Малец

Дело без потехи — больная голова

Печи успели просушить до морозов, и тиглей нужного размера наделали с запасом. По поводу печей шибко с Лу ругался — совсем человек не привык экономить топливо, ему главное температуру в печи дать, а какими затратами она будет достигнута и дела нет. Тут ведь какая проблема, само дерево просто сгорая в притоке наружного воздуха требуемую температуру для выплавки меди ни за что не даст, поэтому в печи организуется как бы две топки, в одной топливо сгорает в избытке кислорода и сильно прогревает воздух, а уже подгребая образовавшиеся угли во вторую топку и добавляя дров в первую происходит нагрев до нужной температуры. При такой схеме дрова в топке полностью сгореть не успевают, потому как очень трудно держать оптимальный режим и часть топлива в виде продуктов возгонки просто вышвыривается в трубу. А если учесть, что при этом раскаленные газы тоже не используются, получается более чем расточительно. Это в будущем вынуждены обращать внимание на рациональное использование топливных ресурсов, так как цена на них очень высока, а сейчас люди просто не понимают, кому нужна эта экономия, им кажется, что если мало температуры, то достаточно напихать больше дров в печку и все будет хорошо. Не будет, это «больше» просто вылетит в трубу, не решив задачу, да и где потом эти дрова брать. Ладно сейчас вокруг Иркутска леса более чем, и вопрос не в том, чтобы его сохранить, а в том чтобы от него избавиться, но будущее не за горами, пройдет лет двадцать и рубка леса уйдет в верховья рек, откуда будут сплавлять плоты. И к существующим затратам щедро прибавятся расходы на доставку топлива. А следом обмеление рек и изменение климата, хотя честно скажу, он и сейчас здесь довольно мерзкий. В конечном итоге моя точка зрения победила, правда пришлось трубу делать на две сажени выше, но это впоследствии окупится с лихвой. При первом пробном запуске печи убедились, что схема с предварительным прогревом поступающего через теплообменник воздуха, очень эффективна, на малом объеме дров получили малиновый цвет тигля, а это где-то под тысячу градусов, еще чуток и получим требуемые тысяча сто. Достичь тысячу четыреста, необходимые для избавления исходного сырья от серы можно будет уже с помощью добавки древесного угля, но это потом, сейчас нас интересует плавка меди, и получение медного проката.

Кстати, прокатный стан у нас тоже изготовлен, только станом я его назвал в шутку, на самом деле это два стальных валка, диаметром восемьдесят миллиметров и длинной сто пятьдесят и к обоим валкам приделано по большому штурвалу. Думал этого будет достаточно чтобы раскатать медный пруток в лист примерно двух метровой длинны, из которого и будет изготавливаться корпус самовара, делать корпус цельнотянутый мне показалось слишком нудным процессом, гораздо проще его спаять — медь как-никак. Как потом оказалось, плохо я учил сопромат, примерно раза в три хуже, чем было надобно, усилия на валках оказались такие, что провернуть их через штурвал могли только очень сильные мужики. А катать нагретую медь не получалось, слишком узким оказался диапазон температур, при недогреве, как и при перегреве, медь становилась хрупкой, лист получался с трещинами, и в результате все снова отправлялось на переплавку. Гораздо проще оказалось делать промежуточный отжиг, хоть и приходилось «отпускать» полосы по нескольку раз.

Дальнейшую работу свалил на Лу, пусть отрабатывает свое китайское происхождение, у меня были другие заботы, смолокурня и выделка поташа требовали постоянного контроля. Казалось бы, с поташом какая проблема, жги траву и ветки, да промывай потом золу, ан нет, если просто жечь ветки в кострах шиш нужное количество золы получишь, все вместе с дымом улетит в пространство. Тут надо жечь сырье медленно и печально, не допуская сильного открытого огня, так и тлеют потихоньку кучки по вырубкам, а между ними лениво перемещаются пара работников, поддерживающих технологический процесс. Получившийся после промывания золы щелок отфильтровывали в огромные бочки, куба на два объемом и уже из них после выпадения в осадок прочей гадости выпаривали. В общем-то никакой прогрессивной технологии в этот процесс я не привнес, да и какой там может быть прогресс, все просто, почти каждая семья для своих нужд получала щелок в необходимом количестве. Но вот последнюю стадию выпаривания мне удалось резко ускорить, и сделать ее относительно дешевой. При выработке древесного угля, большое количество тепла просто выбрасывалось в атмосферу, вот это тепло мне и удалось приспособить. Была сделана довольно-таки высокая башня, примерно с метр диаметром в верхней части, и в эту башню снизу выходили горячие газы, а сверху разбрызгивался щелок, пока капля летела сверху, она испарялась и вниз уже прилетала уже меленькая гранула поташа. Должен сказать, что хотя сам процесс выглядит довольно просто, подводных камней хватает: то дымовые газу идут с изрядной долей золы; то раскаленный поток закручивает так, что распыленный щелок отбрасывает на стенки башни и дальше он стекает вниз, оставляя по пути выступившие кристаллы поташа; то скорость газов такова, что готовый поташ начинает выносить наружу. Но все-таки процесс был отлажен и поташ пошел, а издержки на его добычу оказались значительно меньше, чем у конкурентов. Кстати, издержки на производство древесного угля тоже нас порадовали. Казалось бы теперь живи да радуйся, но нет, возникла другая серьезная проблема — куда девать избыток смолы, дегтя и прочих побочных продуктов? Пока проблема решалась просто, когда поняли, что серьезно затоварились, просто завернули поток продуктов возгонки древесины в топку, создавая дополнительную экономию дров, но моя жаба после этого проснулась и не давала мне элементарно спать. Чтобы все-таки наладить сбыт продукции требовалось применить технологию конкурентной борьбы из двадцатого века, т. е. обрушить устоявшиеся цены и разорить конкурентов. Однако к такому я был еще не готов, Федоров, мой основной конкурент, не просто так стал практически монополистом в производстве смолы и прочей скипидарной продукции в Иркутске, за ним стоит несколько казацких семей, в случае особенно наглого моего поведения могут и наехать не по-детски. Придется действовать осторожно, и вытеснять конкурентов постепенно, используя в качестве прикрытия купцов. И первым таким прикрытием для меня стал купец Гандыба Иван Федорович.

Вообще интересная фамилия у купца, услышав ее, я представлял себе человека если и не огромных размеров с устрашающей внешностью, то близко к этому, однако в очередной раз произошел разрыв шаблона. В объеме, имеется ввиду диаметр, купец выглядел весьма солидно, ничего не поделаешь, статус, а вот ростом, ликом и голосом подкачал, этакий колобок бородатый с тонким голоском, близким к фальцету. И как он купцом в первом поколении стал? Стоит задуматься, раз внешностью не вышел, значит деловые качества на высоте, в чем я имел возможность убедиться.

Гандыба встретил меня без предвзятости, хотя вообще удивительно, что он решил выслушать мальца, но видимо слава о моей удаче уже успела достигнуть его ушей:

— Ну, рассказывай чего пришел? — Отложил он в сторону какой-то свиток.

Так, так, а ведь знаю я, что купец, несмотря на удачливость, малограмотный, читать-то записи своих приказчиков он еще худо-бедно может, а вот свитки читать увольте, уж больно там язык мудреный. И не то, чтобы буквы незнакомы, а так накручено и наверчено в витиеватых выражениях, что раз пять прочитать одно и то же приходится, чтобы разобраться в этих деепричастных оборотах, о чем речь ведется. Рисуется мужик, и было бы перед кем.

Вот за что уважаю этого купца, так это за то, что ему для ведения дел возраст не помеха. Нет, уважения в его словах в мой адрес ни капли не нашел, но в том что касается бизнеса все очень четко и предметно. Торговались с ним долго, вроде бы уже все договорились и уже готовы ударить по рукам, но тут всплывает новый нюанс и снова идет торг. В конечном итоге сговорились, пристроил я всю свою побочную продукцию с довольно значительной скидкой, причем деньги в расчете не упоминались, все шло на уровне товарного обмена. Придется организовывать свой магазин, где свои же работники смогут отовариваться по льготным ценам, под запись. Вот он привет из будущего, пахнуло временами товарного дефицита в бывшем-будущем Советском Союзе, только ситуация иная, там деньги были, зато на них мало чего можно было купить, а здесь есть чего купить, а вот с деньгами напряг, хоть сам печатай. А может быть и напечатаю некий суррогат денег, вроде тех же талонов. Так или иначе, в результате расстались жутко довольные друг дружкой, а уходя, намекнул, что после праздников возможно снова заявлюсь к нему с некоторыми деловыми предложениями, от которых он если и сможет отказаться, то с превеликим трудом. Гандыба на такое мое выступление только посмеялся, мол, шутку твою оценил. Ага, как же, шутка, он теперь ночи спать не будет, и так и этак начнет прикидывать, о чем это я, потом сам трясти меня станет.

Со смальтой у монахов пока чего-то там не получалось, то ли не могли температуру хорошую долго держать, то ли с составом намудрили, так или иначе, но вскоре меня снова выдернули в Вознесенский монастырь, для предъявления претензий. Хотя чего там предъявлять, все было заранее показано Залепину. Федора я нашел у печи, он в очередной раз пытался получить в тигле стекло, причем технологию получения стекла он выбрал двухступенчатую, это когда сначала получаем в тигле чушку смеси стекла с присадками, потом отбиваем от этой чушки наиболее чистую часть, а дальше вновь перемалываем это стекло с нужными присадками и снова плавим. Все бы ничего, но печь Федор сделал, без предварительного прогрева воздуха и, несмотря на применение в конце плавки древесного угля, долго держать стабильную температуру он был не в состоянии. Вот, о чем я раньше и говорил, попытка решить проблему в лоб привела только к огромному расходу дров и древесного угля. Стекло у него получалось неоднородным, с пузырями и скалывалось после формования толстых блинов как угодно, но совсем не так как нужно было мастеру.

Проблема решалась просто, именно так как и предлагал Лу, с организацией предварительного прогрева воздуха, через дополнительную топку, не эффективно, зато быстро. Тут Федор бьет себя по лбу и вспоминает, что для малой печи, а именно такую он и сложил, действительно требуется дополнительная топка. Наблюдавший за нашими выяснениями отношений монах тут же куда-то смотался, что, в общем-то, меня не насторожило, а должно было. Расплата последовала мгновенно, меня тут же потащили на глаза Зосимы:

— Два месяца назад я спрашивал тебя, откуда тебе ведомо, что для стекла поташ надобен, а ты мне ответил, слышал, мол, где-то. А теперь оказывается, ты не только о том слышал, но и про печи знаешь больше мастера. Рассказывай откуда тебе сие известно?

Вот засада, инквизиция в чистом виде, и как теперь выкручиваться? Вот откуда мальцу могут быть известны такие секреты, на старый опыт не сошлёшься… Ха! На старый нет, а вот на новый запросто, запустили же печь для плавки меди, так чем она от другой отличается? И там и там нужно достичь температуры, свыше тысячи градусов, что для дровяного топлива невозможная задача, следовательно, сделаны они должны быть одинаково.

Так и выдал охреневшему настоятелю, мы же собирались медь выплавлять, а там температура даже большая требуется, вот оттуда принцип предварительного прогрева воздуха и взял. А откуда та печь взялась? А китаец нам на что? Вот к делу и приспособили. Фух, вроде отбрехался, Зосима еще чуток посверкал глазами и успокоился, ну а я бочком, бочком и ходу, вот хрен они теперь от меня чего дельного дождутся, пусть сами разбираются со своими заморочками. Кстати, судя по тому, что на пустыре рядом с печью огромное количество черепков от тиглей, глины у монастырских на зиму не хватит, следовательно где-то к концу февраля опять затребуют привезти. Но тут уж их мужики обдерут, добывать глину зимой, это не летом, да пробивать дорогу по глубокому снегу, отбиваясь от стай волков, тот еще геморрой. Правда на этом мои проблемы в этот день не кончились, по Ангаре пошла ледяная шуга, еле уговорил лодочника переправить меня на другой берег, отдал за переправу «гигантскую сумму» в две копейки. И пусть его, а то бы пришлось еще неделю в монастыре ждать, пока эта шуга превратилась бы в более или менее крепкий лед. Аж передернулся, когда представил себе такое. Вообще-то пора потихоньку снижать давление Зосимы на себя, он уже мной как своими иноками распоряжается, к весне подберу мужичка пожёстче, да передам ему все свои копи за пай. Как говорится, создам акционерное общество, где буду главным рулевым.

Кстати, та крестьянская семья, из которой была спасенная мной на реке Белой девица, поселилась в нашей землянке, отчим все же этого мужика решил на работу нанять, ну и сговорились заодно за малую часть оплаты на вот такое жилье, и при этом поселившиеся обиженными себя не считали. Тут и Дашка на правах бывшей хозяйки в гости туда зачастила, хоть дочка крестьянина и была ее старше, а все-равно сдружились на фоне общей любви к прикладному искусству. Оказывается, Глаша хорошо разбиралась в вязании пуховых платков, и платки выходили у нее ничуть не хуже, чем у зрелых мастериц. В результате соединения художественного таланта Дашки и умения Глафиры родился жутко красивый пуховый платок, который они потом умудрились сбыть на торгу за два гривенника. Вот тебе и первая неожиданность. Видя такое дело, я сразу предупредил Дашку, чтобы не увлекались, зарабатывать деньгу нужное дело, но не стоит из-за этого на всю жизнь горб набивать, потому, как работа должна быть в радость, а не только ради лишней копейки. Пусть лучше мужики голову ломают как деньгу зарабатывать, у женщин должна быть другая забота.

На днях толкался на торгу и увидел шкуру горных козлов… или баранов, до сих пор не знаю как называть, но рога у них мощные, крученые, а мех густой, и видимо очень теплый, не просто же так они в горах живут. Купил две небольшие шкуры, отнес скорняку, дабы сшил он мне теплую дубленку, а то никак не могу привыкнуть к здешним необъятным армякам. Нет, я понимаю, Сибирь, морозы, а сибиряк не тот, кто не мерзнет, а тот, кто хорошо одевается, но нужно же и честь знать. Объяснял что хочу получить долго, особо подчеркнул, тулуп мне не нужен, должна получиться именно дубленка, легкая, теплая и в размер, без всяких «на вырост», на один сезон делается. Посмотрим, как меня поняли, и еще узнал откуда взялись унты, это когда решил остатки шкур на них пустить. Оказывается, вначале это были меховые чулки, которые сверху, чтобы не спадали, привязывались к ремню, но когда погода была теплее, и не надо было двигаться по глубокому снегу, мех сверху заворачивали и опускали вниз, на сапоги, перехватывая в месте сгиба ремешком. Просто в конце двадцатого века стали делать не полноценные унты, которые можно было растянуть на большую часть ноги, а нечто укороченное по типу шапки обманки, которая только имитирует настоящую шапку ушанку.

Однако время двигалось к рождеству, и я, помня данное себе обещание, решил снова заняться подготовкой к празднику, а так как на праздник планировал провести презентацию нашего самоварного чуда, то это полезное дело должно было выплеснуться из пределов нашего околотка в слободу.

— И зачем это надо? — Нахмурился отец Игнатий, выслушав мой бравый спич. — Днем службу по канону проведем, вот и праздник народу. А гуляния со скоморохами народу только во вред.

Вот ведь хрен старый, сам тут при свете лампад чахнет, хочет чтобы и другие так же. Ну уж нет, даже если уговорить не получится все-равно игрища проведем, но хотелось бы еще и сказку народу показать, а вот тут без благословения церкви никак не получится:

— Какие скоморохи? — Кривлюсь я, надеясь, что выходит это натурально. — Нам это ворье не нужно, народу и без них веселья хватит, да и откуда они здесь возьмутся? Просто, нарядим одного мужика в деда Мороза, запряжем в сани оленей, и пусть по слободе раскатывает, подарки народу раздает. А в помощь ему девиц нарядим, вроде как внучки его. И детишкам малым тоже праздник, пусть уж лучше все около деда мороза, под присмотром будут, чем по дворам колядовать пойдут.

Про колядки это я хорошо ввернул, Игнатия сразу перекосило, как черта от святой воды, давно он с этим борется. Согласился, но предупредил, чтобы ни одного скомороха на гуляниях не было. Вот чудак человек, ведь объяснил же, нет у нас скоморохов, казаки их вывели как класс, потому как шибко вороватый народец сей. Получив принципиальное согласие от представителя церкви, снова пошел на поклон к Гандыбе. Купец сразу почуял выгоду от организации народный гуляний, в эти времена, точно так же как и в будущих, реклама купцам была нужна. Хотя играла она совсем не ту роль, к которой мы привыкли. Ведь в будущем главным было донести до потенциального покупателя сам факт существования товара, и в чем он превосходит конкурентов, а здесь и сейчас купцу надо было четко обозначить свою состоятельность. Именно этот факт привлекал покупателей к его магазинам, ибо состоятельность продавца некая гарантия качества товара для покупателя. Самое смешное, что купец вытряс из меня весь предполагаемый сценарий праздника, а потом внес в него коррективы, в свою пользу разумеется, и заставил меня побожиться, что я никому и ничего… Наивный чукотский юноша, да стоит его приказчику со двора выбежать, как все его конкуренты будут знать чего и как.

Подготовку к празднеству начали загодя, сначала заказал изготовление факелов, двадцать факелов одна копейка, и чтобы качество было на уровне, предупредил, если хоть один прогорит меньше положенного времени вся работа впустую. Вроде бы за факелы малую цену определил, однако для полноценного празднования по моим прикидкам понадобится этих факелов около тысячи, а это уже хорошая деньга. Дорого. Но не мне при моих капиталах жаться, главное чтобы купцы своим размахом прикрыли.

Ну а дальше пошел в народ и в народ мне знакомый, а где именно у меня знакомый народ? Правильно, в основном это торговцы. А чего именно к ним? Так тут тоже все просто, люди эти отточили свой язык на торгу с покупателями, а значит, не будут тушеваться в случае чего, да и своих шуток прибауток у них на весь вечер хватит. Заказал шитье костюмов для сказочных героев, изготовление реквизитов для различных соревновательных мероприятий и нанял мужиков для выпиливания льда, будем строить ледяной дворец, как принято в Иркутске в двадцать первом веке. Остальные две недели до праздника полностью погрузился к отработке сценария, судя по тому, как шло, праздник должен получиться веселым. И Дашку с Глашкой тоже к делу приставил, они вместе с другими девушками принялись разрисовывать яркими красками ледяные глыбы дворца. Уговорил отчима сделать лезвия для коньков, сами-то коньки из дерева, а лезвия внизу из железа, немного заказал, десяток пар, и сам их опробовал. Получилось не очень хорошо, низкие они вышли, пожалел Асата железа, крутой вираж не заложишь, а именно в этом и есть основная прелесть коньков, но на первое время и так сойдет.

Чтобы празднество прошло без эксцессов, без которых не обходится ни одно мало-мальски значимое сборище, переговорил с Брагой и тот назначил десяток молодых казаков, которые были обязаны следить за порядком. Сегодня с утра они уже несли вахту. Думал, будут обижаться, мол, народ праздновать будет, а им службу тянуть, ан нет, наоборот, обилие девчат им по сердцу пришлось, вот и крутились в малиннике, прикрываясь обязанностями. В конце подготовки на лед выкатили небольшую пушку, это казаки решили таким образом известить о начале празднования. Выстрел хлопнул что надо, у меня в сорока метрах уши заложило, ведь знал, что холостой выстрел звучит гораздо громче, но не предполагал что настолько. Спустя минуту по моей команде девчата громко завизжали. Все, после такой рекламы ни один человек не останется в доме, все без исключения побегут смотреть, чего там случилось.

Купец Ушаков возился у себя на складе, когда к нему прибежал приказчик, выслушав его торопливое сообщение, он задумался:

— Так говоришь, Гандыба десяток столов плотникам заказал?

— Да. — Подтвердил приказчик. — И еще вроде о двух палатках сговаривался, чтобы на озере за слободой поставить. Но самое интересное, что кто-то еще артель нанял, чтобы всякие работы на том же озере сделать, они уже дерево под это дело шкурят.

— Ах Иван! — В сердцах, хлопнул кулаком по мешку с рожью купец. — Решил в одиночку на гулянии покрасоваться, вроде как один он об обществе радеет. Ну ничего, еще посмотрим кто кого.

Ушаков немного подумал и решительно вскинул голову:

— Так, отправь кого на заимку, пусть Лазарь всех, без кого можно обойтись, отсылает сюда, — начал он отдавать приказы, — Лукерье прикажи, пусть готовится к празднику, нужно будет накануне пирогов напечь, сбитня наварить. Потом переговоришь с Матвеем, как зазывала он очень хорош, да не сильно жмись по оплате, мне на это дело денег не жалко. Да Семену скажи, пусть факелов по более наготовит. Ну а я на гуляния еще крепкого зелья бочек пять выкачу.

— Алексей Иванович, — тут же встрял приказчик, — так ведь запретили нам зелье не на торгу продавать.

— То днем запретили, а как солнце зайдет, кто ж нам помешает?

— Алексей Иванович, подумай, может не стоит нам этого делать, и так под Богом ходим. При Иване Ивановиче, упокой его душу Господи, откупились, а теперь некому нас защищать, да и Перфильев на тебя давно зуб точит, чуть что и обложит лишним побором, а у нас и так долгов рублей на шесть сотен.

— Так что ж теперь, совсем торг не вести? — Возмутился купец. — Хотя нет, верно ты прав, люди Гандыбы первые в приказ метнутся. Давай-ка мы гулящих наймем, каждому по полубочке на торг дадим, если их прищучат, так мы здесь вроде как и не причем.

Стоило приказчику кинуться выполнять распоряжение хозяина, как на соседнем подворье сразу встрепенулся купец Ситников, дня не прошло, как он заявился к Гандыбе с претензиями:

— Ты что же Иван, решил втихаря праздник справить? — Выговаривал он купцу. — Обществу хочешь показать, мол, вот я какой крепкий хозяин, а остальные только от жадности сохнут?

— Да откуда ты взял? — Крякнул с досады Гандыба.

— Как откуда? Кто артели нанял, палатки, столы заказал? Скажешь, не делал этого?

— Заказывал, — не стал отрицать очевидного купец, — только отчего ты-то решил, что это праздника касаемо?

— Ты, Иван, за дураков нас не держи, — подпрыгнул Ситников, — даже Ушаков забегал, как будто ему шлея не в то место попала.

— Вот же хорек, — ругнулся купец, — и здесь пытается пролезть.

Алексея Ушакова купцы шибко не уважали, и не уважали из-за его старшего брата, который имел тесные связи со всеми воеводами от Енисея до Нерчинска. Именно благодаря этим связям и процветал клан Ушаковых. Только после смерти Ивана, империя Ушаковых покачнулась, потому как Алексей не в пример старшему брату суетился по мелочи и этим был неприятен власть предержащим, им нравились люди широкой натуры, которые не жались из-за каждого подарка.

— На себя обернись, — не преминул укусить разъяренный конкурент, — сам как Лешка стал, по голому стричь пытаешься?

— Да ладно тебе, — махнул рукой Гандыба, — ну хотел для людей празднество устроить. Ничего зазорного в этом не вижу, и другим препятствие чинить не стану, а что на каждом углу кричать не стал, то, извини, мое дело. Ты вон тоже на прошлую масленицу лишнего не сказал.

— Так то для своих старался.

— Ну, ты для своих, и я для своих. А что другие при этом тоже свой интерес имеют, то уже не наше дело.

Крыть Ситникову на эту сентенцию оппонента было нечем, в конце концов, у каждого была своя торба грехов.

Не прошло и часа, как все купцы в слободе ломали головы над тем как обойти конкурентов в рекламе своей «торговой марки». Даже старик Демчев, который уже как год передал дела своему сыну, решил напоследок тряхнуть стариной и удивить народ широтой своей души.

Евстафий Перфильев изволил баловаться чайком когда до него донесся грохот выстрела пушки, он на секунду прислушался, потом глянул на своего приказчика и кивнул на дверь, мол, проверь, чего там?

Тот не заставил себя уговаривать и сразу метнулся наружу. Вернулся быстро:

— В слободке празднование рождества, — доложил он, — гуляние началось. Вроде как на деньгу купцов.

— Ишь ты, — удивился воевода, — вроде купцы всегда прижимистыми были, а тут расщедрились, неужели дела настолько хорошо пошли? Ну, а чего ж до первой звезды?

— Дык, то не сами купцы, слободские гуляние устроили. А что до первой звезды, то гулять-то до окончания поста никто не мешает, от отца Игнатия благословение получили. Тут еще говорят, что на вечер тыщу факелов заготовили, да по всей слободе жечь станут, чтобы люди не в темноте к домам добирались.

— Тыщу? — Снова хмыкнул Евстафий, — не погорят ли с этого?

— Недолжны, служба у казаков хорошо поставлена.

— Ну и ладно, — согласился воевода, — ты тоже факелов наготовь, съездим, посмотрим, как слободские гуляют. И Матрену спроси, тоже, поди, захочет глянуть.

Приказчик ошибся, конечно, количество заготовленных факелов никто не считал, но по грубым прикидкам их было заготовлено гораздо больше.

Через три часа воевода со своим семейством и сопровождающими на трех санях подъехал на празднество.

— А вот и боярин явился, не запылился! — Закричал мужик в армяке обшитом синей материей и большим украшенном посохом в руке. — Гость дорогой, со звонкой деньгой, с охранной дюжиной, со своею суженной. Разойдись народ, дай воеводе себя показать, да на тебя поглазеть.

Евстафий хмыкнул, так его еще никто не встречал, махнул рукой мужику. Чтобы крикун не сильно старался привечать «дорогого гостя» и выбрался из саней.

— Евстафий Иванович, извольте пройти на помост, дабы обозревать веселье народа, — тут же подскочил к нему один из распорядителей гуляний.

— Ну пойдем, глянем, — согласился воевода, — А это кто? — Кивнул он на мужика в синем наряде.

— Сей ряженый вроде как деда мороза представляет, — принялся пояснять ему сопровождающий, на ходу, — дюже суров этот дед, живет все время в снегах северных, тепло не любит, а к нам заглядывает только в холодные снежные зимы. Так же где-то здесь и его внучка крутится — ледяная дева, глаза синий лед, от ее дыхания птицы на лету замерзают. Перед отъездом вместо себя назначит наместницу, которая будет бороться с теплом и охранять зиму до весны.

— Складно сказ ведешь, не слышал я еще такого, — вздохнул воевода, видя как домочадцы навострили уши, — ну и кто сие сказывал.

— Так известно кто, Васька горелец, на его сказ вся слобода собирается. Он много сказок знает, уже с дюжину народу поведал.

Вот ведь дело-то какое, простому люду слушать сказки не возбраняется, а боярам да служивым при большой власти вроде как не по чину. Слышал Перфильев, о том, что в слободе сказочник добрый появился, и вроде как из убогих, те, кто его сказ слышал, в полном восторге, а вот пересказать не могут, и запинаются постоянно, и путаются, а было бы интересно самого Ваську послушать. Но, как уже было сказано не по чину.

— Чего это там, — снова кивнул воевода в сторону бревна, на которые взбирались два молодца, держащие в руке мешки с чем-то легким.

— Это символ битвы добра со злом, — хохотнул сопровождающий, — правила такие: первым на бревно, на лучшее место становится «Зло», и оно всяко поносит «Добро». За это «Добро» должно победить «Зло», сбив его с бревна мешком набитым деревянной стружкой, поставить его на колени и как бы убить, отрубив голову пером жар птицы. А потом стать «Злом» и встать на место казненного.

Евсафий расхохотался:

— Это опять Васька придумал?

— Ага, он самый — подтвердил мужик, — да у него много еще там всяких придумок. Вон там, где веревки натянуты, надо добраться до смерти Кащея бессмертного. Для этого надо пробраться по веревкам над пропастью, добраться до гнезда летающего дракона и украсть яйцо, в котором весу пять пудов.

— И чего здесь трудного?

— Так приспешники кащея мешают, веревки раскачивают, когда молодец по ним пробирается, к гнезду надо по гладкому льду подняться, а когда яйцо молодец тащит мосток раскачивают, под ноги вязанки хвороста кидают, а ронять-то ношу нельзя.

Тут взгляд воеводы зацепился за детишек, которые плавно скользили по льду.

— Это забава детская, из Голландии — тут же пояснил гид, — коньки называется. Полоска железа на валенки привязывается так, что лезвие на лед становится, оно и скользит. Но с первого раза кататься ни у кого не получается, приноровиться сначала надо. А вот там, видишь, люди пытаются на ходулях ходить, на веревке подарки разные развешены, с земли до них не достанешь, только с ходулей, а помост, чтобы на ходули стать в пяти саженях от веревки, идти надо, да ни у кого не получается.

— Смотри-ка, чего придумали, — Перфильев хохотнул, всеобщее веселье передалось и ему, но тут раздался взрыв женского хохота, он повернул голову в ту сторону, — а бабы чего там толпятся?

— А они там тоже свои игры устроили, кто ловчее окажется тому и подарок…

После того как воеводе подробно рассказали условия игры, он долго хохотал до слез:

— Так говоришь, скалкой мужу с двух саженей точно в лоб попасть, чтобы вразумить, а как попадет, ей подарок дарят?

— Так и есть. Там деревянный болван под мужика раскрашен, у него шапка одета, и привязана к веревочке, а та в свою очередь к крышке шкатулки которая сверху прилажена, как собьет хозяйка скалкой шапку с болвана, та повиснет на веревочке, и откроет шкатулку, а оттуда подарок выпадает. — Подтвердил мужик, — но не только это, надо с такого же расстояния мороженную репу в котелок закинуть, как с фунта два накидает, котелок перевесит груз на дощечке и тоже шкатулку с подарком откроет, мол, накормила мужа и вот от него подарок.

Так до сумерек и шли игрища, а потом снова бахнула пушка и разом зажгли десятка три факелов, от того все озеро залил мягкий красноватый свет.

— Пойдем Евстафий Иванович, народ угощают, но не как на пирах, а по-походному, вон там общие столы, угощение для простого люда, то без денег, а вон там для знатного за деньгу, но и угощение много богаче.

Выставленное на стол угощение действительно выглядело аппетитным, тут и вяленный осетр, и красная отборная икра, и грибочки моченые… Да много чего на выбор, и даже вина заморские, но их не сильно жаловали, так, на пробу, в основном на ягодные соки налегали, уж больно вкус непривычен был.

— Заводик свой Зосима в вознесенском запустил, — меж тем делился новостями приказчик, — кирпича много выделывают, по весне думают новые кельи ставить. А еще стеклянный завод на две печи поставят, вроде как смальту варить надумали, как лютые морозы спадут, так кругляши с караваном в Москву отправят.

— Что, так много смальты выделали?

— Да какой там, — махнул рукой рассказчик, — пока только пару пудов на пробу наварили. А для выделки поташа у Федорова накупили, да еще пасынок кузнеца Асаты на десяток пудов подрядился.

— Вот как? — Приподнял бровь Евстафий. — Значит Федоров поташ и раньше выделывал, а чего в казну не сдавал?

— Вот о том и говорю, однако не мог он в казну сдавать, Савелов денег никому не платил. А в долг — мало ему веры.

— А и пусть, — крякнул воевода, потянувшись к ломтику копченой осетрины, — ты вот что, зазря людей не дергай, только предупреди, что бы дальше все по указу делали. И Федорову отказ казны от закупа оформи, пусть монастырь продолжает выкупать, только налог стребуй, в казне сейчас не густо.

— Не получится деньгой взять, у казны перед монастырем долг большой, просто часть спишут.

— Ну, пусть хоть так. — Согласно кивнул воевода. — Все ж в дело. И это, мне тут донесли, что кто-то камни самоцветные мимо приказа вывозить в Китай взялся.

— Мало веры, — возразил приказчик, — места, где самоцветы добывают, под присмотром дьяков, если и утащат чего, то купцы только за бесценок возьмут, выгоды никакой.

— Думаешь? Может ты и прав, — согласился Евстафий, — да только, просто так никто муть не подымет.

— Тут еще вот чего, Иваныч, стало известно мне из приказа, что дело у монастырских, вроде как ставил Федор Залепин, каторжник, этой весной с убивцами с каторги сбежал. Хотели мы его прихватить, да настоятель вознесенского монастыря заступился, мол, он свое отмолил.

— Отмолил? Да когда ж успел?

— Тут уж я не знаю, отцу Сергию виднее, Залепин же по цареву делу на каторгу угодил.

— Если так, пусть его, пользы от него здесь больше будет, чем кайлом камень грызть, главное, что не душегубец. И вот что еще скажи, тут мне Матрена говорила, что кузнец местный какой-то медный самовар сладил и можно его после варки воды в дом на стол ставить, чтоб каждый раз на двор никого не гонять.

— А, так это кузнец Асата, — обрадовался простому вопросу приказчик, — да вон там, на столах у Гандыбы, три самовара на смотр стоят, сам-то кузнец здоровьишком слаб. Но говорят, хочет железный заводик ставить, мастеровой люд нанять, вот тогда будет много самоваров выделывать.

— А что мешает?

— Так, вроде летом и начнет. Но там все сложно, ни хорошего железа, ни меди близко не нашли, пока придется крицу возами с Уды возить, а тогда какой смысл здесь завод ставить?

— Но ты сам сказал, что Асата хочет.

— Так он на Ваську, своего приемыша надеется, тот вроде как обещает где-то ближе найти. Но сам подумай, мало ли чего малец обещает.

— Ладно, там посмотрим, — подвел итог воевода, — а насчет самовара, с Асатой поговори, деньгой не обижу.

Тут все отвлеклись, со стороны пустыря что-то бухнуло, и в небо устремились светляки, расцветая в конце полета причудливыми искрами. Потом зажглись огненные вертушки, рассыпались фонтаны стекающей огненной реки. Действо настолько необычное, что народ кричал, свистел и улюлюкал.

— Смотри-ка, — удивился Перфильев, — никак китайский огонь кто из купцов привез.

Извержение огненных фонтанов длилось недолго, всего пару минут, но всем этого времени хватило, и праздник продолжился с новой силой. В кремль воевода возвращался давно за полночь, и в отличие от слободы обратная дорога, освещаемая одним факелом, выглядела уныло.

Хороший праздник получился, народ доволен, я тоже. Проснулся ближе к обеду под теплым стеганым одеялом на большой кровати. Если кто не понял, НА КРОВАТИ, ПОД ОДЕЯЛОМ. Это я к чему выделил, а к тому, что в эти времена кроватей в домах простого люда нет, не существует как класса, и подушек тоже нет, а у меня есть. Матрас, правда, подкачал, хотел перину соорудить, но вовремя спохватился, к перине долго привыкать придется, а потом еще и отвыкать, поэтому обошелся нетолстым матрасом, набитым сеном, сено не очень долговечно, зато когда относительно свежее, дух от него хороший исходит. Когда мать увидела, что я себе соорудил, схватилась за голову:

— Вася, да зачем тебе это, неужто на полатях места не хватает?

Вот не хватает, на полатях все время приходится крючком лежать, народ к этому с детства привычен. Кстати, Васькино тело, то есть и мое, тоже привычно, но вы не представляете, с каким удовольствием растянулся во всю длину в первый день, когда установил кровать. И, в конце концов, имею я право на мелкие слабости, разве не заслужил? И матери так сказал, мол, раз Васька дурак, то ему многое позволено, а буде кто лишний раз пальцем тыкать, так я еще и слуг заведу, которые меня будут одевать и раздевать, как в лучших домах ЛондОна и Парижа.

Такая моя сентенция разом прекратила увещевания, если мою дурь с кроватью домашние выдержать вполне себе могли, то вот насчет слуг пришли в ужас и больше о том не заикались. Ну, ну, они думают я так попугал и забуду, придет время все у меня будете по одной половице ходить, и в кроватях по три оборота от края до края перекатываться. Истчо и «парлевуфрансе» заставлю спрашивать, и при этом вилкой с ножиком за столом орудовать. Ой, чего это я разошелся? Пока в ближайших мечтах теплый туалет сделать и унитаз белый поставить, а то по морозу на улицу бегать и зад оголять когда на улице под минус сорок сааавсем не комильфо. Бр-р-р.