— А скажи, мне Митрофан, что там в Лисьем случилось? — Отец Игнатий, требовательно уставился на дьяка.
— «Добрался-таки малец до батюшки», — пронеслось в голове у служащего, — «И кто его только в кремль пустил? И чего теперь делать?»
Воевода на счет помощи строго предупредил, погорельцам никаких поблажек, если задумают строиться, пусть лес на корню выкупают. Насчет леса это Афанасий Тимофеевич загнул, где ж это видано, что б в Сибири за лес на корню платить? Чай не Москва, и то токмо в самой столице. А вот бревна заготовленные на ремонт стен и башен отдавать действительно нельзя, сухие они, а работ много запланировано, на башни сырой лес никак нельзя ставить.
— Дык, погорели они, — ответил Игнатию дьяк и, пытаясь оправдать свое безделье, продолжил, — пока к воеводе выбранные не приходили, помощи не просили.
— А придут просить, чем помочь сможете? — продолжал напирать служитель церкви.
— Дык пусть придут, тогда и посмотрим, что Афанасий Тимофеевич решит.
— Ах, ты крапивное семя! — Возмутился отец Игнатий. — Люд уже пять дён там без крыши над головой, дети малые голодать начинают, а ты тут чьего-то решения ждать решил? По уложению должен для погорельцев запас отдельный храниться, где он?
— Нет отдельного запаса, — начал оправдываться Митрофан, — все должно быть в общем амбаре, а на сегодня там пусто, через неделю только первый закуп ржи объявим. Да и казакам задолжали, под них тот закуп, шибко они недовольны, наш предыдущий воевода Иван Петрович Гагарин, уже год как им содержание не давал.
— Подожди, — служитель, остановил поток словоизвержения дьяка, — ты хочешь сказать, что сегодня в хлебном амбаре совсем ничего нет?
— Нет ничего, — подтвердил Митрофан, — да и быть не может, в прошлую неделю, на купце оставшиеся триста двадцать пудов в Братск отправили, а в самом амбаре плотники работают, там еще и лестницу подправить надо.
Вот так, отца Игнатия такое откровение как обухом по голове — получается, был один вор, воевода Гагарин, божьей милостью избавились, так теперь на его место другой вор сел, еще хлеще первого. В закуп верилось слабо, в казне денег нет, и это было известно совершенно точно. А то, что возьмут мытари — слезы, даже для кремлевских впритык, а уж на оплату казакам совсем ничего не останется. И провидцем не надо быть, чтобы понять, что произойдет дальше. Ох, недалекого ума нынешний воевода, неужели так своей жизнью не дорожит?
Как бы то ни было, а нынешняя зима из-за воровского племени будет сложной, а потому хлебный амбар при церкви отец Игнатий решил не заполнять, пусть все уйдет в Вознесенский монастырь. Да и денег под закуп ссужать нынешнему воеводе тоже не станет, и так долг к тысяче рублей подходит, лучше через монахов помощь организовать. А еще надо будет и настоятелям хвост прищемить, потому, как под видом помощи они страждущих в кабалу на свои земли загоняют, а это совсем не по-людски. Кстати, выводы о том, что все плохо, можно было сделать и по купцам, раньше при прохождении караванов, торговое сословие с удовольствием останавливалось в Иркутске, расторговывая часть товаров и организуя набор новой команды, а теперь стараются обойти город стороной. Да все ночью или по туману норовят проскочить, сильно рискуя своими жизнями и товаром. Видимо еще Гагарин достал их всех своими поборами, не понимая из-за своей непомерной жадности, что тем самым своими же руками ограничивает доход от торговли. Свежи еще воспоминания от разграбления караванов казаками на Селенге и бурятами в Тункинской долине, последний караванный путь совсем прекратил свое существование, казакам в Тункинском остроге осталось только локти кусать.
А что будет теперь? Не будет у воеводы казны — не будет и мягкой рухляди, все меха мимо казны либо в Китай уйдут, либо контрабандными тропами на Енисей, лови их потом в заморье.
— Тогда вот что, — отец Игнатий принялся раздавать указание таким тоном, будто не сомневался в своем праве, — раз не можете хлебную помощь погорельцам сорганизовать, лес для строительства выделишь на отстрой сколько потребуется. И попробуй хоть копейку с них взять… Афанасий здесь может надолго не задержаться, а о себе подумать тебе бы не мешало. Кто захочет к слободе переселиться, место выдели, да хорошее дай, не абы чего. А я с игуменьей в Знаменском поговорю, даст бог с нашей помощью переживут они зиму.
Проводив служителя церкви, Митрофан серьезно задумался. Не то, что он и раньше не думал о своем будущем, но в свете пожелания подумать о себе… Это что же получается, потонет предыдущий благодетель Гагарин, а вместе с ним и нынешний воевода Савелов ко дну пойдет? Значит, следствие будет, и ему, дьяку, придется очень постараться, чтобы доказать, что к разворовыванию казны он отношения не имеет. Надо бы книги амбарные в порядок привести, да список расходов казны переписать, правда последнюю Афанасий при себе держит, но да время все равно найти можно, главное приказчика чем-нибудь занять. И самое важное, надо бы с казачками переговорить, зреет среди них недовольство, так вот, чтобы не оказаться крайним, следовало быть с ними повежливей, да поприветливей, а то ведь под горячую руку попасть можно. А так пусть воевода с приказчиком перед служивым людом ответ держат.
Про намек Савелова на обложение погорельцев дополнительными поборами пришлось сразу забыть, Игнатий не тот человек, который забудет свои указания, а потому надо будет все делать по закону и совести, а воеводе найдется чем ответить, ну какие могут быть у погорельцев деньги? А земля в Сибири нынче вовсе не забота, бери, сколько нужно, только работай на ней. Вот с выделением леса беда, тут надобно бы с приказчиком серьезно все обсудить, ведь что не так Афанасий сильно разобидится, что копейка мимо его носа проскочила.
Хм… Дьяк в задумчивости посмотрел на свою соболью шапку, висевшую на роге лося, надо бы в простую обрядиться, а то ходить летом в соболе слишком вызывающе. И тут в его памяти мелькнул образ того мальца, который приходил два дня назад — с виду вроде как и обычный деревенский постреленок, а как разговор повернул, даже ему, немало поднаторевшему в казуистике, по душе кошки заскребли. И как босоногому удалось добраться до Игнатия?
Митрофан глянул в оконце на улицу, ага, по устроенным на улице солнечным часам уже полдень, пора к себе в дом на обед отправляться, а то потом до самого вечера пойдут дела.
Утро красит… Тьфу, привязалось же, ничего оно не красит, скорее скрывает за легким туманом, как я говорил раньше — импрессионизм. День обещает опять быть насыщенным, общество прознало о решении кузнеца и теперь горело желанием отправиться в путь на груженной телеге, потому как всякого железа это общество набрало много и надеялось его успешно переработать. На носу сбор урожая, а у людей даже серпов нет, не говоря уже о косах…, кстати, по поводу кос…, их здесь вообще нет, то есть о них никто ничего не знает. Надо взять на заметку. Но самое главное, как я понял из разговоров, общество, наконец созрело заняться решением вопросов своего будущего существования, поэтому в острог отбудут и наши наиболее уважаемые граждане, которые будут клянчить и заискивать. А вы как думали? Узурпирование властью решения всех вопросов, которые с наибольшим успехом можно решить без нее, не вчера родилось, несмотря на то, что места на сибирских землях в эти времена больше, чем может обозреть чиновник, разрешение все равно получить нужно. А уж, о рубке леса для отстройки погоревших домов вообще молчу, хорошо если облеченный властью человек — ЧЕЛОВЕК, а то ведь может попасться и чиновник, как в 21 веке в России. А тут уже все, если у него карман оттопыриваться не будет, тушите свет, выделит деляну где-нибудь у черта на рогах и сидит себе счастливый с чувством собственной значимости. Слава Всевышнему, что мне все их потуги до одного места — свое будущее существование с Лисьим не связываю просто потому, что в более или менее работоспособное состояние войду к годам восемнадцати. А что эти четыре года прикажете делать? Нет, граждане селяне, хоть и хорошие вы, отзывчивые люди, но уж извините, а мне с вами не по пути. Нам бы эту зиму пережить, а там решим что дальше делать.
Пока у шалашей такой маленький локальный дурдом, по выбору наиболее достойных, или тех кто отбрехаться не сможет, беру внутренности косули и отправляюсь на речку, надо заняться изготовлением жил, а то ведь ни лески для рыбалки, ни струны для ловчих петель. С леской из жил, это я только пробовать буду, размокают они в воде, но вроде их как-то в масле льняном вымачивают…, но уж для петель они точно подойдут. Мда-а, вонючее это дело, однако, но ничего не поделаешь — надо. Потом еще шкуру надо выделывать, коры наготовить, а то даже элементарных ложек нет, щепочками из горшка приходиться кашу добывать, мы ж не китайцы чтобы как они рис веточками доставать. Что-то я не туда, тут вонь такая, а я о еде.
День действительно оказался суматошным, с утра успел до кузнеца сбегать, он мне не только два крючка изготовил, но и ссудил метров двадцать просмоленного пенькового шпагата, раза в три толще дратвы. Вот ведь…, он что решил надо мной шефство взять? Вон как весело глазками сверкает, ладно, чтобы доставить ему удовольствие изображаю щенячий восторг и обещаю, что первая добыча его. Если будет, конечно, что-то я не сильно уверен в своих умениях рыбака, одна надежда, что рыбы в эти времена…, как только в реке умещается? Не удержался, сбегал на речку Иду (ныне Ушаковку), она в эти времена не то что в мои, гораздо полноводней и заковыристей, это я о том, что берега вокруг нее топкие, а сама речка сплошь в протоках и в излучинах. Отобрал у Лентяя мышь, которую он успел отыскать пока мы шли к реке, кстати, надо было видеть удивленные глаза пса, нацепил на крючок, привязанный к шпагату и на долгое время, примерно полчаса, стал старательно прикидываться рыбаком. Сразу, естественно, не получилось, только на третьем месте удалось соблазнить щуку, рывок последовал такой, что я испугался за шпагат, но обошлось, на берег вытянул щуку килограмма на четыре. А если бы больше? Прощай крючок? Нет, нам такого не надобно, поэтому сложим-ка мы шпагат пока вдвое, всяко прочнее будет, хоть и короче.
— Ты смотри, всамделе поймал, — удивился кузнец, когда я притащил ему свой первый улов, — а я думал баловство все это.
— Так оно и есть баловство, — согласился я, — но лодку-то, никто ж мне не доверит.
— Лодку-то? Да, ее никто просто так не даст, — согласился мужичок, подкидывая березовые поленца в костер, — сам сделай, дело не мудреное.
Не понял, это он что, так меня подкалывает? Точно подкалывает, улыбку в усы прячет, вот ведь черт плешивый, а давай вместе в эту игру играть:
— Это можно, — делаю вид, что соглашаюсь, — только маленькую лодочку нам не надо, а для доброй широкой драни надо заготовить, а таких деревьев, какие нужны, поблизости нет.
— Это ж какие нужны? — Вскинулся кузнец.
— Ну, в сажень-то вряд ли найдем, а так хотя бы в пару локтей.
— Хех, — мужичок сразу просек, мое зубоскальство, — да, в пару локтей найдем, только драть потом чем, никак клинья железные по локтю длинной ковать прикажешь?
— Так мы не клиньями будем, пилами распустим.
— Пилами долго, это ж почитай цельный день в четыре руки пилить доску придется.
— Так-то одной пилой, — возражаю я, — а если сразу десяток пил им вручить?
— Как это сразу десять пил? — Удивился кузнец.
На песке рисую схему пильной рамы с боковыми ручками для ручной работы.
— Это да, — согласился он, — только где нам таких богатырей взять, чтобы столько пил тянуть?
Пририсовываю сверху блок с перекинутой через него веревкой, привязанную к пилам, рядом большое водяное колесо со вторым малым колесом на одной оси за опорой, еще один блок и «привязываю» веревку к ручке, торчащей с боку второго колеса.
— Погодь, это чё? — Прищурился мужичок, разглядываю схему. — Колесо от мельницы, что ли? А это, веревка будет за пилы тянуть?
— Ага!
— Хех! Ну, ты и выдумщик. Не будет так никто делать.
Ну, не будет, так не будет, не доказывать же — старшие всегда правы, даже когда не правы. Пора соскакивать с неудобного разговора:
— Дядька кузнец, все спросить хотел, а почто мехов у тебя нет?
— Мехов? Да на что они мне? — Сразу насторожился кузнец. — Зачем спрашиваешь?
— Да слышал я, что мехи нужны, чтобы железо быстрей грелось.
Мужичок настороженно оглянулся на помощника:
— Михей, поди воды принеси в малой бадейке. Да не из озерца бери, из ручья набирай.
Когда парень выскочил наружу за водой, кузнец обернулся ко мне:
— Ты вот что малец, неведомо мне, откуда ты все это знаешь, но про мехи лучше молчи. С мехами уроки из кремля стребуют, а у меня не те годы, чтобы тягло такое тянуть. Поэтому и работаю на дровяном пригреве.
— Все понял, дядька кузнец, — кивнул я, — про мехи молчать даже под плетьми буду.
— Вот и молчи, покуда, а то ведь услышит кто, да и разнесет молва, а в кремле разбираться долго не любят.
Вот ведь…, блин горелый, здесь же везде натуральный обмен, налог просто так не возьмешь, а вот работой этот налог брать вполне возможно, и попробуй не отдать. Хоть и не крепостное право в Сибири, а все же полной свободы тоже не давали. Интересно, а с рыбаков тоже работой берут. Нет, не получится, наверное, мытари на торге свое получают. Интересно, а если лесопилку поставить, будут досками брать, или сразу лапу на все наложат? Отберут, как есть отберут.
К обеду успел прибежать обратно к шалашу, схватил топор и в лес за березовой корой, видел я одно место, где березки как на подбор — гладкие, чистые. Красоту я эту конечно подпорчу, но выбора у меня нет, надо. Как и в первый раз, поначалу получалось не очень, а потом вроде ничего пошло, видимо опыт появился, так что за пару часов нужным количеством загрузился. Ровного места для сушки коры, естественно не нашел, пришлось сушить на жердях, будет не совсем то, чего надо, но за неимением лучшего и так сойдет, не на продажу. В лесу вырубил от поваленной сосны кусок ствола поровнее, очистил от коры и притащил получившееся бревешко к шалашу, это чтобы шкуру выделывать. Так и занимался ей до самого вечера, пока не вернулись ходоки. Объявили сбор, слушать новости пошел с матерью, на хозяйстве оставили Дашку.
Вообще интересно было наблюдать за проведением схода. Сначала выступил старейший, кстати, выглядел он действительно как древнерусский старец, хоть картину с него пиши, и кратко обрисовал ситуацию, которую естественно все знали, так сказать из первых рук. Потом описал наше будущее, не пожалев темных красок, если резюмировать, то все свелось к тому, что лучше сразу помереть, чем потом мучиться. Ну и в конце своего сочиненного триллера, передал слово уважаемому члену общества, которому было поручено «клянчить и заискивать». На уважаемого, сей уважаемый явно не тянул, потому как общество по мере излагаемого им негласного протокола результатов встречи с представителями власти все больше начало выражать недовольство. Естественно никакой помощи власть предлагать не спешила, мол, сами виноваты в своих бедах. Лес для отстройки разрешили валить вокруг бывшего села, это единственное послабление, на использование запасов леса заготовленного на вырубках для строительных нужд кремля разрешения не дали. Что и следовало ожидать, о том, что при строительстве под зиму придется использовать сырой лес, естественно ни слова, и о том, как выживать таким семьям как наша, в таких условиях, тоже не упоминалось. Все, вопрос закрыт, завтра пойду искать место под строительство землянки, времени до начала холодов осталось не так много, возле слободки видел подходящее место. Что мне нужно я услышал, дальнейшее обсуждение и препирательства без надобности, имею жизненный опыт, поэтому пошел заниматься своими делами. Шкуру выскоблил хорошо, но вымачивать ее не стал, лучше пусть этим профессионалы займутся, просто свернул, чтобы не пересохла, и отложил пока. Ближе к сумеркам вернулась мать, я уже с малыми сидел у костра и, возясь с корой, рассказывал им очередную сказку, как и планировал про вершки и корешки. Малышня, как и ожидалось, потешалась над незадачливым медведем, но сказка опять обросла неожиданными персонажами, медведь оказался у меня не таким уж и глупым, в качестве консультантов при заключения договоров он сначала привлёк лису, а затем волка. Когда первый раз промахнулась лиса, медведь заставил ее съесть все вершки, то есть ботву, ну а волку, который тоже насоветовал, досталось и того хуже — два воза соломы. Кстати, насчет волка, в свой срок расскажу им про трех поросят, очень поучительная сказка, как раз для нашего случая. Когда окончил сказку, сзади загомонили, оказывается вместе с матерью к нам пришли соседи и пока я тут старался для малышни взрослые тихо стояли за навесом и тоже грели уши. Нет, ну совсем обнаглели, нашли бесплатный театр.
— Дюже складно сказ выводишь, Васька, — похвалил меня дед Голеня, — где ж так научился?
— В слободе слышал, — мгновенно извернулся я, — есть там рыбак один, до сказа охочий.
Дед подкатил бревно чуть поближе к костру и по-хозяйски на него взгромоздился:
— Слышали мы, ты мать уговаривал к слободе переселиться, землянку копать. А хорошо подумал, землянка не дом, зимой осыпаться может, да и без печи, без тепла тоже не мед, может лучше под монастырский залог пойти?
Это чего, общество планы местного дурачка пришло обсуждать? Вот не было печали, ладно пообсуждаем:
— Землянки разные бывают, — пожал я плечами, — та которую хотел, от дома мало отличаться будет. Там и крыша добрая сделается и печь с трубой можно сложить. А монастырь не просто так помощь оказывает, он за это пожизненный налог требует, потом с его земли не уйдешь.
— С трубой? — Хмыкнул Голеня, игнорируя мои измышления по монастырю, — Ну с трубой, так с трубой. Так если землянка от дома отличаться не будет, зачем тогда в землю закапываться?
— Так, стены не из бревен будут, а из жердей, чтобы земля со стен не осыпалась, их и за день нарубить можно, малые бревна на костяк крыши пустить, и так же жердями закрыть, потом сверху кору и закрыть болотным дерном для тепла.
Болотным дерном здесь называли торф, и было его не то чтобы много, а очень много, вот только в строительстве в качестве утепляющего материала не использовался, потому как, во-первых: мыши; а во-вторых: почему-то считали его виновником всех пожаров. Оно и правильно, торф это такая зараза, тлеть под землей после костра может месяцами, а после того как дунет хороший ветер пламя из-под земли выходит наружу. Но для землянки это не страшно, так что тут особых ограничений нет.
— Хм, — задумался дед, соседи вокруг тоже загалдели.
— А что ты там про печь говорил? — Очнулся он после небольшого раздумья.
— А что печь? — Не понял я глубины проблемы. — Печь можно каменную сложить, но всю зиму она не сдюжит, хорошего камня в округе нет, один песчаник, перекладывать придется. А можно из глины кирпич сделать, на костре чуть подкалить и из него сложить. Работы больше, но зато потом не рассыплется и мягче тепло держать будет.
— Печника придется нанимать, а он деньги стребует, — возразил кто-то из соседей.
Из этой реплики я сделал вывод, что печник здесь очень уважаемая профессия:
— Не знаю, — снова пожал я плечами, — ничего в печи сложного не вижу, зачем печника за деньги звать?
— Дык ты ж про трубу говорил, а тогда печник нужен, — снова раздался тот же голос.
— Без трубы печь делать нельзя, — твердо, как обрубил, возразил я, — от того верно и село погорело. А труба не только дым отведет, но и искры погасит, и не даст в доме угару набраться.
— Село не от искры погорело, тати его подожгли. Ну а как не получится, что тогда? — Голеня смотрел на меня жестким взглядом.
Ага, нашел дурака, сейчас рассыплюсь в уверениях и ответственность на себя возьму, хотя я для них действительно дурак, но такой наезд надо давить сразу, а то потом сядут на шею, найдут виноватого:
— Чегой-то не пойму, общество что, пришло у дурака совета спрашивать? Так не от большого ума могу много чего насоветовать, только уши подставляйте.
Недоуменный гул мгновенно возник вокруг. О как еще народец подвалил, чего им не спится, время позднее.
— Да какой ты дурак? — Махнул дед рукой, — был дурак да весь вышел, вон как завертелся, будто муравейник в штаны попал. А так дело говоришь, до заморозков добрые дома поставить не получится, надо землянки ладить, да поближе к обществу перебираться, здесь нам зверье житья не даст.
— Так вроде же тут кто-то собрался отстраиваться?
— Головня, Касим и Валеха с сыновьями, пять дворов под одним загородом, — послышалось со стороны, — рабочих рук у них хватает, да еще артельных наймут, и то не все до холодов поставят. Так им податься все-равно некуда, почти вся рожь здесь ихняя.
Голеня тяжело поднялся с бревна, поворачиваясь к селянам:
— Ну вот, на том и порешим, поутру отправимся место присмотреть, а потом к голове идти надо.
Наконец-то, а то устроили здесь вече на ночь глядя. Хорошо хоть успел ножны доделать, жаль кружку не успел, сноровки еще нет, но заготовки уже наметил, завтра с утречка пока собираться будут доделаю. Интересно, думал Батюшка сегодня приедет, ан нет, значит завтра будет, надо б на него посмотреть, надеюсь, он не из тех кто «сигаретами торгует».
Глубокой ночью в полудреме у костра вдруг всплыло в памяти:
«Тили-бом! Тили-бом!
Загорелся кошкин дом!
Загорелся кошкин дом,
Идет дым столбом!»
Хм, полностью сказку «Кошкин дом» в стихотворной форме мне вряд ли удастся вспомнить, да и рифмы в это время другие, но сам сюжет хорош. Более чем хорош, народ должен будет сказку встретить на ура, или я чего-нибудь не понимаю. А вообще стоит поумерить свой пыл, вон как общество на меня сегодня вечером смотрело, советоваться пришли. Это же надо, с малым дураком совет держать. Бред! Понимаю, любому мальцу лестно такое будет, а мне вот нет, и сегодня Голеня явно продемонстрировал что за этим последует, тут даже не советовал, а только мысли свои высказал и уже к ответу пытались призвать. Нет уж, у меня своих забот хватает, а везти еще и такой воз не по силам, сам с удовольствием на ком-нибудь проедусь.
«И только небо засветилось,
Всё шумно вдруг зашевелилось».
Ничего не зашевелилось, сонное царство! Ох люди, вы ж раньше по темну вставали, ну и что, что погорельцы, это совсем не повод для расслабухи, наоборот именно сейчас и надо шевелиться, к зиме готовиться. Работы непочатый край. Ладно, я им не пастух. Бегу на берег Ангары, ищу местечко поглубже закидываю свой перемет с наживкой, умываюсь и обратно к костру, надо успеть из коры кружки доделать и полосок для берестяных корзинок нарезать, сам плести не буду, покажу Дашке как делать, пусть она руку набивает. Многого от нее требовать не надо, потому как она важным делом занята, за малыми приглядывает. Пока народ раскачивался, успел доделать кружку, примерно на литр объемом, нарезал полос и показал сестре, как надо лущить кору. Где бы еще постного маслица найти, чтобы кору смазать, без него плести короба сущее мучение. Потом сбегал на берег проверил перемет. Есть — таймень, не таймень, но что-то похожее килограмма на три, обновил наживку и закинул снова. К обеду еще что-нибудь на крючок сядет. Наконец народ собрался и, недолго рассусоливая, двинулся в сторону острога. С ними не пошел, невместно мне вмешиваться своими советами, не по статусу да и пусть своим умом живут. Сам опять метнулся на заготовку коры, без тары совсем плохо, даже грибов не наберешь. Кстати, о грибах, отношение к ним здесь не то чтобы негативное, но безразличное, никто за пищу их не считает, скорее баловством считают. Оно возможно и правильно, когда-то читал, что, не смотря на уверения в питательности грибов, мол, чуть ли не мясо по составу, усваивается от них едва ли процентов пять питательных веществ. Так это или нет, но в случае полной бескормицы, уверен, на грибах долго не протянешь. А грибы здесь сейчас — ух, не ковер конечно, но много. Выбирал только белые грибы, жаль поздние они, отходят уже, а то, что рыжики призывно торчат, тут только вздыхать приходится, толку их без соли брать, хоть и говорят, что они тоже в жарке ничего, но на любителя.
По приходу снова проверил перемет на реке, да-а, не все коту масленица, ну и что, эта вещь такая, есть пить не просит, времени не отнимает, закинул снова и назад. Грибы немного «расчленили», нанизали на палочки и развесили сушиться, потом показывал Дашке как плести коробА, немного льняного масла выделили соседи, потихоньку у нее стало получаться. Конечно, коробА из лыка и прочнее и долговечнее, но да где в Сибири липы сыскать, можно попробовать с осины драть, но это уже весной попробуем, если время будет. Малышня тоже захотела приобщиться к процессу, знаю, что ничего нормального они не сделают, только перепортят гору коры, но все это необходимые издержки, отлучи их от дела, работать не дадут.
После полудня к нам на поляну заехали селяне из Дальнего, это те кто живет в лесной глухомани, там в основном охотники селятся, летом в острог шкуры возят, зимой меха. Путь от них не близкий, пешком-то по тайге еще можно ходить, а вот с телегой пробраться, тот еще геморрой. Но как-то пробираются и где-то возле Лисьего на основную дорогу выезжают. Вот они после продажи шкур к нам и заехали поделиться с погорельцами чем могут. У них у самих не очень-то с вещами, ведь здесь какая засада, вроде бы меха основа существования восточной Сибири, на охотников основная надежда, а к ним отношение хуже некуда. Не ценится их труд, от слова совсем, а все потому, что закупка мехов здесь и сейчас монополизирована, сколь цену назначат, столько и будет. Мол, если не нравится, можешь зверя не бить, других желающих сдать рухлядь за бесценок хватает. Голодать они, конечно не голодают, мяса в качестве побочного продукта у них предостаточно, вот только жить на одном мясе тоже как-то не очень комфортно, а они нам помогать. Вот ведь как в жизни бывает, зажиточный кремль помогать не спешит, даже строевого леса пожалел, а вот такие же нищие, как и мы, готовы последнюю рубашку отдать. Мать одарили туесом с кедровым маслом и половинкой медвежьей шкуры, это как раз в тему, наконец-то будет чем нам всем укрыться, а то надоело все ночи напролет у костра вполглаза дремать. Отдарился свежей рыбкой — еще одна добыча на крючок села. Когда солнце хорошо так пригрело, погнал всех к старице на купание.
— Я в воду не полезу, — заявила Дашка, — здесь камыши растут, значит, болотный черт водится.
— Кто тебе такую глупость сказал? — Вытаращился я на нее — просто давить бесполезно, поверье в эти времена стойкие, а люди упертые, не верят даже своим глазам. — Во-первых: это не камыш, а рогоз и у него корневища съедобные, потом парочку выдерем, попробуем на углях запечь, а во-вторых: болотный черт только в болотных озерах водится, а это неглубокая речная старица, вода чистая и в ней черту негде сидеть.
В глазах Дашки сомнение, уже хорошо, пора личным примером показать, что «не так страшен черт, как его малюют». Купались, стирались и обсыхали голышом, в эти времена все было много проще, одежда предназначена не для того, чтобы стыд прикрывать, а для того, чтобы теплее было. Вернулись к шалашу когда солнце было готово нырнуть за гору на противоположной стороне реки, все-таки одежда сохнет не так быстро как хотелось. Оказывается за время нашего отсутствия нашу стоянку навестило духовное лицо, на все про все у него ушло около часа, это если судить по рассказу матери. Так как в основном взрослое мужское население было в «командировке», осматривали места для землянок, отцу Игнатию ничего не оставалось как совершить скоростной вояж по шалашам и утешить всех присутствующих добрым словом. Ничего не имею против, вон как люди приободрились, поняли, что не забыли о них, не дадут сгинуть в холодную пору. Ходоки вернулись значительно позже «явления духовного лица народу», и теперь бурно обсуждали в широком кругу присмотренные места, и так и сяк сравнивая достоинства и недостатки каждого. Греть уши не стал, дело это долгое, можно сказать бесконечное, и еще не раз и не два переиграют, нам важен конечный результат, так что для наблюдения хватит одной матери. А мы снова занялись своими делами, я за дровами, Дашка за плетение, малышня ей «в помощь». Потом сбегал на пожарище поискал в огородах овощей, к удивлению нашел, так как ботва от пожара погорела отыскать что-либо в огороде было не так уж и просто, репы штучек шесть корнеплодов из под пепла оголилось, луковиц набрал, правда мелких, но и то хорошо и морковки три штучки отыскал. Морковь, конечно сильно от современной отличается, корень некрупный да еще на конце раздвоенный, мда-а, где вы российские селекционеры. Была еще капуста, но там ловить нечего, вилки рыхлые, осклизлые, да еще со стороны пожарища обугленные. Когда собирался уходить, наткнулся на мышиную «нычку» — воровка горох туда стаскивала. Было его немного, горсточка всего, но нам сейчас все в пользу, замечательный суп сегодня сварим.
Как и предполагал, общество зацепилось разговорами основательно, уже глубокий вечер, а они все еще чего-то там обсуждают, поэтому ждать мать не стал, отделил рыбное филе от костей, нарезал кусочками, покрошил очищенные овощи и закинул это все в горшок. Соль добавлял с осторожностью, ориентируясь на вкус, черт его знает, какая она, в свое время привык к соли вываренной, а здесь каменная и даже не молотая. Поговорка: «Недосол на столе, а пересол на спине» она не просто так родилась, за перевод дорогой соли в эти времена можно было запросто по спине отхватить. Варево получилось что надо — ложка стоит, Дашка и малышня уплетали за обе щеки, мне тоже понравилось, сытно, единственно, что пряностей нет, а приправ для полного счастья не хватает.
— Что это? — Недовольно спросила мать, зачерпывая из горшка деревянной ложкой мой кулинарный шедевр.
— Как что? Уха с овощами, рыбаки показали, вкусно. — Включил я дурака, что было, в общем-то, нетрудно.
— Да? А люди так для свиней готовят.
Это она к тому, что не принято здесь все мешать в одно варево, да и вообще понятия супа здесь еще как такового нет, есть похлебка, но там, как правило, что-то одно в горшке, а уха здесь просто бульон из разваренной рыбы. Причем предпочтение отдается бульону из рыбьих голов, как более наваристому, кстати, мясной бульон тоже уха. Так что мое «Уха с овощами» для людей этого времени ничего не говорит. А что касается свиней, то здесь их действительно откармливают, но не из-за мяса, коего и так хватает, а из-за сала, которое много где используется: от консервирования до смазки. Поэтому пятачковых здесь кормят очень даже сытно, кому нужны спортивные хрюшки. Но это, я так понимаю, у матери ворчание из вредности, здесь считается, что при наличии хозяйки мужик не должен горшками заведовать. Ну, а какой я сейчас мужик? Так, намек на будущее, а на попытку наезда пожимаю плечами:
— Ботвинью тоже для свиней запаривают, однако ж, все ее едят и нахваливают.
— Так там другая ботва, — возразила она, что впрочем, не помешало ей в пять минут расправиться с остатками ухи.
— Вась, ты обещал рогоз на углях запечь, — встрепенулась Дашка.
На сытый желудок, да еще у костра, шевелиться не хотелось:
— Может, завтра запечем? — Попытался отбояриться от настырной сестренки. — На сыто, даже мед в тягость.
— Нет, давай сейчас, — почувствовав, что может сорваться проба, затребовала Дашка.
— Ну давай, парочку корней запечем, — пришлось согласиться иначе в ее глазах буду выглядеть обманщиком, — только вкус после ухи ты не оценишь. Рогоз-то с большой голодухи едят.
Так и получилось, запеченное корневище опробовали и пришли к выводу, что употреблять в пищу его можно действительно только с большой голодухи. Про сельский сход, мать выразилась в том духе, что надо меньше умничать и просто дело делать, слишком много споров вокруг очевидного решения. Ну, как я и думал, и даже предполагаю, о каком месте разговор ведется, только там поблизости к слободе можно землянки ладить. Чего тогда спорить и щеки надувать?
В эту ночь костер не поддерживал, просто завалился спать в шалаш, единственно кто пострадал это Лентяй, ночного подогрева от огня он лишился, попытку подлезть ко мне под бочок пришлось жестко пресечь, не хватало мне еще от его шерсти чесаться. Да и как он собрался зиму на улице переживать, если сейчас со своей шубой жмется, в тепло его никто не пустит, это не двадцать первый век.
Утром народ пошел смотреть утвержденные нам места — «Цыгане шумною толпой». Я понимаю, те кто работать будет место смотреть идет, планы составлять, а остальные зачем? Фон базарный создавать? Что-то я сегодня с утра злой, вроде бы и не с чего, а поди ж ты, все раздражает. Прислушался к себе, ведь есть какая-то причина? Пришел к выводу, что причина в острейшем дефиците времени, саму землянку я сделаю без проблем, тут ума многого не надо, а вот кирпичей наделать, высушить, обжечь и печь сложить…, тут придется постараться. Работы в этом направлении придется резко форсировать, да еще про текущую кормежку и заготовку осенних даров забывать нельзя, где мы вдвоем с матерью все это вытянем? Если соседи попробуют на мне проехаться, пошлю их… далеко — некогда отвлекаться. В этот раз, долгого обсуждения не последовало, видимо вчера до хрипоты наобсуждались, поэтому выделение конкретных мест прошло быстро и без споров. Сначала место нам выделили в серединке предполагаемого поселения, по мнению участников дележа — лучшее из того, что имелось, но мне оно шибко не понравилось, слишком мал был наклон холма здесь, куда я потом буду кубометры земли девать? Выпросил ближе к краю, где после небольшой площадки холм круто обрывался вниз, вот, будет куда землю сбрасывать. Речка получилась далековато, метров двести через чахлый подтопляемый лесок с завалами, впрочем, это не критично, все равно воду из ручья поблизости брать, это еще один плюс, а завалы на дрова пойдут. Такс, все определилось, осталось руки приложить, так как кроме меня с матерью работников нет, придется нам ближе к строительству перебираться, а потому сегодня снова займусь шалашом, и сегодня же к вечеру переселимся. Рядом еще расположится семья Болота и чуть дальше Голени, дед уже вовсю командовал великовозрастным сыном, заодно покрикивая на внука примерно моего возраста.
Новый шалаш поднял относительно быстро, то есть к полдню почти все основные работы проделал, мать на поляну отправил чуть раньше, пусть малышню собирает, ну и как натаскал достаточное количество еловых лап, сам следом отправился.
Вот скажите мне, откуда что берется? Вроде и вещей-то всего ничего, погорельцы все же, а пришлось два раза тропинку ногами бить и это если учесть, что малышня тоже внесла свой посильный вклад в дело грузовых перевозок. Но ничего, к заходу солнца кое-как обустроились. Закидывал перемет уже в темноте, переселение переселением, а о хлебе насущном забывать нельзя. Кстати, неожиданно для себя обнаружил, что в темноте вижу значительно лучше других, раньше-то я этого не замечал, на молодость Васьки списывал, а тут пришлось убедиться. Пока перемет забрасывал, на берегу столкнулся с соседями, насколько я понял они решили подсмотреть, как это удается дураку столько рыбы из реки натаскивать. Естественно ничего они не увидели, хотя я это «ничего» и не скрывал, а вот обратный путь для них оказался очень неприятным, если бы не моя помощь пришлось бы им долго в буреломах на ощупь пробираться, да еще и без потерь бы не обошлось — торчащих сучков в лесу много.
По зорьке на речку, умывание и проверка перемета…, вот как эта рыба называется: Кета? Лосось? Семга? Ну, не различаю я их, только знаю, что мясо красное. Короче, что-то из лососевых кило на пять, мать радуется, эту рыбу ценит высоко, а по мне осетр гораздо вкуснее. Так как копать предстоит очень много, озаботился поиском инструмента землекопа, то есть нужно кайло, для рыхления земли и лопата. О лопате можно забыть, не те времена, чтобы железо на такой инструмент тратить, а из дерева сделать мучение одно. Так что после недолгих поисков вырубил походящие развилки крупных сучьев — один сук, по замыслу, должен был использоваться в качестве ручки кайла, а торчащий к нему почти под прямым углом будет использоваться как рабочая кромка. После вдумчивой обработки топором получилось нечто типа грубой, массивной мотыги, как раз то, что надо. Половину дня потратил на тачку, сам делать не стал, хотя и мог, но зачем, в слободе этих тачек много, я имею ввиду в нерабочем состоянии, поэтому мне их отдали без сожалений, мол, бери от щедрот наших. Выбрал две, из двух одну собрать всяко проще, не совсем так получилось, как задумывал, но и то, что вышло в работу вписалось. Ну а дальше… кубометры земли и литры пота:
— Снять дерн кусками, аккуратно отложить его в сторону — потом пойдет для выкладывания косой бровки выше по склону, дабы сильный дождь и талая вода с холма не залили землянку;
— Нарубить суглинка, загрузить его в тачку и прокатить шагов двадцать до крутого склона. Это уже в бесконечном цикле. Десять — пятнадцать тачек в час;
— В качестве отдыха сбегать в лесок на заготовку березовых жердей, которыми нужно укреплять стенки землянки от осыпания.
День у меня теперь начинался монотонной работой и ей же заканчивался. Работал не спеша, не прилагая больших усилий, но монотонно. Дабы быстро не набить мозоли ручки своего инструмента обернул куском шкуры. Помогло, конечно, но от волдырей не избавило, я ж говорил: к работе привыкать надо. Береза в качестве строительного материала дерево не из лучших и форму не держит и гниет быстро, но для меня в самый раз, прочность мне как раз не нужна, на облицовку земляных стен пойдет, и долговечность не нужна тоже, долго в землянке жить не собираюсь. Зато стволы у березок белые, а при планируемом недостатке света это очень важно. Дашку с малышней к работе не допускал, толку от них все равно не много, а риск травму получить большой, у них сейчас другая задача, пусть из коры короба плетут, тем более у сестренки получается все лучше и лучше. С «котлованом» провозился целых три недели, ну еще бы, размахнулся на такие размеры, что соседи только в удивлении головами мотали, мол, чего с дурака взять. Да и сам потом пожалел, около сорока кубометров земли со склона спустить, это я вам скажу подростку далеко не просто. Но как бы то ни было, дело сделано, получилась огромная прямоугольная выемка в склоне холма, размером четыре на семь, облицованная березовыми жердями. Дальше, при помощи соседей, поставил из бревен конек на три опоры, одна получилась посередине, и уже к нему с частотой в метр приладил опорные бревнышки, на которые наложил жердей. Потом требуется наложить пласты торфа, закрыть корой, от осадков и сверху все это заложить дерном.
С торфом небольшая заморочка, за нужным утеплителем надо идти на речку Ушаковку, а вот привезти его сюда можно только на телеге, и перевозить его, несмотря на малый вес, придется минимум в три ходки. То есть лошадь нужна на весь день, и кто будет таким добрым, чтобы поделиться своим средством передвижения с сиротой? Эх, делать нечего, придется искать добрых людей. Мать мне попеняла, мол, вечно я чего-то выдумываю, вон соседи накат из бревешек мхом заделали и хорошо получилось. Вот не надо — соседи мне не указ, посмотрим, как у них по весне будет, когда снег начнет стаивать, да и осенние дожди тоже не сахар, хоть бы скат покруче сделали. Придется им потом сверху нечто вроде шалаша городить, вон Голеня с семейством сразу наклон нужный сделали, вот только землянка у них мне кажется слишком мала.