Малец

Покой нам только снится

К концу июля подтянулась последняя группа ссыльных. Скажу сразу, дошли не все, и вовсе не дальний путь тому виной, а дурость человеческая. Или я чего недосмотрел, сейчас трудно доискаться правды, но факт остается фактом, часть ссыльных, при переходе из Тобольска в Красноярск, решила удариться в бега. Бывает, вот только на сибирских просторах это кончается плохо, плохо не в том плане, что беглые могут загнуться от холода и голода, хотя и это тоже, а в том, что Сибирь, несмотря на расхожее мнение, заселена довольно плотно. А так как большая часть коренного населения вовсе не пылает братскими чувствами к тем, кто их грабит, то двадцать два молодых парня недолго радовались своей свободе. Отряд казаков, кинувшийся в погоню настиг их на четвертый день, но было поздно. Всех их местные жестоко пытали, а потом, вспоров животы и выпустив внутренности, привязали к деревьям. На что надеялся местный князек непонятно, но на этом весь его род, а заодно и еще один, несколько человек из которого, невесть как затесались в отряд убийц, прекратили свое существование. Казаки вырезали всех, не разбирая, кто млад, кто стар.

Вот так то, в эти времена в Сибири такое не редкость, и не просто так поставлены остроги на этой земле, есть чего опасаться.

Зато остальные благодаря тому, что мы заранее озаботились их поддержкой во время пути, оказались, слава Богу, в живых. Некоторые были не совсем здоровы, тут уж спасибо заплечных дел мастерам, но шансы на выздоровление высоки. Отдыхать, как я уже говорил, им не давал, всех сразу раскидал по производствам, причем так, чтобы они не образовывали отдельных групп, незачем мне здесь тлеющие очаги недовольства, а что они будут, тут уж к гадалке не ходи, потому как люди считали, что наказание не соответствуют проступку. Знали бы они, от чего их уберег Бог, заговорили бы иначе.

Кстати, помните, я все переживал за отсутствие женского пола на такое количество парней? Ошибался, не учел менталитета жителей и наличия родственных связей. Как только стало известно о большом выборе молодых да неженатых, отцы семейств сразу смекнули, куда можно пристроить своих дочек, не сильно заботясь о приданом. Поэтому в этот год вся округа, вплоть до Братска, по осени потянулась на иркутский торг, прихватывая с собой своих чад женского полу. Но больше всех в этой ситуации, как это ни странно, пострадал я. Так получилось, что благодаря моим стараниям улица в нашем околотке была приведена в нормальное состояние, дорога отсыпана мелким гравием с песком и утрамбована, уложены деревянные тротуары. И даже выделено место с лавками, где иногда, в порыве вдохновения, ваш покорный слуга читал населению поучительные сказки. Вот как раз на этом месте молодежь и стала устраивать свои посиделки, поэтому мне пришлось долго привыкать засыпать под шум и веселье молодых людей, хорошо хоть в эти времена проигрывателей еще не изобрели. Я-то поначалу грешным делом подумал, что закончат отцы семейств торговать и вопрос разрешится сам собой, но не тут-то было. Во-первых: если раньше приезжим хватало пары дней, чтобы закупиться, то теперь они занимались этим процессом пару недель, а во-вторых: отъезд глав семей не означал отъезда их чад, потому как почти всегда находились родственники, у которых можно было оставить кровиночку погостить неопределенное время. Грешен, после нескольких таких веселых ночей даже стал подумывать о введении ночных смен, куда можно было определить все молодое мужское население, но совесть, будь она неладна, не дала этого сделать. Пришлось смириться, но пускать это дело на самотек было неправильно, так что обязал Тропина выделить пару морально устойчивых казаков, для надзора за посиделками, дабы не случилось каких эксцессов из-за горячности молодых да буйных. Смех смехом, а считай в этот год, население слободы почти удвоилось, а потом еще молодые да ранние с просьбами о выделении ссуд на строительство подвалили, мол, семью заводить пора. А какие из них будут работники, если они будут озабочены собственным хозяйством. Нет уж, такого нам не надобно. Поэтому в ближайшей перспективе разрешили семейный вопрос строительством трех десятков домов на три-четыре семьи сразу, заложили рабочий поселок на будущее. Вообще в эти времена ни один дом не строился просто так, без подворья, поэтому наше строительство на первых порах вызвало неприятие местного населения, однако посмотрев, кто в нем будет жить успокоились — голытьба, свое хозяйство им ни к чему. Но дурной пример оказался заразительным, поэтому и другие мастера тоже решив таким образом привлечь молодежь на свои работы заложили несколько домов такого-же принципа постройки. Вообще я не зря говорил об экономической революции в Иркутске, применение наших талонов резко оживило хозяйственную жизнь и те производства, которые раньше не выходили за пределы семьи вдруг стали стремительно расширяться. К примеру, если года два назад выделка кирпича носила, как правило, сезонный характер, да еще только при наличии заказа, то теперь кирпич изготавливали девять месяцев в году, прерываясь только на период сильных морозов. Берега ангары тоже обросли огромными сараями из досок (благо их теперь было достаточно), где до лютых холодов строили дощаники. И все это благодаря нашему производству, а именно введению долговых талонов в расчете с работниками и появлению во внутреннем обращении серебряной монеты, достаток которой обеспечивался сбытом фарфора. Да и сам Иркутск буквально вытягивал монету из кубышек жителей всей восточной Сибири и Забайкалья. Хотя не только вытягивал, но и щедро делился, так как для производства требовалось много чего, что можно было добыть только в отдаленных местах. Однако, такое положение дел меня не слишком радовало, превращение Иркутска в пуп земли не входило в мои планы, поэтому еще весной озаботился строительством поселка на реке Белой. Да, да, тот самый медвежий угол, где мы добывали белую глину для наших нужд, производство фарфора в конечном итоге будет перенесено туда. Удержать долго его тайну не получится, и первый звоночек уже был, появился один очень набожный товарищ, который в порыве покаяния поделился с отцом Игнатием производственными секретами. Надо сказать, что, несмотря на крайне неполную информацию, настоятель церкви сразу догадался что к чему, а может у него и до этого были подозрения, но поднимать хай не стал. Вместо этого он вызвал к себе Асату и намекнув на толстые обстоятельства, посоветовал тому проявлять больше участия в церковных делах. В будущем такое назвалось шантажом, но отчим тоже оказался не лыком шит, и объяснил Игнатию, что будет, если такой «поклеп» выйдет наружу. Разошлись при своих, но после этого Асата резко свернул выделку фарфора и потихоньку переориентировал народ на другое направление. И все же терять такой источник дохода было неправильно, поэтому мы и решили поставить фарфоровое производство рядом с источником сырья и полностью отделить его от Иркутска. Операцию прикрытия разработали на уровне двадцатого века, мол, нашлись люди, нам совсем не товарищи, которые сумели на голом месте все организовать и построить втайне от всех, а работники, которые собирались на новое место, были уверены, что делают это скрытно от руководства завода. Наивные.

— Что? Он на самом деле прошел морем или только слышал об этом?

Ну и новость принес мне Тропин, оказывается у нас здесь в Иркутске затесался помор, который умудрился пройти из Белого моря в Карское, а потом подняться по устью Енисея, вот только до Ангары он не поднимался, оно и понятно, на его судне это сделать было трудно, против течения реки приспособленные для моря суда не выгребали. Вообще-то путь через устье Енисея был известен давно, но при освоении Сибири ходили через Ямальский волок в Обский залив, и где то там дальше волоком можно было в Енисей попасть, а вот чтобы вот так, сразу через Карское море в Енисей, об этом слышу впервые. Но ведь был в мое время северный морской путь, и ходили морские суда по Енисею, почему бы и нам не попробовать?

— Говорит, что сам, — пожал плечами Степан, — обратно морем не смогли пройти, льды пошли, а ветер все время встречный был.

Ага, есть такое, в тех местах попутный ветер можно месяцами ждать, а встречный может прибить к берегу лед, который как терка разрушает деревянные суда, слышал, что немало путешественников попали там в переплет. И все же что-то не так, если он помор, то не может не знать про Мангазею, до которой можно добраться через обский залив, зачем нужно было так рисковать? Через час вместе со Степаном трясли Михаила на предмет, какого лешего он забыл так далеко от родных мест. Мужик упирался долго, пытался врать и при этом пыхтел и краснел, «уходил в несознанку» — я не я, и лошадь не моя, пытался симулировать выпадение памяти — шел, упал, очнулся, ничего не помню. Но терпенье и труд все перетрут, перед нами, во всей красе, раскрылся моральный преступник. Нет, он не мучил человека и не ограбил сироту или инвалида на паперти, но совершил страшный грех, о котором не то, что говорить, думать страшно. Короче, дело житейское, переспал с чьей-то женой, а потом мучимый терзанием совести сошел с судна на дальней остановке, а сказочку о том, что не смог вернуться домой придумал, чтобы хоть как-то обосновать свое появление в Сибири. М-да, покажите мне место, куда ему печать поставить для подтверждения святости. Степан, после выяснения обстоятельств, был поражен до глубины души, он просто не мог понять, как можно все бросить и отправиться в далекое опасное путешествие в одиночку из-за пустяка. Ага, это для него пустяк, а у человека в один момент рухнула вся система ценностей. Естественно душевные терзания мужика мне были безразличны, вполне может статься, что измена жены вовсе не была тайной для многих, даже мне известны случаи, когда с молчаливого согласия бесплодного мужа жена шла на сторону, чтобы прижить дитя. А вот что меня волновало больше всего, так это возможность выхода через море Карское в море Белое. Это только кажется, что можно на месте самому найти проход, как бы не так, исследователи месяцами искали, поэтому наличие человека в этих делах сведущего обязательное условия попытки прохода северным путем. Но это на будущее, а что в настоящем так это необходимость срочно заказать у наших «корабелов» морской корабль с усиленным килем, лед-то он совсем не мягкий.

— Даш, а чего Вася от всех прячется? — Спросила Глаша свою мелкую подружку, которая старательно вырисовывала лаком на шелке части изображения цветка. Вернее не самого цветка, а старательно затушевывала лаком все пространство, где изображения не было, потом мастера брали этот шелк, накладывали его на фарфор и продавливали сверху ракелем краску. Там где лака не было, краска проходила сквозь шелк и отпечатывалась на фарфоре, после сушки, действие повторялось с другим шелком и другой краской, так, слой за слоем на поверхности фарфорового изделия появлялось изображение цветка, причем оно было настолько точно, что от живого не отличишь.

— Да ничего брат не прячется, — Дашка аккуратно окунула кисточку в лак, провела кончиком по краю посудины, чтобы избавиться от капельки лака на кисти и снова наклонилась над шелком, — его же в Москву возили, а там царь ему наказ дал, вот и пропадает на заводе целыми днями, чтобы исполнить.

— Царь? — Глаза у Глаши округлились. В понятии ее родителей царь равен богу, а значит с простым смертными разговоры вести не будет, а тут вдруг какому-то пареньку из далекой Сибири наказ дает. Так-то понятно, Василия здесь все уважают, и иногда даже не стесняются это уважение показать, но ЦАРЬ? — Ну, если сам царь, тогда понятно.

Дашка оторвалась от своего занятия и хитро посмотрела на подругу:

— Не уж-то сохнешь?

— Скажешь тоже, — сразу вспыхнула та, — просто интересно, он же меня со дна реки вытащил, а теперь вроде и не замечает.

— Замечает, как приехал, спрашивал как поживаешь. — Девчонка снова макнула кисть в посудину, но приглядевшись к шелку, мотнула головой и решительно стерла остатки лака с кисточки тряпицей. — Все эту закончила, передохнуть надо, да и поесть бы не мешало. Пойдем в дом, мамке сегодня пироги принесли.

— Да я к своим пойду, — смутилась Глаша.

— Вот еще, — хмыкнула Дашка, — больше время потеряешь. Пошли, нечего стесняться, заодно расскажешь как живете.

Самовар еще был горячий, так что ждать не пришлось:

— Быстренько мойте руки и за стол, — скомандовала мать.

Дашка и без напоминаний уже метнулась к рукомойнику, а вот Глафира опять забыла, поэтому напоминание было не лишним:

— Даш, все тебя спросить хотела, — шепотом обратилась к подруге Глаша, — а зачем руки-то мыть, они же у нас не грязные.

— Не грязные, — согласилась та, но Васька говорит, что болезни к рукам пристают, и просто так их глазами не видно, поэтому перед тем как есть нужно по возможности руки со щелоком мыть.

— Как это не видно?

— А так, вот чуму же не видно, как дотронулся до больного, то болезнь к рукам и пристала, а со щелоком их помыл, и болезнь с рук смыл. А мы же с тобой сегодня много чего руками брали, а вдруг и человек какой с болезнью их тоже брал. Васька говорит, что всегда не убережешься, но если руки перед едой моешь, то болеть много меньше станешь.

— Ну-ка, хватит там шептаться, — прикрикнула хозяйка, — пироги совсем остынут.

Да, пироги оказались очень вкусные, а если их еще запивать ароматным китайским чайком, умм.

Скрипнула дверь и в комнату ввалился Василий собственной персоной, за тот год он подрос, чуть раздался в плечах и уже не выглядел тем тощим мальцом, что без раздумий нырнул за девчонкой на дно реки.

— О, у нас гостья, — улыбнулся он, снимая сапоги у порога, в этом доме в отличие от многих других в слободе слому на пол не стелили, — здравствуй Глафира Даниловна, как здоровье твоей матушки? Про отца не спрашиваю, так как сегодня с ним на заводе виделись.

— Спасибо, — потупила глаза Глаша, — с матушкой все, слава Богу, хорошо.

— Ну и хорошо, что хорошо, — откликнулся молодец, повернувшись к рукомойнику, — а то обоз из Нерчинска неделю назад проходил, у Пахома останавливались, так вот сын у него слег, немец подозревает что чума. Воевода уже вдогон отряд послал, чтобы людей посмотрели, да обоз остановили, теперь месяц будут в лесу стоять, пока всех больных не выявят. Поди, когда степями шли тарбаганов отлавливали, вот и результат, эти степные звери почти всегда чумой заражены.

Новость оказалась шокирующей, ведь если в слободу пришла чума, то воевода просто обязан взять всех в карантин, а тогда не то, что в лес не выберешься, до Ангары не дойдешь.

— Нет, всю слободу стреножить не станут, — тут же разрушил опасения Василий, — но монахи по всем домам ходить станут и на людей смотреть. Так что в домах, где есть больные, заставят всех домашних из дворов не выходить.

Парень вытер руки льняным полотенцем и уселся за стол, а Дашка сразу вскочила, чтобы помочь матери управиться у печи, так и получилось, что за столом Глафира осталась один на один с Василием. Но парень в отличие от нее не стушевался:

— Как там дела с обучением мастериц продвигаются?

Девушка улыбнулась, когда она вместе с Дашкой связала первые платки, то домашние решили крепко взять в руки это дело, но все их планы разрушил Асата. Кузнец сразу втолковал, что сделать сама Глафира много платков не сможет, даже если будет работать денно и нощно, да и через год — другой и другие мастерицы научатся вязать такую красоту. А потому не стоит держать в тайне умение плести воздушные кружева, наоборот стоит взяться за обучение девушек, чтобы они тоже стали настоящими мастерицами. Зачем? А затем чтобы потом их можно было объединить в женскую артель и полностью подмять под себя столь нужное для женщин дело. На сегодняшний день Глафира уже могла точно сказать, что три ученицы были готовы к самостоятельной работе, а еще через месяц подоспеют и еще две девушки.

— Это хорошо, — кивнул Василий, откусывая кусок подогретого в печи пирога, — Ух, не иначе Лукерья пекла, — прошамкал он, закатывая глаза от удовольствия.

— Она, — рассмеялась мать, — говорит, чем на торгу целый день покупателя ждать, проще сразу по домам разнести.

— Это она правильно делает, — согласился сын, — только лукавит Лукерья, она и по домам разнесла и верно уже на торгу стоит на своем месте. Не упустит она лишней копейки.

— Так то, само собой, — согласилась хозяйка.

— А с женской артелью затягивать не стоит, — вновь обратился парень к девушке, — надо шерсть начать выделывать, и в наших лавках под это дело уголок отведем, пусть народ оценивает ваши труды. Да за дешево продавать не стоит, а то купцы вмиг все в Тобольск свезут.

— На днях видела, как на торге зеркальце стеклянное заморское продавали, — в свою очередь поделилась новостями Глафира, — шесть рублей за него просили. Маленькое оно, а смотришь и стекла не замечаешь, как насквозь видно.

— Это да, — кивнул Василий, — умеют в Венеции мастера стеклянные зеркала делать. И продают задорого. Но ничего, печи стеклянные мы уже опробовали, скоро выделывать стекла для окон станем, а потом и зеркала сподобимся делать, и будут они много больше, чем ты на торге видела.

— Как бы нашему теляти, да волка забодати, — не поверила девушка фантазиям парня.

— А что такого? — Василий даже про пирог забыл. — Ты думаешь не смогу?

— Не-а, — мотнула головой Глафира, — заморские мастера большие зеркала делать не могут, а ты превзойти их собрался.

— А что будет, если смогу?

— А за что ты станешь биться?

— Ну, — парень в задумчивости провел ладонью по затылку, — даже и не знаю за что. Хотя…, давай так, если я не смогу к концу зимы зеркало больше чем в две ладони сделать, то будут тебе сапожки как у боярыни, а если смогу, то ты кроме платков возьмешься за ткацкое дело, будешь девушек на новых станках учить работать.

— Да как же я смогу их научить, коли сама не умею? — Удивилась Глафира.

— Не можешь — научим, не хочешь — заставим, — выдал Василий и добавил, — если бы все просто было, разве ж я с тобой спорил бы?

— Так надо же думать, чего требовать?

— А чего я здесь невозможного требую? — Пожал плечами парень. — Вот если бы потребовал от тебя грамоте обучиться, тогда да, это для тебя недоступно.

— Как это недоступно? — Возмущению девушки не было предела. — Да чтобы ты знал, я некоторые слова могу без помощи прочитать.

— Некоторые это не все, — тут же парировал Василий, — и уметь читать это не вся грамота, а только небольшая ее часть. А если можешь, то докажи.

Разум Глафиры помутился от возмущения и она, вскочив, в запальчивости выкрикнула:

— Да я до весны всю грамоту освою не хуже тебя.

— Вот и ладушки, — тут же успокоился парень и взялся за очередной кусок пирога, — даже могу за тебя перед игуменьей похлопотать, она давно хочет женскую школу набрать.

Раздался сначала смех Васькиной матери, а потом к ней присоединилось фырканье Дашки. Только тут до девушки дошло, что она попала в умело расставленную ловушку, но самое интересное, что это нисколько ее не возмутило и даже наоборот, она уже давно подумывала о возможности не только научиться читать книги, но и освоить перо. Через минуту Глафира тоже рассмеялась:

— Надо же, как ты хитро силки расставил.

— А как же, — кивнул Васька, — я ж как-то говорил тебе, что на охоту хожу, а там уметь ставить силки первое дело.

Уже позже Глафира поняла, что ничего она не умела, запомнить начертание некоторых слов можно, а вот сложить буквы в слоги, а потом в слова уже нужен труд. Ну а самой мысли на бересте изложить, да не как думается, а как надо — труд большой. И много раз она возвращалась к тому разговору с Василием и удивлялась, как он ловко сыграл на ее неуместной гордости, а еще стала понимать всю пропасть в образовании между ними. Но Глафиру учили, и учили не абы как, послушницы девушек до истерик доводили, а Ваську-то кто учил? Поговаривали, что Зосима, царство ему небесное, свои знания передал, да не сходится то, для этого годы нужны, а за пару месяцев чему там научишь? Но девушка тянулась, ведь она обещала освоить грамоту не хуже и игуменье о том донесли:

— Почто жилы рвешь, себя лишний раз изводишь? — Спросила она Глафиру. — Много вопросов от тебя ненужных, дочь не боярская, в послушницы идти не собираешься, так зачем тебе это все?

Как бы то ни было, но скрывать свои мысли девушка не умела, да и приучили ее, что скрывать ничего в святых местах нельзя, поэтому и поведала как на духу о том, что ее тревожило последнее время.

— Ну что же, знаю я Василия, лучше тебя знаю, — поведала она девушке, — его ведь и вправду в Лисьем за дурачка считали, да вот как повернулось все к несчастью он за ум и взялся. Много знает сей отрок, да только не от дьявола сие, а от Бога, все видит, все примечает, да на свой лад понимает, а понимает он лучше многих, от того и видится всем, что знания у него не свои. Скажу тебе так, не тянись в знаниях за ним, все одно не дотянешься, да и другое у тебя в жизни предназначение, а если случится так и соединятся ваши судьбы, стань опорой ему, как бы не был умен человек, а все же всей мудрости земной не осмыслит.

С этого дня и успокоилась Глафира, не изводила себя больше мыслями ненужными, а зимой принес Василий ей подарок доселе невиданный, зеркало в локоть размером, тут и ахнула вся слобода.

— Так говоришь, Васька дочери Данилы Рябого царский подарок сделал? — Поднял в удивлении бровь воевода. — А не рановато ему женихаться-то?

— Рановато, конечно, — согласился приказчик, — да только дело-то молодое.

— Ну, да, — кивнул Перфильев, — молодое. И как он так быстро секрет выделки зеркал раскрыл? Тут уж не от монастырских перешло, они бы такое ни за что другому не отдали. Может немец всему виной?

— То видимо так и есть, Иван Максимович, — подтвердил подчиненный, — немцу тому немало каких-то зелий купцы привезли, особливо ртуть и масло купоросное, вроде, как говорят, такое только схизматики заказывают.

— А…, — махнул рукой воевода, — то не нашего ума дело, с этим пусть Игнатий разбирается, а нам царь отписал сироту не притеснять. И немца того не просто так с ним из Москвы прислали, значит знали, что не только стекло выделывать станут. Ты лучше скажи, почем эти зеркала продавать станут?

— Так неизвестно пока почем, — пожал плечами приказчик, — Асата этот цены на откуп купцам отдал, только условие выставил, что две трети в его доход. Но нам беспокоиться не о чем, Васька тут шепнул мне на ушко, что первые пять штук в приказ отдаст, и это без учета тягла.

— Ишь ты, — хохотнул Перфильев, — действительно молодой, да ранний, знает с какой стороны подкатить. Только помнится мне, месяц назад он нам еще стекла оконного обещал.

— Так поставил уже все, вон в сенцах ящик с соломой стоит, столяр только разрешения ждет, чтобы в рамы вставить.

— А чего ждать, чай не лето, пущай в два слоя и вставляет.

— А еще мне донесли, что на заводе машину огненную сделали, — понизил голос приказчик, — чтобы воздух качала, и привод теперь не от колеса водяного, а с машины той, и дюже сильно та в работе паром исходит. И сил у нее много больше, чем у коня и работать не устает.

— Постой, дай угадаю, — улыбнулся воевода, — опять Васькина придумка.

— А то ж чья, — подтвердил служивый, — как чего хитро устроено, так кажи на Ваську, не промахнешься. Тут слышал, что еще одну делают, да не такую же, а сильнее, на большой корабль ставить будут, чтобы без гребцов по реке ходил, а огонь не на дровах разводить будут, а на угле тмутараканском.

— Интересно, как же он весла к той машине приделает? — Крякнул Перфильев. — Вот же выдумщик. Так это что получается, Асата надумал через ангарские пороги кораблем пройти.

— Получается так, но корабль большой будет, шибко сомнительно, что он эти пороги пройдет, особливо самый первый, Падунский, там и лодкам трудно пройти, а тут такая махина.

— Махина? — Воевода выгнул бровь. — Это ж, кто у нас сподобился такой корабль ладить, никак Тимофей подрядился.

— Нет, Григорий Кашин взялся, — возразил приказчик, — на своей верфи выделывает, чужих в барак смотреть не пускает. Но говорят, корабль получится от восьми саженей в длину при двух парусах.

— И правда махина, — кивнул Перфильев, — разобьют на порогах этот корабль, как есть разобьют. А может и не разобьют, если Ангара на прибыли будет, от Бога все зависит. А потом еще и Казачинский порог на Енисее потребуется пройти, но там он не такой опасный.

Воевода наклонился к лампе, и подкрутил фитиль, чего-то он быстро прогорел, никак скипидар заканчивается. Тоже вот выделка железного завода, и вообще меньше трех лет прошло, а все закрутилось вокруг детища кузнеца, откуда только деньга берется? Хотя понятно откуда, завод почти всю выделку железа в округе захватил, пушки выделывает, но там дохода вряд ли много будет, а тут еще пошли инструменты всякие, шутка ли сказать пол тыщи одних топоров выделали. А уж ножи, серпы, косы вообще без счета идут. Плуги опять же, но тут с приказом договорились тягло с них не делить, завод на них цену сильно сбросил, чтобы мужик мог с будущего урожая расплатиться, такие затраты сегодня обернутся большим прибытком в будущем.

Мирно плещется вода за кормой, чуть слышно бухает паровик внизу корпуса, а я стою за правилом, привыкая к управлению судном. Рядом по мостику прохаживается Михайло Ломакин и периодически выдает бодрые команды, нашей немногочисленной команде, хоть он и делает хмурое лицо, подражая повидавшему жизнь соленому морскому волку, но видно, что большой коч ему нравится. Он и мне нравится, хорошее судно получилось, тут правда должен сказать, что под парусами он не сильно ходкий, все же площадь парусов не ахти получилась, так как из-за малой осадки пришлось уменьшить высоту мачт, а с паровиком хорошо, прет против течения Ангары за милую душу. Сначала думал обойтись вообще без паруса, но вовремя спохватился, это на реках можно без паруса, а в море без них риск большой, отожмут льды подальше от берега, закончится топливо, и чего делать потом будешь? Нет, нам такого счастья не надобно.

Сейчас, когда судно на ходу, все волнения и переживания вспоминаются с улыбкой, а тогда все казалось сложно. Еще давно мне доводилось слышать от «авторитетных» специалистов, что, де большой коч имел столько секретов, что его ни за что не построить просто так, мол, там и шпангоуты хитро крепились, что бы судно не было жестким и могло играть на большой волне. И доски по-особому шились, что бы выдержать затирание льдами и мачты крепились по-особому, прямо не коч, а космический корабль для высадки на Марс. И вообще не бывает судов одновременно речного и морского класса, а если кто утверждает обратное то брееееед! А как же тогда Дежнев с товарищами, в построенных на Колыме!!! кочах ходил и по рекам, и штурмовал Берингов пролив на полвека раньше? Причем попадали в жестокий шторм, где о скалы разбилось два корабля. Бред? А немного собрать воедино свой размягченный цивилизацией мозг?

И паровой двигатель, который потихоньку был сделан в нашей мастерской, тоже вздохи и ахи, ах это невозможно, очень сложно, а потому бреееед!. И плевать, что нам не нужно время, чтобы методом проб и ошибок искать наилучшие технические решения. Конечно, о всяких двойных и тройных расширениях пришлось пока забыть, и так проблем столько, что голова кругом. Одно только отсутствие болтов сколько нервов попортило, вы когда-нибудь пробовали изготавливать метчики и плашки без станков? Попробуйте, получите массу «положительных» впечатлений. А еще шлифовка шеек колен вала, подача смазки, регулируемые сальники, котел — не тот, который большой с водой, а тот где вода будет превращаться в пар. Каждая технологическая операция тянула за собой целый шлейф дополнительных работ, от изготовления специального инструмента до прообраза токарного станка, без которого вообще не стоило начинать эту работу. Но как бы то ни было, а зимой я запустил свой первый паровой двигатель, не первый в мире, кто-то там его уже сделал, а именно свой. Все ли я сделал правильно? Не факт, знать примерную схему это одно, а воплотить в металле это уже совсем другое. Даже с баббитовым вкладышами возникла проблема, хотя тут уж казалось вообще никакого затыка быть не должно. Но вон он, работает на заводике и гонит воздух в домны, ускоряя выделку чугуна. А тогда, осенью, чтобы не терять время, нашего найденного по случаю помора определил на верфь, дабы он вместе с нашими корабелами сначала сделал макет судна, хотя бы один к двадцати, а уж по нему и определимся каким образом размещать паровой движитель. В это время никаких чертежей в принципе не знали, все делалось из головы, потому далеко не все могли хорошие суда строить. И, кстати говоря, пришлось пережить несколько неприятных моментов, узнав какой именно корабль мне нужен, наши знатные «дощанико-строители» подняли меня на смех. Тут-то и припомнили мне, кто я есть на самом деле, и «неуч» было самым мягким определением моего нынешнего состояния.

М-да, неприятно, конечно, но не смертельно, хотя «Полкана» пустили знатного. А раз так, то сильно надуваться своей значимостью не стал, а подрядил на постройку судна река-море начинающего корабела Григория Кашина. Ударили с ним по рукам с условием, если ничего хорошего не получится, то судно доделывается под весло и плата будет чуть больше, чем за обычный большой дощаник, а если получится, то доделываем под парус и сумма увеличивается вдвое. Каркасную модель коча мне предоставили к октябрю, после совместного мозгового штурма определили куда и как будем ставить паровую машину, вроде бы корабль получился большой, а кочегарка разместилась с большим трудом. Особенно трудно было объяснить нашим корабелам принцип работы винта, хотя назначение дейдвуда они поняли сразу. Назначение-то они поняли, но вот мне пришлось несладко, этот самый пресловутый дейдвуд мне пришлось покорять практически всю зиму, меняя набивку и изменяя систему подачи смазки. Хорошие сальники сделать мне не удалось, вода все равно проникала внутрь дейдвудной трубы, поэтому решил проблему так, как и должен был решать с самого начала, сделал отвод просочившейся за первый сальник воды через дополнительный канал прямо внутрь судна. Уж пару ведер за день как-нибудь и руками наружу выльют.

Естественно пустить на самотек постройку такого корабля я не мог, и взял себе за правило периодически навещать верфь и справляться о том какие трудности возникли во время строительства. Проблем как всегда хватало, то там накосячили, то тут закривили не туда, и с каждым таким случаем у меня уходило сердце в пятки. Но дело двигалось, причем двигалось гораздо быстрее, чем я себе представлял. Единственно, что было плохо, это отсутствие на корабле большого трюма, все в каких-то клетушках, вот где будем грузы размещать? Однако Михайло на подобные вопросы лишь ухмылялся в бороду:

— Не боись, — отвечал он мне, — хороший коч будет, две тыщи пудов по-всякому разместим.

Две тысячи пудов, это же больше тридцати тонн, да он утопнет сразу. Не поверил, взял свою фирменную линейку и пошел обмерять корпус, чтобы высчитать водоизмещение. Все обмерил и подсчитал, получилось, что грузоподъемность должна быть…, на четверть больше даже при самых скромных расчетах. Мучился недели две, все ошибку искал, но так и не нашел. Пошел на поклон к Григорию, он меня внимательно выслушал, попытался вникнуть в мои расчеты и, ничего не поняв, просто послал меня… э…, отдыхать и не мешать работать и только потом в спину бросил, что еще нужно учесть вес балласта. Твою ж, тудыть, налево! Самым умным себя считал, а тут раз, и посадили в лужу мимоходом. Это речные суда с плоским дном без балласта ходят, а морские под парусом, без балласта никуда.

До выхода в путь еще целый месяц. А сейчас мы на реке учимся да выявляем недостатки, и, кстати, как неприятно мне это сознавать выявилось их много больше, чем я мог предполагать, первое время почти каждый день были вынуждены возвращаться на стоянку из-за течей. Михайло говорит, что всякий новый корабль проходит такой путь становления, но я с этим не согласен, каждая течь, это чье-то упущение, хотя чего я хотел, у Григория это первый большой корабль, сделанный самостоятельно, естественно опыта у его работников никакого.

Кстати, насчет опыта, когда корабль только заложили, а размеры его киля уже говорили сами за себя, то местные корабелы не выдержали и стали периодически навещать своего молодого коллегу. Ну, а раз коллега молодой, то по определению его надо поучить, как на самом деле строятся корабли. Жалко мне было Кашина в тот момент, но помочь я ему ничем не мог, хорошо хоть за меня не брались. А вот Михайло от подобных нравоучений отбоярился сразу, первый день ему тоже пришлось терпеть наезды всезнаек, а вот на второй, как только услышал поучение так сразу и заехал в зубы учителю, и на годы не посмотрел. А когда обиженный корабел попытался права качать, то получил и второй раз, с этого дня никто к Ломакину не приставал, шибко накладно.

Еще когда выложили киль, увидел на всю дину днища два толстых ригеля на расстоянии примерно двух метров друг от друга, сначала думал, что это для каких-то строительных приспособлений, но когда их стали намертво крепить к шпангоутам поинтересовался какого хрена.

— Так ить чтобы на волоке судно тащить, — сообщил мне помор, совершенно очевидную для него вещь.

— На волоке? — Не поверил я. — Тут же весу будет столько, что оно в землю навсегда зароется.

— Да как же оно зароется, когда щиты положим, да через покаты потащим?

— Так а тащить-то кто будет, где народа столько наберем?

— Не нужно много людей, ты ворот на носу видел?

— Ну.

— Когда тащить понадобится, впереди лючки выбьем и канаты в них протянем. На ворот и четверых достаточно будет.

Только после мне разъяснили, что никто воротом напрямую корабль на волоке не тянет, для этого есть два блока, которые работают как полиспаст, а мне посоветовали, чем от работы отвлекать, лучше озаботиться полосами железа, которые на эти ригели приделают, дабы бревна при волоке их не помяли.

В первый день, когда сделали пробный выход, на берег реки вываливалось все население Иркутска, слишком удивительным показалось людям, что такой большой корабль, по местным меркам естественно, легко скользит по реке без большой команды гребцов. А движение с помощью винта, вообще осталось за гранью восприятия, даже Перфильев, уж на что подкованный в техническом плане и тот долго не мог уяснить, что корабль может двигаться за счет погруженных в воду винтов. Получалось как в анекдоте с крестьянином, когда тот впервые увидел автомобиль: шофер долго объяснял ему, что в автомобиле есть мощный двигатель, а привод от него идет на колеса, ну и за счет этого автомобиль может двигаться.

— Это можешь не объяснять, — махнул крестьянин на разъяснения, — ты лучше скажи, куда лошадь впрягать?

Один раз ходили до Белой, чтобы потом притащить на барже белую глину для завода, причем одна ходка заменила пять ходок дощаников. И это несмотря на то, что даже вполовину ее не грузили, потому как боялись, что ветер сменится, а выгребать на одном паровике с баржой против течения та еще задача. Даже серьезно ремонтировались в пути, один баббитовый вкладыш забыли вовремя смазывать, поэтому он перегрелся и вытек. Но без проблем отлили новый и поставили обратно в «постель». И вообще, я набрал всего, что может хоть как-то понадобиться для ремонта в пути, даже дополнительный котел взял, а то слышал я, как бывали проблемы с котлами на пароходах.

— Хорошо корабль идет, — порадовался помор, — кабы у нас такие были, так печали не знали.

— Он хорошо идет пока дров да угля полный трюм, — возразил я ему, — а без этого хуже плота управляется.

— Ничего не хуже, — покачал головой Михайло, — под парусом даже шибче малого коча будет.

Шибче? Что-то путает морской волк. Или нет? Возможно из-за того что малый коч значительно короче, он плохо управляется парусом при боковом ветре. А и ладно, чего голову забивать, у нас другая задача.

По мере испытаний определился с расходом дров и угля и…, прослезился. С таким расходом добраться даже по течению до устья Енисея нам не светит. И что делать? А делать придется вот что, цеплять на буксир баржу груженную полностью углем и вперед вниз по реке, только как пороги проходить, когда мы их и без баржи пройти не сможем. Придется рисковать, сильно рисковать. А если не повезет, придется идти в Красноярск и оттуда уже сухопутным путем пилить до Москвы два месяца.

Середина июля, пора. Мы прицепили груженую баржу на жесткую сцепку, жесткая это когда корма тягача и нос баржи соединяется треугольником посредством двух огромных бревен с двумя шарнирным соединениями на концах, чтобы в случае чего баржа не «догнала» свой буксир. Еще должен отметить, что нам неслыханно повезло, конец июня и начало июля в Сибирь пришел огромный циклон, дождь не переставая лил две недели, реки сильно вспухли, а Иркут разлился до того, что его вода перехлестнула русло в районе впадения в Ангару и прямо в этот момент пробивала себе новый путь, промывая протоку.

— По такой воде, даст Бог, пройдем пороги с баржой, — выдал мне Михайло.

Да я и сам вижу, даже в районе Иркутска Ангара вспухла, а что будет ниже по течению?

Эх жаль, что у нас ревуна нет, а то сейчас выдали бы на всю округу, а то спят сурки, не ведают, что история творится, почитай на два века раньше пароход по Ангаре запустили. Но ничего, зато рында есть, отвел душу. Так и отправились поутру без толп народа на берегу и бросания шапок, буднично как-то, серенько.

Шли по течению на самом экономичном ходе, экономя дрова, уголь у нас пойдет уже ближе к северным морям. И все равно братский острог открылся нам к концу второго дня, для этого времени рекорд скорости, даже Савелов когда удирал от казаков, дошел до него лишь на третий день. А получилось у нас так быстро от того, что мы не тратили времени на ночные остановки, как только смеркалось, я становился у руля, на носу зажигали карбидный прожектор и вперед. Мне прожектор был не нужен, он больше мешал, чем помогал, но для сохранения нервов всего экипажа приходилось терпеть. На порги сходу, естественно, не сунулись, а пошли искать опытных порожников, здесь так называли тех людей, которые за небольшую плату проводили лодки через порог. То, что Ангара была сильно на прибыли, для нас ничего не меняло, наоборот, те два камня, которые были видны при обычном уровне реки, скрылись под водой и если лодки с малой осадкой могли легко проскользнуть над ними, то нам такое было недоступно. Ну его, лучше пройти порог с опытным порожником. Нужно сказать, что сделали правильно, Данила, которого мы наняли, легко без видимых затруднений вписал нас между камнями, потом повернул к берегу вправо, и мы даже не заметили опасности.

— Дальше можете смело через пороги идти, вода большая, нигде о камни не ударитесь, — заявил он нам, сходя на берег в тихом месте.

Прав оказался. Так и двигались по воде дальше, днем я отсыпался, а ночью вставал на вахту. Прошли и место впадения Ангары в Енисей, хотя здесь надо было сказать иначе, уж слишком мал оказался Енисей по сравнению с Ангарой и почему так несправедливо обошлись с рекой. Где-то с этого момента перешли на уголек, дрова кончились, а приставать к берегу и делать заготовки — большая потеря времени. Снова провел подсчет расхода угля, и был немного обескуражен, где-то раньше умудрился просчитаться, расход оказался значительно меньше. Но чуть позже дошло, что при непрерывной работе двигательной установки тепло не тратится на разогрев при запуске, поэтому расход угля ниже. Приятная неожиданность.

В Карское море вырвались в аккурат на первое августа, причем именно вырвались, видимо в устье Енисея северный ветер задул достаточно давно и нам пришлось пробиваться через многокилометровую кашу прибитого мелкого льда. Мы бы и не сунулись в эту авантюру, если бы Михайло не разглядел открытую воду за белым безумием. Ну что можно сказать, дальше все прошло относительно спокойно, проход в Белое море наш кормчий отыскал сходу, вода была свободна ото льда, а встречный ветер был не так силен, чтобы беспокоиться. В самом начале мы планировали бросить баржу еще в устье Енисея, так как по расчетам она к этому времени должна была быть пустой, но из-за того, что получилась значительная экономия угля, решили тащить ее дальше. Однако радовалась наша жаба недолго, стоило только дунуть посвежевшему ветерку и до нас дошло, что в море с баржами на такой сцепке ходить противопоказано, пришлось срочно искать укромное место, и перегружать остатки угля, забивая им все укромные уголки на корабле про запас. Но это оказалось ненадолго, через неделю этот «про запас» с успехом ухнул в топку, как и не было. Шли постоянно вдоль берега и Михайло, по каким-то там ориентирам, выставленными соотечественниками, определял места, где можно пристать к берегу для пополнения запаса пресной воды. К Архангельску подходили на парусах, и не потому, что закончилось топливо, а потому, что не пришло еще время светить новый принцип движителя корабля.

Должен сказать, что таможенное дело в Архангельске поставлено очень хорошо, еще на подходе к порту нас взяли в оборот, таможенники подплыли на большой лодке и радостные полезли на борт, но рассмотрев в трюме стволы пушек сильно погрустнели. Оно и понятно, если бы это был купец, с него много бы чего можно было взять, а с поставщика в пушечный приказ ничего не обломится. Но на всякий случай решили покачать права, однако окончательно их добила Петровская грамота, которая не только не оставила им шанса поживиться, но и недвусмысленно требовала оказывать всякую помощь. Место нам отвели у казенного причала, где мы принялись ждать распоряжения пушечного приказа о дальнейшей судьбе нашего груза. Ну а пока появилось свободное время я, как и планировал, провернул авантюру по насыщению своего кошелька серебром — продал зеркальные полотна. Дабы обезопасить себя от вполне вероятных неприятностей, мы сгрузили ящики с зеркалами на берег и уже потом, через посредников, вышли на голландского купца коему и продали все это богатство по весу. Причем голландец был уверен, что знатно надул нас, так как вес зеркал учитывался без обрамлений, но на самом деле мы уже знали о таком способе определения цены, поэтому заранее применили более толстое стекло и вес их получился немалый. Только эта продажа отбила все наши затраты. Приказ из приказа поступил через четыре дня, очень сомневаюсь, что столько времени потребовалось гонцам, что бы метнуться из Архангельска в Москву и обратно. Скорее всего, это приказал, кто-то из доверенных лиц Петра. Шести фунтовые пушки требовалось погрузить на крепкие телеги, и отправить прямым ходом в Новгород. А та мелочь, шестнадцать четырехфунтовых укороченных орудий на лафетах, которые я привез для показа, предписывалось доставить уже мне по тому же адресу, местные же должны были обеспечить меня тягловой силой. Получается, рассчитываться за поставку нужных государству изделий со мной пока некому, видимо расчет предполагается в Новгороде. Вот ведь, хотел как лучше, а получилось как всегда. Не хватало еще под Нарву угодить.

Однако делать нечего, приказы не обсуждают, хорошо еще, что всей организацией перевозок занимался сержант Андрей Лермонт, вроде бы и фамилия иностранного наемника, а на русском шпарит, будь здоров, акцента ни капельки не слышно. Дабы не мерять версты по дорогам, которые за небольшое правление Петра пришли в полную негодность, уговорил сержанта отправиться на нашем корабле вверх по северной Двине хотя бы до великого Устюга, а если повезет, то и до Тотьмы, и уже там перегружаться. Это получится много быстрее, чем тащиться с такой тяжестью по бездорожью. Тут надо сказать, я имел своей интерес, напрямую из Архангельска в Новгород дорог не было, были какие-то тропы по болотам, и мне так и так пришлось бы отправляться на корабле до Устюга, так зачем задаром, казна платит. Да, вот такой я меркантильный. На возражение Андрея, что в это время северная Двина напоминает движение толпы в базарный день и по ней путь окажется дольше, показал свое ноу-хау, карбидный фонарь, мол, ночью всяко народ будет по берегам отсыпаться. Уговорил. Вечером развели пары, и как только стемнело, отправились в путь. О том, что люди заметят, что с кораблем что-то не так не беспокоились, оказывается на многих судах печи стояли и дымили они ничуть не меньше чем наша кочегарка, особенно если ее топить не углем, а дровами. Проблема возникла только из-за лоцмана, надо сказать, что Двина спокойная равнинная речка, поэтому почти на всем пути она образует бесчисленное множество проток, и часто, не зная основного пути, можно было попасть туда, куда нам было не надо. Тут ведь дело такое, надо подобрать человека, которого можно было уговорить идти ночью по реке, а на это согласится далеко не каждый. Потратив почти целый день, мы так и не смогли подобрать подходящего знатока, а Лермонт, увидев наши потуги, только усмехнулся, сошел на берег и уже через полчаса поднялся на борт, таща за собой нужного лоцмана. На вопрос как удалось уговорить, сержант ответил:

— А чего здесь уговаривать? Пусть попробует отказаться, дело государево.

Никита, наш новый лоцман, конечно, не был в восторге от предстоящей ночной работы, но что ему оставалось, только пыхтеть от досады, что попался на глаза государеву человеку, и успокоился он только тогда, когда за беспроблемную проводку я ему пообещал отщипнуть рубль.

— Что-то не пойму я, — спустя пару часов взмолился наш лоцман, — вроде и парусов не ставили, а все одно против течения идем.

— Да ты не тревожься, мил человек, — усмехнулся Лермонт, — то Васька с русалками в море сговорился, как до Тотьмы нас дотянут, так и уговору конец.

Никита сразу перекрестился и осторожно заглянул через борт в темноту речной воды.

— Так ить не видно ничего.

— А много ты в жизни русалок видел? — Тщательно скрывая смех, спросил Андрей.

— Нет, не видел никогда, — Никита снова перекрестился, — да и ни к чему мне это, говорят кто их увидит того сразу на дно утащат.

— Так сразу и утащат? — Я сделал удивленное лицо. — А зачем им кого-то на дно тащить?

— Да кто же их знает? — Отозвался лоцман. — Говорят, там царь морской душу из тела изымает, и служить себе заставляет.

— А царь, это такой, большой, с трезубцем? — Спрашиваю вроде как с ленцой. — Забавный старикан, все над своими сокровищами трясется, даже охране своей и то не доверяет, все сам сторожит.

После этих слов, Никита сделал пару шагов, и сержант оказался между нами. Это не осталось незамеченным.

— Да, только я не понял, — тут же взял слово Андрей, — а чего он за своих русалок не заступился? Мог же отказать, послал змея, о версте длинной, нешто мы бы против сказали?

— Так может и послал уже, — пожимаю плечами, — чего волноваться-то, впервой что ли?

— Ты чего, Никита? — Участливо спросил сержант, нашего проводника. — Что-то лица на тебе нет. Не уж-то морского змея испугался? Да не боись, мы с Васькой уже не раз с ним встречались, не такой уж он и злой. Только бояться его нельзя, он за раз страх чует, как кто испугался того и бьет зубом своим.

Оказывается, наш прикол над Никитой слышала вся команда, поэтому доиграть не удалось, первым не выдержал Михайло, он долго давился от смеха, но, в конце концов, выдержка изменила ему и он громко расхохотался.

На шутку Никита обиделся, тут я должен признать, переборщили. Ну а делать-то теперь чего, не платить же ему еще один рубль за обиду, этак он фишку сразу просекет и постоянно обижаться начнет. А и ладно, нельзя же верить всем сказкам, которые слышишь. Но через некоторое время любознательность перевесила все обиды и Никита, уже без всяких намеков, потребовал объяснений от Михайла. Узнав, что в далекой Сибири сработали паровую машину, которая может двигать корабль, цокнул языком:

— Вот бы и нам на лОдьи такие же справить.

— Можно и справить, но то нужно с его отчимом сговариваться, — кивнул помор в мою сторону, — но денег за эти паровики придется отдать немало.

До Тотьмы мы добрались за две недели, можно было бы и быстрее, да два раза вставали на ремонт, один раз снова отливали баббитовые вкладыши, а другой пришлось менять уплотнительные кольца на поршне, а то мощность сильно упала. Заодно посмотрел состояние цилиндра, скоро придется выравнивать хонами уже видную на глаз выработку, но в целом двигатель получился удачный, глядишь, и действительно начнем на продажу делать.

Вот кто говорил, что в эти времена все делалось без спешки? Как бы ни так, в Тотьме все закрутилось с бешеной скоростью, на все разгрузочно-погрузочные работы Лермонт отвел нам только день, вскоре мы уже бодро меряли версты по разбитой дороге в направлении Новгорода, гнали как на пожар. Точно под Нарву попаду.

Корабль оставил на Ломакина, за время нашей недолгой стоянки он уже успел скорешиться кое с кем из местных и пытался договориться на доставку груза аж до Печоры. Помните? У Печоры, у реки, где живут оленеводы и рыбачат рыбаки. И пусть его, лишь бы в переплет в Архангельске не попал.