Магия ответа

Глава 22. Разделённые

Мы бежали по закоулкам всего минут десять, а мне уже казалось, что целую вечность. Мальчуган подпрыгивал впереди, похлёстывая прутиком по ноге, а я плёлся сзади, пошатываясь под весом Эвелины.

Лёгкие горели, сердце отбивало набатом в ушах, а ноги уже просто кричали, что скоро подогнутся. Я прекрасно понимал, что, если надорвусь, то боец из меня будет никудышный…

Мелькнула мысль, что меня с Эвелиной вообще-то ничего не связывает, и лишний риск ни к чему.

— Ты, Василий, это брось… — прохрипел я, поудобнее перехватывая чернолунницу на плече, — Нам её наставник нужен одноглазый!

От хозяина тела донеслась эмоция удивления — мол, даже и не думал. Но я этого безнравственного подонка уже не слушал, пытаясь просто сосредоточиться на маячащей впереди спине мальчишки.

Этот маршрут я бы навряд ли нашёл сам — мы свернули в едва заметный закоулок, заваленный ящиками, где нырнули за грязную занавеску. Шторка скрывала окно в деревянное здание, когда-то двухэтажное, а теперь наполовину закопанное в земле.

— Сюда, сюда… — тараторил пацан, вихляя между давно сгнившей мебелью.

Я был бы дураком, если б полностью доверял ему. Поэтому старался, несмотря на дикую усталость, не упускать потоки псионики, витающие вокруг.

Даже обычные люди, если они что-то замышляют, излучают энергию. Её можно и не учуять, слишком уж тонкие планы, но в решающие моменты всплеск всё равно будет.

Моя чувствительность подарила ещё одну надежду — внимание от диверсанта вдруг размылось. Это могло говорить только о том, что он потерял нас из виду и пытается отыскать.

Кое-как поднявшись на пару ступенек по трухлявой лестнице, которая надсадно скрипела под моим двойным весом, я снова упёрся в стену, в которой зиял узкий пролом. Оттуда лил дневной свет и почему-то несло канализацией.

Пацан-то легко спрыгнул в расщелину, цепляясь за выступающие брёвна, а вот мне пришлось протискиваться, чтобы выглянуть на улицу.

Для меня стало неожиданностью, что тут оказалось довольно высоко. С этой стороны здание имело полноценные два этажа, и трещина в стене, по которой я пытался спуститься, расколола дом от самой дырявой крыши до основания.

Здание стояло на осыпающемся каменном фундаменте, который высоким кирпичным выступом уходил в обе стороны, насколько хватало глаз. Эта стена служила фундаментом не только нашему треснутому дому, но и ещё десяткам таких же строений.

Здесь было гораздо просторнее, впереди возвышались несколько двухэтажных домов. Но у них деревянным оставался только второй этаж — первые были сложены из крупных камней.

Несмотря на то, что мусора и разрушений здесь было намного меньше, чем у наркоманов-оборванцев, этот квартал выглядел совсем нежилым.

За домами впереди виднелся огромный бетонный канал. Его дна я даже отсюда, с высоты второго этажа, не видел, но снайперский глаз подсказывал, что ширина канала не меньше полусотни метров.

Я прекрасно наблюдал другую сторону, над которой высились уже полностью кирпичные здания. Вторая половина города Межедар была гораздо выше.

На том берегу канала, в каменной отвесной стене были видны ряды круглых канализационных тоннелей. Тонкие грязные ручейки, вытекающие из них, даже отсюда выглядели отвратно. Жжёный ты псарь, теперь понятно, почему так воняет.

Солнце едва проглядывало, ведь небо затянуло серыми тучами, и это придавало картине ещё более удручающий вид. Я вздохнул, понимая, что мне предстоит лезть в самую задницу…

— Быстрее! Быстрее надо, — свистящим шёпотом окликнул снизу пацан, воровато оглядываясь.

Цепляясь за торчащие обломки брёвен, для спуска я пытался орудовать одной рукой — наличие прекрасного женского тела на плече сильно тормозило меня.

— Давай, давай, — мелкий сопляк только подливал масла в огонь, наговаривая под руку, — Надо в канал спуститься!

— Заткнись, — прошипел я, всем нутром чуя, что спешка ничем хорошим не кончится.

В полутора метрах над землёй, когда нога нащупала каменный фундамент, я подумал сначала спустить Эвелину. Стал выкручиваться, пытаясь поудобнее перехватить её, и тут под пяткой вдруг поддался кирпич…

— На хрен! — только и успел сказать я.

Пальцы всё-таки не удержались, раздавив трухлявый выступ на бревне, вес Эвелины неотвратимо потянул вниз, и мы благополучно рухнули.

В воздухе я на автомате извернулся, пытаясь уберечь девушку. Из глаз посыпали искры, когда мои спина и затылок встретились с неожиданно твёрдым полом, усыпанным обломками кирпичей. Да ещё сверху прямо по лбу мне звонко долбанул посох Эвелины, наконец-то выпавший из её руки.

— Аха-а-ап! Псину… твою… — я выгнулся, хватая ртом выбитый воздух.

На хрен тебя, капитский дрищ! Псионик Тимофей Зайцев в полной выкладке спокойно пробежал бы десять километров, с двумя такими Эвелинами на плечах. А Васёк Пёсин…

Стоп! Как там моя чернолунница, не разбилась?

Пока я очухивался и крутил головой, пытаясь оглядеться, то успел почуять, как что-то соскользнуло у меня с поясницы.

И тут же затопали быстрые ноги. Точнее, заскакали, потому что пацан, ухвативший мой пояс с подсумком, передвигался всё так же, вприпрыжку.

— Ах, ты ж, щенок! — я, не глядя, подхватил с земли осколок кирпича и, опёршись на локоть, метнул.

— А-а-а!

Камешек прилетел воришке прямо по темечку, и тот, запнувшись, прокатился по земле. Захныкав, он стал подниматься, пытаясь буксовать от меня подальше.

Я рванулся вперёд, словно тигр, на четвереньках, и нырнул щучкой, хватая мальчишку за босую пятку. Рванул на себя.

Тот заорал, стал лягаться и хлестать своим прутиком:

— Отпусти, урод! Отпусти!

Пару раз мне прилетело вполне ощутимо, а прут так вообще больно хлестнул по глазам, но пацан оставался пацаном — наши силы были неравными. Я навалился сверху, прижимая его к земле, перехватил тонкие руки.

— На хрен ты мне не сдался, — прорычал я, отнимая свою сумку.

Вот же зараза, срезал лезвием… Лезвием?!

Едва до меня дошло, как я изо всех сил метнулся прочь, отталкиваясь всеми конечностями. Мне удалось отпрыгнуть от пацана прежде, чем что-то блеснуло в его руке — он едва не полоснул мне по лицу.

Перекатившись, я сел и, не сводя взгляда с мальчишки, стал спокойно сдвигаться назад, к Эвелине, которая так и лежала под осыпавшимся цоколем.

Пацан сел, утирая слёзы и сопли грязным рукавом, и явно не собирался убегать. В его руке серебрился короткий обломок ножа без рукояти. Прутик мальчишка тоже так и не отпустил.

— Ты урод! Отдай… — он хлюпнул носом, глядя на сумку в моих руках.

— Ага, щаззз, — огрызнулся я, — А ключи не надо от квартиры?

— Какой? — пацан даже перестал хныкать.

Ушибленная спина нещадно просила прилечь и помереть прямо здесь, на каменной брусчатке. Мне приходилось пристально следить за пацаном, поэтому, когда моя рука задела тяжёлый железный предмет, я даже не сразу понял, что это.

Это оказался пистолет, выпавший во всей неразберихе. Я по-хозяйски засунул его обратно за пояс.

— Это ж оружие раков, — удивлённо прошептал мальчишка, но я не ответил.

Мальчуган с обидой наблюдал, как я подполз к Эвелине и стал ощупывать её голову. Пусть мы и саданулись с небольшой высоты, но, как я и подозревал, девушке досталось нехило.

Заметив кровь в её волосах и нащупав серьёзную рану, я сунул пальцы в сумку, нашёл коробку с «вытяжкой» тхэлуса и нэриума. Там ещё оставался приличный запас, но я отломил пол таблетки, раскрошил в руках и стал втирать Эвелине в рану. Другую половинку втиснул ей под язык.

— Вытяжка! — от меня не укрылось, как загорелись глаза у пацана.

Он явно думал, что я отвлёкся, и прыгнул к нам, вытянув руки за сумкой… чтобы со всего маху животом наткнуться на выставленный мной посох.

— А-а-а! Урод! Лунная гниль! — согнувшись на брусчатке, пацан не сдержался и теперь зарыдал вовсю.

Он ругался сначала на меня, потом на Бороду, потом на какого-то Огрызка. Когда же он в конце просто стал повторять: «мама, мама, мама…», я со вздохом понял, что мальчишеские слёзы всё-таки меня тронули.

Тем более, с его волос на мостовую уже натекло немного крови — камень-то я бросил со всей силы. Ему повезло, что рука у Василия ещё не набита достаточно, и снаряд вскользь прошёл. Так бы и некому тут было хныкать…

— Не ной, — буркнул я, — Тебе «вытяжка» нужна, что ли?

Пацан резко вскинул голову, с ненавистью разглядывая меня. Он больше не плакал, хотя в глазах и застыла влага.

Не верь, не бойся, не проси… Уже тысячи лет этому принципу жизни в обществе, где нет морали и главенствует только сила.

Понимая, что мальчишка ничего не скажет, я вытащил таблетку, чуть-чуть откусил себе, проглотил, и кинул ему.

— Вотри в рану, — хмуро сказал я, снова поднимая Эвелину.

Но пацан меня опять удивил. Он подскочил, схватив «вытяжку», откусил, разжевал, и, задрав грязную штанину, стал втирать слюну в ногу. Ту самую, которую он всё время похлёстывал прутиком.

— В голову же, — растерянно сказал я, показывая на кровь.

— К ссаной луне её, эту голову! Заживёт… — чуть ли не задыхаясь от волнения, ответил пацан.

Я не знаю, что случилось с его ногой когда-то, но на коленке у него красовались уродливые шрамы. То ли клинком рубили, то ли ещё чем.

Да уж, не пообтёрся я ещё в этом мире. Ведь эта мелочь, целительная «вытяжка», для кого-то обыденная вещь, а для кого-то — целое сокровище.

Пацан сунул оставшийся кусочек лекарства за пазуху, пару раз хлестнул прутиком по ноге. Поморщился, но потом расплылся в улыбке.

— Больно, — довольно сказал он.

— Давно б к целителю сходил…

Ответный взгляд говорил о том, что я ляпнул полную глупость.

— Кому мы нужны, мусорщики? — огрызнулся он, снова спуская штанину.

Убедившись, что рана Эвелины уже не кровит, я попытался пристроить сумку. Пришлось изловчиться, подвязывая ремень за петли штанов, а пацан же на всё это смотрел, поджав губы — что-то ему явно не нравилось в моих действиях.

Как назло, интуиция стала легонько покручивать меня за яйца, намекая, что надо их отсюда поскорее уносить. Время явно поджимало.

— Меченку не дашь? — деловито осведомился малолетний наглец.

— Ну ты и борзый, — возмутился я, — Вытяжки мало?

— А я тогда не скажу… — он оглянулся назад, посмотрел в сторону широкого канала, разделяющего половины города.

— Чего не скажешь?

— А что в Каменный Дар через старые катакомбы можно попасть… — вырвалось у пацана, и он тут же захлопнул себе рот, — Ой, блин!

Вот только я не поверил его актёрской игре. Уж больно картинно он оговорился…

— О-о-ох, — донеслось от Эвелины.

Я сразу же присел к ней.

— Идти сможешь?

Очнувшаяся чернолунница поморщилась, коснувшись лба, и покачала головой. Пришлось помочь ей подняться.

— Ладно, тут немного осталось, — сказал я, закинув её руку себе на плечо и рывком подняв девушку, — Ща, в канал спустимся…

— Канал… — повторила Эвелина, — Канал? Какой… — она замолчала и уставилась на посох, который я сунул ей в руки.

— Да, да, — пацан отскочил к стенке дома, прижавшись к каменному выступу, стал тыкать пальцем, — Туда вам, в Каменный Дар!

Я прищурился, рассматривая малолетнего прохвоста, уж больно мне не нравилось его поведение. Но мальчишка стоял, не пытаясь даже за нами идти.

— Шлёпни меня Незримая, — бурчала под нос Эвелина, едва переставляя ноги и пытаясь опираться на посох, — Всё гудит…

Я ей не завидовал. Мало того, что по голове получила не раз, так перед этим ещё здорово набралась в таверне. Судя по зелёному лицу, у неё и в желудке творилась лютая хрень.

Оставалось пройти ещё пару домов, и мы выйдем на каменную набережную. А там наверняка должна быть где-нибудь лестница, чтоб спуститься в этот канал.

— Что, и меченку не будешь просить? — бросил я за спину притихшему пацану.

Тот помотал головой, пристально глядя на меня. На лбу у наглеца выступила испарина.

— Точно нам в канал надо? — ещё раз спросил я, проверяя свою догадку.

Губы сопляка запрыгали, он шмыгнул носом и неуверенно кивнул.

— Канал, — всё повторяла Эвелина, — Ущипни меня Незримая…

Я сбавил шаг. Ещё чуть-чуть, и выйду на открытое пространство.

Неожиданно на меня нахлынуло острое ощущение, что впереди я могу умереть. Давно меня не посещало это чувство… Жжёный псарь, а ведь впереди зона обстрела!

— Стой, — вдруг донеслось от мальчишки, — Стой, чернолунник.

С облегчением выдохнув, я вернулся обратно, таща за собой Эвелину. Меня радовало две вещи: что интуиция не подвела, и стала ещё острее, и что в этом пацане осталась что-то человеческое.

— Ну, толчковый пёс, рассказывай, — я усадил Эвелину на землю и присел рядом с притихшим пацаном.

Тот сполз по стене, уткнулся лицом в коленки и всё-таки разревелся. Его пальцы разжались, и обломанное лезвие ножа выпало, со звоном стукнуло о камни.

Успокаивать я его не стал, настороженно оглядываясь. Слёзы, это конечно, очень трогательно, но задерживаться здесь нам было нельзя.

— Меня б там убили, так? — я махнул головой в сторону.

Не поднимая головы, пацан кивнул.

— А ты потом хотел сумку срезать с трупа и убежать, так?

Снова кивок.

Теперь-то мне стало понятно, почему ему не понравилось, как я подвязал сумку. Срезать лишние узлы — это лишние движения, а значит больше шансов поймать пулю.

— Незримая коснулась твоего сердца, малыш… — с глупой улыбкой сказала Эвелина, и вдруг выругалась, словно очнулась, — Чёрную Луну мне в Пробоину! Нам нельзя в канал!

— Да, это мы уж поняли… — усмехнулся я, — Тебя как звать, малой?

Пацан поднял чумазое лицо, явно раздумывая.

— Хромой, — наконец сказал он.

Насколько я понял, это была его кличка. Имя не назвал.

— Ладно, Хромой, есть у тебя такое место, где мы с госпожой Эвелиной могли бы пересидеть и подумать, как быть дальше?

Он отрицательно замотал головой, а я сунул руку в сумку. К счастью, нащупал монетку, и вытащил… рубль. Надо было видеть, как округлились глаза у мелкого.

— Это ж сто меченок, — прошептал он.

— Так-то наше общее богатство, — возмутилась Эвелина, намекая, что это часть добычи с дороги.

Говорила она так, будто это мы вдвоём завалили разбойников.

— Хромой, пятьдесят меченок твои, когда разменяем, — сказал я, и постучал по сумке, где загремели таблетки в коробочке с «вытяжкой», — И таблетку ещё одну получишь.

— Обманешь, лунная гниль, — с вызовом сказал малец.

— Короче, Хромой, тебе придётся поверить. Время на исходе, сейчас тут будут твои друзья, и тогда тебе вообще ни хрена не достанется.

Пацан надул губы, понимая, что я прав. Несколько секунд, и опять слеза покатилась по щеке.

Ой, да ну сколько ж можно ныть-то?!

Видимо, сопляк тоже понял, что это перебор. Он утёр нос, и прошептал:

— Огрызок и Борода меня всё равно убьют, когда поймут, что я помог тебе. А так бы я их привёл к трупу…

— У тебя всё отнимут, — сказал я, уже понимая, какие отношения царят в этом захолустье.

— А меченку я бы съел, — надулся Хромой, — А потом бы… ну, это…

Мне подумалось, что он бы скорее подавился монетой, но я ничего не сказал. Зато оживилась чернолунница:

— Я могу его к отцу Афанасию определить, в алтарники.

— К чернолунникам?! Они ж детей едят! — пацан шарахнулся, чуть не приложившись затылком об стенку, и рванул в сторону.

Я схватил его за руку, и тут же пришлось перехватывать его вторую руку, с подхваченным лезвием. Дикий волчёныш, он опять меня чуть не порезал.

— Погоди, мелкий. Ты госпожу-то послушай.

— Да чтоб Чёрная Луна сожрала эту дыру! — со злостью прошептала Эвелина, — Чего они тут детям рассказывают?!

Нам стоило огромных усилий успокоить пацана. Я применил все свои убеждающие таланты, пытаясь воспользоваться тем скудным запасом псионики, который был мне доступен.

Надо сказать, Эвелина в это время на меня косилась, что-то чувствуя.

Наконец, после уговоров Хромой всё-таки повёл нас в безопасное место. Придерживаясь тени домов, мы двинулись вдоль каменной стены, не выходя на открытые места.

Через несколько минут мы дошли до места, где стена здорово обвалилась с половиной дома, снова открывая проход наверх, в трущобы. Хромой нас остановил и показал, что впереди, за домами уже виднелись колонны какого-то моста.

— Дальше нельзя. Там сейчас пацаны Огрызка орудуют, — сидя за насыпью, он указал на мост.

— Чего они там делают?

— Как чего? Милостыню просят…

Как я и ожидал, мы поднялись по насыпи, но прошли всего несколько шагов.

Присев возле одной разрушенной избушки, подождали минут пять. Воровато оглядываясь, Хромой прокрался к куче мусора, разгрёб его, приподнял дощатый люк, и поманил нас.

Эту нору, судя по всему, пацан прорыл сам. Мы проползли несколько метров до небольшой пещерки, где можно было расположиться, только сев на корточки. Потолок из досок, одна стена сложена из камня, и в ней даже оказалась небольшая дыра — пара выбитых кирпичей.

Я устроился у импровизированного окошка, и удивился, когда увидел в нём тот самый канал. Если изловчиться, даже колонну моста можно было увидеть.

Шест Эвелины почти не помещался в пещере, и она оставила его лежать в проходе. А сама она самым наглым образом прижалась ко мне, и я заподозрил, что она опять включила свою магию.

Уж больно острым стало желание обнять её и защитить от любого злодея, который посягнёт. Даже мальчишка осторожно подвинулся, сев чуть ближе к чернолуннице — наверняка и на него подействовало.

Хромой прошептал:

— Это моё убежище. Секретное!

Он удивился, когда я сунул руку в сумку и протянул ему таблетку. Не ожидал мелкий такой честности.

— А теперь рассказывай, кто такой этот Огрызок? Бороду я уже видел, так понимаю…

Пацан, растирая по ноге остатки ещё первой таблетки, кивнул. Всё оказалось до банального просто.

Как я и думал, Огрызок — местный главарь таких же вот мелких беспризорников. Занимались они в основном тем, что выпрашивали милостыню на мосту, где на другую сторону Межедара двигалось довольно много народу.

Там располагался пункт досмотра, где полицейские и оракулы останавливали приезжих. Чаще всего просто для того, чтобы выманить какой-нибудь штраф.

Ну, еще шпана по мелочи грабила гостей Трухлявого Дара — так называлась эта половина города. Тут, кроме того кабака, были и ещё таверны, и даже пара гостиниц.

Я на миг подумал, что мы с Эвелиной вполне могли бы добраться до одной из них, но сразу же понял, что Вячеслав будет искать меня там в первую очередь, и наверняка уже не один.

Тем более, у чернолунницы тоже явно были какие-то проблемы с местным законом.

— А канал почему обстреливают? Это солдаты из царской армии? — спросил я, помня, что где-то в Межедаре есть рекрутский пункт.

— Ага. Это чтоб мусорщики и помойники не перебрались в Каменный Дар, — охотно ответил Хромой.

— Не только… — недовольно добавила Эвелина.

Как оказалось, мусорщиками назывались большинство жителей местных трущоб. А помойниками — те самые торчки-наркоманы, которых я расталкивал. И становились они такими из-за частых спусков в канал, в древние катакомбы.

— То есть, в канал всё-таки спускаются…

— Там им Вертун мозги высасывает потихоньку, — с ужасом прошептал Хромой, — Они оттуда несут «порошок счастья».

— Грязное творение Пробоины, — поморщилась Эвелина и едва не сплюнула, — Гниль от дохлого Вертуна…

Мне не надо было объяснять, что «порошок счастья» — это наверняка какой-то местный аналог наркотика. И, раз он добывается где-то внизу, то, скорее всего, эти самые «помойники» постепенно сами же на него и подсаживаются.

Я устало откинулся на стенку, чувствуя, как всё тело ноет. Надо сказать, даже крошки этой «нэриумно-тхэлусной вытяжки» неплохо помогали. Боль была довольно терпимой.

Может, зря я так раскидываюсь этим сокровищем Безлунных направо и налево?

— Ладно, Эвелина, — прикрыв глаза, сказал я, — Что ты там устроила в таверне? Я так понял, «знамение» у тебя?

Сквозь полуприкрытые веки я видел, как чернолунница вздрогнула. Её рука непроизвольно дёрнулась к поясу, но Эвелина вовремя опомнилась.

Ага, значит, я всё-таки прав.