Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

Про то, как я стала бродячей

Нет никаких сомнений: Фуфа скандалистка от природы. И воспитание тут ни при чем. Натур, невосприимчивых к культуре, воспитывать бесполезно. В нашем дворе это знают все. Но тетя Сима живет не в нашем дворе и даже не в соседнем. Она живет где-то далеко, и у них там, наверное, нет футбольной площадки. И тете Симе не с кем поиграть в догонялки. Оттого, вероятно, она и завела себе Фуфу, — без большой беды такое не заводят. А теперь всем рассказывает, что Фуфа завелась у нее сама. Но Фуфа ведь не моль и не блоха. Как она могла сама завестись? Она такая огромная, больше тети Симы… Не хотела бы я жить в их дворе. Ведь и ежику понятно, что если у Фуфы плохое настроение, а плохое настроение у нее круглый год, лучше держаться от нее подальше. Я бы на месте тети Симы все же поменяла бы Фуфу на что-нибудь менее зловредное. Хотя бы на пылесос. Шума столько же, зато хлопот гораздо меньше.

Когда Фуфин пушистый розовый коврик был извлечен из шуршащего пакета и торжественно водружен рядом с моим видавшим виды пледом, а Фуфа, вразвалку прошествовав из кухни, нахально растянулась на нем во весь коридор, я только взглянула на ее осклабленную пасть и вдруг бесповоротно решила: «Нет, дудки, так дело не пойдет!». Ведь действительно, — размышляла я, демонстративно отвернувшись к стенке, — когда перед тобой открыт весь мир, разве не верх глупости покорно прозябать именно в том его уголке, который выбрала для себя Фуфа, это живое оскорбление собачьему роду? Фуфа! Одно имя чего стоит. Вот уже битый час она возится на своем коврике, чешется, клацает зубами, ловит блох и беспрестанно пукает, словно ее весь вечер кормили горохом. Нет, уж лучше я стану бездомной, буду ходить по помойкам, кататься в трамваях и спать прямо на снегу под открытым небом. Морозов я не боюсь, а помойки с детства обожаю. Возможно, на воле меня ждут лишения и опасности. Но зато там мне уж точно не подложат под бок такую свинью, как эта Фуфа. Если моим хозяевам Фуфа дороже родной собаки, пусть остаются с ней. А я не пропаду.

Мир за пределами нашей квартиры с каждой минутой нравился мне все больше и больше. Сугробы, деревья, собачьи следы, косточки на помойке. А разве не счастливчик наш дворовый пес Рыжик, работающий сторожем на стройке? Бегай себе вдоль забора и тявкай на прохожих в свое удовольствие — вот и вся работа. А сколько на улице магазинов, мясных ларьков, шашлычных… Тетки с полными авоськами снуют. А в авоськах у них колбаса, сардельки, сосиски, окорочка, ребрышки там всякие…

Уткнувшись в стенку и крепко зажмурив глаза, я старалась думать только о хорошем. Мимо меня на всех парах неслись связки сарделек, тетки с авоськами, пес Рыжик, дворничиха с лопатой и тетя Сима верхом на пылесосе. Потом все смешалось в какой-то невообразимый шерстяной клубок и из него высунулась нахальная Фуфина морда с мячиком в зубах. Морда улыбалась, и улыбка эта не предвещала мне ничего хорошего. Я оглянулась вокруг. Челочки рядом не было.

— Ну фто, фмакодяфка, мало дошталош? Могу довавить! — прошепелявила Фуфа, не выпуская мячика из пасти. И угрожающе зарычала. Дальше я помню только летящий из-под лап снег, визг, лязг зубов у самого моего уха и страшную тяжесть, вдруг впечатавшую меня в сугроб…

Проснулась я от странного звука. Вокруг стояла непроглядная тьма. В квартире все еще спали. Не спала только Фуфа. Не умолкая ни на минуту, она жалобно пищала и скреблась в своем углу, упорно требуя утренней прогулки. Наконец в гостиной заскрипел диван и из дверей, шаркая мамиными шлепанцами, показалась всклокоченная тетя Сима. «Ругаться будет», — подумала я и на всякий случай зажмурила глаза.

— Ах ты моя хорошая, доченька моя родная, соскучилась, да? Сейчас, сейчас пойдем. Вот только мамочка оденется, — как ни в чем не бывало защебетала тетя Сима, натягивая брюки, куртку и сапоги.

Затем, взяв Фуфу за ошейник, она повернулась ко мне и неожиданно скомандовала:

— Люся, гулять!

От возмущения я чуть не тявкнула во весь голос. В такую рань?! Да еще и без завтрака?! Нет, это ни на что не похоже. Так надо мной еще никогда не издевались.

Пререкаться и качать права я, конечно, не стала. Но и радости особой по поводу намечающейся прогулки не выказала. Потянулась, встряхнулась, зевнула, вздохнула и обреченно подставила шею.

Лифт, как водится, не работал. Пришлось спускаться с шестого этажа пешком. Во дворе было пусто, холодно и темно. Пахло сыростью и вчерашними окурками. От резкого порыва ветра в кустах затрепыхался бумажный пакет. Фуфа вздрогнула и отпрянула назад, так вжавшись в ноги тети Симы, что та, вскинув руки, с размаху села в сугроб. Шерсть на Фуфином загривке стояла дыбом.

— Что ты, Фуфочка, не бойся. Мамочка не даст тебя в обиду, — уговаривала Фуфу тетя Сима, энергично барахтаясь в мокром, грязном, с пятнами бензина сугробе. Нет, я, конечно, тоже люблю поваляться в снегу. Но почему тетя Сима выбрала для этого самый неподходящий сугроб в округе, для меня так и осталось загадкой.

Быстренько сделав свои собачьи дела, Фуфа развернулась и, с опаской поглядывая по сторонам, недвусмысленно потянула к подъезду. Но у тети Симы было собственное представление о том, какой должна быть собачья прогулка. Повинуясь мановенью ее руки, мы покорно потрусили к футбольной площадке.

— А теперь мы с вами поиграем в догонялки, — объявила тетя Сима и радостно захлопала в ладоши.

Фуфа вяло махнула хвостом и с тоской посмотрела на меня. Играть в догонялки ей явно не хотелось.

— Ну что же вы? Скорей! Бегите сюда! — кричала тетя Сима, призывно размахивая палочкой уже на другом конце площадки.

Фуфа повела носом, мотнула головой и принялась усердно вылизывать переднюю лапу. Что мне оставалось делать? Не бросать же тетю Симу на произвол судьбы. Она ведь не виновата, что ее Фуфа не умеет ни дружить, ни играть, ни радоваться. Вдоволь набегавшись и напрыгавшись со мной, тетя Сима выдала нам с Фуфой по сухарику и наконец повела домой.

Я бежала по дорожке, неся в зубах ивовый прутик — свой честно завоеванный трофей. Над моей головой кружились легкие шерстяные снежинки, а дома ждала вкусная гречневая каша. Жизнь казалась почти сказкой… И тут я вдруг почувствовала сильный толчок. Фуфины зубы лязгнули у самой моей морды. Вцепившись в прутик с другого конца, Фуфа отчаянно замотала головой, пытаясь отнять мою добычу.

— Ну фто, фмакодяфка, мало дошталош? Могу довавить! — прорычала Фуфа, не разжимая зубов.

Сон начинал сбываться. «Ну уж нет. Плясать под дудку Фуфы? Не дождетесь!» — решила я и со всех лап рванула наискосок через двор. Выскочив из подворотни на улицу, я оглянулась. Ни Фуфы, ни тети Симы не было видно. «Урра!!! Свобода!» — радостно запрыгала я, едва не взлетая от восторга.

Вот здоррово! Я могу теперь делать все что захочу! Могу хоть целый день с мальчишками играть в футбол, или бегать с дворовыми собаками, или просто шляться по улицам, кататься с горок и отковыривать прилепленную к скамейкам жевачку. И все селедочные головы из всех окрестных помоек теперь мои! И косточки сахарные, и шкурки от сарделек! И больше не нужно мыть лапы после прогулки, а после еды вытирать морду. Кррасота! Ррраздолье! Скачи куда хочешь! Мы будем путешествовать с Челочкой из города в город, из страны в страну, будем выступать с разными цирковыми номерами, показывать фокусы и веселить ребятишек. Мы объедем весь мир и однажды доберемся до Африки… Стоп! Только как же Челочка узнает, где меня искать? Из-за этой Фуфы я чуть не забыла о главном. Надо оставить записку. Пожалуй, так: «Челочка! Жду тебя на старой квартире. Приходи с блинчиками. Твоя Люся». Аккуратно выведя на снегу последнее слово, я на всякий случай приписала сверху: «Просьба не переписывать!». Ну, кажется, все, мосты сожжены, послание надежно впечатано в снег, можно двигаться в путь.

Первый же подкативший к остановке трамвай широко распахнул передо мной двери. Я приветливо вильнула ему в ответ. Может, он отвезет меня на старую квартиру? Там тоже была остановка, а еще магазин и пруд. И главное, там никогда не было Фуфы… «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…» Названия я не расслышала. Но разве не все равно, в какую сторону ехать? Ведь в созвездии Гончих Псов все звезды счастливые, и каждый трамвай в конце концов обязательно привезет вас к дому…

Вагон громыхал по рельсам, точно пустая консервная банка. За окном мелькали тени деревьев, цепочки фонарей, разноцветные квадратики окон. Город потихоньку просыпался, встряхивался ото сна, жмурился, ежился и отчаянно зевал. Зевали куда-то спозаранку спешащие прохожие, зевала бабушка с набитой сумкой, и бородатый дед, и девочка в клетчатом пальто, даже воробей на ветке, и тот зевал. Зевала и толстая тетка-кондукторша, время от времени бросавшая на меня сердитые взгляды. Интересно, хватились меня уже или нет? И проснулась ли Челочка? И с чем сегодня будут давать кашу: со вчерашними котлетами или с куриной подливкой? С котлетами, конечно, вкуснее. Только их, наверное, вчера слопала Фуфа. Ой, до чего же есть хочется…

Облизнувшись и сглотнув слюну, я вопросительно посмотрела на кондукторшу. Может, чем-нибудь угостит? Нет, непохоже. На всякий случай придвигаюсь поближе и начинаю со значением вилять хвостом.

— Ты чей же такой будешь? Сбежал, небось? Или потерялся? Смотри-ка ты, в ошейнике, — участливо качает головой кондукторша.

И вовсе она не сердитая. Может быть, даже наоборот, очень добрая. И сумка у нее пахнет колбасой. Докторской. Нет, пожалуй, даже телячьей.

«Тетенька, же не манж па си жур. Дай колбаски, не будь жадиной», — вежливо прошу я, глядя на кондукторшу с самой что ни на есть собачьей преданностью.

— Жрать, видно, хочешь? Все вы жрать горазды. Работать только никто не хочет. Ну, чего уставился?

Приняв последнюю фразу за приглашение, радостно кладу морду на круглые теткины коленки.

— Ой! Ты что, совсем ошалел?! Фу! Фу! Ишь, чего выдумал! — взвизгнула вдруг кондукторша не своим голосом и попыталась отпихнуть меня сапогом. — Пошел, пошел отсюда! Проходу от вас, кобелей, нет! Ишь, моду взяли в трамваях задаром ездить! Зайцы хвостатые!

Историю про зайцев, видимо на зиму тоже перебирающихся с дачи в город, я так и не узнала, посчитав благоразумным, как только в очередной раз открылись двери, спешно ретироваться из вагона.

На остановке никого не было. Возле урны валялся пустой пакетик из-под чипсов и пара окурков. Снег вокруг был примят елочками здоровенных рифленых подошв. Следы обрывались у самых рельсов. Там же трепыхался на ветру клочок газеты, едва уловимо пахнущий курицей. Так пахнут газеты, читаемые за ужином. Я лично больше люблю обеденные, от тех запах гуще. Пробежав обратно по цепочке следов, я сунула нос в пакетик из-под чипсов. Нет, ничего не осталось. «Ну и аппетит у этого куроеда!» — возмущалась я, стаскивая лапами пакет с морды. — «Где бы здесь все-таки чем-нибудь перекусить?»

Так и есть, говорила же, что трамвай довезет меня куда надо. Пейзаж был мне явно знакомым. Высотные дома, ларек на углу, лавочка и пара чахлых деревьев в сквере напротив. Отсюда до старой квартиры рукой подать. Вернее — лапой. Оглянуться не у спею, как уже буду на месте. Но сначала неплохо бы перекусить.

А вот, кажется, и то, что мне нужно. Принюхавшись, я уловила отчетливый запах съестного. Наискосок через дорогу ласково благоухал всевозможными мясными соблазнами новенький продуктовый супермаркет. Широко разинув свою беззубую пасть, он то и дело заглатывал спешащих к нему со всех сторон любителей основательно подкрепиться. Спустя некоторое время они вываливались из него увешанные множеством сумок, пакетов и пакетиков, источающих умопомрачительные ароматы. Удачно заняв позицию у самых дверей, я ожидала подходящего случая с кем-нибудь поближе познакомиться.

Ждать мне долго не пришлось. Дверь распахнулась, и из магазина вышел огромный мужик, прижимавший к груди пакет с сосисками. Учуяв знакомый запах, я радостно запрыгала вокруг владельца пакета.

— Наконец-то! — увидев меня, расплылся в улыбке великан. — Хоть кто-то мне обрадовался. Поверишь ли, уже неделю сплошные неприятности. Ну теперь-то все наладится, псина. Печенкой чую, ты мне добрый знак. Будешь добрым знаком, а, кудрявая?

Против того, чтобы быть добрым знаком, я не возражала. Тем более что растроганный мужик уже лез в пакет за сосиской:

— Хочешь?

Он еще спрашивает! От голода первую сосиску я проглотила даже не распробовав. Зато вторая показалась мне божественно вкусной. Я нетерпеливо запрыгала в ожидании третьей.

— Эй, эй, притормози, эдак меня домой не пустят, — засмеялся мой новый знакомый.

«Ну что ж, раз такое дело, ладно», — я понимающе вздохнула и села. А мужик потрепал меня по голове, и, махнув на прощание рукой, косолапо потопал к ближайшему дому. Я смотрела вслед великану и, дружелюбно виляя хвостом, думала: пусть у него и вправду все наладится. Так оно, скорее всего, и случилось. Потому что неприятности тут же перекинулись на меня.

Они появились почти сразу. Их было трое. Здоровенный кудлатый пес, похожий то ли на кавказца, то ли на московскую сторожевую, тощая криволапая собачонка грязно-бурого цвета с лисьей мордочкой и маленькими злыми глазками, и, наконец, коренастый мрачного вида бобик, тут же демонстративно задравший лапу прямо перед моим носом. «Кажется, влипла», — пронеслось у меня в голове. Но отступать было поздно.

— Сосиски, значит, хаваем? Ну, ну… Ты откуда взялась? Кто такая? — грозно прорычал Кавказец, смерив меня недобрым взглядом.

— Я Люся с проспекта Просвещения. Эрделька. Окрас чепрачный. Мама — Ялли, папа — Зерик, — бойко отрапортовала я.

— Зерик? — подозрительно переспросил коренастый бобик. — То-то я смотрю, ты у нас такая кучерявая.

— Нечего с ней лясы точить. Гони, гони ее! Она не с нашего двора! Она приблудная! — пропищала Лисья Морда, высунувшись из-за спины Кавказца.

— Почему приблудная? Нет, я хозяйская. У меня и ошейник имеется, — обиделась я.

— Вот и отлично. Шуруй домой, пока мы тебе уши не надрали, — процедил сквозь зубы Кавказец. — Здесь наша территория.

— Ваша территория? Так ведь еды здесь на всех хватит. И потом в компании всегда веселее, — возразила я, все еще надеясь на благополучный исход.

— Переделу собственности — не бывать! Гони, гони ее! — истошно визжала Лисья Морда.

— Слушай, ты, Зериковна, сарделька черпачная, вали на родину, пока мы тебе перманент не попортили, — осклабился лысый бобик, похоже так и не могший простить мне моих кудряшек. Шерсть на его загривке встала дыбом.

— Что ж, хорошо, тогда пеняйте на себя, — спокойно ответила я и подумала, что, пожалуй, самое время уносить ноги.

Отступив назад, я громко зарычала, всем своим видом давая понять, что со мной шутки плохи. Пока мои противники щетинились и обнажали клыки в ответ, я, не дожидаясь, когда мне вцепятся в глотку, одним прыжком перемахнула через парапет и рванула что есть мочи прямо по проезжей части. Только пятки засверкали. Все трое с лаем бросились за мной. «Ату! Хватай ее, хватай!» — слышала я за спиной их визгливый лай. В хвост мне дышал Кавказец, а Бобик так и норовил тяпнуть за ляжку. Но ведь недаром мой дед был прославленным охотником. Ловкость и смекалка у меня в крови. Свернув во дворы, я принялась петлять не хуже зайца, и скоро мои преследователи отстали. Не чуя больше за собой погони, я остановилась. Уф… Кажется, пронесло. Хорошо, что я быстро бегаю. А то остался бы от меня один ошейник. И что за нравы в этом квартале? Вот где «Улицы разбитых фонарей» надо снимать… Ладно, сейчас немного отдышусь и пойду дальше искать приключений на свою задницу. Так про меня всегда папа говорит. И он, наверное, прав. Приключения я всегда найти сумею. Ну-ка, ну-ка… Что это?

Посреди двора, у детской горки стоял малыш. В одной руке он держал пластмассовую лопатку, в другой — надкусанное печенье. И время от времени шмыгал носом, растерянно озираясь по сторонам. «Такой маленький, а тоже бродяжничает», — подумала я. Может, его кто обидел? Или лапы замерзли? А может, он просто потерялся?

Я подбежала к малышу и приветливо завиляла хвостом. Он тут же перестал плакать и вытаращил на меня испуганные глаза.

— Ой! Собачка…

Тихонько повизгивая и не переставая вилять хвостом, я деликатно потянулась к печенью.

— Ты ведь не кусаешься, правда? — пролепетал малыш, с опаской протягивая мне заветный крекер. Обнаружив мой интерес к печенью, он заметно оживился.

— У меня еще есть. Хочешь?

— Гав! — радостно ответила я и ткнулась носом в его ладонь.

— Ты хорошая собачка. Давай с тобой дружить, — предложил малыш.

Я лизнула его в нос. Нос был холодным и мокрым. «Значит, здоров», — успокоилась я и захрустела следующей печениной.

Когда с продовольственными запасами было покончено, малыш обнял меня за шею и, вздохнув, поделился своим горем:

— Знаешь, собачка, а я потерялся… Мне бабушка велела ждать у магазина. Я ждал, ждал… и потерялся. Бабушка, наверное, расстроится, ругаться будет.

Мальчуган погладил меня по макушке, задумчиво поковырял пальцем дырочки в ошейнике, и вдруг глаза его просияли.

— Ты кино про Мухтара смотрела? — спросил он и выжидающе посмотрел на меня. — Ты ведь умная. Ты сможешь. Ну пожалуйста, помоги мне найти бабушку, — уговаривал меня он, прилаживая к моему ошейнику свою набрякшую снегом рукавичку.

Я, конечно, умная, и кино про Мухтара смотрела. Но бабушки поблизости не наблюдалось. И тут я вспомнила, как однажды мы с Челочкой выбирались из леса по собственным следам.

— Гав! — успокоила я малыша и приступила к сложному расследованию.

Дело было крайне запутанным. Здесь не то что Мухтар, здесь и Шерлок бы сломал голову. Вы ведь знаете Шерлока? Нет, не Холмса, другого Шерлока, здоровенного овчара с нашего двора. Мы с ним большие приятели. Раньше они с дядей Васей охраняли гаражи, а теперь оба вышли на пенсию. Но все равно такого замечательного носа, как у нашего Шерлока, нет ни у кого. Эх, жалко, что за ним не сгоняешь. Он бы мне точно помог. Ну ничего, попробуем сами.

Довольно долго мне пришлось кружить по детской площадке, трижды оббегать горку, влезать на бревно, огибать с двух сторон качели, пока наконец следы детских ботинок не вывели меня на улицу. Отыскивать нужный запах стало гораздо труднее. Пробежав мимо какого-то парка, потом вдоль гаражей, миновав два высотных дома, я свернула за угол и остановилась у стеклянной двери. Здесь след опять припустил петлять на месте. Вдобавок поверх него сердито топтались старые скособоченные ботинки с облупившимися носами. Их обладательница, румяная, весьма внушительных габаритов тетка, зычным голосом выкрикивала нараспев:

— Ваня-а! Ваня-а!

Итак, главная часть оперативной задачи была выполнена. Бесхозную бабушку обнаружить мне удалось. Теперь предстояло в целости и сохранности вручить ее внуку.

— Гав! Гав! — просигналила я, вежливо приглашая бабушку следовать за мной.

Бабушка и ухом не повела в мою сторону.

— Ваня-а-а! Ваня-а-а! — продолжала надрываться она.

«Нет, так дело не пойдет. Придется сменить тактику», — решила я и аккуратно потянула тетку за рукав.

— Ты что делаешь?! Кусаться вздумала! — завопила она, но тут же осеклась, заметив болтающуюся у меня на ошейнике Внукову рукавицу.

— Ванечка! Что с ним? Где он? Ты знаешь, да? Ах ты моя умница, славная собачка, ты ведь отведешь меня к нему, правда?

Вернуться назад по собственным следам не составило для меня никакого труда. Очень скоро мы уже влетали в нужный нам двор: я впереди, бабушка, пыхтя и отдуваясь, — следом. Без взбучки, конечно, не обошлось. Но все равно все были счастливы. Особенно бабушка. На радостях она даже поцеловала меня прямо в морду и в знак благодарности угостила шпикачками. И бабушка, и внук мне очень понравились. И я уже совсем было решила стаять на время их собакой, как вдруг на той стороне улицы заметила знакомую мне лохматую ушанку. Челочка! От радости у меня перехватило дыхание. Забыв обо всем, я стремглав бросилась через дорогу. Челочка! Или не Челочка, а просто шапка похожа? Дико завизжали тормоза, что-то сильно ударило меня в бок, подбросило и, перекувырнувшись через голову, я шмякнулась со всего маху мордой об асфальт.