Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

Про мяч, который упал с неба

Дни бывают удачные и так себе. И вдруг — бац, зарядят один за другим такие, что хоть не вставай с постели. Сегодняшний выдался — хуже не придумаешь. Для начала Фуфа едва не съела на завтрак мои шлепанцы. К счастью, бабушка вовремя застукала ее за этим занятием, и шлепанцы, пожеванные и обслюнявленные, все же удалось спасти. Дело, конечно, пустяковое. Но с пустяков, как известно, и начинаются все порядочные неприятности. Не успела я, вздыхая и морщась, сунуть ноги в мокрые тапочки, как тут же щедрая судьба преподнесла мне новый сюрприз. Выяснилось, что, лишившись шлепанцев, Фуфа решила обратить взор на материи более возвышенные. Грызть гранит науки, правда, оказалось делом более трудным и творческим, чем мусолить какие-то там шлепанцы, но Фуфа прекрасно справилась и с этим. Скорбные останки моего учебника по алгебре я нашла деликатно погребенными в углу. Клочки с обрывками уравнений жалкими кучками покоились на Фуфиной подстилке. Собрав то, что еще поддавалось реставрации, я молча удалилась к себе. Но злоключения мои на этом не закончились. Когда спустя час мы со Светкой отправились расклеивать по городу объявления, у какого-то табачного киоска нам чуть не надрал уши приличного вида господин с портфелем. За этим последовали гвоздь в подъезде, дырка на куртке и опрокинутое на меня энергичной Светкой помойное ведро. Потом в троллейбусе мне прищемило дверью палец. В довершение всех бед, от гадалки, к которой мы честно съездили, пользы вышло не больше, чем от гороховой свистульки в симфоническом оркестре. Нет, теткой она, конечно, оказалось приятной во всех отношениях, но в поисках Люси мы в итоге не продвинулись ни на миллиметр. И вот теперь, промокшая, голодная и несчастная, я стояла, понурив голову, у вешалки в прихожей, слушала гневные бабушкины тирады насчет моего внешнего вида и мечтала только о тишине. О тишине и покое.

Спасло меня маленькое стихийное бедствие, неожиданно разразившееся на кухне. Его эпицентром, как водится, была тетя Сима. Решив сделать всем сюрприз и немного облегчить нам тяготы гостеприимства, она по собственной инициативе приняла трудовую вахту у плиты и теперь исступленно жарила там никак не желавшую жариться рыбу. Судя по запаху, рыба горела синим пламенем. Наши шансы на ужин горели вместе с ней. Отодрав от сковородки новоиспеченные угли, тетя Сима подлила масла в огонь, покрутила ручку и плюхнула в клокочущую лаву новую жертву своих жестоких кулинарных экспериментов. Клубы дыма повалили в коридор. Такого вопиющего варварства бабушка стерпеть не могла. Между моим воспитанием и спасением ужина она без колебаний выбрала последнее. Потому что ужин еще была надежда спасти. Со мной же дело обстояло куда неопределеннее.

Воспользовавшись моментом, я тихонько прошмыгнула в комнату и включила телевизор. На экране Верка Сердючка обильно посыпала кого-то «Тайдом», хихикала и грозилась в скором времени добраться буквально до каждого жителя нашей необъятной родины. Следом за Веркой выполз страшного вида зеленый монстр, похожий то ли на какашку, то ли на головастика-мутанта, и что-то угрожающе просипел из унитаза насчет микробов и чистоты. Мутанта сменил Максим Галкин с сольным концертом, потом какая-то длинноногая девица в мини-юбке крутила барабан и минут пять перечисляла своих родственников из Сыктывкара. Когда меня позвали ужинать, она как раз дошла до буквы «т».

На кухне царило гробовое молчание. В воздухе витал запах горелой рыбы. Папа, обычно веселый и разговорчивый, уткнувшись в тарелку, сосредоточенно накручивал на вилку извилистые китайские макароны. Бабушка, потерпев сокрушительное фиаско в борьбе за спасение бедной рыбы, устало клевала носом. Мама теребила салфетку, вздыхала и смотрела в окно. И только тетя Сима, следуя правилам хорошего тона, старалась поддерживать за столом непринужденную беседу. Но и она вскоре умолкла, отчаявшись нас расшевелить. Ужин закончился под звон сгребаемой посуды. О чайной церемонии никто даже и не вспомнил. Вечер, так ни во что и не сложившись, распался окончательно. Все разбрелись по своим углам. Папа — смотреть телевизор и слушать «Эхо Москвы», бабушка — читать какой-то новый западный роман под названием «Меланхоличный убийца», мама с тетей Симой остались полуночничать на кухне, пить кофе и вести умные беседы. Мне же, за неимением выбора, предстояло, закрывшись в четырех, увешанных фотографиями Люси, стенах своей комнаты, наслаждаться полной, ничем не ограниченной свободой уединения.

Ложиться спать было еще рано. Вид книжной полки повергал в уныние, а от одной мысли о компьютерных играх сводило скулы, как от килограмма лимонов. Я подошла к окну и посмотрела вниз. По дорожке вдоль забора в сопровождении хозяина трусил лохматый черный пес. Хозяин прятал лицо в поднятый воротник пальто и придерживал руками шапку. За окном свистел ветер. Кружилась метель. Судорожно дергалась тень от фонаря. Человек с собакой свернул за угол и словно растворился в снежной пелене. За стенкой надсаживался комментатор и, празднуя очередной гол, ликовали трибуны. На кухне полным ходом шли политические дебаты. Обсуждалось очередное правительственное свинство. Мама что-то с жаром доказывала, едва не срываясь на крик. Тетя Сима в ответ бесстрастно занудствовала. Из бабушкиной комнаты время от времени доносился жалобный скрип пружин. Меланхоличный убийца неспешно готовился нанести свой последний удар. Словом, все было как всегда. За одним маленьким исключением. У меня больше не было собаки…

Я кинулась на кровать и зарылась лицом в подушку. Привычные звуки непривычно резали слух. Я словно выпала из времени. И теперь, точно выброшенная на берег рыбка, беспомощно хватала ртом воздух на этом чужом, ненужном мне берегу. А где-то там, за пеленой снега, на ледяном пронизывающем ветру дрожала от холода моя собака. Ей негде было укрыться и не у кого просить защиты. Поочередно поджимая сбитые в кровь лапы, она звала меня из последних собачьих сил. А я лежала у себя в комнате, грызла ногти и ждала, когда наступит утро.

Тихонько скрипнула дверь. В комнату осторожно заглянула белобрысая собачья морда. Низко опустив голову, Фуфа виновато вильнула хвостом и остановилась на пороге. Подойти ко мне она не решалась. Ее большие грустные глаза смотрели на меня с какой-то вселенской скорбью. «Взгляд как у побитой собаки», — подумала я и отвернулась к стене, чтобы не разрыдаться.

Разбудил меня телефон, настойчиво взывавший к ответу в прихожей. Брать трубку, кажется, никто не собирался. С трудом разрывая снежную мглу какого-то безрадостного сна, я проснулась окончательно, потянулась, зевнула и нехотя разлепила глаза. За окном было еще темно. Часы показывали восемь. Значит, все уже давно встали. Неужели никто не слышит? А вдруг это звонят по поводу Люси? Чуть не сбив по пути стул, этажерку, и тетю Симу, с зубной щеткой в руках высунувшуюся из ванной, я в три секунды домчалась до телефона. Но было поздно. Из-под самого моего носа, сердито шикнув, трубку увела бабушка.

— Слушаю вас… Ах, это ты, Натусенька! Ну конечно… да… Нет, на литр водки три столовых ложки ягод… Ничего я не путаю…

Тревога оказалась ложной. Звонила бабушкина приятельница. Подслушивать их разговор было скучно. Все равно что листать «Медицинскую энциклопедию» или смотреть передачу «Ваш семейный доктор». Я развернулась, подтянула пижамные штаны и побрела на шум закипающего чайника. Голова тети Симы исчезла в ванной, и из-за двери полились водопадные звуки включенного душа. Спустя минут десять она выплыла на кухню, точно шамаханская царица, с полотенцем на голове и ослепительно-белоснежной улыбкой ходячей рекламы «Блендамеда». Вежливо пожелав тете Симе приятного аппетита, я гордо прошествовала к выходу. Лицо под махровым тюрбаном угрожающе застыло. Но я предпочла сделать вид, что ничего такого не заметила. В конце концов, я вовсе не обязана смотреть, как тетя Сима уплетает свои бутерброды.

Не прошло и часа, как из коридора донеслось жалобное подвывание Фуфы. Это тетя Сима вдруг спешно засобиралась в город по своим научным делам… Я бездумно слонялась из комнаты в комнату, не находя себе места.

— Займи себя чем-нибудь. Нельзя же так, — не выдержала наконец бабушка, когда я в третий раз за утро уселась перед ней на табурет и принялась задумчиво разглядывать свой замусоленный тапок.

Светкин приход направил мое броуновское движение в разумное русло. Метаться, тосковать, от отчаяния рвать на себе волосы Светка не умела. Она умела действовать.

— Будем заполнять купоны для объявлений, — коротко объяснила она, скидывая куртку и доставая из пакета пухлую пачку газет. Я утвердительно шмыгнула носом и подумала: как здорово все-таки, что Светка — моя подруга.

Когда большая часть купонов уже была заполнена, а на полу выросла солидная куча изрезанных газет, в прихожей снова зазвонил телефон. На этот раз я оказалась прытче бабушки.

— Ждраштвуйте! — сказала трубка серьезным детским голосом. — Ждесь живет девочка, которая потеряла шобаку?

— Что? Шобаку? — от волнения переспросила я. Светка попыталась вырвать у меня трубку, я не отдала, и тогда она, ладонью показав метр от пола, прошипела мне, что со мной говорит вчерашний продвинутый карапуз.

Спокойно сообщив, что собака найдена, малыш деловито забил нам стрелку у детского садика и повесил трубку.

— Нашел? — с надеждой спросила Светка. Я растерянно посмотрела на нее и кивнула.

Мы наперегонки бросились к вешалке одеваться.

— Куда? — уперев руки в бока, спросила выросшая перед входной дверью бабушка. Мы принялись сбивчиво объяснять.

Поняв, что речь идет о нашем же дворе, бабушка вздохнула, неодобрительно покачала головой, но останавливать нас не стала.

— Но чтоб не дольше часа! — строго крикнула она нам вдогонку. — Через час обедаем. Если опоздаете, я вас отдельно кормить не буду!

— Десять минут! — обернувшись, заверила бабушку я.

— Пять! — убежденно откликнулась Светка, втаскивая меня в лифт.

К садику мы неслись со всех ног. До него было рукой подать, нам и нужно-то было всего-навсего обогнуть ограду. Через секунду мы уже вывернули на финишную прямую и… не сговариваясь, застыли, пораженные.

Перед воротами детского сада важно стоял наш вчерашний малыш с собакой на поводке. Собака действительно была похожа на эрделя. Просто вылитый эрдель, но только какой-то… карликовый.

— Ну что? — спросил карапуз. — Ваша шобака?

Мы подавленно молчали.

— Ваша? — упорствовал малыш.

— Нет, — наконец выдавила я. — Наша… раза в три побольше.

— Не говоря уже о том, что это кобель, — мрачно добавила Светка.

Саша придирчиво осмотрел собаку и, судя по всему, нашел наши претензии несущественными.

— Жначит, брать не будете? — на всякий случай уточнил он. Мы молчали. — Хорошо, — кажется, малыш совсем не расстроился. — Жначит, себе вожму. Шобака хорошая.

Мы вяло поблагодарили Сашу за труды и, расстроенные, поплелись домой.

— Стой! — вдруг схватила меня за рукав Светка уже у самого подъезда. — Бежим!

Мы сломя голову помчались обратно. На мои вопросы: куда и зачем, Светка смогла только пропыхтеть что-то о том, что собака была с поводком.

Малыша мы настигли уже у автостоянки.

— Что, передумали? — без удивления спросил он.

— Ты… — задыхалась от быстрого бега Светка. — Ты где ее взял? Собаку-то?

— Шобаку? — переспросил карапуз. — У магажина. А что?

— У какого магазина? Веди! — грозно скомандовала Светка, забирая у Саши поводок.

Светка как всегда оказалась права. У входа в огромный новый супермаркет, к которому нас привел наш предприимчивый юный друг, с криками «Микки! Микки!!!» носился стриженый ежиком приземистый тип явно новорусского вида. Песик, услышав свое имя, тявкнул и стал отчаянно рваться к мужчине. Светка от страха застыла на месте и выпустила из рук поводок. Собака с радостным лаем бросилась к хозяину.

«Ну все, — обреченно подумала я, провожая взглядом волочащийся по грязи поводок. — В лучшем случае получим по шее, в худшем — этот бандит нас просто пристрелит».

Выражение лица «бандита», уже хмуро направлявшегося к нашему трио, не сулило нам ничего хорошего. Светка, в голове которой, по-видимому, успели пронестись те же, что и у меня, мысли, мужественно вцепилась в мой локоть.

Впрочем, хозяин собаки в итоге оказался не таким уж и страшным. Наш оставшийся совершенно невозмутимым карапуз быстро нашел с ним общий язык, и через пять минут стриженый, расстроенно наматывая на руку грязный поводок, уже жаловался тому, что накануне отсюда же у него увели новую тачку. Мы со Светкой на всякий случай втягивали головы в плечи, а малыш, не моргнув глазом, интересовался, нет ли случайно фотографии пропавшей машины, и деловито лез в карман за мобильником. Выспросив все приметы угнанного БМВ, Саша даже умудрился получить от «бандита» в качестве задатка смятую банкноту.

В общем, хоть нам со Светкой и удалось спасти свои бесценные жизни, к началу обеда мы все-таки опоздали. Бабушка встретила нас демонстративным молчанием. Никогда никуда не опаздывавшая тетя Сима сладко улыбалась нам из-за стола. Мимоходом скользнув по тете Симе ледяным взглядом, бабушка достала еще две тарелки. Мы, виновато потупившись, отправились мыть руки.

Не успели все закончить обедать, как телефон зазвонил вновь. Я подскочила, но бабушка взглядом пригвоздила меня к месту и неспешно покинула кухню. Мы со Светкой многозначительно переглянулись.

— Вынуждена вам заметить, что обед еще не закончен, и из-за стола вас никто не отпускал, — ангельским голоском пропела аккуратно жующая тетя Сима.

Светка недовольно скривилась и демонстративно отставила тарелку.

— Это тебя… — сказала бабушка, через минуту появляясь в дверях. Брови ее были удивленно приподняты, а глаза смотрели на меня с подозрением. — Какая-то дама… Говорит, что вы с ней встречались вчера… по поводу Люси…

В трубке что-то пискнуло, щелкнуло, булькнуло и наконец приятное женское контральто, представившись Розалией, спросило: «Новости есть?». Новостей у нас не было. Поболтав минут пять о собачьей жизни, о Биме Черное ухо и легендарной Лэсси, Розалия наконец вспомнила, что звонит она, в общем-то, по делу. И дело ее состояло в том, чтобы дать нам один простой, но очень мудрый совет — обратиться за помощью в «Потеряшку».

— «Потеряшка»? А что это? — я встрепенулась. Название мне определенно нравилось. Оно внушало надежду.

В двух словах Розалия объяснила мне, что «Потеряшка» это специальная служба, куда звонят те, кто теряет собак, и те, кто их находит. Ведь в городе, особенно таком большом, как наш, даже люди, бывает, теряются. Что уж говорить о собаках. Сбежит какая-нибудь морда, скажем, из скверика на Петроградской, а через пару дней ее уже, глядишь, голодную и насмерть перепуганную выуживают из электрички на Финляндском вокзале. И как в таком случае догадаться, из какого она двора и где ее хозяева? Вот «Потеряшка» и помогает таким четвероногим любителям приключений возвращаться туда, где их любят и ждут. Что-то вроде собачьей передачи «Жди меня». Розалии об этом рассказала одна из ее клиенток, которой уже приходилось туда обращаться. Собаку ее, правда, так и не нашли. Но были и такие, она их лично знает, кому везло гораздо больше. Записав телефон и поблагодарив Розалию, я тут же вприпрыжку помчалась к бабушке, увлекая за собой ничего не понимающую Светку и возбужденно размахивая огрызком карандаша.

Спустя минуту бабушка, с важностью профессора нацепив на кончик носа очки, уже диктовала кому-то наш адрес, рассудительно кивая в паузах. Несколько раз за время разговора она повторила, что на собаке был коричневый кожаный ошейник с металлическими заклепками и что больше всего на свете наша собака любит помойки, детей и футбол. Мы со Светкой стояли тут же и, затаив дыхание, ловили каждое бабушкино слово. Почему нам самим не пришло в голову полистать телефонный справочник? В нем ведь наверняка есть координаты «Потеряшки». Еще вчера могли туда позвонить. Эх, до чего ж обидно… А все-таки здорово они это придумали. Если бы не мое твердое решение стать режиссером и потеснить на кинематографическом Олимпе Никиту Михалкова, я бы точно посвятила жизнь созданию разветвленной сети отделений такой собачьей армии спасения!

Разговор, между тем, подходил к концу, и бабушка уже собиралась повесить трубку, как вдруг на том конце провода бойкая девушка-оператор пробормотала что-то невразумительное, ойкнула и попросила минутку подождать. Как потом рассказывала бабушка, по ходу их беседы выяснилась одна любопытная деталь. Незадолго до нас в «Потеряшку» уже звонили насчет эрделя. Собаку, по описаниям очень похожую на нашу, подобрали у одной из станций метро.

— Думаю, обольщаться не стоит. Лохматых и нечесаных эрделей в городе сколько угодно. И нет никакой гарантии, что нашлась именно наша замарашка, — бабушка многозначительно посмотрела на меня из-под очков.

— Возможно, вы и правы, Елена Константиновна, но мне представляется, что звонок все же лучше не откладывать. Знание, даже горькое, лучше пустых, необоснованных надежд, — выплывая из кухни, вступила в разговор тетя Сима.

В данный момент ее прописное занудство оказалось как нельзя кстати. В другой раз мне бы непременно захотелось сказать ей какую-нибудь гадость, но сейчас я была готова ее расцеловать. Выходит, даже бледная моль иногда может принести неоценимую пользу.

— Конечно, — бабушка кивнула. — Мы так и сделаем. — И добавила, обращаясь уже к нам со Светкой: — Ну-ка, пионэрки, живо отправляйтесь на кухню ставить чайник. Нечего подслушивать. Я вам все потом расскажу.

Мы нехотя побрели на кухню исполнять бабушкин наказ. Дверь, само собой, закрывать не стали. Ведь что ни говори, а речь шла о моей собаке. Но как мы ни старались, по тем коротким репликам, что доносились из коридора, о ходе переговоров составить представление было невозможно. Лучшего Штирлица, чем моя бабушка, я в жизни еще не встречала. Ни один шпион ни за что на свете не догадался бы о смысле происходящего. Бабушка болтала так легко и непринужденно, словно речь шла не о нашей собаке, а о погоде в Гваделупе. Еле дождавшись окончания разговора, я клещом впилась в бабушку:

— Ну, рассказывай.

— Очень, очень милая дама. Она работает в каком-то институте и каждый вечер примерно в одно и то же время возвращается домой с работы…

— Да нет, ты про Люсю, про Люсю рассказывай, — перебила я, не в силах скрыть волнения.

— Про Люсю? — бабушка улыбнулась. — Какая ты у нас нетерпеливая. Я про Люсю как раз и хотела рассказать. В общем, не знаю, Люся это или нет, но собачка тем людям попалась, судя по всему, тоже не в меру шустрая. Большая любительница, всех распихав, первой заскакивать в переполненный троллейбус.

— Это точно наша Люся! — от волнения я чуть не выронила из рук чашку.

— Мало ли в городе невоспитанных собак, — пожав плечами, хмыкнула тетя Сима.

Я посмотрела на нее испепеляющим взглядом. Но превращать в жабу не стала. Потому что облик стрекозы ей шел куда больше.

— Значит, мы можем туда поехать? Прямо сейчас? — вкрадчиво спросила я бабушку, надеясь мягкой интонацией усыпить ее бдительность. Но бабушка была начеку:

— Даже и не мечтайте. Одних не отпущу. Поедете с мамой, когда она вернется.

Возражать не имело смысла. Все равно что пытаться обойти китайскую стену. Допив чай, мы со Светкой удалились в мою комнату коротать время до маминого прихода.

— Слушай, сядь ты, не мельтеши. У меня от тебя уже мозги набекрень, — недовольно пробурчала Светка, отрывая взгляд от глянцевого журнала, который она вот уже минут двадцать листала с неослабевающим интересом. — Лучше посмотри сюда. Вот это вещь, да?! — Глаза Светки сияли от восторга и умиления.

Я с кислой миной заглянула в журнал. Очередная среднестатистическая красавица демонстрировала очередной среднестатистический купальник, состоявший по преимуществу из тесемок и бретелек. Этот Светкин интерес к глянцевой белиберде для домохозяек казался мне чем-то вроде древнего атавизма, доставшегося ей в наследство от какой-нибудь из ее прапрабабок, в чепце и душегрейке где-нибудь в тамбовской глуши томно вздыхавшей над кружевными лифами из журнала парижских мод. Нет, что ни говори, а бантики и рюшечки, о которых девчонки из нашего класса могут спорить часами, занимают меня очень мало. А если честно, не занимают вовсе. Мама говорит, что я слишком серьезна для своих лет, папа считает, что чуть-чуть кокетства мне бы не повредило, а бабушка убеждена, что глупостям ребенок всегда успеет научиться, благо наследственность у меня в этом смысле хорошая.

Светкин экскурс в мир высокой моды как раз подходил к концу, когда раздался звонок в прихожей. Это пришла с работы мама. Спустя полчаса мы уже бодро катили в нашей старенькой четверке по вечернему проспекту. Мимо проносились фонарные столбы, деревья, увитые светящимися гирляндами, нарядные новогодние витрины. Елки, зайчики, Деды Морозы всех видов и расцветок настоятельно рекомендовали горожанам затариться впрок новогодними подарками в преддверии двухнедельного праздничного марафона, который должен был начаться через… через… Я беспокойно заерзала на сиденье. Это была катастрофа! Забыть, что сегодня тридцать первое декабря — такого со мной еще ни разу не случалось. Я посмотрела на часы. Стрелки только что перевалили за половину седьмого. До Нового года оставалось всего ничего…

Новый год… Как обычно, мы начали к нему готовиться почти за месяц. Я придумала для нас с Люсей шикарный номер, подробно расписала роли, сделала эскизы костюмов, и в первые же выходные декабря мы приступили к реализации моего режиссерского замысла. От репетиций Люся была в восторге. Ей очень нравилось угощаться сушками, вытаскивать из мешка перевязанные разноцветными бантиками бумажки и воображать себя звездой эстрады. Я даже смастерила для нее из картона остроконечный колпачок и оранжевое жабо. Мы спрятали их на верхней полке в моем шкафу. Ведь нам хотелось сделать для всех сюрприз. Чтобы поразить публику, Люся всячески старалась усложнить себе задание. Вынимать из мешка по одной бумажке было просто. Кого удивишь таким фокусом? Нет, тут явно нужно было что-то придумать. И Люся придумала. Ныряя с головой в мешок, она старалась ухватить не одну, а сразу несколько бумажек. Причем в ход шли не только зубы. Когда Люсина морда выныривала из мешка, вся от носа до кончиков ушей увешанная разноцветными бантиками, я чуть не лопалась от смеха. Я валила мою изобретательницу на пол, она вырывалась и пыталась повалить меня. Заканчивалось тем, что мы падали обе и начинали весело возиться на ковре: любимая наша игра, веселее которой трудно что-нибудь придумать…

Погрузившись в воспоминания, я и не заметила, как мы свернули со сверкающего огнями проспекта на тихую безлюдную улочку, едва освещенную тусклым светом подслеповатых фонарей. Как по команде мы со Светкой прилипли к окнам. Сквозь запотевшие стекла и непроглядную темень мы пытались рассмотреть номера домов на фасадах. На большинстве номеров просто не было. Очевидно, местные аборигены неплохо ориентировались в своем квартале и без них. А к блуждающим в темноте туристам улица не питала ни малейшего сочувствия. Возможно, она даже не догадывалась об их существовании. Как, впрочем, не догадывался и турист, кучковавшийся не дальше Горьковской и Чернышевской, о существовании богом забытой улочки где-то на самой окраине. Может, и мы, прожив всю жизнь в Питере и исколесив пол-Европы, так никогда и не узнали бы о ней, если бы не случай, забросивший нас сюда в семь часов вечера тридцать первого декабря.

— Черт бы побрал эти дороги! — негодовала мама, лихо выкручивая руль не хуже какого-нибудь Шумахера.

Подпрыгивая на ухабах и ныряя носом в рытвины, наша бывавшая и не в таких передрягах машинка бодро петляла по незнакомой улице в надежде, что нужный нам дом отыщется сам. Дом так и сделал. Он вырос прямо перед нами из-за огромного сугроба, оказавшегося при ближайшем рассмотрении чьей-то полуразобранной девяткой. Чудом уцелевшая табличка гласила: номер одиннадцать.

Мы вошли в довольно обшарпанный подъезд. Хлипкая, времен царя Гороха кабинка лифта, гостеприимно распахнувшая перед нами двери, надсадно скрипела и скрежетала, в любой момент готовая рухнуть вниз. Когда мы наконец доползли до восьмого этажа, я уже знала, что Васька дурак, «Зенит» — чемпион, а у Наташки-прохиндейки ножки макаронины. На лестничной площадке, куда нас выплюнул лифт-инвалид, стояла непроглядная темень. Лампочка, как водится, не горела. Мы с трудом нашли нужную нам дверь и нажали кнопку звонка. Я замерла, вся обратившись в слух. В ту же секунду из квартиры раздался громкий радостный лай. Спутать его с чьим-нибудь другим было невозможно. Там, за дверью, лаяла наша Люся! Это был ее голос! Последние сомнения развеялись как дым. Дверь распахнулась, моя собака со всего маху бросилась ко мне на грудь и принялась неистово лизать меня в щеки, нос, подбородок. Люся прыгала вокруг нас как сумасшедшая, вертелась волчком, кидалась то к одному, то к другому, радостно подтявкивала и каждого норовила лизнуть еще и еще. Светка бессмысленно улыбалась, мама отворачивалась, стараясь скрыть волнение.

Когда первые восторги слегка поутихли, мы вошли в квартиру. Похоже, за два дня Люся успела неплохо освоиться в новом жилище. Она бойко бегала из кухни в комнату, знакомя нас со своими новыми друзьями. Улыбчивая, очень милая хозяйка в клетчатой рубашке и потертых джинсах суетилась не меньше Люси, непременно желая напоить нас чаем с домашним печеньем, в то время как ее муж, похожий то ли на весеннего грача, то ли на странствующего философа, растерянно копался в куче тапочек, безуспешно пытаясь составить из них хоть одну пару. Третьим и бесспорно самым главным обитателем этой квартиры был здоровенный рыжий кот, с важным видом возлежавший на холодильнике и внимательно наблюдавший оттуда за происходящим.

— Как хорошо, что Люсю нашли именно вы, — солидно польстила хозяевам Светка. — В наше время порядочных людей встретишь не так уж часто, другие заныкали бы такую собаку, не моргнув глазом.

Хозяева изумленно переглянулись. Светка смутилась.

— Как вы сказали? — переспросил философ, подходя к Светке с одним тапочком в руке.

— Кого мы нашли? — эхом откликнулась его жена.

— Нашу Люсю, — выдавила, краснея, Светка.

Хозяева снова переглянулись.

— Люсю… — задумчиво повторил хозяин. — Ну что ж, она нам так и представилась…

Мы с интересом посмотрели на него, но философ и не подумал нам что-нибудь объяснять.

— Скажите, а что она у вас ест? — спросила хозяйка, разливая чай в разнокалиберные чашки.

— Как что? — мама удивлено вскинула брови. — Люся ест практически все: и кашу, и овощи, и даже фрукты.

— Правда? — изумилась в свою очередь хозяйка. — А у нас она от каши наотрез отказалась. Зато печенку ела с удовольствием.

Настал наш черед изумляться. Мы дружно посмотрели на Люсю. Люся с невинным видом провожала взглядом плывущее в Светкин рот печенье. Честнее морды невозможно было и представить.

— А мы к ней уже так привыкли… — грустно улыбнулся философ и потрепал Люсю за ухом.

— Да, — вздохнула хозяйка. — Она у вас такая смышленая и веселая. Мы даже решили, что если никто не откликнется, оставим собаку себе.

Хозяйка настойчиво подливала всем чай, явно не желая нас отпускать. На философа и вовсе жалко было смотреть, настолько он выглядел расстроенным предстоящим расставанием.

— А оставайтесь встречать Новый год у нас! — предложил вдруг он, весь просияв от того, какое хорошее ему пришло в голову решение.

Отказывать ужасно не хотелось, но нас ждали дома, поэтому принять его приглашение мы никак не могли.

Провожали Люсю как родную. Хозяйка изо всех сил улыбалась сквозь слезы, обнимала тут же принявшуюся ее облизывать собаку, желала нам никогда больше не теряться, жить дружно и любить друг друга до скончания времен. Хозяин только вздыхал и грустно моргал пушистыми ресницами. Стихийное бедствие по имени Люся покидало их гостеприимный дом. С этой минуты жизнь здешних обитателей входила в привычное русло. Только никто из них этому почему-то не радовался. Люся еще была здесь, а они по ней уже скучали. И с тоской оглядывали свое, пока еще веселое и шумное, жилище, зная, что вскоре оно покажется им безнадежно пустым.

Мама, прижимая руки к груди, снова и снова благодарила хозяев за Люсино спасение и приглашала их летом к нам на дачу. Хозяева предлагали в отпуск вместе отправиться в поход на Ладогу. Философ на прощание всучил Светке, показавшейся ему самой умной, какой-то научный журнал с собственной статьей. Но по взгляду, который он при этом бросил на Люсю, было видно, что журнал ему больше хотелось подарить ей. Хозяйка всплеснула руками, бросилась в комнату и, вернувшись оттуда, протянула нам забавного самоходного щенка и вырезанный из доисторического «Огонька» портрет Пушкина, про который она сказала, что Люся очень его полюбила. Мы со Светкой невольно переглянулись. Затем хозяин схватил на руки кота. Мы не на шутку испугались, что сейчас нам подарят еще и его, но философ только прижал зверя к груди и принялся нервно гладить того по роскошному загривку. В дверях все расчувствовались так, что почти готовы были броситься друг другу на шею. И только Люсю отъезд, кажется, ни капельки не смущал. Она весело суетилась в прихожей, точно собиралась на прогулку. Со стороны можно было даже подумать, что ведет она себя не слишком вежливо. Но это было не так. Просто наша Люся — впередсмотрящий. Встречи она любит больше расставаний, завтрашний день — больше вчерашнего, а печенку — гораздо больше каши. И в этом она вся. Люся никогда не оглядывается, потому что точно знает, что самое интересное ждет ее впереди.

В машине Люся ни минуты не сидела спокойно. Сначала она взгромоздилась ко мне на колени и, вертя в разные стороны кудрявой башкой, с интересом принялась рассматривать проезжающие мимо автомобили. Очень скоро однообразный дорожный пейзаж ей наскучил, и она решила перебраться к маме на переднее сиденье в надежде, что там ее ждет что-нибудь более интересное. Однако ждал ее там только шлепок по носу. За время скитаний она, наверное, подзабыла, что мама терпеть не может, когда ей мешают вести машину. Как следует потоптавшись по нашим со Светкой коленкам, Люся наконец придумала себе отличное занятие и, бесцеремонно положив лапы на Светкины плечи, принялась ее увлеченно вылизывать. Умывание вырывающейся, хихикающей и верезжащей Светки оказалось делом хлопотным и трудоемким. Его хватило как раз до самого дома.

Увидев знакомый двор, Люся взвыла от нетерпения и заскребла лапой по стеклу. Я распахнула дверцу. Собака тут же выпрыгнула на землю и, сверкая пятками, ринулась к подъезду. То, что произошло в следующую секунду, заставило открыть рты не только нас со Светкой, но и маму, и даже сидящую на соседней машине ворону.

Не успела Люся сделать и десятка шагов, как что-то темное и круглое, просвистев в двух сантиметрах от ее носа и взметнув вверх облачко искрящейся снежной пыли, тяжело шмякнулось в сугроб прямо перед ней. От неожиданности Люся осела на задние лапы и замерла, пораженно уставившись на свалившийся с неба подарок. На снегу, блестя туго надутыми боками, лежала ее давняя мечта, самая нужная и желанная вещь на свете, перед ней лежал… цвета спелой вишни новенький футбольный мяч! От радости Люся высоко подпрыгнула, шаркнула лапой по снегу и, поддев носом драгоценную добычу, вприпрыжку понеслась с ней вокруг сверкающих инеем кустов.

Я оглянулась, ища глазами владельца мяча. Двор был тих и пустынен. Ни гомона, ни топота, ни криков. Мы подождали еще немного. Таинственный футболист так и не объявился. Да и кому вообще могла придти мысль в такой час играть в футбол?

Оставалось предположить, что мяч упал прямо с неба. Я задрала голову вверх. Ночное небо, увитое гирляндами ярких звезд, ласково смотрело на нас своим бездонным, сияющим взглядом. Казалось, еще немного и морозный воздух зазвенит веселыми бубенцами чьих-то санок. И звезды стронутся с мест и поплывут в праздничном хороводе, сливаясь в один огромный сияющий водоворот. Звездный вихрь. Метель. Серебристое сверканье… Глядя на счастливую Люсю, радостно суетящуюся вокруг бог весть откуда свалившегося подарка, я нащупала в кармане вишневую косточку… Что бы там ни говорила Светка, а чудеса в нашей жизни иногда случаются. Теперь я знала это наверняка.

— Пока! С Новым годом! — кричала Светка уже от угла дома.

— С новым счастьем! — в ответ крикнула ей я и помахала рукой. — До завтра!

Оповещенные звонком по мобильнику домашние встречали нас как настоящих героев. Все столпились в коридоре. Каждому хотелось первым пожать Люсину мохнатую лапу. Не смолкали бурные овации и восторженные крики. Ошалевшая от радости Люся металась между папой, бабушкой, тетей Симой, норовя каждого лизнуть в нос. В воздух летели тапочки, варежки и резиновые ежики. Охи, ахи, поцелуи и объятья, лай, писк и смех могли бы продолжаться, наверное, еще долго, если бы в нашем доме опять не зазвонил телефон.

— Нашлась, нашлась, — радостно улыбаясь, ответил в трубку папа. — Что? — не понял он. — Да… Действительно пропадала…

Папины брови удивленно поползли вверх. Мы с интересом столпились вокруг него.

— Коля? Какой Коля? — продолжал удивляться папа. — Мячик? Есть мячик!..Как это: на ошейнике?

Папа жестом велел нам проверить Люсин ошейник. Мы бросились осматривать Люсю и действительно обнаружили прикрепленный к ее ошейнику игрушечный мяч.

— Да, есть, есть мячик! — кричал в трубку папа. — Сейчас она даст мне Колю, — возбужденно объяснял он нам. — Да, Коля, нашлась, нашлась!..И она тебя!..И мы тебе! Спасибо! И тебя с Новым годом, Коля!

— Вы не представляете! — заявил сияющий папа, повесив трубку. И рассказал нам, что это звонила тетя Тамара, наша соседка по старой квартире, и мальчик Коля, живущий сейчас там, где раньше жили мы.

Оказалось, что Люся уже в первый день сама явилась на старую квартиру, и если бы тетя Тамара не вышла тогда в магазин, чтобы купить к обеду утку, наша беглянка нашлась бы еще два дня назад.

— Утка! — вдруг всплеснула руками бабушка и помчалась на кухню спасать свое коронное блюдо — утку с яблоками.

— Боже! У нас же и правда Новый год на носу! — воскликнула мама, хватаясь за голову. — Который час?

— Половина десятого, — донесся из кухни деловитый бабушкин голос.

— Какой ужас! Нужно срочно накрывать на стол, иначе мы встретим бой курантов с консервной банкой в руках! А у меня еще и платье не выглажено… Что же ты стоишь? — мама укоризненно посмотрела на папу, который с беспечностью первоклашки продолжал стоять и мечтательно улыбаться, не выказывая ни малейшего намека на желание включиться в бурную деятельность.

— А у нас уже все готово. Мы только вас и ждали, — сообщила тетя Сима, торжественно распахивая дверь в гостиную.

Посреди комнаты стоял празднично украшенный стол с разными вкусностями. Горели свечи, ярко сияли гирлянды. Пахло диковинными, заморскими цветами, мандаринами и свежей хвоей. Огромная пушистая елка, увешанная разноцветными шарами и серебристым дождиком, упиралась в потолок, занимая все пространство между буфетом и диваном. Под елкой на месте Деда Мороза сидела Фуфа. Вид у нее был исключительно несчастный. В вязаном красном колпачке, съехавшем на одно ухо, она напоминала волка из Красной Шапочки. Причем волка, съевшего уже и бабушку, и Шапочку, и трех охотников. И от этого страдающего угрызениями совести и несварением желудка. Низко опустив голову, Фуфа жалобно глядела из-под своего колпачка, не решаясь двинуться с места.

— Гав! — Люся пулей влетела в комнату и, описав по ней широкий круг, удивленно остановилась у елки. Дед Мороз в этом году выглядел немного странновато. Переступив с лапы на лапу, Люся наклонила голову и пригласительно вильнула хвостом. Злопамятной она никогда не была и обиды забывала быстро. Если этот нелепый Дед Мороз ничего не имеет против, она бы, пожалуй, с ним немного поиграла. «Дед Мороз» против ничего не имел. Он даже был готов в знак примирения подарить Люсе тот злополучный мячик, из-за которого и началась вся эта история. Но мячик Люсе сегодня уже подарили. Новенький, кожаный, цвета спелой вишни, он был торжественно внесен в гостиную и водружен на самое почетное место — рядом с телевизором.

Спустя полчаса, нарядные и довольные, все сидели за праздничным столом, оживленно болтали, смеялись, не забывая при этом об угощениях, которых бабушка, надо сказать, успела наготовить изрядное количество. Обе собаки дружно, без ссор и обид, собирали законную дань с каждого участника вечера. После ужина настал черед подарков. Незаметно исчезнувший папа, громко постучав в дверь, вошел в комнату в костюме лесного гнома с большим мешком за плечами. Папа, откашлявшись, объявил, что он приехал к нам прямо из Лапландии по поручению Санта-Клауса, чтобы исполнить наши самые заветные желания. То, о чем мы всю жизнь мечтали, уже лежало в папином мешке. От нас требовалось только угадать, что это. Но угадать, что является предметом наших страстных устремлений, оказалось совсем не просто. Разве могла я, например, предположить, что всю жизнь мечтала о скейтборде, шлеме и наколенниках? Плюс к этому я получила от бабушки диск с последним фильмом про Гарри Поттера, а от тети Симы — большую книгу о древних цивилизациях со множеством фотографий и картинок. Не остались без подарков и наши четвероногие друзья. Фуфе подарили кожаный ошейник с заклепками, а Люсе — смешного резинового зайца в голубых штанишках. И каждой — по вкусной косточке из ближайшего собачьего ларька. Мы так увлеклись раздачей подарков, что чуть не пропустили тот момент, когда беззвучно шевелящего губами президента, чем-то похожего на нашу Фуфу, сменила картинка башенных часов.

— Включите, включите звук, куранты бьют!

Пробка от шампанского полетела в потолок, горлышко задымилось, из-под стола возмущенно тявкнула Люся. Все ахнули и подхватили бокалы. «С Новым годом! С новым счастьем!» Пока не смолк последний удар курантов, нужно было успеть загадать желание. Коньки? Поездку в Париж? Видеокамеру? Победу на школьной олимпиаде? Ударов оставалось все меньше, а я никак не могла на чем-нибудь остановиться. Коньки просить не имело смысла. Мне их подарят и так. А камеры мне все равно не видать как собственных ушей… Бом… Бом… Бом… Я зажмурилась. И вдруг почувствовала, как проваливаюсь в снежный крутящийся вихрь мохнатой метели. Мягкие меховые лапы кружили меня и баюкали, унося все дальше от земли. Где-то внизу мелькали крохотные дома, деревья и цепочки фонарей, каждый из которых был не больше спичечной головки. Вот так бы лететь и лететь всю жизнь… Бом! Это прозвенел последний удар. Кто-то настойчиво теребил мою коленку. Я открыла глаза. Мохнатая собачья морда лукаво смотрела на меня из-под стола. Люся была права: самое желанное я сегодня уже получила. Остальное тоже обязательно когда-нибудь исполнится. А сейчас — время веселиться. У нас же сегодня двойной праздник!

Наевшись до отвала, публика потребовала зрелищ, и мы перешли к культурной части программы. Сначала в порядке старшинства с сольным номером выступила бабушка, которая, накрутив на себя занавеску, с большим чувством исполнила песню «В моей душе покоя нет». Когда на словах «Могу весь мир я обойти, чтобы найти кого-то» голос нашей железной бабушки дрогнул, все мы понимающе переглянулись и с нежностью посмотрели на энергично чешущую ухо Люсю. После того как смолкли аплодисменты бабушке, Фуфа с тетей Симой показали номер под названием «Акробатический этюд». Суть номера заключалась в том, что Фуфа ловила и ела бросаемые ей сушки. Дело на первый взгляд нехитрое. Но для Фуфы это был уже определенный прогресс. Мы громко аплодировали и несколько раз вызывали артистов на бис. Так что сушек в тот вечер Фуфа наелась сполна. После акробатического этюда папа показывал фокусы с картами. Потом мама загадывала шарады. Завершающим номером программы, ясное дело, шли мы с Люсей. Наш номер с гаданием получил приз зрительских симпатий и вызвал настоящую овацию. От пророчицы-Люси каждому досталась бумажка с предсказанием на новый год. Мой рунический текст гласил: «Ваша заветная мечта осуществится, но для ее реализации Вам потребуется смелость тигра, мудрость змеи, зоркость орла и сила слона. Оглянитесь вокруг: Ваши друзья все это имеют. И совсем не обязательно прошибать лбом стены в одиночку». Тете Симе выпало романтическое путешествие, папе год обещал много приятных сюрпризов и повышение по службе, маме — душевную гармонию, бабушке же Дед Мороз настоятельно рекомендовал заняться нумизматикой и восточными единоборствами. Пророчица-Люся в обиде тоже не осталась, получив от каждого что-нибудь вкусненькое.

Когда праздник был завершен, и все, десять раз пожелав друг другу доброй ночи, наконец отправились спать, я тихонько выглянула в коридор и поманила Люсю пальцем. Она встрепенулась и насторожила уши. Спать в моей комнате ей не разрешалось. Тем более на кровати. Но ведь сегодня особый день, сегодня Люсе можно все. Я погладила ее по кудрявой морде и прижала к себе. Люся добродушно заворчала, устраиваясь поудобнее. Бок у нее был теплый, мягкий и лохматый.

— Знаешь, Люся… Давай с тобой больше никогда не расставаться.

В знак согласия Люся размашисто лизнула меня в подбородок. Ее большие темные глаза блеснули ласково и влажно. Спустя минуту она уже сладко посапывала, растянувшись рядом со мной на одеяле.