Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

Про царицу египетскую и героя подполья

Сижу, прижавшись к бетонной стене. Стучу зубами. То ли от страха, то ли от холода. Вокруг темно и тихо. Ноет плечо. Пахнет паленой шерстью. Слышно, как где-то капает вода. Интересно, я еще жива?

Чтобы согреться, переминаюсь с лапы на лапу. Пробую шевелить мозгами. Где я? Нет, на рай не похоже. Мрачновато. Да и запах не тот. Грязный бетонный пол, по углам — кучи всякого хлама. В двух шагах от меня — большая, благоухающая мазутом, канализацией и гнилой картошкой лужа. Как я сюда попала? Не помню. Помню только ужасный грохот, вспышку, потом опять грохот. Со всех сторон что-то свистело, шипело, трещало. Сыпались искры, в небо один за другим взвивались огненные шары. И было так страшно, что я, зажмурив глаза, бросилась под ближайшую скамейку. А люди вокруг только смеялись, улюлюкали и размахивали руками. Я тоже люблю повеселиться, но разве это смешно, когда тебе к ошейнику привязывают какую-то штуковину, которая трещит как гремучая змея и больно-пребольно плюется? Когда мне в ноздри вдруг шибанул резкий запах паленого, я сломя голову бросилась наутек. И вот сижу теперь одна-одинешенька в холодном, темном, совершенно необитаемом подвале…

Ой! Кто это?

Похоже, подвал был не таким уж необитаемым, как показалось мне вначале. С батареи на меня в упор смотрели два огромных, круглых, зеленым светом горящих глаза. Если кто-то тут есть, нужно поскорее узнать, кто. Приветливо завиляв глазам хвостом, я подбежала к батарее. Ситуация прояснилась сразу же, потому что едва я приблизилась, как немедленно получила по носу. И удар был нанесен, судя по ловкости, несомненно кошачьей лапой.

«Кошка! Причем злющая!» — подумала я и обиженно отошла в сторону.

— Еще и обижается! — возмутилась кошка. — Разве вас в детстве не учили, что, если имеете наглость вот так размахивать хвостом в чужом жилище, немудрено и нарваться?

— А вас разве в детстве не учили, что, когда к вам с открытой душой, невежливо вот так без причины распускать лапы?

Кошка посмотрела на меня с любопытством. На какое-то мгновение мне даже показалось, что в кошачьих глазах мелькнула симпатия. Но тут же они снова сделались холодными и непроницаемыми.

«Уйти или остаться? — думала я. — Лучше бы, конечно, остаться, но с такой соседкой… А если дождется, когда усну, и в морду вцепится? Приятного мало». Я посмотрела на кошку и, встретившись с ней взглядом, на всякий случай снова дружелюбно повиляла хвостом. Кошка в ответ ощетинилась и выгнула спину. Мои хорошие манеры почему-то вызывали у нее совсем не ту реакцию, на которую я рассчитывала.

— Шшшш! — зашипела она. — Мало того, что во дворе прохода не даете, так теперь уже и в подвалы вламываться моду завели?!

— Простите, — сказала я, стараясь по возможности больше не шевелить хвостом. — Вы меня, наверное, с кем-то спутали. Я живу совсем в другом дворе и за кошками никогда не гоняюсь. Вот. А сюда я попала случайно. И если вы не против, я бы здесь, пожалуй, переночевала…

— Да, воспитанием явно не отягощена… Что за бесцеремонность? Не успела войти в дом, как уже на ночлег напрашивается… — глядя куда-то в пространство, сокрушалась кошка.

— Разве это дом? — возразила я. — Это же подвал. А подвал — он ничейный, он для всех.

— А-а, — кисло протянула кошка. — Так вы коллективистка…

— Да, коллектив я люблю, — с готовностью подтвердила я. — В компании всегда веселее. Вот например, когда к нам в дом приходят гости…

— Даже и не надейтесь, — прервала меня кошка. — Подвал этот мой, и устраивать из него ночлежку для всякого сброда я не намерена. Так что вашему дружному коллективу придется поискать для себя другое место.

— Что вы, — поспешила заверить я свою собеседницу. — Наша бабушка ни за что не согласилась бы переселиться в подвал. Она боится блох.

— Весьма благоразумно с ее стороны. А вы?

— Я? — вопрос показался мне до того нелепым, что я даже фыркнула от удивления. — Нет, конечно! А чего их бояться-то? Подумаешь, блохи! Ерунда. С их братом вполне можно ужиться. Вот клещи — дело другое. Те как вцепятся, зубами не отдерешь.

— Да? — кошка заметно оживилась. Похоже, вопрос борьбы с паразитами нашел в кошачьей душе искренний отклик. — И что же вы тогда делаете?

— Иду к бабушке. Она у нас по клещам крупный специалист.

— И помогает?

— Еще бы! У нашей бабушки даже клещи шелковыми становятся! Хотите, я вас с ней познакомлю?

— Спасибо. Я уж как-нибудь перетопчусь…

Кошка потянулась, зевнула, посмотрела на меня сверху вниз и принялась вылизывать лапу, явно давая понять, что разговор окончен. Ночевать на улице мне не хотелось, потому я решила во что бы то ни стало продолжить беседу.

— Здесь, наверное, зимой по вечерам ужасно скучно… — начала я как можно душевнее. — Жить одной, в пустом подвале…

Кошка недовольно скривилась.

— Не примите на свой счет, но… чувство коллективизма представляется мне уделом созданий примитивных. И за примером здесь далеко ходить не надо. Взять хотя бы… Мурзикова.

В глазах кошки появился нехороший огонек. Судя по всему, этот Мурзиков умудрился ей изрядно чем-то насолить.

— Дебошир и невежа. Премерзкая личность, — кошка презрительно дернула ухом. — Неприятная. Из тех, у кого вечно глаза на чужое добро разгораются. Живет тут неподалеку. Своими проповедями давно никому покоя не дает. Кричит о всеобщем благоденствии и точно знает, как всех кругом осчастливить.

— Да ну! Вот здорово! — мысль о том, что кто-то знает, как сделать всех вокруг счастливыми, привела меня в неописуемый восторг.

— Хочу, говорит, — передразнивала кошка, — чтобы в нашем отдельно взятом дворе райская жизнь наступила. Чтоб всем на завтрак сосиски, а на обед — окорочка.

— Что же тут плохого?! — невольно облизнувшись, удивилась я.

— Да собственно ничего. Так, один пустяк. Одна ненужная, глупая, пустая старушонка. Если ее грабануть как следует, тут же сразу и наступит всеобщее благоденствие. Потому как старушонка эта — наш местный колбасный магнат тетя Даша. Та, что торгует в магазине за углом.

Тети Даши я не знала. И о «магнатах» понятие имела довольно расплывчатое. Зато я отлично знала, что такое колбаса. Вереницы венских сосисок в чарующем вальсе закружились перед моими глазами. В воздухе умопомрачительно запахло мясным прилавком… Я задумчиво молчала. Мурзиков — каким я его себе представила — меня впечатлил. Таких котов я в своей жизни еще не встречала. Надо же, хочет всех осчастливить, мечтает о всеобщем благоденствии. Оказывается, и среди кошек бывают свои герои, радеющие о благе ближнего… Личность кота-коллективиста показалась мне не только вполне приятной, но и очень даже светлой.

А насчет чужого добра… Так у меня на него и у самой глаза иногда разгораются. Нет, я, конечно, знаю, что брать чужое нехорошо. Но что же прикажете делать, если за всю жизнь мне, например, так и не подарили ни одного носка? А у папы этих носков — куры не клюют. «Зачем ты его утащила? Кто тебе разрешил?» — ворчал пару дней назад папа, выуживая свой носок из кладовки. Но откуда мне было знать, что кому-то в нашем доме вдруг срочно понадобится носок?! К тому же под диваном их лежало целых два. Причем второй был нисколько не хуже. Но раз папе дорог именно первый, нет проблем. Я без возражений схватила другой и принялась трепать его. И папа вовсе не обиделся. То есть он только сначала рассердился, а потом, назвав меня «носкокрадом», весело смеялся… В общем, слегка пораскинув мозгами, я рассудила так: если все в итоге остаются довольны, брать чужое, видимо, все-таки можно…

— Знаете, — окончательно оправдав для себя кота, продолжила я прервавшуюся было беседу, — а среди собак тоже встречаются личности весьма примечательные.

Кошка ухмыльнулась:

— И одна из них это, наверное, вы?

— Ага, — скромно кивнула я. — Мои хозяева были мною очень довольны.

— Так вы служебная?

— Ну-у, — неопределенно протянула я. — Да, я тапочки умею приносить.

Кошка смерила меня оценивающим взглядом.

— Всегда хотела узнать, почему вас люди заводят, — задумчиво произнесла она. — Столько шума от вас, столько беспокойства, через пять минут уже голова пухнет… Да еще эта ваша привычка хвостом не по делу размахивать… Я бы поняла, скажем, если бы вы отличались особым изяществом или благородством манер. Но и тут на вас природа отдохнула. Тогда, спрашивается, зачем заводить существо второго сорта, если можно преспокойно завести, например, кошку?!

— А, так вы… расистка… — вспомнила я подходящее слово.

— Нет, — удивилась кошка, — я русская голубая.

— Да ну! А что ж вы в подвале живете? Породистые кошки в подвалах не живут.

— Породистые кошки где хотят, там и живут. А вас, скажите, за что из дома выгнали? — любезно поинтересовалась она, ловко переводя разговор на меня.

— Меня не выгнали, я сама ушла.

— Сама? — кошка смотрела на меня с явным интересом.

«Похоже, отношения налаживаются», — подумала я и уже открыла было рот, чтобы рассказать ей свою историю, как вдруг в дальнем углу что-то зашуршало и из кучи мусора показалась остренькая, ехидно ухмыляющаяся мордочка. Кошка на батарее, не сводя с нее взгляда, поднялась на лапы, напряглась и замерла в ожидании. Вторжение нежданной гостьи, похоже, не предвещало ничего хорошего. К тому же гостья была не одна. Из другого угла уже показались еще три точно таких же ехидных морды. Потом еще и еще. Сначала пришельцы только молча смотрели на нас своими маленькими блестящими глазками. Потом, точно приняв какое-то решение, начали по очереди совершать короткие перебежки. Они все ближе подбирались ко мне. Живое кольцо вокруг меня опасно сжималось.

Это были крысы. Я узнала их сразу. Злобные, хитрые твари с облезлыми хвостами и мертвой хваткой, бич помоек и подвалов, гроза всех дворов и сточных канав… В прошлом году такая вот точно зверюга утащила из-под самого моего носа огрызок ветчины и, нырнув под ближайшую машину, издевалась оттуда надо мной в самых обидных выражениях. Я очень тогда огорчилась. На целых пять минут. А потом Челочка предложила мне поиграть в догонялки. И крыса осталась одна букой сидеть под машиной со своей ветчиной. И от злости, наверное, прикусила язык.

Да, вечер, кажется, и в самом деле предстоял жаркий. Я украдкой бросила взгляд наверх. Кошка не сводила глаз с вражеских рядов. Кончик ее хвоста чуть подрагивал. В подвале стояла мертвая тишина. Крысы ждали сигнала к атаке. Их было не меньше дюжины. И все как на подбор: здоровые, толстые, зубастые. Но отступать было некуда, мои тылы упирались прямехонько в батарею. Стиснув зубы и расставив пошире лапы, я приготовилась к обороне. Ну, кто тут самый смелый?! Крыса, оказавшаяся ко мне ближе всех, привстала на задние лапки, повернула голову и уставилась на меня своими круглыми черными глазками. Положительно, эта подлая скотина вообразила, что я ее боюсь. Нет уж, голубчики! Драться так драться! Ррррр! Гав!

В одну секунду сразу несколько крыс повисли на мне, вцепившись в холку, грудь и плечи. Другие, примериваясь и выискивая на мне уязвимые места, подбирались поближе. А из углов им на подмогу уже лезло новое пополнение. Ударом лапы мне удалось отшвырнуть одну из нападавших на меня тварей к стене. Сделав в воздухе сальто, крыса тяжело шмякнулась об пол, но тут же вскочила, зло присвистнула и снова бросилась в атаку. Щелкая зубами направо и налево, я защищалась как лев, но численный перевес противника давал о себе знать. То ли в глазах у меня двоилось, то ли крысы лезли из углов как тараканы. Я крутилась волчком, яростно мотала головой, наугад клацала зубами и молотила лапами, но чувствовала на себе все новые и новые укусы. Силы мои были уже на исходе, когда один здоровенный матерый крыс со шрамом во всю морду, ловко подпрыгнув, вцепился своими острыми как бритва зубами мне прямо в горло. «Все, конец», — подумала я, оседая на задние лапы. Крысы радостно заверезжали в предвкушении близкой победы. Здесь могла бы и закончиться история славного эрделя по кличке Церлина Шарм Олимпик, если бы в это самое мгновенье сверху вдруг не раздался душераздирающий кошачий клич, от которого в крысиных жилах заледенела кровь, а в трубах — вода.

Пружинисто приземлившись на лапы, кошка в мгновенье ока очутилась рядом со мной. В мощном прыжке она сбила от неожиданности разжавшего челюсти Меченого на пол и вонзила когти ему в холку. Двух крыс мне удалось скинуть с себя самой. Одна за другой они шмякнулись об пол точно груши и тут же отбежали в сторону. Крепко прижав Меченого к земле, кошка окинула воинственным взглядом вражеские когорты. В рядах противника царило явное замешательство. Крысы отступили на несколько шагов и замерли в ожидании, нервно подергивая усиками.

— Ну что, Курдюк, опять за старое? — прошипела моя спасительница прямо в морду главарю. — Или я тебя не предупреждала, что беспредела на своей территории не потерплю?

В ответ крыса отчаянно задергала хвостом и скосила на кошку свой маленький, налитый кровью глаз. В этом взгляде читались одновременно страх и злоба.

— Проучить бы тебя, — задумчиво продолжила победительница. — Да неохота тобой желудок портить. Но в следующий раз поблажки не жди. Если дорожишь хвостом, советую впредь искать удачи где-нибудь в другом месте.

Разжав когти, кошка выпустила добычу и с невозмутимым видом принялась вылизывать свою шкуру. Крысы одна за другой бесшумно исчезали в грудах мусора. Меченый, почувствовав свободу, тут же юркнул в ближайшую щель между картонными коробками.

Через минуту о недавнем побоище в подвале уже ничто не напоминало. Кошка, бросив умываться, внимательно оглядела углы и лукаво прищурилась.

— А вы молодец, здорово деретесь, — сказала она и посмотрела на меня с оттенком уважения. — Не пора ли нам наконец познакомиться? Вас как зовут?

— Люся.

— Люся… И что это за имя? — поморщилась кошка. — Звучит как-то… не слишком благородно.

— Вообще-то по паспорту я Церлина.

— Ну это еще куда ни шло. Будем знакомы, Клеопатра, — с простотой истинной аристократки представилась кошка. — Но если вам так будет привычнее, можете звать меня просто Клёпой.

— Ага, — в знак согласия я кивнула.

— Что ж, теперь, когда мы знакомы, ничто не мешает вам рассказать о себе… Итак, давно ли вы бомжуете? — светским тоном спросила кошка.

— Давно. С самого утра.

— Ха, разве это давно? Ладно… Вы, помнится, спрашивали о ночлеге… Ночлег я вам, госпожа хорошая, организую, причем перворазрядный. Будете спать у меня сегодня как царица египетская!

И Клепа повела меня какими-то извилистыми закоулками в самые недра своего подвального царства.

Мы долго петляли в темноте, перепрыгивали через какие-то трубы, карабкались, протискивались между мешками и горами рулонов, пока наконец не добрались до райского уголка с шикарным ватником, расстеленным у теплой батареи.

— Вот, располагайтесь. Будьте как дома, — промурчала радушная хозяйка, уступая мне свое ложе.

— А как же вы?

— За меня не волнуйтесь. Что-нибудь придумаю.

— Чего тут думать? Можем прекрасно устроиться здесь вдвоем. Места хватит, — предложила я, с готовностью поджимая лапы.

Клепа принимать приглашение не спешила. Для фасона сначала неторопливо умылась, урча, походила вокруг ватника, грациозно запрыгнула на батарею и как бы невзначай приземлилась с нее ко мне под бок.

— Ну, рассказывайте. Только все по порядку, с самого начала, — потребовала она, сладко потягиваясь. И уютно свернулась возле меня клубочком, приготовившись слушать.

Бок у нее был теплый и мягкий. Пригревшись, она начала что-то тихонько мурчать себе под нос, что-то очень знакомое, домашнее, ласковое. И мне уже казалось, что я лежу на своем коврике в прихожей, с кухни доносится запах котлет и раздаются знакомые голоса… Поудобнее устроившись на ватнике, я вздохнула и приступила к рассказу. История моей жизни проплывала передо мной в сменяющих друг друга ярких картинках. И с каждым новым поворотом сюжета она нравилась мне все больше и больше. Наверное, из меня получилась бы отличная собачья писательница, не хуже Астрид Линдгрен или Сельмы Лагерлеф. Клепа слушала, широко открыв глаза. От изумления она даже перестала урчать. Особенно поразила ее наша дачная жизнь. Ей, закоренелой горожанке, не высовывавшей носа дальше собственного квартала, все казалось невероятным и чудесным: и электричка, и лес, и большая вода. Клепа ведь даже не знала, что рыба умеет плавать и что наш папа над рыбой самый главный. Когда я дошла в рассказе до злобно ощерившейся Фуфиной морды, в кошкиных глазах зажегся огонь благородного негодования.

— Терпеть не могу агрессоров! И что же вы теперь будете делать? Куда пойдете? — сочувственно спросила она.

— Искать Челочку, конечно!

— Да?… А зачем?

— Как это зачем? — не поняла я.

— Ну, зачем? — повторила кошка. — На ней для вас что, свет клином сошелся?

Я даже не сразу придумала, что ответить.

— Но она ведь без меня скучать будет, — наконец растерянно сказала я. — Как же мне ее не искать? Челочка ведь мой друг, и я ее очень люблю.

— Свободная личность должна быть выше привязанностей… — пробормотала кошка как бы про себя. А потом, уже снова обращаясь ко мне, скептически поинтересовалась: — Как же вы будете ее искать, эту вашу Челочку? Город-то большой. И домов в нем — видимо-невидимо. А людей еще больше.

— Ничего, я везучая. Как-нибудь отыщу, — неуверенно ответила я.

— А знаете что? — оживившись, предложила вдруг Клепа. — Оставайтесь-ка вы лучше здесь. У нас тут по соседству как раз подвал освободился. Будете жить в нем одна, как королева, ни от кого не завися и никому не подчиняясь.

— Одна? — спросила я. — В пустом подвале?

Перспектива прожить всю жизнь в одиночестве в темном и грязном подвале заманчивой мне почему-то вовсе не показалась.

Мы помолчали. Я задумчиво огляделась вокруг, рассматривая сырой и темный кошкин дом.

— Вы давно здесь живете? — поинтересовалась я.

— Нет, не очень. Второй год.

— А раньше вы где жили?

— Раньше?

Кошка зевнула, потянулась и не спеша начала свой рассказ. Оказывается, когда-то у нее была настоящая квартира, диван, телевизор, где пели птицы, мягкое кресло, на которое, правда, постоянно покушался хозяин, у нее были две разноцветные мисочки с едой и прелестная меховая мышка, которую подарили ей на Рождество хозяйские родители, люди очень сердечные и милые.

Но вот хозяин у нее был чудаком. Он учил ее собачьим командам. И если лапу она всегда подавала без особой охоты, то команда «фу» ей сразу очень понравилась.

— «Фу»? — изумилась я. — Как может нравиться команда «фу»? Ведь «фу» — самая что ни на есть глупая команда.

— Быть может, для того, кто сам не очень сообразителен? — невинно предположила кошка.

Я обиженно засопела. Глупой меня еще никто никогда не называл. Но, кажется, Клепа о сказанном уже и сама пожалела.

— Приходилось ли вам наблюдать, — вкрадчиво начала она, заглаживая бестактность, — человека, пытающегося крикнуть «фу!» с набитым ртом или когда он, к примеру, чистит зубы?

Я с любопытством посмотрела на кошку, ход ее мыслей показался мне интересным. Очень даже многообещающим.

— Если в такой момент подойти к хозяину, — неторопливо продолжала кошка, — и, показав на что-нибудь запретное, например, на рулон туалетной бумаги, спросить «можно?», слова «фу» вы, как понимаете, скорее всего не услышите. Для верности, если хотите, можете даже не поверить своим ушам и переспросить: «Можно?!». И тогда уже смело вцепляйтесь в бумагу, разматывайте ее, рвите в клочья. Ну, или прыгайте на люстру, взлетайте по занавеске, это уж как вам больше нравится.

Она, Клеопатра, предпочитала бумагу и люстру. И хозяин мог потом сколько угодно гоняться за ней по квартире с тапочком, наказание ей не грозило. Ведь они оба прекрасно понимали, что придраться ему не к чему, это так, нервы, а она не нарушила ни единого правила. А то, что кошка, как обычно, оказалась умнее человека, так разве ж это проблема ее, кошки?

— Да, вот только на улице, где разбросано все самое интересное, люди почему-то зубы не чистят, — с сожалением вздохнула я.

А еще кошка любила смотреть на воду и трогать лапой струю из-под крана. Любила, когда хозяин моет посуду. Он совал под воду тарелку, она лапу, он тарелку, она лапу, выходило очень забавно, особенно когда хозяин начинал злиться.

Хозяин думал, что она по глупости думает, что он, занимаясь какими-нибудь своими жутко важными делами, с ней играет. Но на самом деле она думала, что он сам дурачок и что если бы он не думал, что она думает, будто он играет, то они с ним не играли бы вообще никогда. Потому что хозяин всегда был занят и непременно чем-то очень серьезным.

— Знакомая история, — философски вздыхала я.

Вот так и совали они под струю поочередно лапу и тарелку, пока хозяин внезапно не зверел и не начинал кричать, понарошку замахиваясь на нее тарелкой. Тогда она взлетала на холодильник и шипела на него сверху, тоже замахиваясь лапой. Выходило опять очень весело.

— Да, немудрено, что вас выставили, — фыркнув, заметила я.

— Меня не выставили, я с балкона упала, — сказала кошка и отвернулась к стене.

— И как же вы такая умная не нашли дорогу обратно? — не удержавшись, поинтересовалась я.

— А вы? — послышалось из темноты.

Я положила голову на лапы и засопела.

— Он меня любил, хозяин, — через некоторое время услышала я. — Он, наверное, до сих пор меня ищет…

Я свернулась калачиком и подумала, что меня тоже, наверное, ищут.

Где-то по-прежнему капала вода. Гулкое эхо отдавалось в бетонных стенах. Было слышно, как на улице завывает ветер. Я подобрала под себя лапы и закрыла глаза. Дома мама жарила котлеты. С моей любимой гречневой кашей. По телевизору шел футбол. А в дальней комнате у темного окна стояла Челочка. И глаза у нее были грустные-грустные…

Я едва не заскулила от жалости. Челочка! Слышишь, Челочка? Ты только не плачь. Я тебя обязательно найду!

С этой мыслью я и заснула. Снились мне сугробы и куда-то бегущие люди. И знакомая лохматая ушанка, то и дело мелькающая в толпе.

А наутро Клепа как хорошая хозяйка повела меня завтракать.

— Вы, наверное, не против немножко перекусить? — вежливо спросила она.

Я призналась, что очень даже не против. Причем на «немножко» совсем не настаиваю. Кошка посмотрела на меня задумчиво, словно оценивая вместимость моего желудка, и как бы про себя пробормотала: «Тогда остается только Сандро». И, уже обращаясь ко мне, добавила:

— Что ж, пойдемте, я познакомлю вас с одним моим хорошим знакомым.

— Его зовут Сандро? — заинтересовалась я. — Это что, ваш друг?

— Нет, просто так… поклонник, — небрежно махнула лапой кошка.

Выйдя из подвала, мы перешли дорогу и оказались на небольшом рынке. Несмотря на скромные размеры, место было очень бойким. Народ возбужденно толпился вокруг лотков, смуглые парни без устали носили какие-то ящики, взад и вперед сновали тетки с продуктовыми сумками. Чтобы не быть растоптанными, нам пришлось пробираться к месту назначения вдоль задней стены продуктовых палаток. Наконец Клепа остановилась и осторожно заглянула в приоткрытую дверь. Я с интересом сунула морду следом. Пахло внутри очень вкусно.

— Вах, какие люди! — увидев нас, радостно запричитал полный усатый мужчина в белом фартуке, повязанном поверх черной куртки. — Тенго, подмени меня, дорогой, ко мне гости. Заходи, заходи, моя красавица! И ты, дорогая, тоже заходи!

Я тут же поспешила воспользоваться приглашением. Клепа величественно вплыла следом — неторопливо и как бы даже нехотя. Задрав свой роскошный хвост, эдакое дымчатое знамя ее красоты, она грациозно прошлась вокруг Сандро, мимоходом потерлась о его ногу и села, загадочно мерцая ему глазами.

— Вах, какая красавица! — изумлялся Сандро и огромным ножом отрезал для Клепы кусочек дивно благоухающей ветчины. Я радостно прыгала вокруг него. — Вах, какая умница! — изумлялся он снова и отрезал ветчину уже для меня.

Увидев, что ветчиной я не наелась, Сандро сходил в соседнюю палатку и принес оттуда пакет колбасных обрезков. А потом он угостил меня лавашем с помидорами и очень обрадовался, что мне понравилось.

— Ай молодец, Люсико! Правда, вкусный лаваш? — восторгался Сандро. — Я этой королевне давно говорю: кушай лаваш, такого лаваша, как у Сандро, во всем Питере больше нету! А она ни в какую! Царица! Не кушает! Не верит!

Клепа, как будто речь шла вовсе не о ней, отрешенно смотрела вдаль своими египетскими глазами.

Раньше она никогда не была такой рассеянной. Понятно, кошки лаваш не едят, но чувствовалось, что для ее задумчивости есть и еще какая-то причина. «Наверное, — догадалась я, — именно так и принято вести себя с поклонниками».

Между тем Сандро, горестно вздыхая, принялся рассказывать, что не продохнуть от ревизий, что крысы совсем распоясались, да вдобавок Мурзиков пытался вчера его ограбить. Но выбрал такой большой кусок ветчины, что не смог его унести. Повалял, понимаешь, и бросил. И сам не съел, и товар испортил.

— Зачем, объясните мне, зачем красть?! — негодовал, в сердцах потрясая огромным ножом, Сандро. — Приди, попроси как человек. Или у Сандро нету сердца?! Или Сандро жадный?!

Жадным Сандро и правда не был. Уходили мы от него не только сытыми, но еще и с подарками. И мне, и Клепе он на прощание выдал по хорошей сардельке.

Едва мы вышли из гостеприимной палатки, как услышали истошные крики.

— Облава! Полундра! — кричал кто-то довольно противным кошачьим голосом.

Мы дружно повернули головы на шум. Мимо нас несся облезлый кот, волочивший в зубах целую связку сарделек.

— Полундра! Облава! — визжал он. — Спасайся кто может!

Мы с Клепой переглянулись. Наши с ней сардельки ничем не отличались от тех, что были у кота.

Шум погони стремительно приближался. Раздумывать было некогда. Мы снова переглянулись и сломя уши кинулись наутек.

Некоторое время мы с Клепой бежали вместе. Но потом, попытавшись одновременно нырнуть в узкий проем между киосками, мы столкнулись, ошалело отпрыгнули друг от друга и рванули в разные стороны. Теперь я неслась через толпу одна.

Мимо меня со страшной скоростью мелькали чьи-то ноги, руки, пакеты, кульки, ящики с овощами, рассыпанный по земле виноград и шкурки от бананов. Со всех сторон слышались крики, топот, ругань. Кто-то со всего маху саданул меня в бок. Взвизгнув от боли, я подпрыгнула и чуть не потеряла равновесие.

Но нет худа без добра. Полученный удар заставил меня резко изменить направление, и теперь прямо передо мной маячила огромная куча сваленных под навесом дощатых ящиков. Не выпуская из зубов сардельку, я с трудом протиснулась в щель между ними и замерла, прижавшись к стенке. Что-то мягкое и шерстяное сердито зашебуршилось подо мной.

— Шшшш! Вали отсюда, мурло собачье, живо! Тут и без того тесно. Не хватало еще из-за тебя на живодерню угодить!

— Как это, вали? Там ведь облава, — испуганно прошептала я и прислушалась.

— А мне какое дело? — злобно прошипел кот, высвобождаясь из-под меня. — Мою сардельку спереть ума хватило, небось и спрятаться сумеешь.

— Ничего подобного, — вежливо возразила я. — Сардельку мне Сандро подарил.

— Подарил?! — усмехнулся кот. — Как же! Ты что, за дурака меня держишь? Будет тебе Сандро сардельки направо и налево разбазаривать. Он же торгаш. А торгаши, они не то что из-за сардельки, из-за сардельной шкурки удавятся.

— Вот и неправда! — возмутилась я. — Он нас с Клепой и ветчиной, и колбасой телячьей, и лавашем, и сосисками угощал.

— Вас с Клепой? Так тебя что, Царица Египетская сюда притащила?

— Ага.

— Ну и дура…

— Кто? — не поняла я.

Кот посмотрел на меня так, словно обо мне нечего было и спрашивать, и хмуро буркнул:

— Царица.

Потом покосился на мою сардельку и добавил сквозь зубы:

— Пес коту не товарищ. Пес коту классовый враг!

— А мы с Клепой как раз товарищи, — с достоинством заявила я. — Мы с ней даже, можно сказать, большие друзья.

— Друзья?

— Ага.

— Отдавай сардельку! — неожиданно потребовал кот, явно на что-то обидевшись.

Такой наглости я никак не ожидала.

— Это моя сарделька. Мне ее Сандро подарил…

— Не отдашь, значит?

— Не отдам.

— Ах так! Ну держись, вражья морда! Я тебе покажу кузькину мать! Навек запомнишь, как честных котов обкрадывать!

Кот изловчился и вцепился зубами в кончик сардельки. Но тут совсем близко над нашими головами послышались голоса. Кот испуганно прижал уши и выпустил сардельку.

— Я с этой шельмы живьем шкуру сдеру! — гудел рассерженный женский бас. — Все коты как коты. Один он никому житья не дает, чума полосатая! Все, лопнуло мое терпение. Будем службу по отлову вызывать.

Мимо ящиков решительно прошлепали стоптанные рыжие сапоги. За ними вприпрыжку скакали новенькие мужские ботинки.

— Давно пора, Дарья Дормидонтовна, — оживленно поддакнул владелец ботинок.

— Только попадись мне, экспроприатор драный! Лучшую связку сарделек утащил, — сокрушалась тетя Даша. — А я ведь его, подлеца, еще подкармливала, жалела.

— Да, благодарности от их кошачьего племени не дождешься…

Спустя пару минут сапоги и ботинки проследовали в обратном направлении.

Опасность, кажется, миновала. Я с интересом посмотрела на своего нового знакомого. Не он ли и есть та светлая личность, о которой мне вчера рассказывала Клепа?

Кот был тощий и облезлый. На тонкой шее, как хризантема на стебле, нелепо торчала несоразмерно крупная вихрастая голова. «Надо же, какой башковитый, — изумленно подумала я. — И какой полосатый. Да, это точно он».

— А я вас знаю, — бодро начала я. — Вы Мурзиков, вы здесь недалеко в подвале живете.

— Никакой я не Мурзиков! — оскорблено взвился кот. — Забудь. Это меня так враги дискредитируют. Зови меня лучше Герой или Чистое Сердце. Не то морду расцарапаю. И про подвал тоже забудь. Не в подвале я вовсе живу, а в подполье.

— В подполье? Это как?

— А так. Ушел из родного дома. От удобной и сытой жизни ушел. Взял и ушел, сам, по идейным соображениям, — кот немного помолчал, затем продолжил: — Не могу я спокойно смотреть, как кошачий род голодает. Ты сама посуди, зачем этой старой карге Дормидонтовне столько колбасы? Она ведь ее одна все равно не съест.

— Не съест, — согласилась я.

— Пропадет колбаса почем зря, — вздохнул кот.

— Пропадет, — опять согласилась я. — А может, ее просто попросить надо как следует, и она сама нас угостит?

— Ха! Ни за что не угостит! Кто же от колбасы добровольно откажется? Вот ты, например, можешь от колбасы отказаться?

— От колбасы?! А зачем?

— Из принципа.

— Нет, из принципа не могу, — честно призналась я и на всякий случай подтянула сардельку к себе поближе. — Колбаса, она вкусная.

— Примитивные вы все-таки существа, собаки. Вам бы только брюхо досыта набить…

Я неопределенно вздохнула.

— Мурзиков… — ворчал кот. — Придумают тоже. Что это за имя, Мурзиков, это ж уже просто фамилия какая-то получается. А откуда, я вас спрашиваю, фамилия у кота, рожденного в подполье?!

— В подполье? — переспросила я. — Не понимаю. Тогда откуда же вы ушли по идейным соображениям?

— Что, самая умная, да? Сидишь, так сиди спокойно. Нечего тут не по делу мозгами шевелить, а то я тебе вмиг сотрясение устрою. Все, вылезай давай. Некогда мне тут с тобой рассиживаться. Я, может, еще на соседний рынок успею сгонять. У меня там рыбный ларек на примете имеется.

Подхватив сардельку, я протиснулась в щель и вылезла наружу. Следом за мной выскочил Мурзиков. Не попрощавшись, он воровато оглянулся и заспешил к выходу.

А я подумала: пожалуй, Клепа насчет Мурзикова права. Не очень приятная он личность. Хоть и радеет о всеобщем благоденствии. Кстати, мне почему-то показалось, что он не столько о чем-то радел, сколько зарился на мою сардельку. Или мне это только показалось?

Впрочем, долго размышлять о свойствах личности и устремлениях Мурзикова времени у меня не было. Мне пора было отправляться на поиски Челочки. Я огляделась вокруг, чтобы сориентироваться на местности, и бодро потрусила к трамвайной остановке.