Детективная история

С утра ко мне заявился Тропин:

— Помнишь Кузьму, сына Данилы кузнеца от братских?

— Конечно помню, — мне даже напрягать память не пришлось, уж того кто передал нам состав укрепления чугуна забыть было сложно, — он ружьями новыми занимается, дней десять назад как хвастался новым ружьем, что под капсюль делал.

— Не придется ему больше хвастаться. — Вдруг заявил мне Степан. — Утоп он на прошлой седмице. На остров ниже Иркутска по течению прибило, там его рыбаки и нашли.

— Погоди, — подскочил я, — Кузьма же никогда к воде не совался, да и лодки у него не было.

— Вроде не было, — согласился Тропин, — однако же утоп.

— Так может не сам утоп, — начал я размышлять, — человек он осторожный, сам бы в воду не полез, да и секретов много знает. Надо бы посмотреть, нет ли следов на теле каких.

— Да какие там следы на утопленнике, — махнул рукой Степан, — раздуло всего, да о камни шибко побило, разве ж разглядишь чего теперь? Итак-то не узнали его, только по одежде, что жена помнила, смогли определить.

— Куда свезли?

— На берег свезли, напротив кладбища, — пожал плечами казак, — как домину привезут, так и захороним. В дом такого заносить не след.

— Ну, пойдем смотреть, — потянулся я за сапогами.

— А чего на утопленника смотреть? — Скривился Степан. — Он того, долго в воде пробыл, запах шибко от него злой.

— Надо посмотреть, — уперся я, — вдруг не сам утоп, а убили и воду сбросили.

— Ну, ну. — Проворчал Степан.

Узнать в том, что лежало на берегу Кузьму, было действительно сложно, вода и солнце сделали свое дело, синюшная подушка вместо лица, клочки волос и сильно раздутый живот. И смрад, трудно при таком чего-то с трупом делать. Но надо.

Сначала внимательно осмотрел одежду, потом ноги, одна нога босая, другая в сапоге. Осторожно окончательно разул утопленника и хмыкнул, хоть это и трудно было сделать из-за раздувшейся ноги. Но сапоги этого времени характерны тем, что взъём у них очень большой, поэтому одеваются они и снимаются легко.

— Чего? — Заинтересовался Степан, кривясь от запаха.

— А посмотри на ногу, ничего не кажется странным?

— Нога и нога, чего здесь такого?

А может и прав Степан, и я уже от мнительности сам себе придумываю, но не понимаю я, должны же ноги утопленника отличаться, если одна была в сапоге, а другая нет? А они почти не различаются, и где портянка? Хотя сейчас некоторые сапоги без портянок носят, но Кузьма слыл человеком небедным, и ходить в сапоге на босу ногу вряд ли бы стал. К чему это не знаю, но в памяти отложить надо. Следом внимательно осмотрел одежду как спереди, так и сзади, а потом перечислил все приметы на теле, которые сумел рассмотреть. Тоже не знаю зачем, но так было положено при осмотре трупа в двадцатом веке, и я не стал отступать от этих правил.

— А вот это уже интересно, — снова хмыкнул я, двигая руку трупа.

— Чего не так? — Снова скривился казак.

— Ключица сломана.

Степан тоже подергал утопленника за вздувшуюся руку:

— Сломана, — подтвердил он, — и что?

— Не знаю, — пожал я плечами, — но согласись, что если бы он утонул сам, то ключицу бы не сломал.

— Так может и утоп потому, что ключица была сломана? — Выдал предположение Степан.

— Может. — Пришлось мне согласиться. — Действительно трудно плыть со сломанной ключицей, особенно когда еще и три ребра сломаны.

— Где? — Казак уже внимательно присмотрелся к телу трупа, задирая рубашку повыше. — Это ж надо, хорошо же его отметелили. Тогда получается, что убили его и воду сбросили?

— Так и получается, а синяков на нем нет потому, что его уже мертвого метелили.

— Зачем, — Степан уставился на меня.

— Откуда мне знать, — пожимаю плечами, — ладно с этим разобрались, надо теперь определить с какого места он в реку попал.

На это казак присвистнул, выражая сое удивление:

— Как это определишь, мало ли где его в воду сбросили?

— Не скажи, вот сейчас подберем нужный топляк, и сам все увидишь.

Топляк подходящего размера нашли быстро, благо их здесь вдоль берега много, привязали к нему дополнительно корягу, чтобы он и по дну не волочился и не полностью на поверхности торчал, а дальше стали запускать по течению с различного расстояния от берега.

— Ну, и что у нас получилось? — Спрашиваю у Тропина, которого следственный эксперимент увлек не на шутку.

— А получается у нас, что скинуть Кузьму в воду могли только с дощаника на левой стороне Ангары выше Иркута. — Сделал заключение Степан, и объяснил причину такого вывода. — Если сбросить с правой стороны, то течение Иркута отжимает его на устье Иды, а дальше обязательно пронесет мимо острова. А если сбросить с левой стороны ниже устья Иркута, то вообще обратно на берег вынесет.

— Правильно, — улыбаюсь Тропину, — только не могли его там бросить.

— Почему?

— А пойдем в затон, сам увидишь.

Походив на лодке вокруг стоянки дощаников, Степан погрустнел:

— Чтобы кого скинуть в воду с баржи сильно постараться придется, да и сети ниже стоят. Получается и не утопленник он вовсе?

— Знаешь почему Байкал утопленников никогда не отдает? — Спрашиваю Тропина и тут же разъясняю. — Вода в нем холодная, и глубоко, когда человек утопнет, его на глубину тащит, а вода холодная и пучит его ой как не скоро.

— Понятно, — догадка появляется на лице казака, — Ангара утопленника тоже должна была не скоро отдать, а он на отмели оказался и даже рыбой не изъеден. Значит на берегу был убит, а когда запах от него пошел в воду скинули, да и не скинули, а на остров завезли…, но зачем?

— А затем, чтобы мы его нашли. Вот когда мы поймем для чего это надо, то и душегубов найдем. Надо бы пройтись по людям и поспрошать их, где и когда видели Кузьму, с кем говорил и о чем. Я тоже по цехам пойду, да всех опрошу, ну а к вечеру у меня встречаемся.

Пришлось мне все свои задачи забросить, вооружиться бумагой с карандашом и айда по цехам. Кстати, дело оказалось полезное, не в смысле проводимого расследования, а в смысле, что за два года накопилось столько всего в цехах, что я и не подозревал. Но заниматься всем пока не стал, просто отметил, потом ко многим вопросам вернусь. С каждым разводить беседы не стал, просто собирал группу работников, и просил помочь, потом начинался самый настоящий мозговой штурм, один кое-что вспомнит, другой уточнит, третий возразит, и в итоге на бумаге стал вырисовываться весь путь Кузьмы за день. Так шаг за шагом мне удалось добраться до момента, когда к нашему мастеру пришел некто, и вроде в нем признали приказчика Гандыбы. Ну, что же, ничего страшного, от Кузьмы я уже знал, что купец заказал ему пистолет на два ствола, и я дал согласие на заказ, однако после разговора с приказчиком, кузнец срочно закончил дела и куда-то ушел. Разговор с приказчиком ничего не дал, тот действительно приходил напомнить Кузьме о заказе, что и купец подтвердил. Так, по-моему, у нас наметился первый тупик.

Вечером продолжили со Степаном сопоставлять нарытые нами факты, вроде все сходится, кроме небольшой неточности, путь мастера пролегал мимо кабака, и одни утверждали, что Кузьма в кабак зашел, а другие утверждали, что нет. И на этом все, больше Кузьму никто не видел и домой он не пришел. То, что пропал отец семейства, всполошились сразу и по утру искали всем околотком, но не нашли, а потом пошел слух, что вроде как видели Кузьму в кабаке и был он сильно пьян. Определить источник слуха не удалось, как и подтвердить факт, в кабаке помнили, что кто-то напился и даже пытался устроить пьяный дебош, но родственник хозяина, здоровенный бугай быстро объяснил посетителю, что здесь ему не там.

Пока Степан «разговаривал» с хозяином кабака по душам, я успел походить вокруг и все осмотреть. НИЧЕГО! И все же грыз меня червячок сомнения, что дело здесь не чисто, почему не понятно, но полная уверенность, что хозяева этого вертепа причастны к убийству Кузьмы. И убийству ли?

— Тут вот какое дело, — высказал я свое сомнение Тропину, — в кабаке знают гораздо больше, чем нам говорят. Когда ты разговаривал с хозяином, у него и глаза на тебя не смотрели и постоянно усы приглаживал, хотя это не в его привычке, а значит, правду он тебе не говорил. Тоже и с бугаем, говорит так, словно заучил, обычно человек, когда об одном и том же говорит, по-разному сказ ведет, а этот все слово в слово повторяет.

— Да, я тоже об этом сказать хотел, — подтвердил мои догадки Степан, — и хозяин темный какой-то, к такому спиной лишний раз поворачиваться не стоит.

Утром мы снова заявились к кабаку и стали опрашивать соседей на предмет, не видел ли кто посетителя кабака напившегося до потери разума.

— А, так это Афанасий был, — вспомнила хозяйка дома напротив, — да он постоянно, как с ним купец чем расплатится, так он сразу сюда в кабак тащит. А когда напьется, дурь верх берет, начинает на всех с кулаками кидаться.

— А что, кабатчик только его за товар поит?

— Да где ж только его, Иван здесь у всех товар берет, а потом на тогу его оборачивает. У кого за чарку берет, а у кого и за деньгу не постесняется выкупить.

Дальше наш путь лежал к купцу Ушакову, чьим работником и был Афанасий.

— Нет его, — огорошил нас приказчик, — на прошлой седмице как товаром с ним расплатились, так и исчез.

— А чего ж не искали? — Удивился Степан.

— Еще чего, искать такую пьянь? — Сразу набычился приказчик. — Работник с него плохой, но других найти не смогли, потому и наняли, даже думали выгнать его, а тут сам со слободы не вернулся.

— Понятно, — почесал Тропин затылок, — получается, сгинул человек, и никому до этого дела нет.

Отвечать приказчик нам не стал, только сверкнул злым взглядом.

Однако, оказалось, что приказчик с нами был не совсем искренним, другие работники, кого опросили на всякий случай, на слова приказчика пожимали плечами:

— Афанасий работал как все, никакой лени не проявлял, а что иногда напивался до безумия, так кому какое дело?

— Так получается, у нас два человека пропало? — Сделал вывод Степан.

— Получается что двое, и причастен к этому хозяин кабака. А если учесть, что все хмельное зелье Ушаков держит, то и приказчик здесь не сторонний человек.

И тут у меня в голове вдруг складывается картинка, надо только проверить кое какие факты.

— Надо срочно узнать, кто из купцов на прошлой неделе вышел из Иркутска, и особое внимание обратить на тех, кто через Иркутск идет впервые. А потом надо в разбойный приказ идти, и дьяку о наших дознаниях доложиться, может и у него есть чего нам поведать. И к вдове заглянуть не помешает, утопленника мы посмотрели, а с домашними его не поговорили, вдруг чего еще припомнят.

Дальше мы разделились, казак пошел наводить справки по поводу купцов, а я отправился в дом Кузьмы, и дело было не только с разговорами, надо было решить как быть дальше с вдовой, хоть много завод ей на содержание выделить не мог, но работой обеспечить вполне в состоянии.

— Из Иркутска в течение двух недель ушло только два купца, — сообщил мне Степан, — и один из братских, железо с завода вывозит, и один с Тобольска, из Нерчинска проездом, чай китайский и специи везет. Первый раз на этом пути, от того и в Иркутске на месяц задержался, наших поделок из железа прикупил, но мало, все больше на пробу.

— Стоп, — тут же подскочил я, — говоришь, чай вез, а сам из Тобольска?

— Ну. А чего здесь такого?

— Как это чего? — Довольно расплываюсь в улыбке. — Сейчас пойдем к Гандыбе, а потом в приказ и там все выяснится, может я зря обрадовался.

— Обрадовался? — Тропин смотрит на меня как на идиота. Хм, ну да, правильно смотрит, он же не понимает в чем дело.

Купец после того как Степан ему сказал про купца сразу хмыкнул:

— Не из Тобольска купец, везти чай из Нерчинска до Тобольска, только больной умом станет. Там товар из Китая чуть ли не дешевле чем в Нерчинске торгуют. Нам даже в Красноярск сложно Нерчинский товар пристроить.

— Так это что же получается, — принялся Тропин чесать свой затылок, — обманул нас купец. Только какой смысл?

— А вот когда мы его спросим, тогда и поймем.

На следующий день отряд казаков во главе с дьяком разбойного приказа скакал в Братск, требовалось срочно перехватить «тобольского купца». Естественно в Братске они его перехватить не успели, там и выяснилось, что весь свой товар «купец» продал и в Красноярск отправился налегке. Интересный поворот. Догнали их на третий день пути от Братска, попутчики купца сначала решили попытаться оборониться, но с казаками такой фокус не прошел, те под выстрелы соваться не стали, а грамотно взяли всех в колечко. Хватило полчаса, чтобы до обороняющихся дошло, что сопротивляться бесполезно и после небольших переговоров сложили оружие.

Вся эта погоня вместе с возвращением беглецов продолжалась без малого двадцать дней. Хорошо так пробежались, особенно если учесть, что эти дни непрерывно моросил дождь — прохудилось небо. Я уже все знал от казака прибывшего двумя днями раньше и пришел встречать отряд на паром.

— Ну, здрав будь Кузьма, — поздоровался я с кузнецом, — долго жить теперь будешь.

— И тебе здравствовать, Василий Алексеевич, — вдруг поклонился мне Кузьма.

— Э…, — обалдел я от такого обращения, думая, что зря пришел к пристани.

Но мастер будто и не заметил:

— В храме свечку за тебя поставлю, — продолжил он, — а родится сын, в честь тебя Василием назову.

— Э…, — снова потянул я, — с чего бы? Да и рано еще мне свечку ставить.

Казаки вокруг согнулись от хохота:

— Слышь, Кузьма, а тебе знаешь, не одну свечу в церкви за упокой поставили. Ты смерть обманул и жить тебе теперь до ста лет.

Суд воеводы был скорый, хозяина кабака и его родственника привязали к столбу и после обработки плетьми с неоднократным приведением в чувство, получили нужное признание. «Тобольский купец» оказался вовсе не из Тобольска и даже купцом он не был, а приехал он в Иркутск не просто так, а по поручению тульских заводчиков. Мол, прослышали там, что на земле иркутской железные заводы стоят, и мастера в них чудеса с чугуном выделывают, вот и решили они сманить тех мастеров на свои заводы, чтобы секрет выделки крепкого чугуна прознать. Ну и для этого наняли неких людей, которые должны были с этими мастерами сговориться, да за каждого сманенного мастера обещали огромную сумму, по пять десятков рублей. Только не смейтесь, сумма по этим временам была действительно большой, и мне сразу стало понятно, что прижимистые туляки свои обещания выполнять не собирались. Видимо «купец» тоже что-то такое заподозрил, а потому сильно не старался, да и не получалось никого сманить, не желал народ менять синицу в руке на журавля в небе. А тут случай свел его с кабатчиком, вот и сговорились втихаря мастера умыкнуть, а дабы тот не сильно препятствовал их гениальным планам, опоили опиумом. Кстати, после этого случая Кузьма от пива нос воротит, говорит все зло через него. А вот смерть Афанасия уже на совести бугая, когда пьяный в хлам работник полез на него с кулаками, тот ухватил дебошира за шею и потащил за ворота, однако во время транспортировки шея не выдержала. Дабы скрыть смерть Афанасия кабатчик с родственничком завернули труп в рогожу и припрятали в сарае, но время было летнее, а сарай хорошо прогревался и труп стал пованивать, нужно было его срочно или закапывать или сбрасывать в реку с привязанным грузом. Тут-то и родилась гениальная мысль труп переодеть в одежду Кузьмы и сбросить где-нибудь в реку так, чтобы его нашли. Дабы люди не могли в трупе не признать Кузьму, бугай напоследок хорошо его попинал, да не учел, что труп пинать бесполезно, от этого он не сильно изменится. Ну, а дальше все пошло как по писанному, мастера, в невменяемом состоянии, затащили на дощаник, а труп лодкой на отмель к острову и там сбросили.

И все бы получилось, как задумано, да тут вмешалась моя паранойя и читанные в моем будущем детективные истории.

В итоге кабатчика и его родственничка повесили без проволочек, видимо давно на него разбойный приказ зуб точил, «купца» отпустили, стребовав виру в казну и в пользу пострадавшего по семь рублей (смешная сумма по таким делам), остальным из его команды было обещано по пять плетей. Однако последнего наказания не случилось, откупились виновные, и как оказалось дело совсем не в том, что они боялись плетей, а в том, что пятью плетьми наказывали за несерьезный проступок, вроде как подростков так потчевали, а это позор. Вот если бы воевода назначил им хотя бы десяток плетей, они, может быть, и согласились, сэкономили свои денежки, а позор для таких иногда хуже смерти — правильные мужики.

Перед тем как неудавшийся вербовщик отбыл с чистой совестью обратно, наши казаки успели с ним хорошо поговорить, только не подумайте чего, сам все рассказал без утайки, так вот, Демидовы на которых я подумал в первую очередь, к этому делу никакого отношения не имели, получается не вышел еще Демидов на высокий уровень, вроде как… Но промелькнула фамилия Акема, кто такой и какими заводами в Туле он владеет, не знаю.

Однако, пора было уже задуматься и после долгих разговоров с Тропиным и Гандыбой, с зимним купеческим караваном на запад отправилось четверо наших людей, родственников мастеров, работающих на заводе. Именно с них должно было начаться создание новой службы с принципиально иными функциями, и в частности сбор данных о существующих производствах на Руси, чтобы видеть чем живут железные заводы не только в Туле. Естественно обеспечили их надежной легендой и главное деньгами, даже упросили нашего дьяка выправить им хорошие документы в дорогу, не бесплатно, конечно.

* * *

После случая с похищением Кузьма долго приходил в себя. Когда он, в конце концов «протрезвел» на дощанике и ему сказали, что везут в Тулу, бузить не стал, но дождавшись ночи, на это время все высадились на берег, попытался сбежать. Не получилось, следили за ним серьезно, схватили сразу, повалили на землю, хорошо прошлись по ребрам кулаками и крепко связали, а потом и в дальнейшем пленника старались все время держать связанным. После этого и упал мастер духом, понял, что ничего ему не поможет, привезут на какой завод, да заставят работать денно и нощно за малый кусок хлеба, был опыт, пришлось поработать некоторое время у братских в кабале. И вдруг, о чудо, нагнали их казаки в пути, сопротивлялись тати недолго и после переговоров сдались на милость преследователей.

— Ну, в рубашке ты Кузьма родился, — говорил ему Тропин, снимая путы, — кабы не Васька со своим звериным чутьем, быть тебе в крепости при чужом заводе.

А когда уже спокойно возвращались, поведал всем казак, как они с Василием Дежневым вели расследование гибели Кузьмы, и как проводили «следственный эксперимент». Сказ был интересным, да и Степан оказался рассказчиком не из последних, потому и слушалось все это с большим интересом, а в некоторых местах слушатели чесали затылки и удивлялись проницательности Василия.

— И что, он и в самом деле определил, что не утопленник то был? — Посмотрел дьяк с удивлением на Тропина.

— Ага, — отвечал тот, — и про Байкал рассказал, почему тот утопленников не отдает.

— Ишь ты, — хмыкнул на это дьяк, — а ведь действительно, ни одного утопленника с Байкала не помню. Да и Ангара не сразу свое отдает, редко когда найти кого удается.

— Вот, о том речь и веду, — продолжил казак, — а то, как он на раз определил, что кабатчик с бугаем брешут, вот откуда такое знать может? А уж как про ряженного купца прознал, то вообще не понять, хорошо Гандыба подтвердил, а то бы не поверили.

— Допустим поверили бы, — возразили Степану, — Васька зря языком трепать не станет, а что знает много того, чего никто не знает, так то всем известно, видимо Зосима многому тогда его научил.

— Да уж, старец кладезь ума был, упокой Господи его душу, — перекрестился дьяк, — видимо чувствовал, что недолго ему осталось, потому и торопился знания свои передать. Повезло Ваське.

— Те знания не каждому впрок пойдут, — высказал свое мнение один из казаков, — смотрите, как вертится парень. Нам-то что, свое отбыли и по домам, а он весь день и даже ночь вертится как заводной, согласится кто за те знания так жизнь поменять?

— Ну, их к лешему, — тут же перекрестился Степан, — мне наше служивое дело больше по сердцу.

Задумался мастер, услышав такие разговоры, и дал себе зарок, что всю премудрость, какая Ваське от старца досталась по делу железному перенять. Все перенять не получится, уж слишком много он всего знает, а вот что касается железных дел, то надо постараться.

Уже когда окончательно пришел в себя, пошел к Василию и попросил научить работать с железом.

— Погоди, Кузьма, — вскинулся парень, — ты же мастер, делаешь много того, что другим недоступно, а ко мне за знаниями пришел, как подмастерье какой.

— Те умения мне отец передал, и по своему недомыслию я подумал, что того много, а сейчас вижу мало. Если я не знаю как делать, то и сделать не могу, а ты даже если не знаешь, все равно придумаешь как сделать.

— Ну, скажешь тоже, — задумался Василий, — хотя, стоит, конечно, кое о чем вам рассказать. Давно хотел организовать курсы повышения квалификации среди мастеров.

С того дня и стал Дежнев учить мастеров железному делу, сначала-то некоторые усмехались, мол, чему может их Васька научить, а потом притихли, потому как оказались его слова несли не давно известное всем, а откровение, все почувствовали как будто им глаза открыли. Что такое руда, как ее надо предварительно обрабатывать, зачем проводить обжиг руды, зачем для домны смешивают руду с углем и известью, как получается крица, как чугун, как выковывается сталь, в каких случаях она становится прочной, а в каких хрупкой… Так постепенно наполнялись головы мастеров знаниями, которые они тут же спешили опробовать на своем деле и многое получалось с первого раза. Попробовал и Кузьма применить свои знания, когда попытался ствол пистолета не высверливать, а проковать на оправке. Получилось, но после сверла ствол был куда как лучше.

— Нет, так не пойдет, — объяснил ему Васька и тут же на черной доске с помощью мелка пояснил почему, — кода ты проковываешь, усилия прилагаются с двух сторон, и металл не осаживается, а просто немного меняет форму. Попробуй сделать прокатную оправку для выдавливания переменного наружного диаметра и с ее помощью на холодную откатать ствол на оправке.

Изготовление сложного приспособления заняло около месяца, уж больно мудрено оказалось подобрать углы схождения оправок при прокатывания ствола, но конечный результат превзошел все ожидания. На этот раз ствол как внутри, так и снаружи получился идеальным. А дальше пришло время задуматься об использовании капсюля. Мастер и так и эдак прикидывал конструкцию ударного механизма и, в конце концов, снова пошел к учителю со своими задумками.

— Вот значит как, — почесал лоб Василий, выслушав Кузьму, — тогда вот о чем подумай: мы привыкли, что заряжать надо только с дула, а потому все оружие делаем исходя из этого, но теперь мы применяем каленую сталь, а значит, нам никто не мешает заряжать с казны. Вот примерно так.

В итоге после, опять-таки, долгих и мучительных раздумий Кузьма пришел к выводу, что пороховую камору с пулей и ствол надо делать отдельно, чтобы быстро менять их во время боя. А потом как бы само собой получилось, что каморы надо делать не поодиночке, а высверливать их в круглой железной болванке по кругу, что позволяло их быстро менять, одним движением руки.

— Поздравляю, мастер, — улыбнулся парень, когда понял задумку Кузьмы, — ты придумал автоматическое оружие, которое может изменить мир.

— Мир? — Не понял работник.

— Ну да, вот только…

И тут Васька шаг за шагом стал объяснять, какие проблемы предстоит решить, прежде чем придумка Кузьмы сможет быть реализована. Под конец разъяснения Кузьма стоял перед парнем с красными от стыда ушами, как малец какой.

— Ты знал! — Наконец, выдавил из себя мастер.

— Знал, — согласился Васька, — и много еще чего знаю, но что толку от моих знаний, если сделать не могу. А ты сделать сможешь, потому что сам до этого дошел, и мои знания только помогут тебе. И надо делать сразу так, чтобы в будущем можно было выделывать эти пистолеты тысячами.

Немного остыв, мастер с новыми силами принялся за работу и в итоге через полгода проб и ошибок получил приемлемый результат. То, что получилось в конце, мало напоминало классический пистолет, но, несмотря на отличия, даже на первый взгляд становилось понятно, что это мощное и опасное оружие.

При первых испытаниях, выявился и недостаток, пороховые газы прорывались через сопряжение ствола с каморами, но и эту проблему позже решили, установив дополнительно медные конусные вкладки на каморы, что позволило до приемлемой степени уменьшить поток прорывающихся пороховых газов. А потом еще придумали новые пули, удлиненные свинцовые бочонки полые в задней части и со странными косыми канавками, которые должны были раскручивать пулю в стволе потоком врывающегося через них потока пороховых газов, хотя часть пороха при этом тратилась впустую. А самое главное, чем Кузьма гордился безмерно, заключалось в том, что все детали от одного пистолета без всяких дополнительных работ подходили к другому и за это он получил отдельное «Спасибо» от хозяина завода и огромную премию в десять рублей, которая была потом потрачена на строительство своего дома.

— Пистолеты получились очень хороши, — говорил Асата мастеру, — как отстроим цех, будем их много выделывать, а тебе теперь новое задание, надо такие пистолеты сделать, чтобы не стыдно было царю подарить.

— Царю? — Обомлел Кузьма. — Да как же царю-то? Нешто сможем такие сделать?

— А чего здесь такого? — Тут же встрял Василий. — Тот же самый пистолет, только чеканку на него красивую наложить, да тщательней выделать, а мы столярам футляры отделанные бархатом закажем. Ну и о запасе капсюлей и пуль тоже забывать не стоит.

О том, что мастер будет выделывать подарок царю, на заводе вскоре узнали все, и при встрече с ним теперь здоровались уважительно, а не как раньше за равного считали, и Кузьма старался из изо всех сил старался соответствовать. Царский подарок сделали к началу летней навигации, и не только царский, но и еще несколько пистолетов, на которых и чеканки было поменьше, и футляры попроще, как сказал Василий, генералов тоже не стоит обходить вниманием.

* * *

Военная компания 1702 года не выявила преимущества ни одной из сторон, Карлу так и не удалось поднять численность своей армии, да и Петр успел укрепить свои рубежи. Несколько стычек не имели особого значения, однако пользуясь тем, что активность шведской армии не сильно проявлялась, Петр продолжал очищать берег Балтийского моря от крепостей и опять Карл ничего не мог поделать. О том, что творилось в тылу у русских, шведам было хорошо известно, и так же было известно о трех сотнях новых скорострельных орудий, которые пошли на укрепление крепостей.

— Откуда у русских взялось так много пушек? — Спрашивал Карл своего зятя начальника кавалерии Фридриха.

— По сообщениям из Московии, царь передал часть тульских железных заводов в управление мужику и тот поставляет ему много дешевых пушек.

— Так почему, черт возьми, какой-то мужик может лить много пушек, а наши прославленные мастера не в состоянии обеспечить армию? — Злился шведский король.

— Смею заметить большая часть пушек у Петра из чугуна, а он для орудий не очень подходит.

— Не походит? — В сильном раздражении подпрыгнул Карл. — Это вы объясните моим солдатам, они уже испытали на себе «слабость» пушек из русского чугуна. Да еще эти четырех дюймовки, на лафетах с большими колесами, они легки и быстро перемещаются по позициям.

— Так стоит ли нам в таком случае идти на Смоленск, может сначала надо заключить мир с поляками? — Сделал попытку успокоить короля Фридрих.

На это Карл только сильнее засопел:

— Я не стану вести переговоры с этим предателем Августом. И до тех пор пока у поляков не появится другой король я не оставлю их в покое.

— Но пока мы усмиряем Польшу, русский медведь разоряет наши рубежи на Балтике.

— Ничего, придет время и Петр сильно пожалеет о том, что сделал, — снова запыхтел король.

А русские, пользуясь предоставленной им передышкой, вытеснили шведов из Ладоги, а потом осадили крепости. Однако Петр не забывал о Варшаве, где в настоящее время квартировал Карл и спешно укреплял Смоленск, так как это был кратчайший путь к Москве, а потому все пушки, получаемые из Сибири, направлялись на стены западных крепостей. Надо сказать, что «удачное» начало военной компании против шведов в 1700 году, не позволило царю почивать на лаврах, наоборот он носился по городам, создавая армию нового строя, и инспектировал обучение новобранцев. Пока Карл завяз в Польше, нужно было готовиться. А еще особое внимание было уделено кавалерии, опыт прошлого года однозначно показывал, что быстрое перемещение войск позволяет обходить неприятеля и громить его тылы, что при современном способе ведения войны имело большое значение. В Москву Петр вернулся к августу, он уже присмотрел место на балтийском берегу, где планировал построить новый город, который в будущем станет окном в Европу. Но для строительства были нужны деньги и люди, но если простой люд не проблема — достаточно указа, чтобы туда направили нужный для строительства народ, то со знатью придется действовать куда жестче. В каком-то смысле это будет разновидность натурального налога, не хочешь платить деньги на строительство нового города на Неве, будь добр строиться сам. А если учесть, что шведская армия по-прежнему сильна, то риск потерять все, что вложено в строительство, очень высок, поэтому будут тянуть до последнего. Но царь был настроен решительно, он понимал что бояр не удастся сдвинуть с места, а вот те кто по мельче никуда не денутся, поедут, плакать будут, но все равно поедут, так как просто так деньги отдавать пожалеют.

— Что там с пушками, — осведомился Петр у Ромодановского, — когда тот заявился с докладом.

— Пушки есть, государь, — ответил ему Фёдор Юрьевич, — из Тулы три десятка из меди заводчики прислали, да из Сибири чугунных аж восемь десятков в последний привоз. Вот только денег в казне нет, нечем за них платить.

— А, — махнул рукой царь, — отпиши в Тобольск, пусть с пушного налога с заводчиками расплатятся.

— Пушной налог не деньгами, а пушниной оплачивается, государь, — тут же возразил Ромодановский, — если мы так отпишем, тогда он в Архангельск купцам немецким уйдет. Нужно ли нам это?

— Да, неправильно получается, — был вынужден согласиться Петр, — а что присоветуешь?

— Есть кое-что, чем можно с Сибирью расплатиться, — усмехнулся Фёдор Юрьевич, — людишек им отослать, в прошлом году как-то не получилось, а в этом кто ж мешает?

— То дело долгое, — не согласился царь, — а у меня к ним еще заказы есть. Так что пусть на этот раз, Тобольский воевода деньгу изыщет, да с иркутскими заводчиками расплатится. А людишек отошли, раз обещался негоже царское слово нарушать.

— Я тут вот чего хотел еще сказать государь, — снова взял слово Ромодановский, — пушек у нас уже довольно, а вот с порохом просто беда. Отказываются купцы немецкие нам и дальше порох продавать, говорят в Европе тоже война идет, за испанское наследство, потому и порох в большой цене. Думаю не война здесь причина.

— Да уж ясно, что не война, — усмехнулся монарх, — мы еще в прошлом году велели ямы ямчужные по многу закладывать, к следующему году пороха будет довольно.

— Так, то на следующий год, а в этом на пушки пороха не хватит.

— Ничего, Карл сейчас в Польше увяз, — принялся рассуждать Петр, — на Смоленск в этом году не двинется, а если двинется, то не возьмет он его сходу теми силами, что у него есть, в осаду встанет. А в зиму осаду вести сам знаешь. Ты лучше про сестриц моих расскажи, как они живут, с кем знаются?

Ромодановский поморщился, несмотря на все усилия никакой информации о внешних контактах сестер добыть не удалось, что было в общем-то ожидаемо, Петр за несколько лет доказал всем, что стал царем не только по праву, поэтому сестры пока оставили свои великие планы, хотя и не смирились.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно произнес монарх, когда правитель Москвы доложил об отсутствии результата.

— Тут есть еще одно, государь, — сделал Ромодановский вид, что ему неудобно обсуждать некоторые дела.

— Ну? — Насторожился царь.

— Катерина с Васькой-дураком из Сибири переписку ведет.

— Ах это, — успокоился Петр, — ну и о чем там пишут?

— Так…, государь…

— Только не говори мне, что не читал, — усмехнулся царь, — не уж-то крамола какая?

— Крамолы нет, а вот странность есть, — вздохнул Фёдор Юрьевич, ведь только, что ему можно сказать санкционировали слежку за возлюбленной монарха, — Васька этот о политике как зрелый муж рассуждает, от того и подозрение у меня, что не он эту переписку ведет.

— Переписал? — Спросил царь. В ответ Ромодановский протянул свиток. — Почитаю, как ныне дураки на Руси рассуждают. А пока кликни там Алексашку, поедем пушки смотреть.

Как и ожидалось изъянов ни в чугунных, нив медных пушках не нашли, и Петр с удовольствием наблюдал за испытаниями на двойной навеске пороха.

— Позволь, государь, подарок тебе от иркутских заводчиков преподнести, — обратился к нему сотник из сибирского приказа.

— Никак пистоль новый сработали? — Хмыкнул царь, глядя на красивый футляр в руках служивого.

— Пистоль, государь, — подтвердил сотник и, поняв реплику Петра как разрешение, открыл футляр, явив на свет хищный силуэт необычного пистолета.

— Ты смотри, чего сделали? — Петр в удивлении взял в руки оружие. — Видел я такой выделки один, только там на три заряда сделано было. А порох куда подсыпается? Или горячей иглой протыкать заряд надо?

— Для этого пистоля ни кремня, ни пороха для запала не нужно, — стал разъяснять суть идеи сотник, — тут капсюль вместо кремня в донце заряда вставлен. Как боек ему верхушечку сомнет, так заряд и воспламенится.

Игрался царь с пистолетом долго, три зарядных барабана расстрелял, да еще под руководством сотника сам один барабан зарядил, подивившись необычной форме пули. И в конце выдал вердикт:

— Зело хороший пистоль иркутские заводчики сделали, и бой точный и доску в два дюйма насквозь с двух шагов бьет.

— Да, мин херц, такое бы оружие для нашей кавалерии весьма бы в пору подошло. — Отозвался Меньшиков крутя в руках подаренный и ему тоже пистоль необычной выделки. — И кто такую красоту сработал?

— То работа оружейного мастера Кузьмы, — тут же выдали ему необходимую информацию, — под рукой Васьки Дежнева выделкой занимается.

— Вот, слышь, Алексашка, — хохотнул монарх, — опять наш дурачок отличился. Говорил же тебе, что будь у нас таких Дежневых побольше, то и проблем бы не стало. А что до кавалерии, то дело говоришь, отпиши Ваське, пусть этот Кузьма выделкой этих пистолей займется, посмотрим, как оно для боя сгодится.

Под вечер Петр вспомнил о копиях писем, что принес ему Ромодановский и взялся за чтение:

— Однако, — отложил он в изумлении бумагу, — вот тебе и Васька-дурак, и чего он там, в дальних землях, видеть может? Вроде только гадать остается, но как гадает стервец, что не предположение, то точно в цель, а может действительно богом помечен? И Катька хороша, все-таки умная баба, вроде как потихоньку, а все у него выведывает.

Загрузка...