Магия твоего взгляда

Глава 7

Калеб вошел в дом и поднялся наверх. В коридоре, как и во всем доме, было темно. Отперев дверь, Калеб вошел в свою лабораторию, служившую одновременно и библиотекой. Он зажег все газовые лампы и оглядел огромную комнату, которая, в зависимости от обстоятельств и настроения, была либо его убежищем, либо персональным адом. В последнее время сходство с преисподней становилось все сильнее.

Основная масса коллекции паранормальных реликтов и артефактов хранилась в Аркейн-Хаусе — большом особняке далеко от столицы, — но многие старые записи организации, датированные 1660-ми годами — временем основания общества, хранились здесь. За них отвечали уже многие поколения его ветви семьи.

Самые ценные предметы коллекции, включая личные записи Сильвестра Джонса, содержались в хранилище, вмурованном в стену старого особняка.

Лаборатория была оснащена новейшим оборудованием. Калеб не был одарен явными сверхъестественными талантами — его способности лежали в другой плоскости, — зато умел проводить целый ряд сложных экспериментов. Он хорошо разбирался в различных инструментах и приборах, расставленных на рабочем столе.

Его всегда привлекали тайны паранормальных явлений. Однако в последнее время то, что когда-то вызывало живой интерес, превратилось, по мнению его близких родственников и друзей, в нездоровую одержимость. Между собой они говорили, что это у него в крови: что в этом поколении Джонсов он, несомненно, был наследником яркого и эксцентричного Сильвестра. Они опасались, что любовь к запретному знанию перешла к Калебу через ветвь семейного древа и он был тем семенем, которое только и ждало, когда укоренится в плодородной почве.

Считалось, что опасное семя прорастало не в каждом поколении. По семейному преданию, после Сильвестра оно проявилось лишь однажды — в прадеде Калеба Эразме Джонсе. У Эразма был точно такой же талант, как у Калеба, однако менее чем через два года после женитьбы и рождения сына в характере Эразма стали неожиданно появляться странности. Очень скоро он обезумел, а потом покончил с собой.

Калеб знал, что все члены клана Джонсов считают, что изменения в его поведении начались с того времени, как он обнаружил склеп Сильвестра и спрятанные в нем записи о всевозможных секретах, связанных с алхимией. Однако правда была известна только самому Калебу и его отцу. Даже в такой большой семье, многие члены которой обладали сверхъестественными способностями, можно было, если очень постараться, сохранить тайну, Миновав лабиринт забитых книгами полок, Калеб остановился у незажженного камина. У очага стояли кушетка и два стула. Здесь он обычно и спал, и ел, здесь же принимал немногочисленных посетителей. Он редко заходил в другие комнаты. Мебель там была зачехлена.

На маленьком столике стояли графин и два стакан. Калеб налил себе немного бренди и подошел к окну. Было самое темное время суток.

Мысли вернули его к другой очень темной ночи и, как все считали, к смертному одру отца. Фергус отослал всех, кто денно и нощно дежурил у его постели: медсестру, немногих родственников и слуг — кроме Калеба.

— Подойди поближе, сын, — слабым, хрипловатым голосом позвал Фергус.

Калеб, стоявший в ногах кровати, подошел к отцу. Еще три дня назад отец выглядел здоровым и бодрым (ему было шестьдесят шесть лет). Не было никаких тревожных признаков, разве что небольшие боли в суставах. Как и многие мужчины в роду Джонсов, он был заядлым охотником, никогда не жаловался на нездоровье, и все свидетельствовало о том, что он проживет до девяноста лет, как и его отец.

Калеб помогал Гейбу расследовать кражу формулы основателя общества, когда получил срочное сообщение о том, что у отца неожиданно развилась инфекционная пневмония. Калеб оставил кузена продолжать расследование, а сам поспешил в родовое поместье.

Калеб, конечно, беспокоился, однако был уверен, что отец поправится. Но войдя в притихший, с задрапированными окнами дом и услышав неутешительный прогноз врача, он понял, насколько серьезной оказалась ситуация.

Они с отцом всегда были близки. Особенно после преждевременной кончины матери, погибшей в результате несчастного случая, когда Калебу был двадцать один год. Фергус так потом и не женился. Калеб был единственным сыном.

В камине пылал огонь, нагревая комнату до невероятно высокой температуры. Фергус жаловался, что ему холодно. Это неестественное ощущение холода в жарко натопленной комнате, по словам медсестры, свидетельствовало о приближении смерти.

Фергус взглянул на сына. Несмотря на то, что отец почти весь день то и дело терял сознание, глаза его лихорадочно блестели. Он схватил Калеба за руку.

— Я должен тебе кое-что сказать, — прошептал он.

— Да, отец. — Калеб сжал горячую руку отца.

— Я умираю. — Нет.

— Признаюсь, я хотел покинуть это мир как трус. Не думал, что смогу сказать тебе правду. Но я понимаю, что не могу оставить тебя в неведении, особенно если все же может быть даже небольшой шанс…

Он зашелся мучительным кашлем. Когда приступ прошел, отец, тяжело дыша, откинулся на подушки.

— Прошу вас, сэр, не напрягайтесь, — взмолился Калеб. — Не тратьте силы.

— Да пошло все к черту. Я на смертном одре, и потрачу остаток своей энергии так, как хочу.

Этот знакомый, полный решимости голос вселил в Калеба надежду, и он даже слегка улыбнулся. Все мужчины и женщины семьи Джонс были бойцами.

— Да, сэр. Фергус прищурился:

— Только ты и твоя мать были посланы мне Богом за всю мою жизнь. Я хочу, чтобы ты знал: я всегда был благодарен ему за это. И за то, что он позволил мне уделять вам достаточно времени.

— Это я самый счастливый из сыновей, потому что вы мой отец, сэр.

— Прости, но ты не станешь благодарить меня, когда узнаешь правду о себе. — Фергус закрыл глаза. — Я никогда не говорил об этом твоей матери. Эллис умерла, не зная, какая тебя ждет опасность.

— О чем вы говорите, сэр? — Наверное, у отца снова галлюцинации, подумал Калеб.

— Я все еще не знаю, говорить тебе правду или нет, — прошептал Фергус. — Но ты мой сын, и я хорошо тебя знаю. Ты будешь проклинать меня до своего смертного дня, если я утаю от тебя правду. Да ты и так будешь меня ненавидеть, после того как я тебе все скажу.

— В чем бы вы ни признались, сэр, уверяю, что никогда не буду вас ненавидеть.

— Погоди судить. — Еще один приступ кашля заставил Фергуса замолчать. Отдышавшись, он добавил: — Это касается твоего прадеда Эразма Джонса.

— И что? — По спине Калеба побежали холодные мурашки.

— У тебя талант, похожий на тот, что был у него.

— Я знаю.

— Ты знаешь и то, что он сошел с ума, поджег библиотеку и лабораторию и выпрыгнул в окно.

— Вы считаете, что меня постигнет та же судьба, сэр? Вы это пытаетесь мне сказать?

— Твой прадед был убежден, что с ума его свел именно этот талант. Он написал об этом в своем последнем дневнике.

— Я никогда не слышал, чтобы Эразм Джонс вел дневники.

— Это потому, что он все, кроме одного, сжег. Он пришел к выводу, что, то огромное количество исследований, которые он проводил благодаря своему таланту, было бессмысленно. Он сохранил один дневник, потому что все же был Эразмом Джонсом и не решился уничтожить дневник, в котором содержались его собственные секреты.

— Где этот дневник?

— Ты найдешь его в секретном отделении моего сейфа. И еще небольшую записную книжку, которую он тоже сохранил. Его сын, твой дед, отдал их мне, когда умирал, а я теперь передаю тебе.

— Вы их читали?

— Нет. И твой дед не читал. Мы не могли.

— Почему? Фергус фыркнул:

— Эразм был до мозга костей наследником Сильвестра. Как и этот старый ублюдок, он в своих дневниках использовал код, который сам придумал. Записная книжка тоже закодирована. Ни твои дед, ни я не посмели показать эти записи кому-либо еще из семьи. Мы боялись, что если удастся расшифровать код, то станут известны секреты, содержащиеся в дневнике и записной книжке.

— Зачем тогда вы с дедом их оставили?

Фергус посмотрел на Калеба удивительно ясными глазами:

— Потому что первая страница написана на обычном английском языке. Эразм обращается к своему сыну и будущим потомкам. На этой странице говорится, что они должны сохранить эти две книжки до тех времен в будущем, когда появится потомок мужского рода с тем же талантом, что и у Сильвестра.

— Кто-то вроде меня.

— Да, боюсь, что так. Эразм верил, что в записной книжке содержится секрет его выздоровления от безумия. Он не смог найти этот секрет и не смог спастись. Он был уверен, что в будущем кто-нибудь из его потомков столкнется с таким же недугом, но сможет изменить свою судьбу, расшифровав этот чертов код.

— А что во второй книжке? — спросил Калеб.

— Эразм считал, что это последняя записная книжка Сильвестра.

Калеб оставался у постели отца до самого рассвета. При первых лучах света Фергус открыл глаза.

— Почему здесь так жарко, черт возьми? — проворчал он, взглянув на огонь в камине. — Ты что, хочешь спалить дом?

Потрясенный, Калеб вскочил со стула, на котором просидел всю ночь, посмотрел на отца и сразу же понял, что его больше не лихорадит. Кризис миновал. Отец жив. Калеб почувствовал такое облегчение, какого никогда в жизни не испытывал.

— Доброе утро, сэр. Ну и напугали вы нас. Как вы себя чувствуете?

— Устал. — Фергус потер отросшую на подбородке щетину. — Но, пожалуй, я еще поживу.

Калеб улыбнулся:

— Похоже на то, сэр. Вы проголодались? Я прикажу принести чай и тосты.

— И еще яичницу с беконом.

— Да, сэр. — Калеб потянулся за шнурком с колокольчиком. — Правда, вам придется поговорить с медсестрой и убедить ее, что вы готовы как следует позавтракать. Между нами говоря, она жуткий тиран.

Фергус состроил гримасу:

— Она будет разочарована — я обманул ее ожидания. Она была уверена, что к утру я отброшу копыта. Заплати ей, и пусть идет к следующему бедолаге.

— Конечно, сэр.