«И днем и ночью кот ученый…»

Проколесив весь день по городу в поисках Челочки, с наступлением вечера я почувствовала, что изрядно устала и проголодалась. «Где бы найти теплый угол, миску рассыпчатой гречневой каши и пару сосисок для поднятия тонуса?» — размышляла я, примостившись возле мусорного бачка на одной из тех троллейбусных остановок, что так вкусно пахнут шавермой и пирожками. Покрутив головой и принюхавшись, я заметила стоявшую неподалеку тетку в дубленке и вязаной шапочке. Лицо у тетки было хоть и чем-то озабоченное, но в общем-то доброе. Такие лица бывают у кондукторов или у продавщиц мороженого. В руках тетка держала туго набитый полиэтиленовый пакет, отчетливо благоухавший только что купленной печенкой. Я подошла поближе и жадно втянула воздух ноздрями. Интересно, всю эту печенку она собирается съесть одна? Сглотнув слюну и оценив свои шансы, я твердо решила напроситься к ней на ужин. И, надо сказать, не прогадала.

Квартира, куда она меня привела, оказалась очень уютной. Все двери нараспашку, как раз как я люблю. На полу в прихожей гора тапочек — верный признак частых гостей. На вешалке старая куртка — значит, выгуливать меня есть в чем. А сверху на полке пушистая рыжая шапка, то есть гулять можно долго. Следом я проверила туалет и кухню. Они тоже произвели приятное впечатление. В унитазе была вкусная вода, а на кухне вполне хватало места для моей миски. А еще там стойко пахло сдобой. Я встала передними лапами на табурет и заглянула на стол. Так и есть — в большой вазе было полным-полно сушек и печенья. А из прихожей уже доносились голоса, и разговор шел о голодных собаках. Я подумала, что мои новые хозяева люди очень дельные, и побежала знакомиться.

В коридоре кроме хозяйки я увидела взъерошенного, как мокрый воробей, мужчину в драных джинсах. Подперев подбородок книжкой, он озадаченно глядел на шапку, которая в это время круглыми от ужаса глазами ошалело пялилась на меня. Я приветливо повиляла ожившей «шапке» хвостом. «Шапка» в ответ рассерженно мотанула своим. «Э нет, — подумала я, — это мы уже проходили! После такого приветствия от их брата недолго и по носу схлопотать». Благоразумно оставив рыжего остывать и приходить в себя, я решила пока познакомиться с «воробьем», который выглядел куда как приветливее.

— Ну, и как, позвольте узнать, нас зовут? — потрепав меня по макушке, спросил «воробей» и вопросительно посмотрел на хозяйку. «Почему бы не спросить прямо у меня?» — удивилась я и тоже обернулась к хозяйке. Выражение ее лица меня обеспокоило. Каким-то оно стало уж больно мечтательным. Нет, перспектива бегать по двору Дульсинеей или, скажем, Джульеттой мне совсем не улыбалась. Нужно было срочно что-то делать.

Собрав всю свою волю, я принялась мысленно внушать: «Люся. Меня зовут Люся… Люся меня зовут…». Женщина тупо молчала. «Люся! Люся!! Люся!!!» — надрывалась я, от усердия чуть не выпрыгивая из собственной шкуры. И все напрасно. Лицо хозяйки сохраняло все то же бессмысленное выражение. «Видимо, не из самых сообразительных», — догадалась я и удвоила свои старания. Что ж поделаешь, способности к иностранным языкам встречаются не у всех.

— Нас зовут… Люся, — наконец неуверенно выдавила она.

Я с облегчением вздохнула.

— А я вот Гарик, муж, — в ответ вежливо представился мне хозяин. — А это, — он подошел к вешалке и подергал «шапку» за свесившийся рыжий хвост, — это Маркиз, кот.

Теперь, когда все встало на свои места, можно было подумать и об ужине. Я многозначительно посмотрела на хозяина, который выглядел явно потолковее хозяйки.

— Кстати, а что у нас с ужином? — мгновенно отреагировал Гарик и сразу понравился мне еще больше.

Вопрос ужина это вопрос серьезный, пускать дело на самотек было опасно, и я вслед за людьми побежала на кухню. Там сразу же выяснилось, что опасения мои оказались ненапрасными. Для четверых печенки было мало, и хозяйка, сама в этом виноватая, не придумала ничего лучшего, чем обделить ею именно меня. Такой поворот в мои планы никак не входил. Возмущенная несправедливостью, я переводила взгляд с хозяина на хозяйку, взывая к их совести. На Гарика я смотрела особенно проникновенно, поскольку именно на него возлагала свои главные надежды. И он меня не подвел.

— Нет, Люся одну кашу есть не будет, — веско сказал Гарик, и я в очередной раз убедилась, что мы с ним подружимся.

Хозяйка с удивлением глянула на меня, а я, подтвердив слова Гарика радостным лаем, постаралась мысленно внушить ей, что каши я не ем в принципе. Даже не знаю, что это такое.

— Ясно, — не стала спорить хозяйка, и я поняла, что с ней тоже вполне можно иметь дело.

Уладив вопрос с ужином, я продолжила осмотр квартиры.

Вообще-то это был довольно странный дом. Он весь был завален книгами. Книги лежали и на столе, и на полу, и на полках, и на кровати. И даже на холодильнике. Зачем им столько книг? Ведь сразу видно, что здешние хозяева в них совершенно не разбираются. У нас дома книжки гораздо интереснее. Мамины пахнут печеньем, орешками и семечками. Папины газеты — обедом, а учебники Челочки яблоками и бутербродами с сыром и колбасой. Здесь же книги пахнут табачным дымом и пылью, а порванная на клочки газета, лежащая в прямоугольном красном лотке в туалете, — и того хуже. Она пахнет так, как подъезды, где живут коты. Я попятилась от лотка и тут же натолкнулась на Маркиза, ревниво следившего за тем, что я делаю возле его туалета.

— Интервентов не потерплю! — зашипел он мне прямо в морду.

— Интер-кого? — не поняла я.

— Господи! Я так и знал! Они подобрали полную невежду.

— Почему невежду? — обиделась я. — Я чистокровный эрдель. У меня мама и папа золотые медалисты. А Челочка — почти отличница.

— О, бедный Йорик!

— Меня вообще-то Люсей зовут, — скромно потупившись, заметила я.

— Оно и видно, — рыжий презрительно скривился. — Ты что, русского языка не понимаешь? Йорик — это ругательство такое. Самое крепкое. Мой хозяин всегда так говорит, когда я делаю лужу на паркете. Ну или просто хватается за голову…

Я повела носом в сторону красного лотка и подумала, что хозяин, похоже, человек очень интеллигентный. Наша бабушка за такие дела в два счета отшлепала бы Маркиза мокрой тряпкой. Но о мокрой тряпке я решила тактично умолчать. Зачем портить отношения, еще не успев их толком завязать? Я подумала, что лучше сказать коту что-то приятное. Огляделась вокруг и с удовольствием выпалила, что у них уютная квартира и мне очень здесь нравится.

— Не сомневаюсь! — фыркнул кот, чуть не задохнувшись от возмущения.

Похоже, я ляпнула что-то не то.

— Вот что я тебе скажу, — отдышавшись, заявил Маркиз, не сводя с меня взгляда своих суровых желтых глаз. — Если позволить каждой бессовестной морде безнаказанно вваливаться с улицы в приличный дом, то очень скоро приличных домов не останется вовсе.

Кот сделал трагическую мину и выжидательно посмотрел на меня. Пожалуй, нужно было как-то его успокоить. А то чего доброго он и правда решит, что я всерьез посягаю на его ароматный лоток и вешалку в коридоре.

— Вообще-то я к вам ненадолго. Мне бы только поужинать и переночевать… — миролюбиво начала я, но кот не дал мне договорить.

— Ну да, знаем мы вас, сироток, — пробурчал он недовольно. — Только поужинать… А потом позавтракать захочется, и пообедать… Сначала скромно корыто попросит, а там, глядишь, уже столбовой дворянкой норовит заделаться, и чтоб я у нее на посылках…

— Столбовой — это как? Вокруг столба, что ли, бегать? — спросила я.

— М-да, темнота… — многозначительно протянул кот и почесал за ухом. — Ты сказку про золотую рыбку когда-нибудь слышала?

— Не-а… А она про что? — в надежде услышать сказку, я подсела поближе к Маркизу.

— Я уже сказал, про рыбку.

— Про селедку?

— Почему про селедку? — кот явно начинал терять терпение. — Про золотую рыбку, которая могла исполнить любое желание.

— Так уж и любое? — не поверила я.

— Любое, — не терпящим возражений голосом заявил кот.

— А человека, например, найти эта рыбка могла бы?

— Ну ты даешь! Будет тебе рыбка всякой ерундой заниматься, — хмыкнул кот. — Для этого службы специальные существуют. Милиция, например, или МЧС.

— А рыбка?

— Что рыбка?

— Рыбка, значит, не может?

— У рыбки, видишь ли, другая… специализация. Она больше по хозяйственной части. К тому же, рыбы так долго не живут. А поскольку история эта случилась почти двести лет назад…

— И откуда ты все знаешь? — вежливо изумилась я.

— А я с хозяйкой канал «Культура» вечерами смотрю. Там недавно передача была про Александра Сергеевича…

— А! Я его знаю, — обрадовалась я.

— Да? — кот удивился.

— Ага, он всегда к нам с чемоданчиком приходит.

И сапоги у него так ароматно пахнут…

— С чемоданчиком? К вам? А что он у вас забыл-то?

— Ну как же, он ведь сантехник.

— Кто?!

— Александр Сергеевич.

— Ха! Дура ты набитая! Я ж тебе про Пушкина говорю.

— Про кого?

— Про Пушкина, — повторил кот и укоризненно посмотрел на меня. — Стыдно не знать. А еще в культурной семье выросла. Пушкин — это наше все. Так сказал дядька из телевизора.

— Как это — все? — не поняла я.

— Все — значит все, — отрезал кот.

— И для собак тоже?

— И для собак.

— Значит, он собачий бог? — обрадовалась я.

— Ну, насчет собак не знаю, а вот котов он очень даже уважал. У него и поэма такая есть, про кота, — кот приосанился и, закатив глаза, с выражением продекламировал:

«У лукоморья дуб зеленый,

Златая цепь на дубе том:

И днем и ночью кот ученый

Все ходит по цепи кругом;

Идет направо — песнь заводит,

Налево — сказку говорит.

Там чудеса: там леший бродит,

Русалка на ветвях сидит…»

— Ух ты, — протянула я, в восторге глядя на Маркиза. — А дальше?

— Дальше там много еще. Целая сказка. И все про кота… — кот блаженно замурлыкал. — А ты заметила, кто в этой сказке — самый главный?

— Кто?

— Ну подумай хорошенько. Ведь все начинается с… — … дуба! — радостно выпалила я.

— Сама ты с дуба, — кот недовольно поморщился. — С кота все начинается, поняла? Не было бы кота, не было бы и всей истории. Жизни бы на земле не было.

— Кому бы не было?

— А никому бы и не было. Потому как в начале был кот. Кот промурлыкал песню, сочинил сказку. И на деревьях выросли русалки. А про собак ничего такого нет.

— Откуда ты знаешь?

— Говорю же, я канал «Культура» каждый вечер смотрю. Над Каштанкой тут в прошлом месяце чуть не обрыдался. А все равно не про то это. Это про глупость вашу собачью, про рабскую психологию, — кот, видимо, что-то вспомнив, поежился и нервно сложил уши. — Да, кошки вам не чета.

«Да, ни черта! — подумала я. — Ни черта он в собаках не смыслит. Хоть и думает, что он ученый».

— Маркиз, Люся, где вы? Кушать подано! — донесся с кухни голос хозяйки, и наш туалетный разговор о культуре прервался сам собой. Забыв о Пушкине и зарождении жизни на Земле, мы наперегонки понеслись ужинать.

На кухне мне была выдана красивая новая миска, и в нее уже солидной горочкой накладывали божественно пахнущую печенку. Глядя на это, я в нетерпении глотала слюну. Наконец миска была поставлена на пол, и я радостно набросилась на еду. Все было так вкусно, что очень быстро закончилось. Я села и огляделась по сторонам. Хозяева со скучными лицами ели кашу. Я схватила свою миску и бросилась к ним.

— Смотри, — оживилась хозяйка, — то же самое она делала у метро! Настоящая артистка!

И она принялась с жаром рассказывать Гарику про мое недавнее выступление. Гарик хохотал и хлопал себя ладонью по коленке. Каша у них пошла куда веселее. Мысль о том, чтобы ею поделиться, похоже, им в голову не приходила. Я выронила миску и уже собралась было тявкнуть, чтобы привлечь их внимание, но тут услышала из-за спины заговорщицкое:

— Шшшш! Не вздумай! Живо сюда.

Я оглянулась. В уголке лениво и равнодушно, так, как будто его кормят печенкой каждый день, мурыжил свою порцию Маркиз. Я подошла к нему и села рядом, красноречиво пожирая глазами содержимое его блюдца.

— Ну и что ты делаешь? — недовольно пробурчал кот, игнорируя мой жадный взгляд.

— А что? — не поняла я.

— А то! — взорвался кот. — Один раз позволишь себе слабость, попросишь для разнообразия каши, так потом будешь давиться ею всю жизнь. Я думал, что ты умнее. Или, может, ты с детства мечтала каждый день трескать одну кашу?!

Я посмотрела на кошачью печенку, потом на хозяйскую кашу, потом снова на печенку и подумала: нет, пожалуй, я бы предпочла печенку. Однозначно! Но разве так бывает, чтобы тебе всегда перепадало самое вкусное?

— А что, у вас каждый день печенкой кормят? — недоверчиво спросила я у кота.

— Еще чего! — возмущенно фыркнул кот. — Чем каждый день лопать печенку, лучше уж сразу удавиться. Скажешь тоже: каждый день. Не каждый день, а только когда захочу!

Он гневно ударил лапой по блюдечку так, что остатки еды полетели на пол.

Я пораженно смотрела на Маркиза. И даже не сразу сообразила, что могу теперь с чистой совестью доесть кошачий ужин.

— Когда захочешь? — осторожно повторила я. — А в остальное время что?

— А что пожелаю, — лениво потянулся кот. — Захочу, будет курочка, захочу, парная телятина, захочу — треска. Или эта, как ее… — Маркиз на секунду задумался, смешно округлил свои глупые глаза, почесал лапой за ухом и наконец вспомнил: — Во, форель!

— Форель! — вежливо изумилась я, подбирая с пола остатки печенки. Что такое форель, я не знала. Но курица, телятина и треска уже произвели на меня достаточно сильное впечатление. — Какие удачные у тебя хозяева! Повезет же так!

— Удачные хозяева… — недовольно бурчал кот. — Ты, по-видимому, считаешь, что они, такие хорошие, с неба падают. Нет, милочка, ты сначала хозяина воспитай, верные мысли ему в голову вложи, а до того даже и не надейся, что он вот так ни с того ни с сего возьмет и обеспечит тебе сносное питание. Я вот хозяев уже шесть лет воспитываю. А то плюхнут тебе, бывало, сметаны и говорят: «Кушай, Маркиз, сметанка вку-у-усная». А я — волю в кулак, и ни в какую. Три дня голодаю, а к сметане не подойду. Куда они денутся? Помучаются-помучаются от моего истощенного вида, не выдержат и дадут мне мяса.

От разговоров о сметане и мясе у меня закружилась голова.

— Сказала, что не ешь каши, на том и стой, — продолжал поучать кот. — Умри, а с места не сходи. А то разбалуешь мне… контингент, шесть лет трудов и лишений насмарку, коту, можно сказать, под хвост…

Я посмотрела на кошачий хвост, а потом оглянулась на хозяев. «Что ж, — подумала я, — придется, видимо, и вправду не поддаваться на кашу». Я вздохнула. Но так как каша все равно закончилась, принятое решение уже не показалось мне таким трудным.

— Наелась? Ну тогда пойдем фотографироваться! — сияя лучезарной улыбкой, заявил после ужина Гарик и поманил меня к себе пальцем.

Вот уж придумал так придумал! Такого вопиющего свинства я от Гарика не ожидала! Когда я вижу, что Челочка достает эту противную щелкающую штуку, то тут же стараюсь потихоньку куда-нибудь улизнуть. Да я лучше к ветеринару схожу или лишний раз лапы разрешу себе вымыть, чем соглашусь фотографироваться! Скукотища ужасная. И начинается она, между прочим, с расчесывания. Потом тебе на самые неподходящие места повязывают всевозможных расцветок ленточки, платочки, шарфики, бантики, напяливают колпаки и жабо, цепляют на нос очки, вертят тебя и крутят точно заводную игрушку, хватают за лапы, теребят за бороду, дергают за уши. И всякий раз врут, обещая, что из глупого круглого глаза непременно вылетит птичка. Скажите, вы когда-нибудь видели птичку, которая согласилась бы хоть минутку посидеть в таком тесном и неуютном скворечнике? Вот и я не видела. Так зачем же врать?

— Люся! Ты где? Иди сюда скорей! Я все уже приготовил, — донесся до меня из комнаты бодрый голос Гарика. Я с надеждой посмотрела на хозяйку. Может, она предложит мне что-нибудь поприятнее? Но нет, хозяйкина спина, деловито суетящаяся у раковины, ничего предлагать мне явно не собиралась. Делать было нечего. Я вздохнула, покрутила головой и честно отправилась отрабатывать съеденную печенку.

Однако фотографироваться с Гариком оказалось куда веселее, чем я ожидала. С обоюдного согласия отвлекаться на расчесывание мы не стали. Вместо ленточек и дурацких бантиков мне были выданы на растерзание старые Гариковы шлепанцы с помпонами, огромная соломенная шляпа-сомбреро и вкусный кожаный ремень. Столько ценных вещей за один присест мне еще никогда не доставалось. Разве могла я подвести человека, доверившего мне самое дорогое, что у него было? Понятно, я старалась изо всех сил. А он ползал вокруг меня на пузе, вскакивал на табурет и, показывая мне пример, смешно прыгал через журнальный столик. Фотографироваться с Гариком было не только весело, но и на редкость вкусно, ведь после каждого кадра он исправно кормил меня печеньем. В общем, мы неплохо провели время и остались друг другом очень довольны.

А потом мы с Гариком отправились на прогулку. И хотя Гарик выглядел совершенно взрослым, вел он себя как трехмесячный щенок: бегал за палочкой, валялся со мной в снегу и даже облаял какого-то мопса, гулявшего с маленькой сухонькой старушкой вокруг детских качелей. Когда мы возвращались домой, я подумала: «Если бы у меня не было Челочки, я, пожалуй, выбрала бы в хозяева Гарика»…

Дома меня ждал еще один сюрприз. Вместо какого-нибудь драного одеяла или старой куртки, в качестве подстилки мне был выдан совершенно новый, волнующе пахнущий магазином мохнатый коврик. Спать на такой красоте мне еще не доводилось. «Даже мягче, чем у Фуфы!» — гордо подумала я, обнюхивая свою обновку.

Видно было, что коврика хозяйке немного жалко.

— Нравится? — спросила она, через силу улыбнувшись. — Еще бы! Хотела бы я видеть те сны, которые приснятся тебе на этом царском ложе…

Я с готовностью завиляла хвостом, не имея ничего против. Тоже мне, проблема! Я могу и подвинуться.

— А хочешь, — спросил Гарик, когда хозяйка отправилась спать, и мы с ним остались одни, — я расскажу тебе о своей работе?

Конечно же, я хотела. Перед словом «хочешь» устоять я не могла никогда. Гарик оживился.

— Так вот, — сказал он, — занимаюсь я нелинейным программированием… Задача: минимизировать сложную функцию методом покоординатного спуска… Но это неважно. Дело, вообще-то, вот в чем… Аппроксимирующая парабола…

Чем дальше Гарик говорил, тем больше он вдохновлялся. Глаза его горели огнем, он бегал по комнате, возбужденно размахивая руками, или принимался что-то объяснять мне «на пальцах». Я с интересом смотрела на его пальцы, внимательно склоняла голову набок и вообще всячески его поощряла. Гарик на секунду останавливался, спрашивал: «Понятно?», я с готовностью лаяла, он, просияв от удовольствия, радостно потирал руки: «Отлично, идем дальше!» и снова начинал бегать по комнате.

Говорил Гарик долго. И хоть двигался он очень зажигательно, да еще время от времени гладил меня и называл «своей умницей», что тоже очень улучшало впечатление от его рассказа, мне мало-помалу сделалось скучно. Я уже было подумала, что не создана для науки и собиралась уйти спать на свой красивый коврик, как Гарик вдруг замер. «Подожди, подожди…» — пробормотал он и вопросительно уставился на меня. Так как он явно ждал от меня помощи, я в ответ тоже честно напряглась мыслью. «Подожди, а если…» — я на всякий случай повиляла хвостом. «Да вот же… да что ж я раньше… да как мне раньше в голову не пришло…» — растерянно лепетал Гарик. — «Да вот же как надо!»

Кажется, мы с Гариком что-то придумали.

— Гениально! — ликовал он. — Ай да мы! Да знаешь, что мы с тобой сейчас сделали?! Мы же… Нет, дай я тебя сначала поцелую! Какие же мы молодцы! Дай я тебя поцелую, друг мой Люся! Мы с тобой просто гении!

Судя по тому, с какой радостью он хлопал себя по ляжкам и вцеплялся пальцами в свои волосы, мы с ним действительно совершили какое-то потрясающее открытие. Придумали что-то очень и очень хорошее. Может быть, сверхскоростной умножитель сосисок или незакрывающийся холодильник. «Или нет, лучше! — осенило меня. — Мы изобрели гигантский рассадник футбольных мячей!». И я в восторге запрыгала вокруг Гарика.

— Это нужно отпраздновать! — закричал Гарик.

Я была с ним абсолютно согласна и бодро припустила на кухню. Хозяин, не жалея, нарезал вареной колбасы и соленых огурцов, и мы принялись с большим аппетитом праздновать.

Через минуту, тяжело спрыгнув с вешалки в прихожей, к нам на кухню заглянул разбуженный запахом Маркиз. Но так как к столу его никто не пригласил, он, потоптавшись бедным родственником в дверях, вынужден был с достоинством удалиться. «А что ж ты хотел? — весело подумала я, ловя на лету очередной кусок колбасы. — Совершать великие открытия это тебе не шапку на вешалке изображать! Кто работает, тот и ест!». А еще я подумала, что карьера ученого мне, пожалуй, нравится. Дело это, конечно, тяжелое и скучное, но если каждый раз что-нибудь открывать…

Допраздновав на закуску еще и очень кстати обнаружившимся на плите супом, мы с Гариком блаженно завалились на диван. Гарик собирался наконец рассказать мне, что же мы с ним такое изобрели, но, видно, так устал, что заснул на первой же фразе. Я лениво подумала о своем красивом коврике в прихожей, но перебираться на него у меня уже не было сил. «Да ну его, на диване даже лучше», — решила я и, положив морду Гарику на грудь, закрыла глаза.

Утром меня разбудила хозяйка. Прижав палец к губам, она поманила меня к двери. Я осторожно слезла с дивана и первым делом направилась на кухню. Раз Гарик еще спит, значит, самое время получить завтрак сначала от хозяйки.

Наскоро перекусив тушенкой с остатками вчерашнего батона, мы отправились на утреннюю прогулку. Пустой двор, казалось, еще дремал. Немного побегав, чтобы размяться, обнюхав близлежащие кусты и сделав свои дела, я потянула хозяйку обратно к подъезду. А вдруг Гарик уже проснулся? Пропустить второй завтрак мне совсем не хотелось. Однако не тут-то было. Хозяйка явно настроилась выжать из нашей прогулки все удовольствия, которые та могла ей предоставить. На секунду задумавшись, чего ей хочется больше всего, она решительно направилась через дорогу, в сторону огороженной стройплощадки. «Наверное, намерена как следует порезвиться. Не каждый день ведь к ней на огонек забредают такие компанейские эрдели», — одобрительно подумала я и бодро потрусила к стройке.

На поле среди сугробов и бетонных блоков прохаживалась дама в меховом манто. Возле дамы суетился мелких размеров песик, похожий на фокса.

— Любочка?! А я смотрю, вы это или не вы. Неужели тоже решили завести собачку? — подавшись нам навстречу, всплеснула руками дама.

— Да нет, — с деланным безразличием отмахнулась Любочка. — Это не мы, это собачка решила нас завести.

Но тут же не выдержала, улыбнулась и, уже вся сияя от гордости, принялась рассказывать даме историю нашего знакомства.

Положим, факты она кое-где переврала, но я возражать не стала. История в итоге вышла красивая.

— Да, собаки, они как дети. Все время требуют внимания, — перебила Любочку дама, которой явно не терпелось тоже что-нибудь рассказать. — Вот мой, например, вчера… — договорить она не успела, потому что именно в это время ее драгоценное чадо по самые плечи засунуло голову в мешок с цементом. — Чапик! Чапик! Ты что же делаешь, маленький негодник?! Фу!

Песик попятился, чихнул и нехотя извлек из мешка свою густо усыпанную сероватым порошком бородатую морду.

— Знаете, Амалия Сидоровна, я, конечно, не большой специалист в стройматериалах, но, по-моему, пока вы его не отчистите, лучше поберечь Чапика от воды, — сказала Любочка, задумчиво разглядывая явно ищущего себе новое занятие шустрого песика.

Aмaлия Сидоровна с беспокойством пощупала испачканную цементом мокрую Чапикову бороду, заохала, в панике посмотрела на небо, с которого как нарочно начали падать крупные снежинки, и, поспешно взяв пса на поводок, раскрыла над ним цветастый зонтик.

Простившись с нами, она засеменила по тропинке к дому, в сердцах ругая строителей и грозя упорно путающемуся у нее в ногах Чапику почистить его пылесосом. Я с сожалением посмотрела им вслед, бодрый песик мне очень понравился. Впрочем, мы с Любочкой сумели неплохо развлечься и сами. Подходящая палочка нашлась без труда, а из заснеженной стройплощадки вышла отличная полоса препятствий.

Любочка, судя по ее лицу, тоже осталась прогулкой очень довольна.

Когда мы вернулись домой, Гарик еще сладко спал, даже не помышляя о завтраке. Мне не оставалось ничего другого, как уютно свернуться на своем мохнатом коврике в прихожей и погрузиться в полудрему. Разбудил меня Маркиз, настойчиво требовавший утренней трапезы у двери в кухню. Из комнаты Гарика послышался скрип пружин, зевок. Затем шлепанье тапок по паркету. И наконец на пороге появился сам Гарик.

— С добрым утром, дорогие товарищи! — увидев нас, расплылся он в улыбке.

Я радостно запрыгала вокруг Гарика, а Маркиз недовольно пробурчат, что утро было когда хозяин ложился, но и тогда оно добрым коту на голодный желудок совсем не показалось.

— Ну что, зверье, айда завтракать! — не обращая внимания на кошачье ворчание, бодро предложил Гарик, и мы все втроем отправились на кухню.

— Так… — смущенно пробормотал хозяин, озирая содержимое холодильника. — А чем же мне вас кормить?

Мы с котом обменялись встревоженными взглядами и попытались из-за Гариковой спины заглянуть в холодильник. После нашей ночной пирушки он оказался практически пуст.

Гарик виновато посмотрел на нас и почесал в затылке.

— Вот! — обрадовался вдруг он, выуживая из дальнего угла банку. — Маркиз спасен! Буржуйская кошачья жратва, подарок от Микки Мауса, вкусно, просто пальчики оближешь!

Кот с подозрением посмотрел на банку, потом с высокомерием на меня, потом для приличия покочевряжился, но на буржуйскую жратву в итоге согласился.

— А что же делать с тобой? — спросил Гарик у меня.

Я нетерпеливо заерзала на месте, ни секунды не сомневаясь, что Гарик что-нибудь придумает. Так оно и случилось.

— Икра баклажанная, — неуверенно произнес он, доставая из холодильника еще одну банку. — Слушай, собака, а к баклажанной икре ты как относишься?

Относилась я к ней, ясное дело, положительно. Странный вопрос. Конечно, положительно, с искренней симпатией и неподдельным интересом. То есть, не имея ни малейшего понятия, что она такое, была твердо уверена, что хочу это попробовать.

— А как же… — на секунду задумался Гарик и тут же сам себе ответил: — А с печеньем!

Печенье с баклажанной икрой показалось мне очень вкусным. Хозяин от радости потирал руки.

— Какая ты удобная собака! — похвалил меня он.

Я была с ним абсолютно согласна.

— Ну что, Люся, попробуем найти твоих хозяев? — после завтрака сказал Гарик, пристегивая поводок к моему ошейнику.

От радости я так и запрыгала по прихожей. Мы идем искать Челочку! Уррра! В порыве переполнявшей меня благодарности я щедро лизнула зашнуровывающего ботинок Гарика в подбородок. «Какой же он все-таки умный, этот Гарик», — подумала я, сбегая вниз по лестнице. В том, что теперь-то уж нам точно удастся отыскать мой дом, я нисколько не сомневалась. Ведь со вчерашнего дня я твердо усвоила, что хороший интеллект, приложенный в нужном направлении, это страшная сила.

Наше направление было верным, гладко утоптанным многочисленными подошвами и пахло колбасой. «Идем к магазину», — догадалась я, учуяв знакомые запахи. Чем могла нам помочь колбаса, я не знала. Но с колбасой, разумеется, искать Челочку было бы куда веселее. У самых дверей магазина Гарик остановился, достал из сумки какую-то бумажку и с гордым видом прилепил ее на стекло. Я озадаченно посмотрела на белый квадратик, потом на Гарика и снова на бумажку. Неужели Гарик и вправду надеется, что Челочка отыщет нас по этим вот невразумительным знакам? «Нет, хоть он и большой ученый, а в жизни, кажется, не разбирается совсем», — решила я, когда мы подходили к пятому по счету магазину.

— Слушай, ты случайно клей не видела? — Гарик рассеянно хлопал себя по карманам. — Куда же он подевался?

Найти выпавший из кармана тюбик не составило никакого труда. С таким пустяковым заданием справился бы даже неразумный щенок. Но, кажется, на Гарика этот эпизод произвел неизгладимое впечатление.

— А ты точно хочешь найти своих хозяев? — как бы невзначай спросил он меня, засовывая тюбик с клеем поглубже в карман. — Знаешь, нам бы такая собака и самим пригодилась. Я ведь уже третий раз за сезон перчатки теряю. Рассеянность, уважаемая, это плата за могучий интеллект. Помнишь, как Эйнштейн вместо яйца сварил свои карманные часы, засекая время по оставшемуся в руке яйцу? Вот то-то… Кстати, а где мои перчатки?!

И мы принялись искать перчатки. Нам снова пришлось проделать только что пройденный путь, но уже в обратную сторону. Ведь оказалось, что перчатки наш Эйнштейн выронил как раз там, где обнаружил пропажу клея. Да, если судить по рассеянности, интеллект у Гарика действительно могучий. Надо будет получше за ним приглядывать, а то чего доброго еще сам потеряется.

Я озабоченно покосилась на Гарика. Тот, присев передо мной на корточки, задумчиво теребил прикрепленный к моему ошейнику брелок. По знакомому огоньку, уже разгоравшемуся в его глазах, я поняла, что мы с ним снова на пороге какого-то большого открытия.

— Эврика! — воскликнул Гарик, подтверждая мои предчувствия. — Я знаю, кто твой хозяин! Пойдем.

«Ну наконец-то! — подумала я. — И года не прошло». От радости, что скоро увижу Челочку, я готова была облизать Гарика с ног до головы!

Но там, куда он меня привел, Челочкой и не пахло. Там пахло только древесной пылью, потными майками и старыми кедами.

В огромном гулком зале одинаково одетые парни сосредоточенно перебрасывали друг другу футбольный мяч. Увидев мячик, я мигом забыла обо всем на свете и с лаем бросилась за ним. Но на легкую добычу я рассчитывала напрасно. Ребята при моем появлении тут же ожили, и завладеть заветной игрушкой оказалось не так-то просто.

— Олег! Пас на правый край! — кричал вдруг вскочивший со скамейки толстенький человечек в спортивном костюме. — Лопатин! Обводи! Молодец!

Я носилась по площадке как угорелая, но мячик все время ускользал прямо из-под моего носа. Ну погоди! Сейчас я тебя… Мой!!!

— Ковальчук, Ковальчук, не спи, — орал нервный толстячок парню, у которого мне все-таки удалось отнять мяч. — Будешь так играть, возьмем вместо тебя эту собаку.

Ковальчук, изловчившись, выбивал у меня мяч и тут же перебрасывал его в дальний конец площадки. Я, взвизгнув, неслась следом.

Когда мы порядком набегались и устали, парни обступили смущенно хлопающего ресницами Гарика. Гарик хотел знать, сколько в городе футбольных секций. Он объяснил, что ищет моего хозяина, футболиста. Ребята смеялись и говорили, что секций тьма, но что их команда готова, если что, меня усыновить. Что с таким тренером они, глядишь, и «Зенит» со временем обыграют. Гарик, раздуваясь от гордости, отвечал, что нет, дудки. С моим интеллектом растрачиваться на футбол слишком расточительно. И если мои хозяева не найдутся, он сам меня с удовольствием усыновит. А я в это время с упоением гоняла по полю временно оставшийся бесхозным мячик.

В общем, хоть развлеклись мы, надо сказать, и неплохо, домой мы вернулись все-таки ни с чем. Маркиз посмотрел на меня с видом: «А что я говорил!» и скорбно удалился в комнату Гарика. Я вздохнула и поплелась за ним.

— Тебе чего? — увидев меня, недовольно спросил кот.

— Мне о Пушкине поговорить, вопрос у меня.

— Ну? — от удивления смягчился Маркиз.

— А почему у этого Пушкина кот на цепи сидит? Он что, сторожевой?

— Ничего подобного. Просто… Просто ему так нравится с цепочкой гулять.

— Ну да, рассказывай. Кому же понравится вокруг дерева цепью бренчать? Нет, тут что-то не так. Чего-то здесь не хватает… Если кот сторожевой, значит, где-то неподалеку должен быть сторож…

— Хватит ерунду городить! — возмутился кот. — Нету никакого сторожа. В книжке про него ничего не сказано.

— А может, он за дерево спрятался и оттуда потихоньку за всеми следит? Или за ружьем отошел на минутку…

Кот зевнул. Разговор ему явно наскучил. Он развернулся ко мне хвостом и, примерившись, тяжело прыгнул на висевшую над столом книжную полку. Я проводила его взглядом и неожиданно увидела портрет. От представшей мне лучезарной красоты перехватило дыхание. Добрый кудрявый бог светло и задумчиво смотрел вдаль, на его плечо был накинут до боли знакомый клетчатый плед.

— Пушкин… — в волнении прошептала я.

— Ну да, Пушкин, — удивленно подтвердил Маркиз. — Чего так нервничать-то?

Я с замирающим сердцем вглядывалась в поросшее кудрявой шерстью смуглое лицо. Вот! Я так и знала! Это был не просто собачий бог. Это был бог самый что ни на есть эрдельский! Надо поскорее спросить его…

Нет, разговаривать с Пушкиным в присутствии Маркиза как-то не хотелось. Я с сожалением перевела взгляд вправо и вдруг снова замерла от восторга. На книжной полке в ряд сидели разномастные плюшевые медведи.

— Коллекция, — с деланным равнодушием пояснил кот, увидев мою реакцию. — Этот из Англии, этот из Бельгии, а вот тот, беленький, из Японии. Семнадцать штук мишек, и все из разных стран. Так-то…

— Ух ты! Давай поиграем! — предложила я.

— Вот еще. Что я тебе, котенок, что ли? — скроил скучную мину Маркиз. — В детстве да, случалось с ними поиграть. За что, кстати, мне регулярно и доставалось. Хозяева с них пылинки сдувают.

— А мы возьмем того, что похуже. Вот этого, к примеру, с бантиком.

— Этот самый старый, — сказал Маркиз. — Винни-Пухом зовут. Ему почти сто лет.

— Тем более! — обрадовалась я. — Неужели ты думаешь, что хозяева пожалеют для нас такую старую игрушку?

Мой аргумент кота, кажется, убедил.

— Ну хорошо, — сказал он и, оглянувшись по сторонам, осторожно сбросил медведя вниз.

Я, ошалев от радости, принялась трепать плюшевого зверя. Маркиз с минуту понаблюдал за мной и, видимо сам заразившись весельем, сбросил мне следующего мишку. Через некоторое время мы уже вдвоем носились по комнате, усеянной плюшевыми игрушками. Вокруг стоял такой кавардак, что любо-дорого было смотреть. Давненько мне не было так весело!

Но тут из коридора как на грех послышалось шлепанье тапочек. Мы с Маркизом переглянулись и, не сговариваясь, кинулись прятаться за диван.

— Чем вы тут занимаетесь? — спросил, заглядывая в комнату, Гарик. Мы сидели тихо, как мыши.

— О, бедный Йорик! — уже в сердцах восклицал хозяин. — Маркиз, негодник, где ты? Зачем тебе понадобились медведи? О, бедный Йорик! Сейчас ведь Люба придет! Маркиз… Да ты… Да я… Да я тебя… На цепь посажу!

Услышав про цепь, я тут же вспомнила о сказке и многозначительно посмотрела на Маркиза. Маркиз в ответ постарался испепелить меня взглядом.

Однако буря вскоре миновала. Гарик успел прибраться как раз к возвращению хозяйки. Мы с котом, услышав щелчок входной двери, покинули свое убежище и как ни в чем не бывало побежали встречать Любочку в прихожую. Гарик, увидев нас, только тихонько вздохнул и показал нам за спиной кулак.

Вечер прошел мирно. На ужин была курица.

Закончив трапезу и тщательно вылизав лапы, Маркиз направился к двери. На пороге он оглянулся.

— Ты чего там копаешься? — недовольно промурчал он.

Я с удивлением посмотрела на кота, потом на стол, где только что появились две чашки, сахарница и вазочка с разными вкусностями. Уходить из кухни, по-моему, было рано. Хозяева как раз собирались пить чай.

— Куда? — я с сожалением посмотрела на остававшееся в вазочке печенье.

— Лучшие места занимать.

В комнате Любочки Маркиз с хозяйским видом запрыгнул на диван и, развалившись на вышитых подушках, неодобрительно уставился на меня. Я в нерешительности топталась возле журнального столика, косясь на дверь, в которую в любой момент могла войти хозяйка.

— Чего ждем? — кот блаженно потянулся, выставляя напоказ белое пузо.

— А… разве можно на диван с лапами забираться? — спросила я неуверенно.

— Может, ты знаешь способ, как забраться на диван без лап? — съехидничал Маркиз. — Тоже мне, нашла время о ерунде думать. Живо запрыгивай!

Я послушно взгромоздилась рядом с ним. Удобно устроившись на диване, Маркиз блаженно промурлыкал:

— Вот увидишь, сегодня опять про котов будут рассказывать.

— А про Пушкина? — заволновалась я. — Про Пушкина будут?

— Про Пушкина на прошлой неделе рассказывали, — важно заявил Маркиз, но заметив мой умоляющий взгляд, снисходительно добавил: — Хотя… лично я считаю, что хорошую передачу не вредно и повторить.

Звон сгребаемой посуды, донесшийся спустя некоторое время из кухни, возвещал окончание чайной церемонии. Пощелкав кнопками пульта и проскочив с десяток каналов, Любочка наконец остановилась на бледном, гладко прилизанном господине с глазами печального бассета, объявившем, что сегодня нам предстоит встреча с прекрасным, высоким и вечным. Я поудобнее устроилась и впилась глазами в экран, боясь пропустить кудрявого собачьего бога. Но вместо Пушкина на экране замелькали какие-то поля, дороги, избушки и дядьки с тупыми лицами, все как на подбор в длинных рубахах. Тощая кляча уныло тянула в гору воз ромашек и лютиков. Клячу скоро сменил сердитый дед с мохнатыми насупленными бровями и белой, давно нечесаной бородой. Дед ни с того ни с сего погрозил мне из телевизора пальцем, ткнул лошадь в бок и скрылся в неизвестном направлении. Я разочарованно уронила голову на лапы. И как ни старался гладко прилизанный господин с глазами бассета доказать, что запечатленный на этих редких кадрах худой лысый дед — на самом деле лев, к тому же еще и толстый, убедить меня в этом ему так и не удалось. Как выглядят настоящие толстые, довольные жизнью львы, я, слава богу, знаю. Этот довольным не выглядел. «Нет, на собачьего бога не тянет, порода не та», — решила я.

Зато ромашки в телевизоре мне очень даже понравились. Огромные, во весь экран. Точно такие, как в мое первое лето. Мы с Челочкой бегали в густых зарослях травы и ромашки смыкали свои белые лепестки над моей головой… На ромашках я и уснула.

Загрузка...