Маэстро Воробышек

ПЕЧАЛЬНАЯ УЧАСТЬ ПОЭТА

Резкая, взбалмошная… С такими или примерно с такими эпитетами связывалось всегда имя Лены. Нет, конечно, все знали, что она хороший, отзывчивый товарищ, любое комсомольское поручение она выполняла не просто, а со всем жаром своего сердца. Но никому из ее школьных друзей даже в голову не могло прийти, что эту крикунью Ленку так скоро посетит такое нежное и вдохновенное чувство, каким считается любовь.

Да, Ленка влюбилась. А сейчас, когда с любимым стряслась такая большая неприятность, к любви прибавилась еще материнская нежность, которая удесятерила это, пусть и неразделенное чувство.

Весь вечер, что бы она ни делала, ее преследовала мысль о несчастной участи, которая ждет доктора. Она повторяла его стихи: «Что сказать про эти щи? Вкуса в них ты не ищи!», «Никуда не годятся биточки! Нельзя подавать их, и точка!»… И точка… Ну, что из того, что в журнале, в котором всегда такие сухие, бездушные, ничего не говорящие ни уму ни сердцу записи, появилось несколько поэтических строчек?! И вот за это на него теперь может обрушиться какая-то комиссия…

Легла спать она взбудораженная. Конечно, ей предстояла тревожная бессонная ночь. Об, этом она знала из художественной литературы, у того же Пушкина, например, бедная Татьяна не спала всю ночь, писала письмо Онегину. Вначале Лену мучили обрывки стихов о котлетах и компотах, но уже через пятнадцать минут она провалилась куда-то в бездну, в небытие. И только среди ночи почувствовала, что кто-то толкает ее в бок и услыхала чей-то сердитый голос: «Ленка, не сопи ты, черт!» Но потом снова все заволокло туманом.

Утром она не могла никак понять, как это случилось, что проспала всю ночь и даже во сне не видела доктора, стреляющегося на дуэли поочередно со всеми членами комиссии. «Значит, любовь моя еще не так сильна, — решила она самокритично. — Любовь и сон несовместимы». — Она осмотрела подушку — нет ли на ней следов пролитых слез. Слез не было.

Это расстроило Лену, но ненадолго. Начинался день, начинались заботы и волнения, которые сразу же отодвинули на задний план все ее переживания. Ведь трудно быть членом совета лагеря и одновременно — влюбленной!

Еще до зарядки, из сводки погоды, которая передавалась по радио, Лена узнала, что предполагается дождь с грозой и ветром. Значит, отменят тренировки, значит, придется отсиживаться по палаткам, значит, надо продумать и подготовить мероприятия, чтобы ребята не скучали.

Делая подскоки и приседания, Лена намечала план действий: Нонне она поручит организовать громкое чтение, сама проведет беседу о дисциплине — это никогда не помешает, а Виктора попросит собрать ребят и потолковать с ними о музыке… Одна девочка, тренируясь на воде, сломала весло. Надо выяснить причину, определить стоимость ущерба, составить акт. А самое главное, надо было срочно подобрать новое весло, ведь соревнования были на носу, а хорошее весло, как известно, не последнее условие для завоевания победы.

На возню с веслами ушло много времени, и Лене пришлось нарушить режим своих тренировок. Но когда она села, наконец, в лодку и сделала два-три гребка, все сразу забылось, все мысли устремились к одному — правильно грести, правильно держать ноги…

Обед еще с утра решили устроить в закрытом помещении. Но, вопреки прогнозам, солнце на безоблачном небе пекло нещадно, и пришлось выносить столы и скамейки снова на свежий воздух. Из-за этого опоздали с началом обеда, суп оказался холодным, а котлеты пережаренными.

После обеда Лена вздохнула свободнее. Она даже полежала у себя в палатке вместе со всеми. А потом снова начались заботы — надо было с Ирочкой, самой маленькой девочкой среди ее гребцов, но зато самой способной, отработать кое-какие движения. И она ушла с ней на реку и не видела, как пришли в лагерь представители ремесленников — Костя и Миша и с ними еще какой-то мальчик.

Они могли бы, собственно, и не приходить сюда сегодня. Как будто уже все спорные и бесспорные вопросы были решены, обо всем договорились. Но Игорь, так звали нового мальчика, был бегуном как раз на те же средние дистанции, на какие бегал Николай. Он недавно приехал в лагерь, узнал, с каким сильным спортсменом ему предстоит соревноваться, и захотел познакомиться с ним.

Николая они нашли у себя в палатке. Он положил на стул свой чемодан, все вещи выбросил на кровать и сейчас аккуратно складывал их снова. На табуретке сидел Олег.

— Здорово! — сказал Николай, увидев входивших в палатку гостей.

— Здорово, — ответил Костя. — Вот познакомься — это Игорь, будет с тобой бежать.

— А-а, — протянул Николай, сворачивая полотенце и укладывая его в чемодан. — Вот, уборочкой занимаюсь.

Олег встал.

— Садитесь, ребята. Двое на одну табуретку, места больше нет.

Костя осмотрелся вокруг.

— А девчонки ваши в другой палатке?

— Нет, вместе с нами, — рассмеялся Олег.

— Ей-богу, кроме девчонок, у него в голове ничего нет, — сердито произнес Миша.

— Слушай, Николай, — проговорил Игорь, — может, вместе побегаем?.. Нет, не сегодня, а как-нибудь поближе к соревнованиям. Как ты на этот счет?

— С тобой побегать? Я не против этого. Даже очень будет подходяще…

— Давай, договоримся насчет дня. Как по-твоему?

Николай подумал, потом неторопливо проговорил:

— Видишь ли, сейчас трудно сказать, когда… Я лучше сам приду к вам, тогда договоримся.

— Можно и так. А то я как узнал, что ты здесь, в лагере, у меня поджилки затряслись.

— И я говорю, — вмешался Миша, — мы бы наверняка выиграли, если бы тебя не было в команде.

— Кроме него, у нас есть сильные ребята, — обиженно сказал Олег.

— Конечно, есть, — словно обрадовавшись, подтвердил Николай.

— А я испугался, когда увидел чемодан, — улыбнулся Игорь. — Думаю, уезжает из лагеря мой соперник.

— Ты должен был бы обрадоваться тогда, — рассмеялся Олег.

— Чего же радоваться? — серьезно ответил Игорь. — Соревноваться хочется с сильным противником.

— Никуда я не уеду, понятно, — вдруг рассердился Николай. — Говорю тебе, уборка.

— А где у вас та, горластая? — спросил, снова зачем-то осмотрев палатку, Костя.

— Это ты про Ленку? — догадался Олег. — На реке она, наверное.

— Я тогда пройду к реке, — сказал через минуту Костя. — Может, искупаюсь.

Лену он встретил, не доходя до реки.

— Здравствуйте, — сказал Костя.

— Здравствуй, — ответила Лена. И, помолчав, спросила: — Ну как, Костя, готовитесь?

— Готовимся. А вы?

— И мы. Хотим набить вам по первое число.

Они шли по дорожке, мимо клумб с цветами.

— У вас тут сплошная поэзия, — сказал Костя.

Лена сразу же вспомнила о неприятностях доктора. И почувствовала, что больше не в силах беспечно прогуливаться по дорожкам с каким-то чужим мальчишкой, что сейчас же должна быть там, где он, что никогда не простит себе, если в ее отсутствие там, в больнице, что-нибудь случится. И она поспешно сказала:

— Ты меня прости, Костя, мне надо по делу…

Она побежала к себе в палатку и схватила на всякий случай плащ, хотя солнце по-прежнему ярко светило.

Через час Лена подходила к больнице. С разбегу влетела во двор и опустилась на ближайшую скамейку. Запал ее куда-то сразу улетучился, и она вдруг протрезвела. В самом деле, явится она к этим строгим седобородым и седоволосым людям и скажет им… Что скажет? И кто она такая, чтобы вообще что-то им говорить? Сестра, жена доктора или невеста? Хорошая знакомая? Но она ведь даже не хорошая знакомая. При этой мысли ее сердце сжалось, но она поспешила отогнать ее прочь.

Больные прохаживались по дорожкам, сидели на скамейках, некоторые просто лежали на траве. Мимо няня провезла в коляске пожилого мужчину. Лена подумала, что, наверное, он совсем еще недавно был при смерти, а вот доктор вылечил его, и теперь он опять может любоваться солнцем, деревьями, общаться с людьми. И, конечно, скоро встанет с коляски и пойдет на работу. Она с особенной теплотой подумала сейчас о своем докторе.

Лена быстро встала со скамьи и направилась к видневшемуся за деревьями больничному корпусу. Она сейчас же должна найти доктора и вселить в него уверенность в свои силы, в свою правоту, возбудить в нем желание добиваться справедливости, бороться.

Доктора она встретила в коридоре второго этажа, когда тот выходил из палаты.

— Лена, вы? — остановился он в изумлении. — Заболели?

— Нет, — ответила девушка, стараясь не обнаружить своего волнения. — Я здорова.

Они прошли в кабинет. Дмитрий Иванович предложил Лене сесть. Потом убрал со стола в шкаф аппарат для измерения давления крови.

— Зачем пожаловали? — профессиональным тоном начал он.

— Дмитрий Иванович, — совсем не в тон ему проникновенно сказала Лена, — я знаю, у вас сегодня комиссия.

— Да, гуляют сейчас во дворе, знакомятся с хозяйством, с больными.

— Я пришла, чтобы сказать вам, — голос ее дрогнул, — что надо… Мужество…

— Одну минутку, — прервал ее Дмитрий Иванович, подошел к шкафу и налил из пузырька в рюмку каких-то капель. — Выпейте это.

Лена безропотно выпила. В комнате остро запахло валерианкой.

— Надо, Дмитрий Иванович, взять себя в руки и драться. Я специально пришла. Как можно допускать, чтобы какие-то несведущие в поэзии люди… — Она продекламировала: — Что сказать про этот борщ? Вкуса в нем ты не ищи…

— Щи, а не борщ, — мягко поправил Дмитрий Иванович.

— Я волнуюсь, поэтому забыла… — Она оправдывалась так, будто бы перепутала слова в стихотворении Пушкина. — Но вы должны мне пообещать… Скажите, что вы будете держаться до последнего, как держатся настоящие спортсмены.

— Я не спортсмен, — улыбнулся Дмитрий Иванович.

— Будете им! Я помогу вам. Вы будете у меня лучшим загребным, я уж постараюсь. Но держаться вы должны уже сейчас…

Дмитрий Иванович смотрел на бледную от волнения девушку и уже не видел ее больших красных рук, ее крупного лица, которое так не понравилось ему при первой встрече. А это новое выражение глаз — в них было такое теплое душевное участие. Да, вся она словно преобразилась. Он взял девушку за руку, и в этом его движении уже ничего не оставалось от того типичного профессионального, что было в нем только что.

— Леночка, успокойтесь. Леночка, право же…

Она вскочила.

— Нет, я вижу, что вы не сумеете. Вы говорите, они во дворе? Я пойду к ним и все скажу.

— Пойдете к ним? Они же с вами не станут говорить.

— Станут! Я им скажу, что я комсомолка, что я не могу, не имею права равнодушно смотреть на несправедливость. Я, Дима, найду, что сказать, поверьте мне.

По ее решительному виду Дмитрий Иванович понял, что она может выполнить все, что обещает. И это уже не на шутку испугало его.

— Леночка, я сделаю все-все, что вы хотите. Не волнуйтесь. И буду драться. Хотя уверен, что не придется. Это просто недоразумение. А теперь, — он посмотрел на часы, — вы меня простите, но у меня сейчас прием. Посидите во дворе, я скоро закончу.

Лена вышла во двор. После всего пережитого она чувствовала большой упадок сил. С трудом добралась до скамейки и опустилась на нее.

Так она просидела несколько минут, ничего, что делалось вокруг, не замечая. Рядом с ней сидела пожилая женщина в скромном темном платье. Лена искоса посмотрела на соседку — та спокойно, по-хозяйски, разглядывала проходящих мимо, посматривала по сторонам. А если… Вспомнились слова доктора о членах комиссии, которые сейчас находятся во дворе… Ну да, конечно, эта женщина — одна из инспекторов, обследующих больницу!.. Какой замечательный случай.

Лена уже начала обдумывать первую фразу, с которой обратится к соседке, но та неожиданно заговорила сама:

— Отчего ты такая грустная, девушка? Отчего такая печальная? Что за грусть-тоска мучает?

Это был вопрос, который как нельзя лучше давал нужное направление предстоящему разговору.

— Не за себя мучаюсь, из-за одного человека.

— Другую любит? — продолжала допытываться соседка. — Или какие-нибудь служебные неприятности?

— Да, служебные неприятности! — вырвалось у Лены, и она сразу же почувствовала облегчение от того, что все стало на место. О том, что он любит другую, Лена, конечно, умолчала.

— В этом я могу тебе помочь. Положись только на меня. Где он работает?

— Да тут же, в больнице. Доктором он здесь.

— Его зовут Дмитрий Иванович? — проницательно сказала женщина.

Теперь у Лены уже не было никаких сомнений, что рядом с ней сидит кто-то из комиссии. Надо только было найти наиболее убедительные, доходчивые слова.

— Поверьте мне, он сделал все из самых лучших побуждений. Важна ведь не форма, а содержание. По существу ведь там все правильно, а если изложено стихами… И наказывать человека за то, что он поэт…

Женщина удивленно уставилась на Лену.

— Что изложено стихами? Кто наказывает?

— Кто же? Облздравотдел…

— Хорошо, справимся и с облздравом, — уже не совсем уверенно произнесла женщина. — Дай руку.

Лена нерешительно протянула руку. Женщина взяла ее, повернула ладонью кверху, внимательно поглядела на нее.

— По линиям вижу, что помочь можно. Только надо, чтобы и ты захотела помочь ему.

Теперь пришла очередь удивляться Лене. Но все же она пробормотала:

— Я очень хочу помочь.

— Сегодня у нас какой день? Среда? Плохо… Ну да ничего, можно и в среду. Сегодня ровно в двенадцать часов ночи… У тебя есть что-нибудь ценное, чего не жалко для любимого?

— Ценное? — Возмущенная наглым вымогательством, Лена хотела уже как следует отчитать взяточницу, но тут же вспомнила, что от нее зависит судьба дорогого ей человека, и нетвердо сказала: — Есть часы, кофточка, туфли… Лакированные лодочки…

— Часы какие?

— Золотые женские.

— Вот и хорошо. Сделай так. Пусть твой доктор подержит эти часы в руках. Когда он будет держать их, ты про себя скажи: «Абратакмара дум». Потом эти часы дашь мне.

— А потом?

— А потом я буду ворожить. И сделаю так, что твоего Митю минуют все печали и горести. И любовь к тебе будет у него крепкая, как…

— Так вы?.. — ошалело проговорила Лена.

Женщина с опаской оглянулась по сторонам.

— Гадалка я, девушка… Из Москвы… Большая клиентура. Скольких я сделала счастливчиками, если бы ты знала.

От негодования Лена чуть не задохнулась.

— Да как вы смеете предлагать мне! Я комсомолка. И я не верю во все это. А вам стыдно! Занялись бы чем-нибудь путным, а то… Вот заявлю куда следует, тогда…

— Но, но, ты не очень, — угрожающе зашептала гадалка. — Никто не видел нас и не слышал, так что ты лучше помалкивай.

Она быстро встала со скамейки и, не оглядываясь, пошла в сторону больничного корпуса.

Лена осталась одна. Нет, это же возмутительно! Неужели у нее настолько несчастный вид, что гадалка увидела в ней свою жертву. У комсомолки, спортсменки.

К скамейке подошла другая женщина, но уже помоложе первой, на ней была темная узкая юбка и белая блузка. Лена подозрительно покосилась на незнакомку, решив после всего только что происшедшего ни с кем и ни в какие разговоры не вступать.

Женщина села, немного помолчала, потом сказала:

— Я тебя что-то прежде не видела в наших краях… Ты не здешняя?

— Не здешняя.

— Наверное, из лагеря?

— Да. Из спортивного. Греблей занимаюсь.

— В Бережках? Я давно уже хочу научиться правильно грести. Покажешь?

Быть неприветливой с человеком, который любит гребной спорт, Лена, конечно, не могла. И она охотно предложила:

— Приходите к нам в лагерь. Спросите Швырову Лену. Меня в лагере все знают.

Женщина внимательно посмотрела на Лешу и уже тише спросила:

— А ты зачем здесь? Погадать пришла? Неприятности какие-нибудь, да? А сколько она с тебя просила?

— Что вам от меня нужно? — вконец рассердившись, крикнула Лена. — Вы что, тоже гадалка? Дешевле берете?

— Пожалуй, что и гадалка, — ответила, улыбнувшись одними глазами, женщина. — Могла бы тебе многое предсказать и дешевле и вернее. Ну да уж в следующий раз. — Она поднялась. — Значит, Лена Швырова, говоришь? Встретимся обязательно.

Незнакомка ушла. Теперь Лене стало ясно, что здесь, в больничном дворе, орудует целая шайка наглых аферисток. И пользуются они людским горем, человеческими несчастьями, находят легковерных дурочек, водят их за нос. И никто не борется с этим злом…

Лена посмотрела на часы и тоже поднялась. Но не прошла и десятка шагов, как из-за кустов ее окликнул чей-то знакомый голос, чей — она сразу не узнала.

— Ленка! Подожди!

Кусты раздвинулись, и из-за них на дорожку вышли Виктор и Женя.

Этот день был поистине днем самых поразительных неожиданностей. И Лена удивленно воскликнула:

— Ребята! Вы что здесь делаете?

— Не кричи! — строго предупредил Виктор. — Все дело сорвешь.

— Мы здесь в засаде, — с таинственным видом прошептала Женя. — Ты знаешь, с кем ты только что сидела?

— Знаю. С гадалкой.

— Вот видишь, Витя, эта — тоже гадалка. Я так и думала, — сказала Женя.

— Слушай, Швырок, — все так же тихо продолжал Виктор. — Я не буду подробно сейчас рассказывать, как-нибудь потом. Мы напали на след крупной организации гадалок. Они не только гадают, но и обирают всяких…

— Они и мне предлагали погадать, — перебила его Лена, — а я пригрозила им милицией… А вообще, почему бы в самом деле не задержать их и не сдать сейчас же в милицию? За такие дела их по головке не погладят.

— Нельзя, — возразил Виктор. — Мы сегодня проследим, где они живут, тогда заявим. А у меня с той, постарше которая, особые счеты. Она мой личный враг.

— Уходит! — воскликнула Лена. — Твоя, Витенька, уходит.

— Пошли! — скомандовал Виктор. Он чувствовал себя сейчас по меньшей мере командиром разведывательного подразделения. — Только — полная осторожность!

— А другая? — напомнила Женя.

Виктор осмотрелся по сторонам — другой нигде не было видно. И он решил:

— Она нам не так важна. Пошли за этой!

— И я с вами, хорошо? — остановила его Лена.

— Давай.

Они выждали, пока гадалка скрылась за воротами больницы, затем последовали на почтительном расстоянии за ней. У самых ворот Лена остановилась.

— Витька, я сейчас.

Она бросилась обратно во двор, где, посреди окруживших его больных, стоял Дмитрий Иванович. Что-то спросила его и, радостная, сияющая прибежала назад.

— Слушай, Витька, ты не очень рассердишься на меня.

— Что такое? — нетерпеливо произнес мальчик.

— Я еще задержусь… У меня здесь дело, важное дело.

— Оставайся, — разрешил Виктор. — Скорее, Женя!

Там, где кончалась больничная ограда, улица переходила в шоссе. Женщина уже скрылась где-то за поворотом, надо было торопиться.

За ближайшим холмом раздался гудок паровоза и послышалось перестукивание колес. Стук колес приближался, теперь слышно было, как тяжело ухал на подъеме паровоз.

— Товарный, — определила Женя.

Гадалка дошла до переезда, перешла через пути и направилась вдоль них.

— Слушай! — в испуге воскликнул Виктор. — Она идет к поезду!

— Ничего подобного! — категорически отвергла это предположение Женя. — За станцией еще масса деревень. Она где-нибудь там живет… Вот и все…

Сзади снова послышался гудок. Женщина побежала. Побежали и Виктор с Женей. Через несколько минут их обогнал паровоз и обдал облаком горячего пара. Слышно уже было, как заскрежетали тормоза вагонов, подъезжавших к станции.

Когда Виктор и Женя выбежали на платформу, гадалка буквально на их глазах вскочила в вагон. И тут же поезд, медленно набирая скорость, снова тронулся.

Виктор, тяжело дыша, прислонился к фонарному столбу. Кто мог ожидать, что так получится? Что она сядет в поезд и уедет, и оборвутся все следы…

Они пошли по платформе, спустились на дорогу. Потом Женя свернула с дороги на узенькую с примятой травой тропинку.

— Иди сюда, здесь не так пыльно.

Виктор перешел к ней.

— Да, — проговорил он наконец. — Опять все сначала.

— Упрямый же ты, Витька! — рассмеялась Женя. — Ей-богу, лучше было бы просто сообщить, куда следует…

Виктор промолчал.

Они прошли уже порядочное расстояние от станции и за одним из поворотов увидели Николая, шедшего им навстречу с туго набитым рюкзаком за спиной.

— Ты куда это собрался? — спросил Виктор. — И с вещами?

— Сестра заболела. Старшая сестра, в Рязани. Вот, надо ехать… Я ненадолго…

— К соревнованиям вернешься? Не опоздаешь?

— Тоже выдумал… Сказал ненадолго… А вы что здесь?

— Как что? — Виктор искренне удивился. — Я сегодня говорил тебе… В больнице были, гадалку ловили…

— Только не поймали, — невесело сказала Женя.

— Из-под самого носа ушла, — продолжал Виктор.

— Да, Витька, — поспешил прервать его Николай. — Я как обещал, так и сделал… Только забыл сказать. Пару дней назад заходил к Раздольским, хотел все выяснить. Но опять не повезло нам с тобой. Уехали они отдыхать, всей семьей уехали. На собственной машине… Куда-то во Львов, кажется…

— Колька, ты больше не ходи к Раздольским. Я хочу сам довести все до конца…

— Доведем до конца… Вернусь, вот тогда пойдем к ним — хоть ты, хоть я, хоть вместе. А сейчас просто не советую терять время, никого там нет, пустая квартира…. Ну, мне бежать пора, к поезду.

— Да ты постой, — удержала его за рукав Женя. — Проводи нас, поезд, знаешь, когда? Через час двадцать.

— Я знаю… Но мне говорили, будет дополнительный. — Николай передернул спиной, поправляя рюкзак.

— Значит, не хочешь с нами. А может, Витя, пойдем его проводим, а? — Женя готова была даже снова проделать весь путь до станции. — Давай, пойдем с ним.

— Не надо, не надо, — отмахнулся Николай и быстро зашагал по дороге.

— Какой-то он странный сегодня, — тихо заметила Женя. — Смеется, а глаза отворачивает в сторону.

Виктор посмотрел вслед своему другу — тот шел не оглядываясь и так и скрылся за поворотом, ни разу не посмотрев назад.