё ещё раз подтвердить вслух, сказанное ей.
Оксана её «змеиного» взгляда не выдержала и слова свекрови подтвердила:
— Давно простила.
— Спасибо тебе, девочка. Теперь ты настоящая вдова моего сына. А ты знаешь, что после смерти мужа, женщина не должна целый год выходить замуж за другого мужчину? Год должна беречь память о нём!!! — потрясла она пальцем над головой.
— Да тебе-то, какое дело до моей памяти о муже? — внутренне возмутилась Оксана.
Потом смело посмотрела в глаза свекрови.
— Думаю, что замуж я ни через год, ни через два не выйду. Отойти надо хорошенечко от предыдущих замужеств. Они у меня уже вот где сидят! — провела она ладонью по горлу.
— Ты — настоящая женщина, — обрадовалась Феодосия Ивановна и стала радостно прощаться с Оксаной.
После её ухода Соколова призадумалась.
— Складывается впечатление, что в связи со смертью сына, свекровь головой повредилась. Иначе, зачем нормальной женщине ходить к невестке, выгнавшей из дома её сына, и выяснять, как она теперь к нему относится?
Из размышлений её вывел звонок мобильного телефона. Это был Андрей Иванович.
— Оксаночка, здравствуй!
— Здравствуйте, Андрей Иванович, — игриво ответила она. — Надеюсь, что вы благополучно нашли похитителей Веселовой?
— Нашли. По этому поводу я тебе и звоню. За мной должок. Не возражаешь, если я приглашу тебя сегодня отметить это событие в ресторане?
— Буду только рада. Мне не мешало бы немного развеяться.
— Давай, я заеду за тобой к девятнадцати часам. Годится?
— Вполне.
В этот раз она не стала долго трудиться над своей внешностью.
— Сегодня я должна прилично выглядеть, серьёзно. Андрей Иванович — мужчина в возрасте, и пригласил меня в ресторан только из благодарности за мою помощь.
Нанесу на лицо минимум макияжа, надену вот это скромное платье, свои любимые удобные туфельки на каблучке, возьму с собой эту маленькую сумочку, нацеплю пару колечек, серьги, и тонкую короткую цепочку с бриллиантовой капелькой. Вот, пожалуй, и всё, — решила она, осматривая себя в зеркале.
В назначенное время она спустилась к подъезду. Андрей Иванович вышел ей навстречу из незнакомой машины, поздоровался и помог сесть на заднее сиденье. Рядом с ней находился молодой мужчина. Мазур бухнулся на переднее пассажирское место, пристегнулся ремнём.
— Поехали. Оксаночка, познакомься — это мой напарник Михаил Хитров. Не возражаешь, если мы втроём посидим в ресторане. Повод-то у нас один.
— Не возражаю. Буду рада знакомству.
— Михаил, — представился Хитров.
У ресторана Мазур галантно помог Оксане выйти из машины.
— Пока свободен, — отпустил он водителя. — Я позвоню, когда нас надо будет забрать.
В зале ресторана их провели за столик и предложили посмотреть меню и карту вин. Спустя несколько минут официант вернулся и принял заказ.
— Оксана, ты — чудо! — начал Мазур. — С твоей помощью мы не только Веселову нашли, но и высвободили из «рабства» группу людей.
— Из какого рабства? — притворно спросила она.
Соколова заранее решила сделать вид, что ничего не знает об этом. Иначе не о чем будет говорить за столом. Уж, она-то знала, как мужчины любят хвастаться своими достижениями в работе.
— Ты не поверишь, — продолжил он, — её похитили для того, чтобы заставлять просить милостыню у людей в общественных местах.
— И она это делала? — округлила она глаза.
— А куда ей было деваться? Представляешь, её держали в вонючем подвальном помещении вместе с шестью бомжами мужского пола. Избивали.
— Ужас! — передёрнула она плечами. — Я помню, как вы говорили, что её муж — известный человек в нашем городе. Кто он?
— Этого я тебе, Оксаночка, чисто из этических соображений, сказать не могу, — загадочно произнёс Мазур. — Ему и его жене ещё жить и работать здесь.
Соколова хоть и знала, о ком идёт речь, но решила схитрить и расколоть Мазура.
— Да, ладно! Мне, простой медсестре, ни один мужчина с фамилией Веселов не знаком. А уж известных людей я вообще мало знаю.
— У них с женой фамилии разные, — вдруг вмешался Михаил.
Мазур посмотрел на него с укором и покачал головой.
— Молчу, — осёкся Хитров.
Вернулся официант с подносом и стал расставлять блюда на столе. Мужчины сразу оживились.
— Ну, что, Мишаня, начнём отогреваться за все те десять дней, которые мотались за обидчиками Веселовой и сидели в засаде?
— Давай, Иванович, начнём, — радостно подхватил Хитров.
Теперь каждый из них по очереди говорил хвалебный тост в адрес Оксаны и пил так часто и помногу, как только могут это делать работники милиции. Соколова была в шоке. Ведь они и её заставляли делать то же самое. Она же упорно только прикладывала бокал к губам, делая один маленький глоток, чтобы не опьянеть. Однако глотков этих было много, и Оксана изрядно захмелела. Её спутники по очереди приглашали её танцевать. Она не отказывалась, только движения в танце становились всё мене уверенными. Однажды, танцуя с Михаилом, они столкнулись с какой-то парочкой.
— Извините, — дружно сказали друг другу обе пары.
Оксана встретилась глазами с девушкой.
— Привет Лиль!
— Привет — привет, — как-то презрительно произнесла девушка и отвернулась к своему спутнику.
— Кто эта сердитая особа? — спросил Миша.
— Сестра моего покойного мужа. На что обиделась — не пойму?
Алкоголь на Соколову действовал, как сыворотка правды. Когда за столом Мазур в очередной раз стал рассказывать, какой огромный бугай удерживал Веселову в доме своего брата, она выдала:
— Этот человек-гора, между прочим, мастер спорта по метанию молота. А ещё этот Саня Пущин — законченный придурок. И брат его — Толик, тоже негодяй, хоть и известный певец в городе.
— Слышь, Иваныч, — состроил недовольную гримасу на лице Миша, — тебе не кажется, что Оксанка надула нас, как резиновых баб. Прикидывалась здесь овечкой, а сама о нашем раскрытом деле уже всё знает.
— Десительно, — подтвердил Мазур, пытаясь сконцентрировать свой взгляд на напарнике, — и кто ей проболтался? Не ты?
— Неа, не я.
— Может, я? — снова спросил Мазур.
— Точно, Иваныч, ты! Ты под бахусом таким болтливым становишься. Просто находка для шпионов. Вызывай машину. Пора ехать домой.
Оксану благополучно подвезли к подъезду. Водитель довёл её до квартиры, помог открыть дверь и пожелал спокойной ночи.
Эту ночь она спала мертвецким сном до одиннадцати часов утра. Из постели её поднял звонок в дверь.
— О-о-о! — недовольно протянула она, увидев в глазок свою свекровь. На этот-то раз, что ей понадобилось? Соскучилась что ли?
Оксана открыла дверь и пропустила её в квартиру. Феодосия Ивановна прошла в комнату и села на диван. На лице её лежала печаль.
— Чаю выпьете? — спросила Оксана.
— Нет, невестушка, чаю я не хочу. Так-то ты бережёшь память о моём сыне?
— А что опять случилось?
— Что случилось? И ты ещё спрашиваешь! Не тебя ли моя дочь видела вчера в ресторане?
— А-а-а! Вот, вы о чём, — поняла Оксана. — А дочери вашей не надо хранить память о своём брате положенный год? Почему она развлекается?
— На то есть уважительная причина, — заявила Феодосия Ивановна.
— У меня тоже была очень уважительная причина. И вообще, Феодосия Ивановна, у нас с вами никогда не было хороших отношений. С Иваном я задолго до смерти рассталась и сейчас не собираюсь строить из себя убитую горем вдову. Дайте мне, пожалуйста, спокойно жить и делать то, что я хочу, а не что вы мне позволите. Я вообще не понимаю, зачем вы сюда ходите?
Свекровь поднялась и пошла к выходу.
— Не хочу, чтобы ты наделала глупостей, которых невозможно будет потом исправить.