— Никакой мистер Флетчер не дворецкий, — тихо прошипела Патриция. — Более того, он определенно не знает, как дворецкий должен себя вести. Взгляни на него. Стоит, прислонившись к стене, и как ни в чем не бывало жует сандвичи, будто он здесь гость.
Люсинда переглянулась с леди Милден. Было половина четвертого, и в комнате находилось с полдюжины элегантно одетых молодых людей. В окно Люсинда увидела еще двух джентльменов лет двадцати, поднимавшихся по ступеням с букетами в руках.
Комната уже была заставлена вазами с такими букетами. Люсинда пыталась заглушить в себе неприятные ощущения запаха гниения, но Патриция и леди Милден явно считали все эти подношения восхитительными.
На ощущения Люсинды действовали не только запахи срезанных цветов. В комнате явственно чувствовались потоки энергии. Все поклонники Патриции были членами общества «Аркейн». Это означало, что каждый из них наделен тем или иным даром. Соберите в замкнутом пространстве нескольких энергетически одаренных людей, и даже человек с почти нулевой чувствительностью заметит в атмосфере что-то неладное.
Миссис Шют и две ее племянницы, специально приглашенные ей в помощь, обслуживали эту толпу поклонников, разливая свежий чай и пополняя запасы сандвичей и пирожных. Просто поразительно, думала Люсинда, сколько еды могут проглотить здоровые молодые люди.
Правила приличия, предусмотренные для такого рода встреч, были довольно строгими. Патриция восседала на софе перед чайником. По обе стороны от нее в креслах сидели Люсинда и леди Милден, оставляя пространство для молодых людей, подходивших к Патриции, чтобы поболтать.
Ни один из визитеров не должен был задерживаться более чем на десять-пятнадцать минут, но прошло уже не менее часа и пока не только никто не ушел, но каждую минуту приезжали все новые поклонники. Под неусыпным оком леди Милден они по очереди осыпали Патрицию комплиментами, но очень немногие были способны долго поддерживать беседу.
— Да, нам не удастся выдать мистера Флетчера за дворецкого, — спокойно сказала Люсинда. — Поэтому леди Милден и я решили представить его как друга семьи.
— Какой он друг семьи? — огрызнулась Патриция. — Предполагалось, что он будет кем-то вроде слуги, но он не умеет выполнять приказы. Я сказала, чтобы он оставался в коридоре — оттуда можно наблюдать за происходящим. А он настоял на том, что будет в гостиной вместе со всеми.
Люсинде пришлось признаться, что Эдмунд Флетчер был совсем не таким, каким они представляли себе телохранителя. Они думали, что человек, выбравший такую профессию, окажется человеком с улицы. Между тем мистер Флетчер был не только одет по последней моде, но его манеры, его респектабельный вид и, что труднее всего было бы имитировать, его выговор и речь свидетельствовали о хорошем воспитании и образовании. К тому же он обладает недюжинным талантом, подумала Люсинда.
— Просто не обращайте внимания на мистера Флетчера, — весело посоветовала леди Милден. — По-моему, он просто выполняет свой долг.
— Он не только не выполняет приказы, но и пытается их отдавать, — буркнула Патриция. — У него хватило наглости сказать мне, чтобы я не стояла близко к окну. Как вам это понравится?
К ним неуверенно приближался краснолицый молодой человек с пустой чашкой. Патриция улыбнулась ему. Слишком лучезарно, подумала Люсинда.
— Еще чаю, мистер Ривертон?
— Да, спасибо, мисс Макдэниел. — Ривертон протянул свою чашку. — Из того, что вы рассказывали мне на балу, я понял, что вы интересуетесь археологией?
— Да, сэр, — ответила Патриция, наливая чаю.
— Я тоже увлекаюсь археологией, — сказал Ривертон.
— Неужели? — Еще одна лучезарная улыбка. Стоявший на другом конце гостиной Эдмунд Флетчер выпучил глаза и поспешно доел свой сандвич. По мнению Люсинды, его реакция еще больше раззадорила Патрицию.
В дверях появилась миссис Шют и провозгласила:
— Мистер Саттон и мистер Додсон.
Молодые люди вошли в гостиную, и Люсинда почувствовала, как поднялся уровень энергии, когда те, кто уже был в зале, начали оценивать новоприбывших. Леди Милден, кажется, была вполне довольна приемом. Эдмунд Флетчер взял с подноса проходившей мимо него служанки еще один сандвич и принялся жевать с еще более скучающим видом.
Неожиданно что-то заставило Люсинду снова посмотреть в окно. Она увидела, как из наемного экипажа выходит Калеб и направляется ко входу в дом. Через минуту она услышала его голос.
Миссис Шют появилась снова.
— Мистер Джонс.
Калеб ворвался в гостиную словно стихия. Все вдруг замолчали. Молодые люди уступили Калебу дорогу, наблюдая за ним со смешанными чувствами настороженности, восхищения и зависти — так львята смотрят на взрослого льва. Уровень энергии поднялся на несколько градусов.
Калеб кивнул Флетчеру, и тот приветствовал его еле заметным наклоном головы.
Не обращая внимания на гостей, Калеб остановился перед Люсиндой, Патрицией и леди Милден.
— Леди, — сказал он, — разрешите мне ненадолго похитить мисс Бромли. У меня большое желание совершить экскурсию по оранжерее.
— Разумеется, — откликнулась леди Милден, прежде чем Люсинда успела возразить. — Идите. Мы с Патрицией отлично справимся и без вас.
Люсинда заговорила с Калебом, только после того как они оказались в коридоре.
— Хотите совершить экскурсию, мистер Джонс? — сухо спросила она.
— Мне показалось, что это правдоподобный предлог, чтобы увести вас из гостиной.
— Спасибо. Я рада, что могу передохнуть. Больно смотреть, как все эти джентльмены из кожи вон лезут, чтобы понравиться Патриции.
— Значит, на матримониальном фронте дела идут хорошо, — констатировал Калеб.
— Да. Леди Милден надеется уже на днях подобрать подходящую кандидатуру.
— А мисс Патриция? Она проявляет интерес к какому-либо молодому человеку?
— Она одинаково очаровательна со всеми и, кажется, получает удовольствие от общения с ними, но единственная по-настоящему сильная эмоция, которую мне удалось в ней обнаружить, это совершенно непонятная враждебность по отношению к мистеру Флетчеру.
— И почему она его невзлюбила?
— Боюсь, что это его вина. Он дал понять, что ему не нравится ни один из ее поклонников, да и вся эта процедура в целом. Думаю, ему не нравится и то, что у Патриции слишком деловой подход к выбору мужа. Он сказал, что чувствует себя так, будто присутствует на лондонском аукционе чистокровных жеребцов.
Калеб нахмурился:
— Странный взгляд на вещи. Мне казалось, что использование методов леди Милден — это чрезвычайно эффективный и логичный подход к браку.
— Да, вы так нам и говорили, мистер Джонс. Люсинда повела его в библиотеку.
— Как ваше плечо? — осведомился Калеб.
— Еще немного болит, но так и должно быть. Шют тоже поправляется. Полагаю, у вас есть какие-то новости?
— Нет. — Калеб открыл стеклянную дверь, ведущую из библиотеки в оранжерею, и пропустил вперед Люсинду. — Я пришел сюда, потому что у нас не было возможности поговорить.
— О чем?
— О сарайчике.
Она в ужасе обернулась. Краска залила ее лицо, но Люсинде удалось совладать со своим голосом. Тон был спокойным и холодным, как у идеальной светской леди.
— Разговор на эту тему вряд ли необходим. Подобное иногда случается между взрослыми мужчинами и женщинами.
— Со мной — нет. У меня в жизни не было такой встречи. — Калеб прикрыл дверь и посмотрел Люсинде прямо в глаза. Его лицо казалось угрюмее обычного. — Насколько я понимаю, и для вас это был первый опыт.
— У меня действительно было не слишком много возможностей такого рода, сэр, — резко сказала она. — Но что здесь обсуждать?
— При нормальных обстоятельствах — брак.
— Брак?
— К сожалению, я не в том положении, чтобы предложить его вам.
Она почувствовала, как закружилась голова. Люсинда оперлась о стеллаж и попыталась выровнять дыхание.
— Уверяю вас, я и не ждала такого предложения. Я ведь не такая невинная молодая девушка, как Патриция, которая должна заботиться о своей репутации. Моя репутация разлетелась в пух и прах, когда умер мой жених.
— Вы были девственницей, — возразил Калеб таким тоном, словно она совершила какое-то серьезное преступление. — Я знал это еще до того, как привел в сарай, но предпочел забыть об этом.
Наконец-то она поняла. Калеб винит не ее. Это он себя обвиняет в том, что совершил преступление. Она расправила плечи.
— Мне двадцать семь лет, сэр. Поверьте, радости от невинности весьма ограниченны. В определенный момент невинность перестает быть чем-то вроде достоинства. Я нахожу события прошлой ночи чрезвычайно полезными в смысле просвещения и образования.
— Вот как? Я рад слышать, что вы не считаете время, проведенное со мной на сеновале, потраченным напрасно.
Она заморгала. Он говорил по-прежнему ровно, но что-то подсказывало ей, что она его обидела. Ну и хорошо. Пусть чувствует себя обиженным. В данный момент у нее не было желания проявлять снисхождение. Она взяла секатор и стала срезать завядшие цветки орхидей.
— Не стоит думать о том, что произошло в сарае, мистер Джонс.
— Дело в том, что я не перестаю об этом думать.
Рука Люсинды дрогнула, и она чуть было не срезала едва распустившийся бутон. Пульс зачастил. Она осторожно отложила секатор в сторону.
— Что вы сказали?
Калеб запустил руку в волосы.
— Я понял, что воспоминания прошлой ночи останутся со мной навсегда.
Похоже, это открытие не слишком его обрадовало.
— Мне жаль, что это оказалось для вас таким непоправимым, мистер Джонс, — съязвила Люсинда. — Может быть, вам следовало продумать последствия до того, как вы предложили мне прогуляться к сараю.
— Я не говорил, что мне неприятны эти воспоминания. Но я не скоро смогу к ним привыкнуть. — Он нахмурился. — Мне всегда удавалось избавиться от такого рода навязчивых мыслей, когда было необходимо сосредоточиться.
— Значит, вы называете меня навязчивой мыслью? — Она скрестила руки на груди. — Мистер Джонс, вам, возможно, будет интересно узнать, что это не тот комплимент, который женщина хочет услышать от мужчины после интимной встречи.
— Я выразился неуклюже?
— Более чем, — сквозь зубы процедила Люсинда.
— Это, верно, потому, что я стараюсь избегать темы брака.
— Это вы подняли тему брака, а не я, — холодно отреагировала она.
— Люсинда, вы вправе ожидать предложения о замужестве. Я считаю себя человеком чести и должен сделать вам предложение. Но не могу. — Он остановился. — Во всяком случае, сейчас. А может быть, и никогда не смогу.
От боли и гнева у нее так сжалось сердце, что ей стало трудно дышать. Не то чтобы Люсинде так уж хотелось выйти замуж за Калеба, но было приятно думать, что их встреча в сарае значила для него больше, чем просто пятно на его чести и несколько навязчивых мыслей.
Она нашла убежище в гордости.
— Оглянитесь, Калеб Джонс. — Она обвела рукой оранжерею и огромный дом за ней. — Разве не очевидно, что у меня нет необходимости выходить замуж? Я пережила большой скандал. Я прекрасно справляюсь с наследством, оставленным мне родителями, и веду более чем комфортную жизнь. Мое увлечение — ботаника, и я получаю огромное удовольствие от того, что в состоянии помочь людям, живущим на Гуппи-лейн. Этого достаточно, чтобы заполнить жизнь до краев. Уверяю вас, что для женщины в моем положении гораздо удобнее иметь любовника, чем выходить замуж.
— Да, понимаю. — Калеб сдвинул брови. — Я прекрасно понимаю, что не удовлетворяю большинству, если не всем, требований, предъявляемым к мужу.
— Не в этом дело, сэр.
— Рассуждая гипотетически, что мог бы предложить вам человек в моем положении, чтобы вы вышли за него замуж?
Люсинда уже знала этот холодный, напряженный взгляд, а Калеб почувствовал, что придется разгадать еще одну тайну.
— Любовь — вот что он мог бы предложить, сэр. — Люсинда вздернула подбородок. — А я могла бы ответить ему взаимностью.
— Понятно. — Калеб немного отошел в сторону, будто заинтересовавшись каким-то растением. — Я всегда затруднялся описать любовь или представить ее в количественной форме.
«Так устроен твой логический, научный ум. Если не можешь дать чему-либо определение, гораздо легче притвориться, что этого не существует», — подумала Люсинда и почти пожалела его.
Почти.
— Да, любовь невозможно определить словами. Так же как странную окраску цветов, которую я вижу, когда Напрягаю все свои чувства.
Он оглянулся на нее через плечо.
— В таком случае как узнать, что ты это чувствуешь?
Люсинда помолчала. Она не хотела признаваться ему в своих чувствах. Он был цельным человеком. Именно поэтому его терзает чувство вины. Люсинде не хотелось увеличивать эту тяжесть. В конце концов, она несла такую же, как он, ответственность за то, что между ними произошло. Более того, Люсинда не жалела об этом невероятном опыте, хотя и расплачивается за него сейчас. Она взяла лейку и принялась поливать папоротники.
— Леди Милден говорит, что это нечто интуитивное, ощущение некоей психологической связи.
«Именно то, что я ощутила там, в этом сарайчике».
— А вы чувствовали такую связь с вашим женихом?
Люсинда так растерялась, что с силой поставила лейку, расплескав воду. Она призвала на помощь все свои чувства, чтобы впитать живительную энергию оранжереи.
— Нет. Но он был идеален во всех отношениях. Он отвечал всем моим требованиям. Всем до единого. Я была уверена, что между нами возникнет любовь. Разве могло быть иначе? Об этом написано во всех руководствах по достижению счастья в браке. Тщательно выбирайте мужа, и любовь придет.
— Господи! Неужели есть такие книги?
При других обстоятельствах его ирония была бы уместна.
— И не одна. Их сотни. Не говоря уже о статьях, которые появляются в дамских журналах.
— Черт, я этого не знал. Не слыхал, чтобы такие же книги и журналы были для мужчин.
— Наверно, потому, что мужчины не стали бы их читать. Зачем? Брак для мужчин связан с гораздо меньшим риском, чем для женщин. У мужчин гораздо больше прав и свобод. Им не надо волноваться и бояться быть изгнанными из общества, если их застанут в компрометирующей ситуации. Они могут путешествовать, когда и куда захотят, и никто этому не удивится. Они могут выбирать профессию. Несчастливый брак можно заменить дорогостоящей любовницей. А если мужчина захочет оставить жену, то законы о разводах в любом случае будут на его стороне.
— Не надо читать мне нотацию, Люсинда, — холодно оборвал ее Калеб. — Уверяю вас, что все мужчины семьи Джонс наслышаны обо всем этом от женщин семьи Джонс.
Люсинда покраснела.
— Да, конечно. Простите меня. Я знаю, что вы придерживаетесь современных взглядов на права женщин. «Возможно, это одна из причин, почему я в вас влюбилась».
Он нахмурился:
— Вы сказали, что ваш жених отвечал всем вашим требованиям?
Она вздохнула:
— Опять этот взгляд.
— Какой взгляд?
— Этот взгляд говорит мне, что вы ухватились за след еще одной тайны. А на ваш вопрос отвечаю «да». Мистер Глассон казался просто идеальным. Поразительно идеальным. Только после помолвки я обнаружила правду. Он отвечал только одному моему требованию.
— Какому?
— Он совершенно определенно был наделен талантом. Я чувствовала это, когда была рядом с ним.
— Талант ботаника?
— Нет, хотя он и разбирался в этом предмете. Постепенно я начала понимать, что все в нем было обманом. Но ему каким-то образом удалось убедить не только меня но и моего отца, что он будет для меня идеальным мужем.
— Другими словами, он обладал даром обманывать.
— Да, и это даже забавно. — Она покачала головой, все еще недоумевая, почему обманывалась на счет Йена Глассона. — Он сумел обмануть даже моего отца, хотя отец очень точно умел определять характер человека.
Калеб задумался.
— Похоже, Глассон обладал талантом хамелеона.
— Что? — не поняла она.
— В свободное время я составляю реестр сильных талантов. Наше общество нуждается в методе описания и классификации способов проявления мощных сверхъестественных способностей.
— Вы меня удивляете, сэр. Неужели у вас бывает свободное время?
Он пропустил это ироничное замечание мимо ушей — его слишком захватила новая тема.
— В большинстве случаев среди людей, наделенных талантом, сверхъестественные способности не поднимаются выше среднего уровня чувствительности.
— Вы имеете в виду интуицию?
— Да. Однако мое исследование анналов общества и собственные наблюдения свидетельствуют о том, что, если появляется сильный талант, он почти всегда строго специализирован.
Теперь и она заинтересовалась.
— Как, например, мой талант анализировать энергию растений?
— Точно. Или талант гипноза, или умение считывать ауру. Хамелеоны обладают способностью не только чувствовать желания другого, а могут на короткий период времени создавать иллюзию, что они способны выполнить эти желания.
— А почему период времени ограничен?
— Поддержание иллюзии требует большой затраты энергии, особенно если предполагаемая жертва умна и обладает той или иной степенью чувствительности. Рано или поздно образ рассыпается и раскрывается подлинная натура хамелеона.
— Это, по-видимому, объясняет тот факт, что мистер Глассон редко подолгу находился в моем обществе. Но иногда мы ходили в театр или на лекцию и были вместе в течение нескольких часов.
— Но это были ситуации, когда ваше внимание было направлено на другое и ему не требовались большие затраты энергии. А что заставило вас заподозрить, что он не тот, каким кажется?
Она зарделась и отвернулась.
— Вы должны понимать, что в начале нашего знакомства его сдержанность произвела на меня большое впечатление.
— Сдержанность? — В голосе Калеба слышалось недоумение.
Калеб, конечно, умный, решила она, но иногда бывает таким тупоголовым.
— Мистер Глассон был стопроцентным джентльменом.
— Не понимаю, почему это вызвало у вас подозрение.
Она повернулась к нему.
— Помилуйте, сэр. Йен Глассон поцеловал меня так, будто я его сестра или незамужняя тетка. Этот поцелуй нельзя было назвать ни целомудренным, ни бесстрастным. Неужели можно выразиться яснее?
До Калеба наконец дошло.
— Господи! Он поцеловал вас так, будто вы его тетка?
— Уверяю вас, он строго соблюдал приличия. — Она сжала в кулак руку, на которой носила перстень. — До того самого момента, когда однажды средь белого дня он не попытался изнасиловать меня в саду Ботанического общества.