Маленький мальчик нашел пулемет

Глава XII Мозги набекрень

После обеда ребята отдыхали, сидя в мягких креслах. Любочка задремала, и Сережа не стал её будить. Он сидел и думал над тем, что произошло за это время. Больше всего ему хотелось видеть маму, папу, брата Сашку. И бабушку. Но что сейчас с ними, ведь он успел натворить такого…

Дверь открылась, и в кабинет вошел профессор Ферзик.

— Скажите, когда мы домой вернемся? — Сережа тут же подскочил к нему. — А что с моей деревней стало? Ведь помните, когда я нашел пулемет, то что натворил? Теперь в деревне не живет никто? А как же там моя бабушка Матрена — без подруг, без односельчан? Расстрелял я их всех… А брат мой двоюродный… Эх, да что там говорить! Я так виноват!

И Сережа грустно опустил голову. Он понимал, что ему нет прощенья.

— Не переживай, Сережа. — профессор взял его за плечо. — Цела твоя деревня. И все, кто в ней живет, целы. Даже с кошкой бабушки Матрены ничего не случилось!

— Правда? — воскликнул Сережа так громко и радостно, что Любочка проснулась. — А брат мой Сашка и его родители, которые… в моих костях копались?

— Все с ними в порядке. А не веришь, вон телефон на столе, позвони им. — с этими словами профессор Ферзик снял трубку и подал её Сереже.

Услышав в трубке звонкий Сашкин голос, Сережа от волнения ничего путного сказать не смог. Он пробормотал только: «Сашка, приезжай скорее в деревню. Скучаю я. И бабушка тоже…» и положил трубку.

— Спасибо. — произнес он. — Ну а… С октябрятами как? Которых вместе с вожатым трамвай переехал? Они все погибли…

— Не было этого. — с уверенностью сказал профессор Ферзик. — Это было оптическими обманками, то есть все теми же проделками твоего добренького дяденьки.

— Ага, а меня трамваем совершенно конкретно ударило… — потер бок Сережа. — Без обмана. Ух, я летел…

— Тебя-то ударило на самом деле. — заявил профессор. — Только тоже как бы понарошку. Этот так называемый добренький дяденька обладал большими способностями. Одни его виртуальные мертвецы на ненастоящем кладбище чего стоили… Мастерская работа. Что и говорить, большой он специалист создавать необычные реалии и пространства. Ты же помнишь про его искаженную реальность?

— Век не забуду… Ее тоже больше нет?

— А вот с ней больше проблем. — вздохнул профессор. — Пока вы стихи эти помните, то есть, они у вас в активной памяти находятся, искаженная реальность может снова вас в себя засосать. Ведь эти гнусненькие дяденьки все ещё разгуливают на свободе и могут отыскать вас. И тогда все начнется по-новой…

— Ой-ей-ей… — Любочка прижала ладошки к щекам.

— Мы начинаем с этим бороться, ребята. Нужно сделать следующее: заполнить вашу память чем-нибудь достойным. И тогда эта информация вытеснит из вашей памяти эти навязчивые стишки и песенки. — произнес профессор. — Но нужно очень напрячь память. Сможете?

— Да! — за двоих ответила Любочка. — Сможем! Потому что домой очень хочется! А от дядьки бегать и прятаться — нет! Что нужно запоминать?

— Сейчас объясню. — сказал профессор. — Ты, Любочка, в какой класс перешла?

— В пятый.

— А ты?

— А я в шестой. — сказал Сережа, не понимая, к чему этот вопрос.

— Перцев, — произнес профессор. — подберите для ребят тексты, соответствующие их школьной программе.

Бородатый лаборант принялся перебирать книги и брошюры. Через некоторое время он протянул профессору две тонкие книги. Профессор прочитал их названия и одобрительно кивнул.

— Так, Любочка, — профессор дал Любочке книгу, — это тебе. Лермонтов, поэма «Бородино». Действуй. Всю поэму ты должна выучить наизусть и рассказать нам. Без запинок и ошибок.

— И тогда можно домой идти? — не очень уверенно спросила Любочка, пролистывая свою книжку. Количество страниц напугало её.

— И тогда наступит наше исцеление? — переспросил Сережа.

— Да. — уверенно кивнул профессор. — Проверено на многих детях. А Сереже вот эта поэма. Тоже выучи её наизусть и расскажи комиссии.

— «Мороз — красный нос»! — прочитал Сережа название и обрадовался тому, что ему достались такие веселые новогодние стихи про Деда Мороза. Супер! Скажите, профессор, а когда я выучу эти стихи и буду вслух произносить их, то я сразу начну в них участвовать?

И улыбнулся, представив, как это будет здорово — среди лета вдруг оказаться на новогоднем празднике!

Однако профессор Ферзик и лаборант Перцев усмехнулись.

— Вряд ли будешь участвовать. — произнес профессор. — Искаженная реальность на такие стихи не распространяется. Потому что на тех кровожадных стихотворениях лежало заклятие злобного поэта. Ведь это он их все написал. А поэму «Мороз — красный нос» создал русский поэт Некрасов. И там речь идет не о кровавых гадостях, а о тяжелой жизни крестьян девятнадцатого века. Так что почитай — и у тебя сразу пропадет желание в том, что там описывается, участвовать.

— Ясно. — ответил Сережа. Он открыл книжку на первой же попавшейся странице и прочитал:

«Вот это русский поэт Некрасов! Вот это навернул! — глядя в книгу, вытаращил глаза Сережа. — Не хуже добренького дяденьки! Да уж, никакого у меня желания в этом участвовать нет. Прав профессор.»

После этого лаборант Перцев вывел Сережу в коридор и повел в противоположный его конец. Любочку увели в другой кабинет.

— Желаю удачи и скорейшего исцеления! — крикнул профессор, помахав Сереже и Любочке.

…И вот, забыв обо всем, Сережа склонился над книжкой и повторял:

Поэма оказалась совсем не про деда Мороза и Новый год, и даже не про мороженых покойников с заледеневшими мозгами, а, как и предупреждал профессор, грустной. У крестьянских детей умер сначала отец, а потом замерзла в лесу мать. И все-таки профессор ошибся — попасть внутрь этого стиха Сереже очень хотелось! Уж он не допустил бы, чтобы все в этой семье получилось так плохо! Он, казалось Сереже, обязательно отыскал и принес бы лекарства заболевшему отцу ребят. Не пришлось бы дедушке долбить мерзлую землю на кладбище — рыть могилу. Нашел бы Сережа родителям бедных-несчастных мальчика и девочки высокооплачиваемую работу, вывел бы тетеньку Дарью из леса и не допустил, чтобы свирепый Мороз-красный нос заморозил её до смерти! Так сильно Сережа переживал за героев поэмы, что незаметно всю её выучил назубок. Выучил — и сам удивился своей скорости. Сережа повторил поэму ещё раз, и при этом честно не заглянул ни разу в книгу. Можно было звать лаборанта Перцева, дежурившего под дверью. Задача выполнена.

— Ты что, правда все уже выучил? — лаборант удивился. — Знаешь, сколько времени прошло? Два часа пять минут. За такой срок поэму целиком не выучить.

— Не верите? — сказал Сережа. — Тогда слушайте!

Он набрал в легкие побольше воздуха и принялся тараторить, точно заведенный. На середине поэмы Перцев его остановил.

— Верю! — воскликнул он, качая головой и почесывая свою смешную бородку. — Вот это да! Ну что, пойдем представимся строгой научной комиссии.

Они вышли в коридор. И тут Сережа увидел странное шествие. Несколько человек, ободранных, раскрасневшихся и запыхавшихся тащили огромный термос из полупрозрачного стекла. Внутри этого сосуда кто-то отчаянно бился и завывал.

— Неужели поймали? — воскликнул Перцев, обращаясь к людям, на лицах которых были следы жестоких обморожений.

— Да. — ответили ему. — Как же он сопротивлялся, сколько народу покалечил… Но теперь все — отпрыгался наш монстр.

Сосуд с бьющимся в нем монстром внесли в лабораторию. Дверь захлопнулась.

— Кого это поймали? — спросил Сережа у лаборанта.

— Ледяного призрака. — ответил лаборант. — Да ты помнишь. Ледок-Белые Штанишки. Страшное морозное чудовище. Завелся на хладокомбинате. Там была утечка газа особо низких температур… Он из газа и образовался. Долго Ледок город один терроризировал. В ледышки всех превращал. Наши ученые туда выехали, привезли его в институт, да только Ледок ухитрился сбежать. Но ничего, опять его отловили…

— А мальчика, которого он в подвальном коридоре заморозил, спасут? Сережу больше это интересовало. Тем более, что он помнил, как это «приятно» — мерзнуть в холодильнике.

— У нас есть врачи, — ответил лаборант Перцев, раскрывая дверь, — они постараются. А из Ледка сделают то, чем ему и положено быть — сухой лед, которым мороженое в коробках перекладывают. Ну, вот и комиссия. Не дрейфь, парень. Расскажи поэму — и шпарь домой! Ни пуха, ни пера!

За длинным столом сидела многочисленная комиссия. Возглавлял её все тот же профессор Ферзик. Но Сережа держался очень уверенно. Да и чего ему было бояться? Ему, успешно убежавшему и от КРАЗа, и от пирующих покойников, да к тому же съеденному крокодилом, ударенному током и взорванному в бензине! Чего он только ни пережил… И теперь он комиссии будет бояться? Сережа вышел на середину комнаты, сосредоточился и, не торопясь, с чувством принялся рассказывать поэму… Никогда его не слушали так внимательно — ни в школе на уроках, ни во дворе, где он рассказывал кровавые стишки. А здесь солидные дяди и тети прислушивались, затаив дыхание.

И Сережа оправдал их надежды — он ни разу не запнулся и не перепутал слова. Произнеся последнюю строчку, Сережа увидел, что все присутствующие встали со своих мест. Раздались аплодисменты.

— Умница, мальчик! — раздавалось со всех сторон. — У тебя отличная память и сильная воля!

— Иди-ка, я тебя осмотрю! — подскочил к нему профессор с фонендоскопом и прямоугольным приборчиком в руках. — И тогда можешь домой отправляться!

Он подвел Сережу к стеклянному медицинскому столику, который притаился за белой ширмой, измерил ему давление, пульс, стукнул резиновым молоточком по коленкам. А затем надел на голову сложную металлическую конструкцию и, глядя на свой прямоугольный приборчик, заявил, что и с мозговой деятельностью у Сережи все в порядке.

— Ты теперь вполне здоровый мальчик! — радостно заключил он. — Ты избавился от вредоносного влияния поэта кровавого жанра. Больше он и ему подобные, которые тоже могут попасться, не причинят тебе вреда и не подчинят своей воле. Только ты уж сам держись, не поддавайся. Если, конечно, тебе этого не хочется. А если уж тебе нравится подобная эстетика…

— Нет! — замотал головой Сережа.

— Верю. — улыбнулся профессор. — Ну, а теперь, Сережа, не смеем тебя больше задерживать. Смело садись в лифт, спускайся на первый этаж — и беги домой!

Сережа попрощался со всеми и вышел в коридор.

«Любочка! — тут же подумал он. — Где же она? Почему я про неё забыл спросить? Загордился, типа поэму выучил — и самый крутой… Она же маленькая, вдруг, не сможет длиннющую поэму „Бородино“ всю выучить? Пропадет же девчонка! Надо её искать!»

И Сережа бросился открывать дверь кабинета, за которой, как ему казалось, должна находиться Любочка. Но вместо Любочки он увидел там огромную установку, подсвеченную зеленоватым сиянием. Там плескалась какая-то дряблая разбрюзгшая масса. Старичок в форменном халате наблюдал за ней, изредка кидая в установку крупных бородавчатых лягушек и тут же внося данные своих наблюдений в компьютер. Масса тут же обволакивала несчастную лягушку и с хлюпаньем и чавканьем растворяла её в себе. После лягушек старичок закинул в емкость металлический совок, а затем полено. Разбрюзгшая масса тут же поглотила и полено, и совок. Старичок ухмыльнулся, покачал головой, взял со стола стеклянную бутыль с надписью «Серная кислота» и забросил бутылку своему бесформенному питомцу. Раздалось громкое похлюпывание — и бутылка с кислотой растворилась без следа. Как и не было. Дряблая зеленоватая масса издала довольный всхлюп, а старичок бросился к компьютеру и быстро защелкал по клавишам.

«Вроде, дверь точно эта. — подумал Сережа, завороженно глядя на противное разбрюзгшее чудовище, которое медленно переваливалось с боку на бок за стеклом. — А вдруг Любочка не смогла без запинки поэму рассказать и её в эту гадость превратили?! Или она сама превратилась? Ведь дядькино заклятье ещё имеет силу!»

— Скажите, пожалуйста, что это такое? — смело обратился Сережа к старичку. — Давно оно у вас? И девочку белобрысенькую с красным бантиком вы случайно не видели?

— Ты чего разволновался-то, мальчик? — удивился старичок, не сходя со своего поста. — Что, страшный у нас тут фрукт сидит? А-а… Неделю уже сидит. Выловили из канализации. Жрет все подряд. То есть растворяет. Без остатка. И органическое, и неорганическое. И даже кислоту. А девочки я тут не видел. Загляни в соседнюю лабораторию, может, там у кого спросишь.

У Сережи отлегло от сердца. Быстро поблагодарив старичка, он бросился к соседней двери и распахнул её.

… — А-а-а! Не скажу! Режьте меня, ешьте меня — не скажу! — услышал он хорошо знакомый голос.

— Прищеми посильнее!

— Пускай ток!

— Ох, как больно! Красота!

— Дергай, чего сидишь! Ой-ей-ей-ей!

Сережа понял, что попал в дядькину пыточную камеру. Только этого ещё не хватало! В это время добренький дяденька, подросший до размеров годовалого ребенка, отвлекся от любимого и приятного занятия (ему медленно выдирали ногти, а он извивался и требовал драть больнее и медленнее) и поинтересовался у Сережи:

— Что, мальчик, потерял кого-то? Где твоя подружка? А-а, нету… И не ищи её.

— Это почему? — опешил Сережа.

— Потому что такая жизнь. — вздохнул дяденька. — Остались от девочки одни воспоминания… Рожки да ножки. Как говорится:

— Врешь, паразит! — не своим голосом закричал Сережа, пулей влетая в коридор.

И уже там услышал заливистый смех, страшный крик дяденьки, лишившегося очередного ногтя, и фразу:

— Вру, конечно! Ха-ха-ха!

А Любочка сама нашлась. В сопровождении девушки Али она шла по коридору и, точно так же, как Сережа, заглядывала во все двери.

— Сережа! А я тебя ищу! — крикнула она. — Меня вылечили! Я рассказала поэму! «Забил заряд я в пушку туго!» О-го-го! Меня отпустили домой! А тебя?

— И меня! — воскликнул Сережа. — Думал, мозги набекрень съедут. А ничего, выучил!

— Идите, ребята! — улыбнулась Аля и помахала рукой. — Счастливо вам!

Сережа и Любочка подошли к лифту.

— Ну, не боишься, что трос оборвется? — ехидно поинтересовалась Любочка, заходя в кабину лифта.

— Нет. — сказал Сережа и решительно вошел вслед за ней. — Была не была…

Двери захлопнулись. Суперскоростной лифт помчался вниз.