Малец

Ударники капиталистического труда

Как я и предполагал, отчим в своей неуемности перебежал дорогу почти всем мастеровым в слободе. Когда пришло время набора сезонных рабочих, купцы и мастеровые обнаружили, что брать на работу некого, почти все оказались при деле на заводах одного наглого кузнеца, и это при том, что сам Асата продолжал носиться по окрестностям и искать тех, с кого мог быть хоть какой-то толк. Сначала в слободке возникло недоумение, которое чуть позже перешло в подозрение, а когда возникла уверенность, то весь деловой люд мгновенно организовался, возмутился и двинулся разбираться с потерявшим берега наглецом.

Когда еще только начался процесс брожения в среде мастеровых, я уже знал, чем это может кончиться и на время возможной бузы отправил домашних погостить у Данилы Рябого, который до сих пор жил в нашей землянке и покидать ее не собирался. Хоть и должны были казаки Тропина наш дом защитить, но лучше «от греха подальше».

Когда толпа возмущенных людей появилась перед домом вся моя охрана уже заняла места в дворовых постройках стараясь не отсвечивать. Ждать когда дойдет до громкого стука в ворота не стал, вышел из дома и спокойно открыл настежь ворота, такое мое поведение несколько смутило мужиков, но не остановило:

— Где кузнец? — Начал допрос Сашка Черный, решительно войдя во двор.

— На Каю поехал, — спокойно отвечаю я, — должен скоро воротиться. Если хотите, можете подождать.

— Некогда нам здесь рассиживать, — проворчал Черный, — но то ли его ворчания не расслышали, то ли мужик не в авторитете, люди не чинясь прошли во двор.

Дальше работаю в темпе, тут же из сеней выносятся лавки, ставится небольшой стол, куда выставляю два больших кувшина брусничного морса, чуть заправленного медом, и, соответственно, множество берестяных кружек. Расчет простой, как бы решительно мужики настроены не были, но угостившись с хозяйского стола сходу бузить и размахивать клаками не станут.

— Слышь, Васька, — снова завел свою шарманку Черный, — может ты нам объяснишь, почто твой отчим всех работных к себе переманил?

Играю на публику, то есть делаю задумчивый вид и чешу затылок:

— Не понимаю я, можно телка приманить, лося во время гона, даже утку можно, а человека как? Человек по образу и подобию божьему создан, а значит, разум имеет. Нечто его можно против воли его заманить?

Я нарочно не стал произносить слово «переманить» заменив его на «приманить» и «заманить», слишком нелепо в этом случае звучала предъявленная мне претензия. Находясь в сильном раздражении мастеровой даже не обратил на это внимание, однако суть моего ответа усвоил и от того покрылся красными пятнами:

— Ты мне тут дурака из себя не строй, — громко высказал он мне, — тебя о деле спрашивают.

— Так чего мне дурака из себя строить? — Пожимаю плечами. — Я и есть тот самый дурак, с самого рождения таким был.

Так, мужик завис, несколько раз он открывал рот в порыве в очередной раз наехать на пацана, но вовремя спохватывался, другая очередная претензия пойдет только во вред.

— Подожди Сашка, — осадил возмущенного мужика другой хозяин, — прав малец, не может он на такие вопросы за отчима отвечать. Тут по-другому разговор нужно вести. Тут вот чего, Васька, случилось, — повернулся он ко мне, — мы всегда по весне, как лед сходит, работников к себе приглашали. А этой весной, оказалось, что нет тех работников, их всех твой отчим на завод сманил. А ведь они нашу работу за столько лет хорошо выучили, а теперь других искать надо, да негде и даже если мы найдем кого, то пока выучим. Вот теперь и скажи, отрок, как нам быть, и что бы сам стал делать?

Вот это да, обложил меня мужичок сразу со всех сторон, не дернешься, а надо.

— Я так думаю дядька мастер, — принялся я плести кружева из слов, — коли ты работника обучил и в люди вывел, то должен он быть тебе благодарен и должен некоторое время на тебя отработать. Да и не станет он уходить от тебя, если делу научился, если труд его оценили и добрым словом отметили. А коли ему только тяжелые работы достаются, да грозные окрики хозяина, то сбежит такой работник при первой возможности к другому хозяину, ей-ей сбежит.

Хозяин хмыкнул, но позиций своих не сдал:

— Вот послушать тебя, вроде бы ты все правильно говоришь, про доброе слово, да только не вся это правда. Для того чтобы работник хорошо работу делал много лет учиться надобно, а хвалить его лишний раз нельзя, подумает еще, что все правильно делает и всему научился, а в нашем деле это во вред. Не понимает он, что хозяин не только о себе печется, и грозный окрик ему только на пользу идет, в строгости и прилежании мастерами становятся.

Во, философ доморощенный чего делает, и не выскользнешь. Слушайте, ну откуда в эти времена такие люди берутся? Тут даже Зосима со своими нравоучениями рядом не стоял.

— Так ведь бывает и по другому — выполняет свои уроки работник, а не лежит у него душа к тому. Ушел бы да некуда, а потом вдруг появился у него случай к другому делу пристроиться, где куда как интересней, разве ж можно ему запретить?

Мастеровой крякнул с досады, а что, дурака не переспоришь. Так то вот, пройдет время я вас научу строем ходить, а то взяли за моду, чуть что не так, сразу бузу поднимать.

— Так ты так и не ответил, нам-то чего теперь делать? — Продолжал гнуть свое хозяин.

Ну, раз так, отпасуем:

— А кто мешает вам со своими работниками переговорить? Вдруг кто-то поторопился с выбором или за компанию на завод пошел, а сейчас и хотел бы вернуться, да совесть не дает. А я поговорю с отчимом, думаю, препятствий чинить не будет и таких работников от слова опрометчиво данного освободит. А ежели при том кого взамен предложите, так еще и уговаривать вернуться станет. Сам-то он чего на Каю поехал? Работников ищет, заводу их много требуется, пусть и без понятия они, а все ж брать придется.

— Говоришь замену подыскать? — Сразу уцепился за сказанное Евсей Бондарь, мужик-квадрат, что положи, что поставь, гном из сказки. — Это можно, только тут еще одна есть закавыка. Когда работник сам к хозяину с просьбой, это одно, а когда хозяин к работнику идет, это уже совсем другое.

— Вот тут делать нечего, — пожимаю плечами, — по согласию с вами помочь уговорить попытаться можно, но и только, остальное от вас зависит. Да и сами представьте, как оно будет, отчим на работу человека взял, сговорились, по рукам ударили, а теперь должен свое слово назад взять?

Хозяева затеребили бороды, действительно не по-людски получается, но и про свой интерес забывать ни в коем случае нельзя. Как бы то ни-было, когда Асата заявился домой, основной накал страстей удалось сбить и народ хоть и хмурился, но уже руками размахивать не пытался. Дальнейший разговор по душам закончился взаимными договоренностями, хозяева ищут нам работников взамен тех на кого имели виды, а мы прилагаем все усилия на убеждение их вернуться к прежнему занятию.

Однако на этом не закончилось, тот самый Евсей, который был похож на гнома, решил поднять еще один вопрос:

— Слышь, кузнец. Прознали мы, тут по случаю, что ты со своими работниками не деньгами, а «таликами» рассчитываешься, а потом они в твоих магазинах за эти талики товар берут.

Талики? Какие еще талики? Асата тоже недоуменно на меня косится. Достаю из кошеля два талона, и начинаем искать откуда могли взяться эти пресловутые талики? А и точно, если посмотреть на надпись, то последняя буква «Н» в слове «талон» своей правой стороной упирается в дырку и потому, при некоторой натяжке смотрится как буква «К». И в тоже время, в букве «О» перед ней при наклоне рисунка верхняя и нижняя часть не просматриваются, вот и получился «талик». Объясняю отчиму, что произошло и он от смеха чуть не падает под стол, смеялся он так заразительно, что мужики вокруг не выдержали и тоже стали посмеиваться, хоть и не понимали в чем дело.

— Это ж, где такой грамотей выискался? — Спрашивает Асата, утирая слезы.

Судя по тому, что Сашка Черный резво покраснел, искать грамотея дальше не имело смысла, тем более что не так уж он и далек был от истины.

— То не «талик», — принялся пояснять отчим, — а «талон», это долговое обязательство завода перед работником. Захочет тот, чтобы с ним рассчитались, приходит в наши магазины и забирает то, что ему нужно, на сколь этих талонов у него есть. А чтобы считать проще было, на талонах назначена цена обязательств.

— А если нет в магазине товаров, которые ему нужны?

— А вот если нет, — сразу стал серьезным Асата, — тогда по старому, берет то, что есть в магазине и идет менять на торг.

— Но деньга все одно нужна, как мытарю платить?

— А для мытарей мы работникам одну десятую деньгой отдаем.

— Ага, — прищурился Евсей, — а вот скажи мне, кузнец, ежели я тебя попрошу для расчетов по своим делам ссудить мне этих талонов, как решишь?

К такому обсуждению отчим был не готов, поэтому, не особо заботясь о своем авторитете, повернулся ко мне:

— Ну давай, Васька, расскажи людям чего ты там придумал.

Пожимаю плечами:

— А чего здесь думать, с талонами как с деньгами, хочешь их заиметь, вносишь в магазин либо деньгами, либо товаром по малой цене. Не хочешь по малой, свой угол откупаешь и сам за талоны торгуешь.

— Э нет, — тут же встрял Черный, вот же бузотер, — вы то сами денег не вносили, товар не торговали.

— То совсем не так, — возражаю мастеровому, — талонов в обороте ровно столько, сколько у нас денег и товара, будет больше, верить перестанут, а нам этого не надобно.

— Завтра товар в магазин завезу, талонов дашь? — Сразу перешел к практической части Бондарь.

— Сразу? Нет! — Дам на треть товара, остальное в зависимости как продаваться будет, вдруг товар окажется лежалым.

— Это мой-то товар будет лежалым, да моими бочонками весь посад пользуется, — тут же подбоченился Евсей, — а давай я в твоем магазине лавку откуплю, буду сам свое продавать.

— Одного не пойму, мужики, — в очередной раз встрял Черный, — да зачем вам эти талоны? Мы и без этого магазина сторговаться можем.

— Можем, Сашка, можем, — согласился Бондарь, — да только деньгу мало кто дает, раза по три приходится обмен делать, пока на нужный товар сговоришься, а шкурками расплачиваться сам знаешь, с каждым разом в цене теряешь.

Все, процесс пошел, завтра буду сговариваться с артельными, нужно быстро большой пристрой к магазину ладить, да делить его на торговые места. Заботы резко прибавится, нужно кого-нибудь нанимать в помощь нашим торговцам.

Дед Голеня сидел за столом у окна и пил китайский чай, радуясь наступлению настоящего летнего тепла, при этом он присматривал за внучкой, которая сидя на завалинке, пыталась сплести из березовой коры небольшой кузовок. Получалось не ахти, хоть и старалась девчонка, а все равно без искры в душе ничего путного не выходит.

— «И как это так красиво и ловко у соседских, Дашки с Лисаветой, выходило?» — При этом думал он. — «Вроде бы и усилий никаких не прикладывали, а раз, раз и готово, да так ладно, хоть сразу на торг. Ан нет, они еще и украсят так, что люди с руками рвут. Всё говорят их Васька учил, вот откуда у мальца что берется? Раньше ходил Васька дурак, а теперь люди и по отчеству не стесняются его звать. Высоко взлетел малец, у купца Гандыбы лучший компаньон и над двумя заводами приказчиком стал.»

Вдруг пару раз гавкнул кобель и, виляя хвостом, двинулся к воротам, знать Тимофей, младший, с берестой из дальней рощи вернулся, вблизи-то все ободрали. Пора заканчивать с этим делом, прибытка никакого, как последний раз на рождество выкупили часть поделок, так и все, если и покупают чего, так больше возни. Сын открыл ворота, завел лошадь с телегой во двор, и бросил поводья, всю остальную работу проделают внуки Голени, которые уже принялись тягать листы коры из телеги в сарай на просушку.

— Что-то ты сегодня долго, — высказал свое мнение отец.

— Так и дальнюю рощу ободрали, пришлось по остаткам добирать, — принялся оправдываться сын, — сейчас в округе хорошей коры не сыскать.

— А не нужна она больше, — высказал свое мнение хозяин, — нет от нее прока, пора тебе другую работу искать. Сейчас пристроиться говорят легко, как кузнец свои заводы поставил, так работники сразу в цене стали. Хочешь на верфь иди, правда там только до холодов работа будет, хочешь на кирпичный, там работа потяжелей, зато платят хорошо, а можешь возницей в караван, но там с деньгой трудно.

— Бать, с деньгой сейчас везде трудно, на кирпичном купец денег мало платит, в основном товар предлагает. А, работники не жалуются, потому как он обещает скоро талоны выдавать, чтобы в заводских магазинах могли товар брать.

— Чего? — Голеня отставил кружку, — чего там еще за талоны?

— Это вроде денег, — принялся разъяснять ему сын, — так-то они цены не имеют, но в магазине завода на них можно любой товар взять, да еще по меньшей цене, потому как своим. А еще там лавка менялы, где можно за деньги эти талоны выкупить, только вот обратно талоны меняла не берет, но их можно тут же другим продать. Вон, Архиповы вчера там муку покупали, не намного, но дешевле получилось.

— Пусть его, — махнул Голеня рукой, — нам чего с этого? Только если ты работу у Асаты найдешь.

— Ладно, загляну сегодня к Ваське, вдруг присоветует чего. — Сын придвинулся к отцу и понизил голос. — Тут Сашка, сын Глыбы, как-то похвастал, мол, знает, при заводе кузнеца какие-то тайные цеха есть, где работы делают так, чтобы секреты не выведали, так там работники вдвое против других получают. Мы его с парнями на следующий день пытали, так он уперся, вроде как соврал, не подумавши, потому просил больше никому такого не говорить. Я так думаю, не врал он, а от своих слов отказался потому, что вся спина исполосована была, видимо его батя про то узнал, а он на заводе печи ладит.

— Вот же ж, — озадачился дед, — а ведь вполне может быть. Но тут осторожней надо, просто так вдвое кузнец платить не будет, не шибко он с денег щедрый. С Васькой поговори, но про секретные цеха не поминай, потому, как я бы на его месте тех, кто туда сам просится ни за что бы не пустил. Он тебя хорошо знает, соседи все-таки, поэтому плохого не присоветует, если сам не предложит, то и не стоит оно того, а если предложит, то сам понимаешь, молчать должен, узнаю что проболтался кому…

— Да ты что, бать, не уж-то я не понимаю?

— Сам про Сашку сказал, нешто он не понимал? А дошло только когда отец вожжами.

Любим Матвеевич Кровков добрался со своим отрядом до Тобольска к началу августа, вроде бы и не медлили, а поди ж… Велика Россия. Отдыхать с дороги не стал, в тот же день двинулся в Сибирский приказ. Воевода Андрей Фёдорович Нарышкин без промедления принял посланника Ромодановского:

— Какими судьбами в наши края, сотник? Служба, али к отцу в Якутск едешь?

— Служба, Андрей Федорович, — поклонился Любим воеводе, — боярину Ромодановскому надобно, чтобы я в таможенные книги глянул, да по поводу одного купца прознал.

— Ну, служба, так служба. — Кивнул Нарышкин. — Сегодня отдохнешь с дороги, а завтра в приказ пройдешь, все что понадобится, покажут. Ну а пока поведай чего там, в Москве, говорят царь, Петр Алексеевич, большим посольством к голландским немцам отбыл.

Дальше разговор пошел о жизни Москвы, и ничего существенного не содержал, кроме настроения служивого люда:

— Да-а…, — протянул воевода, теребя бороду, — опять стрельцов кто-то на бузу подбивает, никак от Софьи все идет. Ох и тяжко после этого будет, Петр Алексеевич и так сестру не привечает, а если стрельцы еще раз бунт учинят, не сносить ей головы. Думаю, вольницу стрелецкую царь более терпеть не станет. Ну, да ладно, даст Бог не посмеют против царя идти.

На этом разговоры закончились, хоть воевода и был хорошо знаком с отцом Любима, но статус держать должен и с простым сотником вести долгие беседы не мог.

С утра Кровков посетил приказ и, забрав дьяка, отправился смотреть таможенные книги:

— Это что? — Брови сотника полезли на лоб, когда он увидел забитые свитками и книгами полки до самого верха в писчей избе.

— Вот, здесь и хранятся все наши книги и списки товаров, с которыми купцы проезжают. — Пояснил ему дьяк. — Если чего надо найти, тут и ищем.

Настроение Любима резко упало, а когда служащий пояснил ему какой объем придется переворошить, потому, как все распределялось не по времени писания, а по наличию свободного места, совсем лишился надежды.

— Мы здесь век искать будем, — вздохнул сотник.

Однако дьяк был не согласен:

— Нет, долго искать не придется, в седмицы три или четыре управимся, а заодно и все свитки прошлого года выберем, не хранить же их дольше. — Но увидев на лице служивого отчаяние, продолжил. — Ты бы сказал, чего ищешь, может и не понадобится здесь искать.

При упоминании китайского фарфора, служащий хмыкнул и потянул сотника на склад:

— Тут дело такое, раньше купцы часто фарфор в Москву везли, теперь-то много меньше, ну и если сбор оплатить не могли, то фарфор здесь оставался, мол, выкупят потом. А потом выкупить не смогли, казна за долг выкупила.

То, что дальше увидел Любим никак не укладывалось у него в голове, в огромном длинном бараке ситуация повторилась как с документами, отличие было только в том, что китайский фарфор лежал прямо на земляном полу, в кучах, переложенный соломой для большей сохранности.

— Так чего же тогда в Москву не свезут?

— Так знамо чего, — хмыкнул дьяк, — надо же караван собирать, людей нанимать, и в Москве торг вести. А денег в казне воеводы мало, и потом те деньги обратно не вернутся. Купцы тоже здесь брать не станут, по такой цене им только в убыток торговать, а скинуть нельзя.

М-да, отправляясь в Сибирь, сотник не без оснований считал, что купцы, привозя китайские товары в Москву, устанавливают цены много выше, чем все это должно было стоить, однако сейчас у него зародилось первое подозрение, что большими прибылями здесь и не пахнет. Вообще становится непонятно, с чего это купец решил пойти на такой риск, как торговля фарфором в Москве? И куда смотрела купеческая сотня, ведь по существу торговец обошел давний запрет на обязательство продавать весь товар оптом привилегированным купцам? Впрочем, последний момент прояснился быстро, помог с разъяснениями дьяк, тут купец был в своем праве, некоторые товары, и в том числе фарфор, не входил в перечень обязательных к оптовой перепродаже. Что касается Нерчинска, то тут новая загадка, основной поток Китайских товаров, шел другим путем, через западную Монголию, а все что поступало через Байкал, оседало в самой Сибири, и в Москву попадало редко. Выяснилась и еще одна деталь, изделия, представленные сотнику, хоть и звались фарфором, но вида были посредственного, особенно по сравнению с тем что продавалось в Москве. На это служащий только пожал плечами:

— Так ведь ежели фарфор искусный, так и цена у него добрая будет. В Китае хороший фарфор тоже в цене немалой.

Оценив примерный объем и цену хранящегося в Тобольске товара, Любим отправился по красноярской дороге, караван купца он должен был обогнать где-то на пути от Красноярска в Иркутск, конкретно искать купца пока смысла не имело, вот после Нерчинска, поговорить с торговцем было можно и нужно. Однако случай распорядился по иному, на пятый день выхода из Красноярска, только успели после ночевки начать путь, как наткнулись на обоз купца, который чего-то ожидал, не выходя на дорогу. Сотнику это показалось любопытным и он, выспросив где купец, отправился к нему:

— Почто встал, купец? — После приветствия спросил Любим торговца.

— Да вот, засланные казачки, сундучок с казной умыкнули, — усмехнулся тот, — ждем, когда отыщутся.

— Да как их в такой глуши отыскать-то? — Удивился сотник, оглядывая густо росшие деревья. — Тут на десяток саженей отойдешь и уже не видать.

— А чего смотреть? Услышим их скоро, обозначат себя.

— С чего бы? — Хмыкнул Любим, и тут же где-то далеко в лесу чуть слышно бахнуло.

— Ага, вот и обозначились тати, — обрадовался купец вслед кинувшимся в направлении звука казакам, — сейчас казну принесут, и дальше двинемся.

— Хм, А для чего они стрельнули?

— Так это не они стрельнули, — пояснил торговец, — у меня в казне три фунта не зернённого порохового зелья с кремневым замком от фузеи заряжены были, вот и стрельнуло, когда замок сбили да крышку подняли. Может кто жив остался, ну а если преставились, то не я взял грех на душу.

При последних словах купец перекрестился.

Пока ждали казаков, Любим подробно обо всем расспросил торговца. Как сотник и предполагал, в отношении фарфора ответы купца были невнятными, больше запутывали, чем помогали разобраться, да какой торговец свои секреты выдаст, только если на дыбе, но строже спросить можно и после похода в Нерчинск, а пока давить смысла не имеет. Любим, наоборот постарался вести себя с купцом более дружелюбно, чтобы не насторожить раньше времени, а вот по самоварам от него скрывать ничего не стали.

— А что тут такого? — Удивлялся он. — Медь у монастыря купили, да без торга, да за какую цену назначили, а выделку на заводе кузнеца Асаты делали, тебе все едино через Иркутский острог путь держать, там и глянуть можно.

Прошло не так много времени, солнце не еще не успело набрать жара, как казаки вернулись:

— Оба смерть приняли, — доложил десятник, — одного даже на части разорвало. И это, Иван Федорович, ты в следующий раз поменьше пороха ложи, хорошо, что они сундучок в овраге открыли, деньга недалеко разлетелась, а так придется по всей тайге собирать.

— Так охраняйте казну лучше, — тут же выразил недовольство купец, — а порох больше заряжать не стану, толку теперь. Чего лучше придумаю.

Долгий путь до граничного острога закончился в Сентябре, короткий разговор с воеводой и снова знакомство с состоянием дел по торговле и вот тут Любима ожидал настоящий шок.

— А, так тебе фарфор нужен? — Почему-то обрадовался дьяк. — Так его здесь много продается, только наши купцы брать не хотят. Пойдем к китайцам, сам все увидишь.

В отличие от Тобольска китайские склады в Нерчинске выглядели куда как лучше, товар не лежал на земле, а был аккуратно размещен на полках и переложен рисовой соломой. Но цена. Цена оказалась примерно такой же, какая была в Тобольске. Организовывать караван отсюда в Москву не имело никакого смысла. Но не это больше всего поразило служивого, после осмотра китайской продукции, дьяк провел его к ближайшему оврагу, а там… А там все дно оврага было покрыто толстым слоем осколков фарфора.

— Это откуда столько? — Охнул Любим. — Неужто в пути побилось?

— Да какой там, в пути, — махнул рукой дьяк, — то сами китайцы своей товар побили, чтобы цену держать. Поначалу-то, как товара много стало, цену меньше назначали, но наши купцы все одно редко брали, а потом кто-то из знати от их императора приехал и велел большую часть побить. Три дня сюда фарфор возили и палками в черепки разбивали, а цену назначили такую, что никто теперь не берет. Шелк торгуют, зерно, чай, ревень, но не фарфор. Если где и провозят тайной тропой, то удача купцу, а так, только в убыток.

— Так, так. — Только теперь у сотника появилось понимание того, что вопрос торговли фарфором не так прост, как казалось с самого начала и организовывать большой караван из Нерчинска даже казне в убыток, только если… Только если не взять в оборот сибирского купца и не заставить расширить дело через свою тайную тропу.

Наш компаньон, вернулся только к сентябрю. Да, это не двадцатый век, где Железной дорогой добраться до Москвы можно в четыре дня, в эти времена путешествие длится месяцами. Если отправлялся в путь отсюда он с дюжиной возов, то обратно вернулся с пятью десятками, и доволен как слон. Все, что он планировал сделать, сделал, а его очередной караван в Нерчинск, вернулся еще в июне и тоже расторговался удачно, но я ему не завидовал, теперь у него будет голова болеть, куда привезенный товар девать? Я уже говорил, что с деньгами проблема, их недостаток сильно тормозил дальнейшее развитие, начиная с какого-то момента купец станет работать в холостую, то есть у него появлялось столько товара, что дальше не имело смысла заниматься прибылью. Получалось, что вроде бы купец и богат, а чистых денег у него не так уж и густо.

— Что это? — Спросил он меня, крутя в руках красочные прямоугольные разнокалиберные пластинки.

— Талоны, — ответил я, — эквивалент денежных кредитных обязательств. Здесь есть талоны на копейку, на десятник, на гривенник. Вот этот самый большой на рубль, но думаю, их много не понадобится.

— Почему?

— Так это работникам, чтобы отоваривались в нашем магазине. Зачем им рублевые талоны, им даже гривенника много будет.

— А зачем талоны вообще? — Удивился купец, — своих-то можно и так, под список отоваривать, да и денег я тебе привез.

— Деньги всем нужны, а потому они быстро от нас уйдут к другим торговцам, а так они при нас гораздо дольше останутся.

— Во как, — Гандыба почесал затылок, — а ежели все эти талоны обменять на деньгу затребуют?

— Обменивать на деньгу можно, но лишь часть, и то за процент, остальное извините, это наши талоны, на наши товары. Мы никому деньгу не обещали, покупай за талоны наш товар, и продай за деньги, если сможешь.

— Ха, это дело, — обрадовался купец, — получается со своими вы будете совсем без денег рассчитываться.

— Нет, «совсем без денег» не получится, — поспешил остудить компаньона, — деньги работникам тоже понадобятся, им не только наш товар нужен, да и мытарей никто не отменял.

— Это да, — согласился Гандыба, — но дело все равно стоящее.

Присоединяться к нашей талонной системе Гандыба пока не стал, потому как у него торговля оптом и здесь талоны не применимы, но, судя по тому, что он все чаще просил пояснить то один момент, то другой, скоро придет к нам с отчимом с предложением. А так как купец всегда купец торг предстоит долгий.

В конечном итоге наш магазин преобразовался в этакий крытый мини рынок и народ хлынул в него из любопытства и вот тут всех ждал облом. Продажа за деньги в лавках запрещена, только за талоны. Где взять талоны? А рядом, в углу лавка менялы, который обменяет вам деньги на талоны. Только берите точно столько, сколько нужно для покупки, обратный обмен талонов на деньги меняла не производит. Понятно зачем это сделано? Вот именно, люди обязательно будут промахиваться и брать больше чем нужно, да и неудобно за каждой покупкой бегать к меняле, таким образом у них на руках окажутся талоны и в конечном итоге они станут ходить по рукам как точный эквивалент денежных средств. Циничный двадцать первый век рулит.

Да! Дела с разработкой железной руды в верховьях реки Китой, как я и предполагал, шли успешно. Захар, рудознатец, был отправлен с группой мужиков в Саяны, сразу как сошел снег. Уже через месяц мы получили от него первую весточку, что руду он нашел добрую, и мужики занялись ее добычей, а уже в июле сплавились первые плоты с рудой. К концу августа дощаниками навозили целую гору руды, чтобы на всю зиму хватило. Вообще-то это не дело, надо бы на следующий год, в Саянах мельницу ставить, да заняться обогащением руды, и даже можно будет там печь для обжига и получения железорудных окатышей ставить, чтобы возили уже готовое сырье для домны.

После обработки и прожига руды, попытались провести первую плавку в домнице, сделанной на скорую руку, чугун не получился, сразу скажу «не получился» он еще три раза. По-моему над моими потугами все рабочие хохотали, мол, с суконным рылом, да в калачный ряд. Но даром мои эксперименты не прошли, хоть чугун и не получился, зато крицы наработали в нужном количестве.

Пятую попытку делали уже в сентябре, и мои труды, наконец-то, увенчались успехом, чугун получился! Всего девять пудов, смотреть не на что, но как сказал в мое время один человек, первый высадившийся на Луну: «Маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества». Конечно я приукрасил свои заслуги, домны уже давно известны и работают, но они работают по-другому, сразу чугун из них не получают, только промежуточное сырье, да и не работают они непрерывно, после каждой плавки их разбирают. А у меня все будет делаться в один этап, и следующая конструкция позволит проводить плавку непрерывно, пока не выработает всю добытую руду. Думаю не надо говорить, что с появлением чугуна у нас открываются появляются новые горизонты, по крайней мере, с этого дня мы можем выделывать литье, а это… А это полный улёт.

Последние свои эксперименты я проводил уже почти в одиночестве, завод опустел, как это ни прискорбно, а холодная затяжная весна сказа свое веское слово, ржи на полях собрали только треть от потребного, поэтому все население Иркутска было в директивном порядке отправлено на заготовки «дикорастущих». Надо сказать, что не так уж и много в восточной Сибири этих «дикорастущих», по осени это естественно ягода и кедровый орех, ну а в летние месяцы грибы. Грибы это да, нынче жители слободы, напуганные предстоящими проблемами с хлебом, кинулись на заготовку грибов особенно рьяно, не было ни одного чердака в доме, где бы не сушились, нанизанные на прутики, гирлянды грибов. Даже посадские на общей волне истерии занялись такими заготовками, чего никогда раньше не делали. Купцы тоже прикидывали, какие объемы закупок зерна делать у китайцев, ну и цены на рожь даже по осени стали ползти вверх. М-да, зима будет сложной, впрочем, по моим прикидкам, если не сильно привередничать, прожить можно, репа и овес уродились, да и рыба в реке пока еще водится.

— Чего там у кузнеца? — Спросил Перфильев у приказчика, рассматривая последний список прихода. — Заводы поставил, свои самовары выделывает, пора и казну порадовать.

— По всем делам кузнец с приказом рассчитался, недоимки за ним нет, — бодро отчитался тот.

— А мне вот донесли, что этот хитрый кузнец какую-то свою деньгу выделал и ей со своими работниками расплачивается.

— А, нет там умысла, если разобраться, — махнул рукой приказчик, забирая протянутый воеводой свиток, и подавая другой, — он талоны какие-то своим работникам выдает, смотрятся как маленькие парсуны, а те на эти талоны в его магазине товар берут. Парсунки эти только в его магазинах ценность имеют, а за продажу товаров в приказ деньгой платит. Нам убытку никакого, работникам же удобно, не надо товарный обмен делать, берут сразу то, чего надо, да и не все он им талонами дает, часть и деньгой.

— Смотри-ка, чего удумал? — Хмыкнул Евстафий Иванович, — а ведь у меня тоже голова болит, чем с нанятым людом расчет вести, а тут и придумывать ничего не надо. А чего там за талоны такие, ты сам-то их видел? Не подделает кто?

— Да какой там подделаешь, — хохотнул приказчик, — деньга-то против них совсем не смотрится, там и синие есть, и зеленые, и червленые, только что под золото нет. Так говорят, кузнец их специально делать не стал, чтобы в подделке не обвинили.

Перфильев снова хмыкнул и попытался вникнуть в следующий свиток, но не получилось, слишком занята была голова неожиданной новостью:

— Так говоришь, магазин за талоны торгует? Вели седлать, посмотрим, чем там народ живет.

Площадь перед магазином встретила воеводу суетой, отъезжали и подъезжали повозки, сновали люди, о чем-то громко спорили два мужика, еще немного и начнут таскать друг друга за бороды. Перфильев направил коня к привязи:

— А удобно сделано, — обернулся он к приказчику, указывая на приступок, с которого можно было без усилий взобраться на верха. Да и обратный ход тоже не отличался трудностью.

— Да какой ж это магазин? — Удивился воевода войдя в первые ворота. — Да торг меньше будет, вона лавок сколько поставили.

— Всего лавок десяток, и еще одна у менялы, — тут же выдал справку приказчик, — товара много, приказчик для магазина товара у многих купцов набрал, так что здесь можно почти все купить.

Евстафий Иванович покачал головой, вот ведь ушлый хозяин, полностью замкнул на себя торговлю, эдак ему и деньги совсем не нужны станут. Подошли к меняле:

— Ну, показывай, чем народ совращаешь? — усмехнулся воевода.

У мужика от такого наезда округлились глаза, и вместо путного пояснения вырвались лишь обрывки фраз:

— Да…, нешто…, да кабы знал…, не губи…

— Да не бойся ты, — улыбнулся Перфильев, — не для приказа спрашиваю, показывай, что у тебя за талоны такие.

Талон оказался совершенно не похож на деньги, плоский, прямоугольный, с красивым тонким рисунком, какие раньше воевода видел только в медальонах, и там же была надпись извещающая, что это талон, ценностью в десятник.

— И что, на него действительно можно товара на пять копеек взять?

— Так и есть, Евстафий Иванович, — подтвердил приказчик, оттирая растерявшегося менялу от начальства, — но вот обратно на деньги он талон менять не станет.

— Ишь ты, хитро, — удовлетворенно проворчал Перфильев, — получается, эти талоны потом будут у народа храниться, а кузнецу звонкая монета почти задарма. Ах, шельмец. Дайка мне еще других, — кивнул он отошедшему от шока меняле, доставая кошель. Можно было, конечно, и так взять, но чтобы никто не подумал, что Перфильевы скупы, надо расплатиться, тем более это такая мелочь.