Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

Вы когда-нибудь мечтали о собаке?

Все детство я мечтала о собаке. О веселом лохматом щенке, который любил бы меня больше всех на свете, встречал бы в коридоре веселым лаем, когда я возвращаюсь домой из школы, лизал бы мне щеки и щекотал по утрам пятки, тычась в них своим восхитительно-мокрым носом. Но вместо живой и такой долгожданной собаки на Новый год мне с завидным постоянством дарили разномастных плюшевых медведей, кукольные домики и нарядных барби, которых я равнодушно складывала в ящик, где хранились мои игрушки. «Похоже, вот так всю жизнь и проживешь без собаки», — вздыхала я словами из любимой книжки и печально раскладывала на ковре мешок с «Лего». Конечно, Малышу тоже приходилось не сладко. Но у него был Карлсон. А у меня — только зачитанная до дыр книжка, с которой я не расстанусь ни за какие сокровища на свете.

Наскоро сделав уроки, покормив рыбок и сложив ранец, забираюсь в старое бабушкино кресло: «В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья…». Ведь вот же, случаются чудеса на свете. А чем, скажите, крыша нашего дома хуже стокгольмской? И мама моя тоже умеет готовить самые вкусные в мире тефтели. Так может, и мне однажды, как Малышу, подарят на день рожденья собаку?

— Опять? — сокрушенно разводит руками мама, когда я в очередной раз начинаю разговор о щенке. — Ты еще маленькая. Вот когда подрастешь…

Но когда же я подрасту? Мне скоро восемь. На стене моей комнаты висит длинный бумажный жираф. Каждый год на нем появляется новая черточка, сделанная красным карандашом. Это папа отмечает мой рост.

— Смотри-ка, скоро жирафа перегонишь. Совсем большая стала, — улыбается он, прикладывая линейку к моей макушке.

Подхожу к жирафу. Встаю на цыпочки. Как высоко еще до его морды! Кажется, я никогда не подрасту. И мне никогда не купят собаку. Ну вот, настроение испорчено. Возвращаюсь на кухню, усаживаюсь с ногами на табурет.

— Скажи, мама, у тебя была в детстве собака?

— Да, — охотно откликается мама, переворачивая блин.

— И ты ее любила?

— Конечно.

— А сколько тебе было лет?

— Семь или восемь. Не помню точно. А что?

— Вот видишь! Ты была младше меня. И у тебя была собака. И у папы тоже, — говорю я, хмуро колупая кафель на стенке. — Когда же вы купите мне щенка?

Мама отставляет сковородку и смотрит на меня укоризненно.

— Солнышко, давай подождем немного. Вот исполнится тебе десять лет, и тогда… — говорит она, обнимая меня за плечи.

— И тогда вы купите мне собаку?

— Да, тогда мы купим тебе собаку, — сдается мама и целует меня в макушку. — А пока помоги-ка мне накрыть на стол.

В нашем доме не принято давать пустых обещаний. В день своего десятилетия я получила в подарок книжку «Как воспитывать щенка», а через два месяца с громким тявканьем за мной уже бегало маленькое кудрявое четвероногое чудо по имени Люся. Теперь Люсе уже почти два года. И мы с ней большие друзья. По утрам она первой влетает ко мне в комнату и, радостно молотя хвостом, со всего маху запрыгивает прямо на кровать.

Из забавного плюшевого щенка Люся давно уже превратилась во взрослую собаку, но характер и повадки у нее ничуть не изменились. Она по-прежнему обожает хватать меня за штанины, играть в догонялки, бегать за палочкой и лопать на даче прямо с куста красную смородину. Словом, если вы решили завести собаку, мой вам совет: берите эрделя. Лучше эрделя нет на свете собаки. Все, кто знают нашу Люсю, с этим согласны: скучать, хандрить и унывать она просто не умеет.

Зато умеет давать лапу, выпрашивать с умильной мордой что-нибудь вкусненькое и в самый неподходящий момент притаскивать из кладовки совок для мусора. А если вы ее попросите, она с удовольствием принесет вам оттуда и старый папин ботинок, и мамины перчатки, и резинового ежика, закатившегося под тумбочку, и, конечно, собственную миску, в надежде на то, что вы как человек порядочный не станете, спеша и давясь, запихивать в рот последний кусок, а найдете ему более достойное применение. Когда с миской в зубах Люся обходит по очереди всех сидящих за столом, гости обычно думают, что это — специально отрепетированный номер. И очень хвалят нас с Люсей. Но я вам скажу по секрету: мы тут совершенно ни при чем, идея номера с миской целиком и полностью принадлежит самой Люсе.

Просто однажды мама жарила котлеты. И каждый, подходя к ней с тарелкой, получал свою ароматную, сочную, румяную котлетку. Только Люся, сидящая у самой плиты, ничего не получала: тарелки по неведомой причине все время проплывали мимо ее носа. Бабушкина, папина, мамина, моя, с нарисованным в центре пуделем Артемоном… Люся провожала их растерянным взглядом, вертела озадаченно кудрявой головой, пока ее не осенила счастливая догадка. Сведя в уме концы с концами, она бросилась к своей миске, чтобы через секунду встать в очередь с ней в зубах. Когда мама увидела Люсю с миской у плиты, от изумления она чуть не выронила из рук сковородку: «Ну и Люся! Ну и выдумщица!». Само собой, в тот вечер Люся не только пожала все лавры, но и получила все, что еще оставалось на тарелках от замечательных маминых котлет. С тех пор «номер с миской» прочно закрепился в нашем домашнем репертуаре.

Стоит только маме зашуршать на кухне какой-нибудь упаковкой, Люся тут же бежит за посудой. На всякий случай. Вдруг что-нибудь перепадет. Бананы, огурцы, свекла, сушки и финики, сыр, хлеб, изюм и хурма, лук, семечки, кефир и ветчина — все это Люся уплетает с одинаковым удовольствием. «Люблю повеселиться, особенно поесть», — вот девиз нашей домашней любимицы, в поисках вкусностей и приключений сующей свой любопытный нос в каждую мало-мальски заметную щелку. Нет, будьте спокойны, наша Люся ничего не пропустит. Всех распихав, она непременно влезет первой и в набитый трамвай, и в переполненную электричку. Что уж говорить о машине? Единственный наземный транспорт, на котором Люсе, несмотря на все ее старания, никак не удается прокатиться — мой велосипед. Слишком мудреная конструкция: как ни поджимай лапы, хвост все равно не умещается.

«Любишь кататься, люби и саночки в гору возить», — часто повторяет моя бабушка. С бабушкой я не спорю. Хотя съезжать с горы вниз мне нравится гораздо больше, чем влезать на нее обратно. Но разве бабушке это объяснишь? Она ведь с горок не катается.

А саночки возить за собой мне и вовсе не приходится. Саночки у нас возит Люся. И между прочим, на абсолютно добровольной основе. Словно настоящая ездовая собака, в кожаных ремнях и снежной пыли, она мчится во весь опор, развлекая местную малышню, которая визжит от восторга и кормит Люсю печеньем. «Смотрите, какая артистка!» — восклицают, улыбаясь, прохожие. Еще бы! Люся у нас — настоящий талант. Когда я вырасту, мы с ней обязательно будем сниматься в кино. Про полицейских. Я даже название придумала: «Комиссар Люся». А что? Не одним же овчаркам купаться в лучах славы. Эрдели тоже смелые, ловкие и находчивые. Их тоже берут служить на границу и ловить преступников. Не верите? Тогда сэкономьте на сникерсах и купите себе книжку об эрделях.

Чтобы узнать все про нашу Люсю, мы с папой в один из выходных специально отправились в «Буквоед». Долго бродили между стеллажами, рассматривая красочные обложки с рыбками, птичками, бабочками и жуками, пока наконец не отыскали нужный нам альбом. Книжка так и называлась: «Эрдельтерьер». С обложки на нас весело и лукаво смотрела собачья морда, очень похожая на Люсину. Если, конечно, Люсю помыть, подстричь и причесать. Но всего этого Люся ужас как не любит. И я ее отлично понимаю: ведь ходить лохматой гораздо приятнее. Особенно зимой. Потому что зима у нас в Питере самая настоящая, с морозом и сугробами. Совсем не то что в Африке, куда Люсины предки когда-то обожали ездить на охоту. Да-да, представьте, вместе со своими хозяевами они садились в Англии на корабль, переплывали океан и, невзирая на подстерегавшие их на каждом шагу опасности, носились по дикой саванне за огромными и страшными львами, один вид которых приводил в ужас племена местных аборигенов. Так что, сами понимаете, храбрости эрделям не занимать.

Вот только львов у нас на речке Тихой не водится. Зато иногда встречаются зайцы. Но с зайцами Люсе никак не удается познакомиться. Едва завидев на опушке Люсину морду, они тут же вприпрыжку пускаются наутек, совсем не догадываясь о том, что в память от воинственной Африки в Люсиной крови осталась, пожалуй, лишь неискоренимая страсть к бананам. И не охотница она вовсе. Просто ей очень хочется с кем-нибудь поиграть. Например, с лягушкой, или с кузнечиком. А однажды себе в подружки Люся решила взять здоровенную черную гадюку. Ну скажите, кому кроме нашей Люси могла прийти в голову такая сногсшибательная идея?

Случилось это на даче, прошлым летом, в один из солнечных августовских дней, когда вся наша семья дружно внедряла в жизнь очередной широкомасштабный план по благоустройству прилегающей территории. Все были заняты делом: папа грузил на тележку песок и отвозил его на место будущей беседки, мама руководила процессом, а я, энергично раскачиваясь в гамаке под тихо шелестящими березами, представляла себе, как на будущий год мы будем в шикарной беседке пить чай с сушками и малиновым вареньем. Люся радостно суетилась вокруг нас, пытаясь тоже принять участие в общем деле. Но бегать за тележкой, вцепляться зубами в колеса и рыть песок ей очень скоро надоело. Тогда-то она и отправилась в заросли иван-чая. На поиски приключений.

Искать их долго не пришлось. Возле грядок с клубникой, свернувшись клубком, блаженно грелась на припеке старая гадюка. Судя по всему, она только что пообедала и была расположена вздремнуть часок-другой под мирное гуденье разноцветных стрекоз. Невиданный доселе зверь казался Люсе не страшнее резиновой прыгалки: такой же черный, гладкий и длинный, да к тому же еще и живой. С любопытством принюхиваясь, Люся тянула нос к змее. Гадюка подняла голову и предостерегающе зашипела. В ответ на змеиное «здрасссссьте» Люся радостно завиляла хвостом, всем своим видом выражая крайнее дружелюбие. «Прыгалка» ей определенно нравилась. Однако в змеиные планы подвижные игры на свежем воздухе явно не входили. Первая же попытка схватить змею за хвост закончилась катастрофой. Молниеносным броском гадюка всадила свое ядовитое жало Люсе прямо в нос. От неожиданности Люся взвизгнула и присела на задние лапы. Такого развития событий она никак не ожидала. «Прыгалка» оказалась не только проворной, но и злой. И теперь она явно готовилась нанести новый удар. Невинное знакомство грозило перерасти в схватку не на жизнь, а на смерть. Отступать было поздно. Вообразив себя мангустом, Люся ринулась на врага. Когда к месту сражения прибежала испуганная мама, все уже было кончено. Бездыханная гадюка валялась под березой, а рядом с ней, повизгивая от боли и обиды, отчаянно крутила головой победительница.

Через несколько часов Люсина морда распухла так, что напоминала шерстяной туго надутый футбольный мяч, на котором сквозь узенькие щелочки поблескивали два неунывающих, задорных огонька. Мы ужасно перепугались, не отходили от Люси ни на шаг, поили ее молоком и кофе, как велел нам по телефону собачий доктор. К счастью, все закончилось благополучно. Яд Люся переборола и вечером уже с аппетитом уплетала печенку на глазах у восхищенной публики. Соседи наперебой спешили нас поздравить. И долго еще из ближайших садоводств приходили посмотреть на собаку, которая укусила гадюку. Так наша Люся благодаря своей неукротимой любознательности попала в народный эпос и получила прозвище «Укротительница змей».

Но слава местночтимой героини Люсю не испортила. Она по-прежнему охотно играет в догонялки, катает на санках дворовую мелюзгу и радостным лаем первая встречает в коридоре гостей. Чаще других к нам заходят мамины подруги: тетя Вера и тетя Лена. С их приходом наша квартира преображается до неузнаваемости. Вокруг становится как будто светлее и наряднее. Все смеются, шутят, возятся с Люсей и придумывают разные веселые конкурсы. Еще к нам иногда приезжает из Москвы одна очень хорошая мамина знакомая — тетя Сима.

В тете Симе прекрасно все: и очки, и душа, и даже прическа. Мы с Люсей, пожалуй, могли бы к ней привыкнуть, если бы она не была такой занудой. Папа называет ее бледной молью, хотя, если честно, в своих огромных очках и лиловом берете она больше похожа на стрекозу. Только не из басни Крылова, а из учебника по биологии. Поговорив за ужином об ужасающем положении культуры, обсудив с папой проблемы развития демократии в нашей стране, а с мамой последнюю «Школу злословия», посетовав на отсутствие идеалов у подрастающего поколения и отпустив по моему поводу пару строгих замечаний, тетя Сима обычно достает из сумки пухлую пачку фотографий, с которых на нас вот уже четвертый год смотрит одна и та же насупленная собачья морда. «А сейчас я покажу вам мою красавицу. Вы только посмотрите, какая она у меня стала. Правда, прелесть?» — умиленно лепечет тетя Сима, расплываясь в счастливой улыбке от фаса и профиля своей ненаглядной Фуфы. Определенно, собак тетя Сима любит больше детей, а Фуфу — больше всех собак на свете. Именно с появления в нашей квартире нежданных московских гостей и началась эта невероятная история.

Она началась в обычное воскресное утро, когда, зевая и потягиваясь, я сидела на кровати и размышляла о том, зачем существуют в мире математички. Особенно такие злые и вредные, как наша Евгеша. Контрольная по математике, обещанная сразу после каникул, грозила не на шутку омрачить безоблачный горизонт новогодней идиллии. Тучи сгущались над моей головой, и я уже видела себя под елкой в хороводе иксов, игреков и десятичных дробей, с учебником в одной руке и бокалом кока-колы в другой. Но думать о грустном в то утро совсем не хотелось. Сквозь щель в шторах пробивалось яркое солнце, внизу у подъезда бодро шваркала дворницкая лопата. Из кухни доносились оживленные голоса, звон посуды, запах кофе и жареных блинчиков. Отправив нашу дорогую Евгешу ближайшим рейсом в Антарктиду учить математике пингвинов, я ловко сунула ноги в шлепанцы и поспешила на кухню.

— Скоро Новый год. Всего пять дней осталось, — многозначительно заявляю я, усаживаясь на табурет и пододвигая к себе блюдо с блинчиками.

— Да, — улыбается мама, — пора составлять праздничное меню.

При этих словах папа вздыхает. Наш папа не любит ходить по магазинам. Но как назло магазинов в нашей округе бесчисленное множество. И в каждом из них ему приходится подолгу стоять с сумками в ожидании, пока мама оббежит все продуктовые ряды.

— Нет, с меню мы еще успеем. Ты лучше скажи, что мы подарим на Новый год Люсе? — обращаю я к маме давно занимавший меня вопрос.

— Люсе? — мама вскидывает брови.

— Ну да, Люсе. Ведь это несправедливо, если она останется без подарка.

— Конечно, — одобрительно кивает папа, — мы купим ей баночку «Чаппи». Пусть у собаки тоже будет праздник.

— Разве это праздник, когда дарят баночку «Чаппи»? Тебе бы самому понравился такой подарок? — протестую я.

— А что? На Люсином месте я бы остался очень доволен.

— Нет, — с сомнением тяну я. — «Чаппи» она проглотит и даже не успеет почувствовать, что у нее был праздник. А ведь в Новый год должны сбываться самые заветные мечты.

— И о чем же, по-твоему, мечтает наша Люся? — вступает в разговор бабушка, лукаво посматривая на меня сквозь толстые стекла очков.

— О футбольном мяче, — парирую я, ничуть не смутившись.

— О мяче? А почему не о водных лыжах, например? — смеется мама.

Отлично понимая, в какую сторону дует ветер, я обиженно надуваю губы.

— Зачем ей мяч? — пожимает плечами бабушка. — В прошлом году мы купили ей резинового ежика. И где он теперь, я вас спрашиваю? Где? — бабушка обводит всех торжествующим взглядом. — Его хватило на пять минут. Вы хотите, чтобы и мяч постигла та же участь?

Нет, печальной участи бедного ежика футбольному мячу в нашей семье не желал решительно никто. Ну что ж, придется нам с Люсей ждать более подходящего случая, только и всего.

Вздохнув и поковыряв вилкой в тарелке, я отправила под стол очередной кусок блина в качестве скромного утешения для Люси, а в отношении себя твердо решила, что перейду со следующей четверти на строгий режим экономии. И вместо полагающихся мне сникерсов, твиксов и милкиуэев куплю Люсе на восьмое марта новенький кожаный мяч. Потому что Люся у нас — заядлая футболистка, и еще потому, что лучше собаки, чем наша Люся, нет на всем белом свете. А хороших собак, как и хороших людей, нужно изо всех сил баловать, дарить им подарки и устраивать для них время от времени каникулы или праздники непослушания. Словом, решено: как только сойдет снег, мы с Люсей начнем тренироваться. А что? Люся у нас очень способная. Вот только правила игры она пока не соблюдает. Но зато попробуйте отнять у нее мяч. Ни за что не отдаст! Папа так и говорит: «Вот что у нашей Люси не отнять, так это мячик».

Едва успела растаять первая партия блинов, как зазвонил телефон. Трубку снял папа. Через пять минут ошеломляющая новость достигла кухни, не на шутку встревожив обитателей нашей квартиры: К НАМ ЕДЕТ ФУФА!

— Как это — с собакой?! Как это — на недельку?! А где, по-твоему, все это время будем жить мы?! Ты что, с ума сошла вместе со своей Симой?! — в ужасе восклицала бабушка, глотая валидол. — Это чудовище нас всех перекусает!

Папа озадаченно молчал. И даже муха, минуту назад деловито жужжавшая вокруг варенья, вдруг подозрительно затихла, окинула обреченным взором присутствующих и, взбрыкнув лапками, свалилась прямо в разверстое жерло банки.

— А как же Люся? — робко спросила я.

Мама начала объяснять что-то про конференцию, которую тетя Сима никак не может пропустить, про сложные семейные обстоятельства и про то, что Фуфа, в сущности, почти ангел, — не ночевать же ей на улице.

— Да?! Значит, на улице будем ночевать мы. Раз уж тебе чужая собака дороже собственной семьи! — заключила бабушка трагическим голосом и удалилась к себе в комнату, демонстративно хлопнув дверью.

На кухне воцарилась мертвая тишина. Только в банке с вареньем о чем-то сердито гудела всеми забытая муха.

Во вторник утром, без четверти девять, мы были готовы к торжественному приему: пол в коридоре сиял ослепительной чистотой, на плите булькала каша, аккуратно причесанная Люся с красным бантом на шее прыгала по коридору в ожидании праздника. Когда раздался звонок, она первой бросилась к входной двери, громким лаем оповещая всех о приходе долгожданных гостей. Но то, что она увидела в дверном проеме, заставило ее отпрянуть в сильном недоумении. На пороге стояла тетя Сима. В одной руке она крепко сжимала туго набитую огромную сумку, в другой — ошейник, из которого на нас круглыми от ужаса глазами смотрела несчастная взъерошенная Фуфа.

— Ну, вот и мы, — бодро заявила тетя Сима, втаскивая за собой отчаянно сопротивлявшуюся Фуфу. Мама с папой растерянно переглянулись. — Фуфочка, ты не бойся, тебя здесь никто не обидит. Здесь все свои, — ласково уговаривала тетя Сима рвущуюся из ошейника собаку.

— Да, конечно, мы все свои. Давай знакомиться, псина, — неуверенно произнес папа и протянул было руку, чтобы погладить Фуфу. Фуфа тут же показала ряд острых, ослепительно белых зубов и недвусмысленно зарычала. Шерсть на ней при этом стояла дыбом.

— Она просто тебя боится. Но это ничего, — подбодрила папу тетя Сима, — она скоро освоится и со всеми подружится.

Освоилась Фуфа и в самом деле довольно быстро. А вот подружиться в тот день ей так ни с кем и не удалось. С самым мрачным видом она уселась у входной двери и так просидела почти до самого ужина. Чтобы как-то развлечь Фуфу, мы достали из сумки ее игрушки: косточку-погремушку, плюшевого зайца и новенький резиновый мячик, из-за которого все и закрутилось в тот злополучный декабрьский вечер.