Поднявшись на несколько этажей вверх по лестнице, сантехник Потапов и ребята зашагали по длинному коридору. Множество дверей выходило в этот коридор. Из-за одной неслись протяжные крики, как будто бурлаки времен массовых угнетений населения тащили баржу по Волге. За другой дверью хохотал кто-то безумный. Из-за третьей тянуло таким запашком, которого Сережа совсем недавно нанюхался на кладбищенском банкете.
— Ну надо же, сколько кабинетов! — поворачивая голову то влево, то вправо, проговорила Любочка. — И что, в каждом какая-то аномалия находится?
— Да. — подтвердил сантехник Потапов. — Знаешь, сколько их на белом свете!
— Ой, дяденька сантехник! — вспомнила вдруг Любочка. — А раз вы нас спасли, может, вы и ещё одного мальчика выручите! Он там, в подвале остался!
И она рассказала о мальчике, который был вморожен в стену. Выслушав её рассказ, сантехник Потапов тяжело вздохнул:
— Я знаю, о чем ты говоришь… Это за ним гнался Ледяной призрак, он же Ледок — Белые Штанишки. Видно, догнал паренька. Но ничего, наши ученые его найдут и расколдуют. На то у нас и институт по борьбе с аномалиями. Ледок — Белые Штанишки из лаборатории удрал. Стало быть, в подвале он промышляет… А мальчишка, видать, тоже лазил, приключений искал, вот Ледяному призраку и попался. Погонял его Ледок по коридорам, да и заморозил себе на радость. Так что не лазайте, детки, по незнакомым подвалам. Добром это не кончается…
— Вздор. — с уверенностью заявили дядьки из мешка.
Но никто не обратил внимания на их заявление. Навстречу шел молодой невысокий мужчина в рабочем халате и фартуке, нес чемоданчик с инструментами.
— Ребятки, не расслабляемся! — активизировался мешок с поэтами. — Вы посмотрите, кто перед вами!
— А кто это? — снова поддалась на провокацию Любочка.
Сережа тоже не успел сообразить. Потому что поэты заверещали:
— Это ж долгожданный слесарь Синицын! В подвал его скорее тащите! Ну хоть в больницу-то поиграйте!
И тут же, не дав никому опомниться, принялись скандировать:
Дети в подвале играли в больницу
Умер при родах слесарь Синицын!
Сережа и Любочка, как заведенные, бросились к слесарному ящику с инструментами, вырвали его у Синицына и открыли. Там оказались не пилы, стамески и гвозди, а щипцы, скальпели, шприцы и даже дефибрилятор.
— Ребята, спокойно! — сурово скомандовал сантехник Потапов, и Любочка с Сережей остановились, как вкопанные.
— Умер! При родах! — орали дядьки. — Игра начинается! Смелее!
— Синицын, беги в третью лабораторию, сообщи, что в подвале обнаружена деятельность Ледка — Белые Штанишки! — закричал Потапов, отталкивая Синицына. — Пусть высылают группу захвата! Он там мальчика заморозил!
Слесарь Синицын замешкался. Любочка, держа в одной руке шприц, а в другой акушерские щипцы, стала приближаться к нему.
— Беги, кому сказал! — грозно кричал сантехник Потапов. — Не видишь, в мешке у меня новый аномальный объект! Очень опасный! Ребятами командует!
Слесарь Синицын точно проснулся. Даже не взглянув на свой чемоданчик, он пулей бросился по коридору. Сантехник Потапов выхватил у Любочки и Сережи медицинские инструменты, побросал их в слесарный чемоданчик, и, схватив ребят за шкирки, не позволил им пуститься в погоню за убежавшим слесарем.
— Я же объяснил — не поддавайтесь на провокации. Наш аномальный дядька будет изо всех сил стараться повлиять на вас и что-нибудь изменить. сказал он ребятам, которые стыдливо стояли в сторонке и боялись поднять на сантехника глаза. — Не расстраивайтесь. Пойдемте, а то уже мешок стал таким тяжелым… Кажется, аномальные поэты стали расти гораздо быстрее.
— Излучения влияют? — спросил Сережа.
— Видимо. — Потапов вновь взвалил на плечи брезентовый мешок и направился к лифту. Нажал кнопку, раскрылись пластиковые двери.
— Заходите. — сказал сантехник он, первым входя в лифт. — Надо подняться на самый верхний этаж. Покатаетесь. Лифт у нас — сверхскоростной. Последнее слово техники.
— Заходите, покатаемся… — раздалось у него из-за спины. Сереженька, помнишь, как там мальчик на лифте катался? А трос у него тю-тю? Вот будет красота! Хочешь, ещё разок будет так?
Маленький мальчик на лифте катался…
— Нет! — Сережа отскочил от лифта. — Я не хочу! Дядя сантехник, пожалуйста, пойдемте пешком! Я боюсь на лифте кататься! Слышите, раз меня дядька в лифт сам зовет, обязательно трос оборваться должен! Не хочу, чтоб в куче моих костей копались…
— Ах вот оно что! — догадался сантехник Потапов. — Ладно, конечно, пойдемте.
— Ты что, злодей, детям праздник портишь! — заверещали дяденьки из мешка. — Дай покатаются на скоростном лифте! Да и тебе самому зачем такую тяжесть на последний этаж переть? Береги силы и здоровье! Еще пригодятся. Люби себя… Поезжай в лифте. И детишек бери с собой! Ух, прокачу!
Но сантехник Потапов его не слушал. Он вышел из лифта, и, кряхтя и приседая под тяжестью на глазах увеличивающегося мешка, зашагал к лестнице. Любочка и Сережа направились за ним.
…Казалось, лестничным пролетам не будет конца. Бедный сантехник Потапов старался изо всех сил. Ребята помогали ему, поддерживая мешок. Как нарочно, по лестницам этого здания никто не ходил, поэтому не мог прийти на помощь сантехнику.
— Все, ребятки, осталось одолеть два этажа. — на очередном привале сообщил сантехник Потапов. — Можно сказать, пришли.
Из последних сил он взвалил мешок, который даже держать было уже не за что. Классики злобной литературы росли не по дням, не по часам, а по минутам. Потапов подошел к кабинету.
— Приехали, дорогие поэты! — обрадованно крикнул Сережа, обращаясь к шевелящемуся мешку. — К месту последней прописки! Вас в этом кабинете заждались!
— Да ладно! — отозвались дядьки, однако в голосах их не было уверенности. — В кабинете… Эй, девочка! Оглянись вокруг, соверши героический поступок. Эй, слышишь:
Девочка смело вошла в кабинет.
Девочка с полки взяла пистолет.
Детские пальцы спустили курок…
Любочка рванулась к двери ближайшего кабинета, открыла ее… Но Сережа не растерялся — от схватил девочку за край платья. И пока Любочка замешкалась, он быстро захлопнул дверь. Тем временем сантехник Потапов внес мешок в лабораторию, свалил его на пол и, обессиленный, опустился на стул.
— Товарищи ученые, принимайте очередного подопытного! — весело крикнул он. — Вернее, подопытных! А то разбегутся, как тараканы! Это ваш старый знакомый — классик злобной литературы! «Лучший друг детей»!
Сантехник рассказал о том, почему классика кровожадной литературы оказалось так много и каким образом все они попали в подвал НИИ по изучению аномалий и отклонений. К мешку тут же подбежал народ в белых халатах. Люди с интересом разглядывали кровожадных поэтов с расквашенными рожицами и слушали рассказ сантехника.
— Вот он, голубчик, объявился! — вынимая из мешка дяденек одного за другим, приговаривал пожилой мужчина в очках с золотой оправой. — Долго мы за тобой, аномальный наш, охотились. А ты сам отыскался. Да ещё в таком большом количестве. Спасибо, уважаемый сантехник Потапов.
— Пустяки, уважаемый профессор Ферзик. — отозвался сантехник. — Я только транспортным средством работал. Вот этих девочку и мальчика надо благодарить. Героические дети. Сопротивлялись его влиянию изо всех сил. Только они нуждаются в лечении. Вы уж не оставьте их. А я пойду, меня работа ждет. До свидания, ребята! Вас вылечат! Все будет хорошо!
— До свидания, уважаемый сантехник! — как очень воспитанные и приличные дети, ответили Любочка и Сережа, помахав сантехнику Потапову. Спасибо!
— Не за что! — ответил он.
— Не волнуйтесь, дети, сейчас и до вас очередь дойдет! — оглянувшись и подмигнув Сереже и Любочке, произнес профессор Ферзик. — Только пристроим куда надо этих разбойников.
— Я не сдамся.
— Я не поддамся.
— Поэты не сдаются.
— Мое дело будет жить в веках! — один за другим заявляли профессору подросшие до размеров гуся дяденьки. Выражение их мордашек было гордым и независимым.
— Лаборант Перцев, пересчитайте количество экземпляров. И можете заряжать их в аппараты. А вы, Сева и Алевтина, помогите ему. — заявил профессор Ферзик.
— Хорошо, профессор! — откликнулся молодой мужчина с бороденкой, которая начиналась на краю его подбородка и выглядела модно, на забавно.
Он заглянул в глазок, расположенный на верхней панели металлического ящика, куда поместили пленных поэтов, нажал несколько кнопок и сообщил:
— Семьсот восемь штук, профессор!
Затем этот лаборант Перцев, молоденький парень Сева и девушка Аля принялись вытаскивать дяденек из ящика и пристраивать их в странные машинки и аппараты.
— Что вы будете с ними делать? — осмелев, поинтересовался Сережа у профессора.
Профессор, закончив давать указания, подвел Сережу и Любочку к длинному столу, на котором были расставлены непонятные машинки и агрегаты. Присмотревшись, Сережа увидел, что один дяденька был растянут на настоящей маленькой дыбе. Другому лаборант Перцев пристраивал на ножку «испанский сапог», третий висел на веревке, а под ним в чане бурлила кипящая смола. Четвертому малышу, привязанному к столбу, лаборант Сева подносил к ребрам раскаленную кочергу…
— А вот этот пыточный аппарат называется «Железная Дева», — перехватив взгляд Сережи, проговорил профессор Ферзик, запихивая маленького брыкающегося дяденьку в конструкцию из железа. По форме она напоминала женскую фигуру в длинном платье. Она раскрывалась на две части, и каждая из створок была изнутри утыкана длинными тонкими штырями с острыми концами. Вот профессор закрыл обе створки. Оказавшийся внутри дяденька пронзительно заорал от боли.
— Сейчас помучаем на славу! — потирая руки, произнес профессор.
— Вы их пытаете? — спросила Любочка., с ужасом вытаращив свои голубые глаза.
— Зачем? — воскликнул Сережа, недовольный всем происходящим.
— Сейчас подопытные расскажут, куда остальные двести девяносто два добреньких дяденьки убежали. — перебил его профессор. — И где их искать. Ладно, ребята, нечего вам тут смотреть. Аля вас выведет в другой кабинет, а я туда подойду и займусь вами.
Со всех сторон начали доноситься крики боли и отчаяния. Особенно пронзительно визжал дяденька, растянутый на игрушечной дыбе. Из его ручонок с треском стали выворачиваться суставы.
Профессора Ферзика позвали к дальнему столу, и он отошел от Сережи и Любочки. Ребята остались одни. Зрелище мучений добренького дяденьки, который совсем недавно издевался над ними, было невыносимым.
— Все-таки обманул нас этот сантехник Потапов! — воскликнула Любочка с возмущением. — Я говорила! А ты не послушался! «Он нас выведет! Он нас спасет от этого монстра!» А вот теперь мы попали к настоящим маньякам!
Сережа тоже понял, что здесь нечисто. Неужели это продолжается искаженная реальность?
— Они ведь пообещали, что будут дядьку перевоспитывать, а сами мучают! — в отчаянии произнес он.
— Кто пообещал? — резонно заметила Любочка. — Какой-то сантехник Потапов? Он мне сразу показался подозрительным. А теперь я понимаю — это агент, а никакой не сантехник… Уж лучше бы мы в милицию дяденек отнесли! Там бы с ними гораздо гуманнее поступили!
— Это точно… — вздохнул Сережа.
Дяденька, которому на дальнем конце стола медленно дробили кости, прокричал что-то требовательное, но неразборчивое, и жалобно взвизгнул.
— Все, я не могу больше на это смотреть! — с этими словами Любочка решительно подошла к стоящему ближе всего к ней колесу, на котором четвертовали непрестанно вопящего поэта злобной литературы, и принялась распутывать на нем кожаные ремни, сдернула дяденьку с четвертовального колеса, поставила на пол, чуть подтолкнула в спинку и крикнула:
— Беги, дяденька, тебя больше никто не будет мучить! Только веди себя хорошо!
Со всех сторон к Любочке бросились ученые.
— Как не стыдно мучить маленьких и беззащитных! — обратилась она к окружившим её взрослым. — Вы все маньяки. Кровожадные злодеи! Добренький дяденька со своими злобными стишками — добрый барашек по сравнению с вами. Немедленно перестаньте терзать этих бедняжек! Отпустите нас!
— Девочка, что ты такое говоришь? — со смехом произнес один из ученых.
— Пытки в двадцать первом веке! Позор! Это нужно остановить немедленно!
Любочка сделала шаг к следующему дядьке, которого жестокие псевдоученые посадили на кол. Злобный поэт кривил свою раскрасневшуюся физиономию, кряхтел, но терпел. Любочка уже почти сняла несчастного дядьку с кола, но вдруг оглянулась на первого своего спасенного и увидела, что вместо того, чтобы бежать из ужасной лаборатории, одуревший дяденька вновь полез на колесо для четвертования, громко крича:
— Пытайте меня! Привязывайте обратно и пытайте!
В полном недоумении переглянулись Любочка и Сережа, который под шумок тоже принялся отвязывать дядьку от дыбы. Профессор Ферзик и лаборант Перцев с улыбками взять детей за руки.
— Нет! — закричала Любочка, вырываясь. — Вы и меня сейчас на электрический стул отправите! За то, что я вас разоблачила! Но я не дамся! Отпустите меня быстро!
Подоспевший лаборант Перцев схватил Любочку на руки. Она вырывалась и брыкалась, но, увидев, что ничего с ней пока не делают, притихла.
— Ребенок переволновался. — заметил профессор. — Надо срочно принимать меры.
А тем временем со всех сторон стали доноситься крики:
— Мучайте меня еще!
— Смолы мне погорячее!
— Побольнее!
— Поддайте жару!
— Пытайте меня, пытайте! — дергался от нетерпения классик злобной поэзии, прикованный к аппарату, который при помощи системы дощечек и веревочек сдавливал его суставы и кости. Возле поэта стояла Аля и не торопилась закручивать пыточный механизм.
— Не буду мучить. — твердо говорила она дяденьке.
А тот извивался и жалобно просил:
— Ну пожалуйста, помучай!
— Не буду. Пока не скажешь…
— Не скажу! Мучай, мучай! — требовательно вопил дядька, и его голосок сливался с хором, который кричал те же самые слова.
— Вот это дяденька дает… — только и смогла проговорить потрясенная Любочка.
— Поняли, ребята, — сказал профессор Ферзик, вместе с лаборантом Перцевым, Любочкой и Сережей выходя из этой лаборатории, — им нравится, когда их пытают и мучают. Такой вот аномальный субъект этот поэт-песенник, автор кровожадных произведений. Отклонения, ничего не поделаешь. В природе ещё и не такое, к сожалению, встречается.
— Так почему же вы их то мучаете, а то не мучаете? — Сережа пока мало что понимал.
— Только так можно узнать о том, где сейчас находятся остальные части доброго дяденьки. Они ж разбежались по свету. А раз это один и тот же человек, он-то про себя все знает. Так что захочет ощутить свои любимые пытки, покричать, помучиться — все и расскажет. Они ж ведь врать ещё горазды… Но скоро они все один за другим расколются. А мы уж потом вышлем за ними специальную группу и отловим злодеев.
— А дальше что с ними будете делать? — Любочка не вполне доверяла словам профессора.
— Это известная практика, — ответил он, открывая дверь соседнего кабинета, — такое случается раз в пятнадцать лет. Подрастает новое поколение детей, и появляется такой добренький дяденька, который начинает учить ребят всяким гадостям. Он вроде Кощея Бессмертного, живет вечно. Наша задача схватить его и посадить в изолированную камеру. Раньше он только и сидел там, больше ничего с ним сделать не могли. Но сейчас наука шагнула вперед. Мы при помощи современного оборудования как следует промоем ему мозги…
— И перевоспитаете?
— Может быть. — ответил профессор. — Попытаемся научить его делать что-то полезное — писать рекламные тексты, плакаты. А нет — варежки шить, работать на деревообрабатывающем станке. Только вы вот нам удружили вместо одного злобного поэта сделали тысячу. Так что теперь нам понадобится приложить для работы с ним в тысячу раз больше усилий. Да и затраты, сами понимаете…
— Извините, мы же не знали… — пробормотал Сережа, смутившись.
— Мы защищали свою жизнь! — заявила Любочка.
— Ну ничего, — улыбнулся профессор, — теперь все плохое позади. А впереди вас ждет трудная работа. По освобождению от влияния кровожадного поэта.
— Так все запущено? — удивился Сережа.
— Да, — вздохнул профессор, — ведь ещё бы чуть дольше продлилось его влияние, и вас ждало бы весьма незавидное будущее. Как и всех тех, на кого он уже успел повлиять.
— Мы бы все-таки записались в его кружок кровожадных поэтов? встревожилась Любочка.
— Не только. Кружок кровожадных поэтов — это цветочки. Вы бы выросли, причем, в сто раз быстрее, чем все нормальные дети. И влились бы в его «гвардию». Кто-то из детей, навеки подверженных его влиянию, превратившись во взрослого человека, непременно становится кровожадным поэтом, или писателем-человеконенавистником, который будет сочинять злобные, но завораживающие гадости. Или станет такой человек сочинять мрачную музыку, писать пугающие картины. А может быть, примется снимать жуткие фильмы, после которых зрителям будет хотеться или выходить на улицу и всех подряд убивать, или просто застрелиться, повеситься, броситься под трамвай… Из страха перед жизнью, которая будет видеться им только в мрачных и кровожадных красках. А ещё от тоски и безысходности…
Профессор Ферзик перевел дыхание и увидел, с каким ужасом Любочка и Сережа слушают его рассказ.
— Но чаще всего, — подхватил рассказ профессора лаборант Перцев, такие люди становятся маньяками или убийцами. Такому человеку будет хорошо в мире, который остался у него в голове…
— А нам плохо! — заявила Любочка. — Нам это не нравится. Я не хочу быть маньяком и убийцей!
— И я не хочу! — присоединился Сережа.
— Мы хотим остаться такими же, как все нормальные дети! — Любочка просительно сложила ладошки.
— Вылечим, — улыбнулся профессор и подвел ребят к столу, на котором был накрыт обед, — но сначала подкрепитесь и отдохните. Есть хотите?
— А то! — воскликнул Сережа.
— Тогда мойте руки и приступайте! — сказал профессор, уходя из кабинета. — А потом мы вами займемся.
Ребята со скоростью света здесь же, в кабинете, помыли под краном руки, уселись за стол и набросились на еду. В первый раз за все это безумное время Сереже стало по-настоящему спокойно. Он верил, что впереди все будет без кошмарных затей добренького дяденьки.