Маэстро Воробышек

НА СУД ТОВАРИЩЕЙ

Место было, пожалуй, самое глухое и заброшенное место во всех Бережках. Сюда вот уже вторую неделю ежедневно, в определенный час — перед обедом, — приходили Леонид Васильевич и Виктор. Здесь, в полной тайне, скрытый от насмешливых взглядов Олега, Генки и других ребят, Виктор приобщался к спорту.

Ветка дерева служила им перекладиной, пень — козлом, кольца и веревки они приносили с собой… На этих самодельных снарядах работал Виктор, а Леонид Васильевич с терпением, которое поистине можно было назвать ангельским, учил его правильным приемам. После занятий, прежде чем идти в лагерь, они отдыхали, сидя тут же на траве. Виктор рассказывал о своих занятиях музыкой, о профессорах, много говорил о матери. Леонид Васильевич рассказывал Виктору о том, как мечтал стать спортсменом, как нелегко было ему этого добиться. Так было каждый день, так было и сегодня.

После короткой разминки Леонид Васильевич вскочил на бревно, прошел по нему вперед, назад, потом, не касаясь его руками, не спеша присел и, перевесившись к земле, достал левой рукой лежавший возле бревна слабо накачанный волейбольный мяч.

— Попробуй сделать, как я.

Виктор вскочил на дерево. Присел, наклонился к мячу, но мяч каждый раз выскальзывал из пальцев. Тогда он попробовал поднять его за шнуровку.

— Э, нет, так не пойдет… Давай по-честному, — нахмурился Леонид Васильевич.

Виктор еще несколько раз попробовал проделать упражнение, и в конце концов мяч оказался в его руках.

Потом они вместе сделали небольшую пробежку по лесу и вернулись на место своих тренировок.

Леонид Васильевич посмотрел на часы.

— Пора.

Они сняли с дерева кольца, уложили их в чемодан. И пошли к лагерю напрямик, через лесную чащу. Виктор шагал впереди, грудью раздвигая ветки деревьев. Он представлял себя по меньшей мере Ильей Муромцем, и только не хватало его могучей руке тяжелой богатырской палицы. Наконец они выбрались на лесную тропинку и пошли рядом.

— Я давно уже хотел сказать вам, — смущенно начал Виктор, — но не умею как следует благодарить.

— А кого и за что тебе надо благодарить?

— Вы сами знаете.

— Виктор, я не слышал, как ты играешь. Но мне очень хочется, чтобы ты мог продолжать занятия музыкой.

— И ради этого вы теряете столько времени? Так возитесь со мной. Ведь это… Это то, что называют человеческим отношением.

— А какие же у нас должны быть отношения? Сверхчеловеческие? — пошутил Леонид Васильевич.

Они подошли к лагерю. И как всегда, в целях конспирации разошлись.

Выйдя к реке, Виктор сбросил с себя нехитрые свои одежды и, громко шлепая по воде ногами, побежал к более глубокому месту, где можно было нырнуть. Теперь он уже умел плавать и не боялся удаляться далеко от берега.

По реке медленно двигалась лодка, в ней были Лена и доктор. Виктор подплыл к ним.

— А, Виктор! — встретила его Лена. Они сидели вместе с Дмитрием Ивановичем на одной скамейке и держали одно весло. — Вот, учимся грести… Дима способный ученик…

— Вообще, я в спорте не новичок, — сказал доктор и бухнул в воду весло с такой силой, что брызги разлетелись во все стороны. — В институте бегом занимался, а вот грести не приходилось.

— Ленка вас быстро научит! — успокоил его Виктор. — Она у нас мастер по этой части.

Лена бросила на Виктора благодарный взгляд, — ей приятно было, что в присутствии доктора ее похвалили. И постаралась не остаться в долгу:

— А Виктор наш, смотрите, уже плавает! Ведь он раньше до смерти боялся воды.

— Хотелось бы знать, а вы боитесь чего-нибудь? — спросил доктор, который с некоторых пор стал видеть в своем добровольном тренере одни только совершенства.

— Ничего! Хотя нет, боюсь милиции! Ой, Витька, как мне страшно идти туда!

— В общем, давай договоримся так, — предложил Виктор, продолжая держаться за борт лодки. — Сначала я этой Лопатиной всю свою историю расскажу, о путанице с чемоданом, драке с гадалкой, а потом уже ты начнешь плакать.

— Там я плакать не буду, — твердо заявила Лена. — А то в самом деле… Я уже говорила Диме, ведь я комсомолка, а на меня такой поклеп. Еще мама узнает, и ребята в школе засмеют.

Доктор никак не мог забыть, с какой самоотверженностью собиралась Лена защищать его перед комиссией. И разве мог он сейчас оставаться безучастным? И он мужественно заявил:

— В крайнем случае я с вами пойду!

— Ладно, после обеда пойдем, — прервал их Виктор, оттолкнулся от лодки и поплыл к берегу.

Здесь уже было полно ребят, гревшихся на солнце. Виктор пошел вдоль реки — он любил после купанья прогуляться.

— Эй, Витька! — окликнул его Рудик. — Это уже не порядочно!

— Что не порядочно? — остановился Виктор.

— Ты же знаешь, а делаешь вид, что тебе непонятно. Могу напомнить. Мы готовим специальный номер газеты, хотим посвятить ее словам Калинина, что в человеке все должно быть гармонично. А твоя статья — главная в номере. И помни, ты должен рассказать, как в вашем «Спутнике» ребята получают очки и за спортивные достижения и за музыку, ну и за другие искусства. В общем, дай рассуждения на эту тему. И примерчики приведи, ну и о себе можно… Нечего скромничать.

— Когда надо? — коротко спросил Виктор.

— Вчера надо было. Ну, в крайнем случае, послезавтра. Только не позже.

— Хорошо, сделаю.

Виктор побрел дальше. Дошел до конца пляжа, вернулся обратно. Моцион закончен, теперь можно тоже поваляться на песке вместе с ребятами.

— Придется тебе, Генка, все-таки выступить за него, — почти просительно говорил Олег.

Генка ухмыльнулся.

— И не подумаю. Сказал, что не буду, значит, не буду.

— Но это же, знаешь, как называется! — Олег вскочил на ноги, но тут же снова плюхнулся на песок. — Ладно, потом договоримся. Доктора не интересуют наши спортивные дела.

— Почему это, — обиделась за своего друга Лена. — Доктор тоже спортсмен.

Все разом посмотрели на Дмитрия Ивановича и, словно сговорившись, промолчали.

— Все, что касается вас, меня очень волнует, — сказал доктор, стряхивая с руки прилипший к ней песок.

— Тогда вы должны понять нас, — набросился на него Олег, как будто бы доктор был виноват во всех их несчастьях. — У нас скоро соревнования, а наш лучший бегун, Николай, уехал из лагеря. Неизвестно, по какой причине.

— Как не известно?! — вмешался Виктор. — У него Рязани одинокая сестра заболела.

— Ну, конечно, причина есть, иначе Николай нас бы не бросил, — поправился Олег. — А вот Генка, он хоть и прыгун, но бегает хорошо. Скажи, Генка, ты бегаешь хорошо?

— Не плохо, — нехотя согласился Генка.

— И мы просим его выступить и в прыжках, и в беге заменить Николая. Зачет команде нужен. Вам ясно, доктор?

— Ясно, конечно, ясно, — поспешил согласиться доктор.

— А вам не ясно, — обозлился Генка, — что мне важнее завоевать первое место в прыжках, а тут заставляют тренироваться в беге. Все время убьешь на это, а на прыжки наплевать? Так ведь выходит?

— Да пойми ты, дурак, — продолжал горячиться Олег, — нам нужно получить очки.

— В самом деле, коллектив, — застенчиво улыбнулся доктор.

— Что коллектив? — повернулся к нему Генка.

— Надо считаться с коллективом, — уже более твердо заявил доктор. — Если нужно для коллектива, то надо и прыгать, и скакать, и летать, и я не знаю еще что.

— Вот и попробовали бы сами и прыгать и скакать! — уже совсем разъярился Генка.

— Ты что грубишь Дмитрию Ивановичу? — заступился за доктора Виктор.

— Я уже просил вас, ребята, зовите меня Димой, — тихо произнес доктор.

Удивительное дело, именно эта, такая простая просьба утихомирила страсти. Генка и Олег отвели глаза друг от друга и оба стали смотреть куда-то на противоположный берег реки.

Доктор очень дорожил дружбой, которая завязалась у него с лагерными ребятами, но он не мог кривить душой. Вернее даже именно из-за этой дружбы он не мог не сказать Генке, сказать откровенно то, что он о нем думает.

— Ты, конечно, неправ, Генка. Если все так будут рассуждать, что получится. Вот у нас есть старый доктор, мой заведующий. Когда-то его послали на эпидемию чумы, в Азию. Ты думаешь, ему очень хотелось ехать? Между прочим, он мог и не ехать, его освобождали, у него была больна жена. А он сказал — нет, я там нужен. И поехал…

— Так то доктор, — сказал Генка.

— Почему-то принято считать, — рассердилась Лена, — что одни только доктора всегда готовы на самопожертвование! А люди других профессий? Чем они хуже?

— Ничуть не хуже, — мягко сказал доктор. — И вот он поехал. Поехал потому, что таков долг его.

Виктор посмотрел на часы и поднялся.

— Лена, пора уже.

Лена встала.

— Дима, вы с нами?

— Конечно, — ответил доктор вскакивая. — Мне тоже пора в больницу. Я вас провожу до поворота.

Они оделись и ушли.

Ребята тоже начали одеваться.

— Димке, хоть он и молодой еще доктор, — сказал, натягивая майку Генка, — я доверил бы лечить даже своего сына.

— Когда у тебя появится сын, Дима будет уже не молодым доктором, — рассмеялся Севка.

— В нем что-то есть докторское, — продолжал Генка.

Они пошли, увязая в песке босыми ногами. Взобрались наверх, здесь траву уже скосили, но ребята храбро ступали по колкой осоке.

— Он что-то к Ленке нашей зачастил, — неожиданно улыбнулся Генка.

— А она очень не плохая, и товарищ что надо, — сказал Олег.

Мальчики вышли на танцевальную площадку. Здесь сейчас стоял стол, за которым Саша Маслов и Нонна играли в настольный теннис.

— Какой счет? — крикнул Генка.

— Ой, не спрашивайте, — нагибаясь за мячиком, пожаловалась Нонна. — С ним невозможно стало играть. Опомниться не дает.

— А как же иначе, — серьезно сказал Саша и послал Нонне неотразимый мяч.

Мальчики пошли дальше.

— Запомните мое слово, ребята, — пророчески начал Олег, — он еще будет чемпионом… Вот так, братцы мои, раскрываются спортивные таланты. И не успеем мы опомниться… — Олег не докончил и замер на месте, некоторое время всматривался вперед, потом радостно во все горло заорал:

— Колька! Смотрите, он самый!

Все бросились к пришедшему, не давая ему опомниться, закидали вопросами:

— Освободился?

— Все у тебя в порядке? Совсем вернулся?

— Будешь выступать на соревнованиях?

— Постойте, не все сразу, — Николай растерянно смотрел на товарищей. — Я сам не знаю еще. Вернулся совсем, но как скажет Леонид Васильевич.

— А у нас тут настоящая буза получилась, — начал докладывать Олег. — Ни за что Генка не хотел бежать вместо тебя. Давай ему прыжки, да и только.

— Нет, я не так уж наотрез. Может, согласился бы в конце концов, — весело произнес Генка, хорошо понимая, что с возвращением Николая опасность, нависшая над ним, миновала.

Николай молча слушал. Радость, с которой встретили его товарищи, взволновала его. Он был снова в лагере, в создание которого вложил вместе со всеми столько труда. На столбе расписание тренировок. А это — доска показателей, среди лучших есть и его фамилия. Ему даже показалось, что он вообще никуда не уезжал, что ничего с ним не произошло. Но… Это только так показалось, всего того, что случилось, уже не вернуть. И он, опомнившись, сказал:

— В общем, поговорим еще. А мне надо к Леониду Васильевичу.

Николай не сразу вошел в палатку, где жил Леонид Васильевич. Как счастлив был бы он, если бы можно было совсем не заходить сюда! Но затягивать все это еще хуже. И, заглянув внутрь палатки, он спросил:

— Можно к вам, Леонид Васильевич?

— Кого я вижу? Николай! — удивился хозяин. — Почему так скоро?

— Я к вам. Мне нужно с вами поговорить, — дрогнувшим голосом произнес Николай.

Леонид Васильевич внимательно посмотрел на гостя. Что-то не понравилось ему и в тоне его голоса, и в выражении лица.

— Леонид Васильевич, — начал Николай, машинально садясь на подставленную ему табуретку. — Я должен вам все рассказать. Ни в какую Рязань мне не надо было ехать, это я все наврал. Мне предложили выступить во Львове, на соревнованиях… Подставным… И я согласился, Леонид Васильевич! Почему согласился? Не спрашивайте, была причина. Нет, не деньги, ничего такого. Но очень серьезная причина. Потом обстоятельства так изменились, что я вернулся обратно в лагерь. Чуть не обманул товарищей, только случай помешал. — Он говорил сбивчиво, не замечая, что повторяется. — А теперь стыдно… Перед всеми… И перед вами…

Леонид Васильевич встал, прошелся по палатке.

— Вот ты просишь у меня совета, взрослый человек, отвечающий за свои поступки. Ведь если я тебе посоветую и ты сделаешь по-моему, какой в этом толк. По указке настоящие люди не живут. Они поступают, как подсказывает совесть, их сознание. Ты сам решай.

— Сам… — повторил Николай, словно не понимая еще смысла этого короткого слова.

— Ты пойди пройдись, подумай. И потом сделай, как найдешь лучше.

Николай молча встал и направился к выходу.

— Кстати, — остановил его Леонид Васильевич, — не забудь, сегодня у нас совет лагеря… Ты ведь председатель, тебе надо быть обязательно.

Николай кивнул головой и вышел из палатки.

Совет собрался перед вечером на небольшой полянке. Как будто самой природой была она предназначена для деловых совещаний. Сюда не долетали лагерные шумы, близость реки давала прохладу, а главное, здесь был огромный в несколько обхватов пень, на котором так удобно было писать протоколы.

Сегодня, кроме членов совета, на заседание были приглашены председатели обществ и спортивный актив: вопрос решался серьезный — о ходе подготовки к соревнованиям.

Виктор увидел Николая и бросился к нему.

— Хорошо, что вернулся, — сказал он радостно и тихо добавил: — Тут никто ничего не знает.

— Да? — неопределенно спросил Николай, думая о чем-то своем.

— Конечно, — ответил Виктор, не замечая состояния друга. — Я, как обещал, — молчок… А ты знаешь, где мы сейчас были с Ленкой? — И тут же сам ответил на свой вопрос: — В милиции! Уже все дело на полном ходу. Гадалка и ее приятели сидят, скоро будет суд. Я давал показания. И вся история с Ленкой тоже рассосалась. Она убедила их, что суевериями не страдает…

— Как я рада, что Николай приехал, — сказала, подбегая к друзьям, Лена. — Я не думала, Колька, что ты так быстро вернешься.

Подошел Олег. Печально вздохнув, он сказал:

— Эх, рано ты, Николай, вернулся, не удалось мне попредседательствовать!

Когда все расположились на своих местах — на траве, на принесенных с собой табуретках, — Николай сказал:

— Я попрошу Олега быть сегодня председателем… Потому что у меня есть заявление…

— Какие там еще заявления, — перебила его Лена и потянула за рукав к пню, на котором уже были разложены какие-то бумажки, чистые листы бумаги, очиненные карандаши.

— Раз он просит, — заметил Леонид Васильевич, — я думаю, надо удовлетворить его просьбу.

Олег встал и направился к председательскому пеньку. Окинув его строгим взглядом, он сказал:

— Жаль, звонка нет. Ну ничего, так обойдемся. Значит, товарищи, у нас на повестке дня…

Лена громко расхохоталась.

— Олега нельзя подпускать к власти. Он сейчас начнет нас мучить бюрократическими выкрутасами.

— Леночка, успокойся, — поклонился в ее сторону Олег. — Товарищ Булавин Николай, сколько вам нужно минут для вашего заявления?

— Не знаю, — ответил Николай тоном, который никак не гармонировал с веселым настроением его товарищей.

— Дадим ему пять минут, — любезно разрешил Олег. — Пожалуйста, товарищ Булавин.

Николай посмотрел на Леонида Васильевича, ища в своем старшем друге и тренере поддержку в эту трудную для него минуту. Николаю показалось, что он прочел одобрение в его взгляде.

— Товарищи, нет у меня права не только председателем быть, но и вообще находиться здесь, среди вас. Я совершил такой поступок. — Он говорил фразами, которые подготовил для себя заранее, поэтому они звучали чересчур официально. — Я согласился уехать в другой город, во Львов, и выступать в чужой команде. И это как раз в то время, когда у нас должны были быть соревнования с ремесленниками.

— А Рязань? — удивленно спросила Лена.

— Никакой Рязани нет, все это я выдумал.

— Постой. Ты согласился выступать где-то во Львове. Чего же ты сюда пришел? — Олег крикнул все это по мальчишески грубо. — Похвастаться пришел? Мол, какой я, меня уже вербуют на сторону!

— Нет, я никуда не поеду, — негромко ответил Николай. — И буду выступать здесь. Если вы позволите, конечно.

— Значит, ты только хотел уехать, а никуда не едешь, — уточнила Зинаида Федоровна. — Так надо понимать?

— Конечно, так, — ответила за Николая Лена и встала. — Как-то странно все получается. Николай хотел, — она подчеркнула это слово, — куда-то ехать. Но ведь он не уехал! Вот он здесь, среди нас. А может быть, я хотела кого-нибудь ударить, но не ударила. За это не судят. Так ведь, Колька?

До этой минуты Николай чувствовал себя акробатом, работающим под куполом цирка без страховки. И сейчас заступничество девушки могло оказаться для него той спасительной сеткой, которая позволяла бы уже ничего не бояться. Но он не принял этой дружеской помощи.

— Не совсем так, Лена. Я бы уехал, готов был к этому, и только одно обстоятельство помешало мне. Не буду о нем говорить, сейчас это не важно. Вот почему я здесь, а не потому, что одумался.

— Значит, Колька, — сказал Олег, у которого сразу пропало желание шутить, — где-то тебе показалось интереснее и ты забыл о нас?

— Постой, Олег, — взволнованно начала Нонна. — Так сразу, по-прокурорски… Сколько лет мы знаем Николая. Он всем нам помогал, мне, тебе. Такого товарища поискать надо! Ну, случилось с ним что-то, и сразу же наказывать?! Нет, я ему верю, товарищи! С ним что-то происходит, и нам надо помочь ему, а не отталкивать.

— А кто его отталкивает? — прервала ее Зинаида Федоровна. — Но он на самом деле обманул нас, выдумал про Рязань. Это не по-комсомольски. За это гладить его по головке нельзя!

— Нельзя! — твердо сказал Леонид Васильевич. — Не по-товарищески Николай поступил, и неважно, конечно, до конца бы он дошел или какая-то причина ему помешала… — Он помолчал, что-то обдумывая. — Но здесь, товарищи, есть еще одна сторона. Вот он стоит перед нами… Легко ему, думаете, сейчас смотреть всем нам в глаза? Поставьте себя на его место. Вот ты, Олег, выйди-ка перед народом с повинной.

— Мне не в чем виниться, — проворчал Олег.

— Сегодня нет, завтра — может быть… А ведь Николай мог ничего нам не рассказывать. И никто обо всем этом у нас не знал, никто бы его не спросил. А он нашел мужество и вышел перед товарищами. Мне кажется, принять Булавина обратно в нашу семью мы можем. Другое дело, что с ним надо будет еще потолковать в комсомольской организации, это так… А впрочем, решайте, ребята, сами.

Виктор не спускал с Николая глаз и волновался, пожалуй, еще больше, чем он. И когда сейчас он попросил слова, голос его заметно дрожал:

— Вот вы, Леонид Васильевич, предложили принять Николая в нашу семью. Я не оговорился — именно в нашу семью. Мне трудно было войти в нее, но теперь чувствую себя… Да что о себе говорить! Но я, товарищи, виноват не меньше Кольки. Я ведь все знал, что с ним произошло, и молчал. И покрывал его. Вместо того, чтобы заставить его сознаться во всем или самому рассказать… Поступил я… Ну, как нельзя поступать спортсмену.

Олег встал со своего места, подошел к Виктору и начал ощупывать его сзади, словно что-то искал на спине. Потом всплеснул руками.

— Братцы, да ведь у нашего воробышка уже расправились крылышки!

Сказал это он с таким искренним удивлением и радостью, что все невольно рассмеялись. И даже Николай, взглянув на своего растерявшегося от похвалы друга, впервые за последние несколько страшных для него дней тоже улыбнулся.