Маленький мальчик нашел пулемет

Глава IX Трансформаторная будка

В подвале было сыровато, но просторно. Свет падал из щелей окошка и от далекой тусклой лампочки. По стенам пробегали крупные мясистые пауки с мохнатыми лапами, отбрасывая в свете лампочки корявые мелькающие тени. На ребят они пока не нападали, но никто не мог поручиться за то, что они не сделают этого позже. Любочка брезгливо вздрагивала, тяжело дышала носом, следила взглядом за бегающими пауками и иногда вздыхала, жалобно глядя на Сережу. Он сжалился и отклеил с её рта скотч. Любочка, нахмурив брови, терла свое пострадавшее личико.

— За скотч прости. — попросил Сережа.

— Можешь не извиняться. Я понимаю, это в интересах нашей безопасности. — с умным видом заявила Любочка.

— Только не пой больше этих песенок, пожалуйста. — попросил вновь Сережа. — И даже не думай о них. Забудь, ладно?

Любочка молча кивнула.

— Как это — не пой? Как это — забудь? — возмутились дяденьки, плененные в майке. — Девочка, не слушай его. Давай с тобой споем!

— Молчать. — скомандовал Сережа и от всей души треснул по мешку.

Дядьки обиженно взвизгнули. Майка, исполняющая роль мешка, раздувалась на глазах, подпрыгивала и подрагивала — пленные дядьки бесновались и старались выбраться наружу.

— Сережа, они уже майку прогрызли. — присмотревшись, сказала Любочка и потрогала разгрызенное место. — Вот дырка и вот… Ой!

Он отдернула палец и принялась на него дуть. Потому что какой-то мелкий наглец исхитрился и укусил её. Сережа ощупал импровизированный мешок со всех сторон. Он вот-вот должен был лопнуть. Сквозь ткань майки он поймал одного добренького дяденьку, хоть тот брыкался и извивался, как червяк на крючке. Поймал и тщательно ощупал. Дядька явно увеличился в размерах. Теперь он был ростом с куклу Барби.

— Любочка, она растут! — удивленно проговорил Сережа. — В размерах увеличиваются!

— А как же! — самодовольно запищали дяденьки. — Растем-с! Мы такие.

— Неужели, они до нормального роста вымахают? — изумилась Любочка. Ой, что же тогда будет?

— Нас будет много. — заявили злобные малявки. — мы будем большими и сильными! Настоящая боевая поэтическая гвардия! Наше дело не пропадет! Мы научим своим стихам ещё миллионы, миллиарды детей! О нас заговорит весь мир!

— Посмотрим. — Сережа поднялся и пнул самодовольный мешок. — Живите пока и молчите себе в тряпочку. Я, кстати, придумал, как от вас избавиться. Осталось только найти машинку, которая вас в мелкий фаршик перекрутит. Уж из фарша вы точно не слепитесь обратно. Так и будете злобными котлетами.

— Искусство не может молчать! И убить его невозможно! Даже в мясорубке! Ясно? — патетично закричали дядьки. — Эхма, братва, запевай!

Но Сережа и Любочка не дали им продолжить песню. Не сговариваясь, они бросились на мешок и принялись дубасить его. А потом подняли и встряхнули, как следует. Те дяденьки, которые не получили сотрясение мозга и не отключились, взвыли, а затем благоразумно примолкли. Видно, они разбирались в детской психологии и знали, что от детей можно ожидать всего что угодно.

— Мальчик, не надо. — покладисто заявил слаженный хор из мешка.

— Ну вот то-то…

Но дяденьки действительно росли на глазах. Майка раздувалась и трещала по швам. Любочка предложила Сереже снять куртку, чтобы разгрузить майку. Сережа завязал рукава куртки узлами, застегнул молнию. Любочка стянула с себя гольфы. Первым гольфом ребята плотно затянули нижнюю часть куртки, так что получился мешок ещё крепче, чем из майки. Одного за другим Сережа принялся вытаскивать дяденек из мешка-майки и бросать в мешок-куртку.

— Поаккуратнее, молодые люди. — ворчали дядьки, норовя вырваться из рук.

В куртке дяденьки вели себя в высшей степени нагло. Они забирались друг другу на плечи, растопыривались, карабкались вверх — только для того, чтобы в новый мешок их вошло как можно меньше.

— Мы же растем, — недовольно гнусили они, — поэтому нам места много надо. И особый уход!

Но ребята поняли, что вступать с дядьками в пререкания — пустое занятие. Поэтому они молча завязали мешки, не забывая давать по голове дядькам, которые активно лезли наружу.

— Ты куртку понесешь, а я майку, — сказал Сережа, — мешок из куртки поменьше.

Любочка спорить не стала, она только спросила:

— И куда мы пойдем?

— Отправил бы я их куда подальше, — вздохнул Сережа, — но куда, не знаю. Придется с собой таскать. А вообще мы ищем выход. Сначала отсюда, а потом из измененной реальности.

— Понятно. — согласилась Любочка. — Но лучше всего — отнести дядек в милицию. Пусть там с ними разбираются и наказывают. За… за исполнение песен неприличного содержания в общественных местах! И за сбивание детей с правильного пути! Вот.

— Отлично! Милиция — самое для них надежное место! — ответил Сережа. Посадят в «обезьянник», перевоспитают. И отправят на общественно-полезные работы.

Дяденьки шумно вздохнули, но вслух возражать не стали, хотя с таким положением вещей они были явно не согласны.

Ребята медленно шли по подвалу. Наглые мохнатые пауки, хоть и не нападали, но пробегали совсем рядом — то по полу, то по стене, задевая лапами то по голой Сережиной спине, то по лицу, то по рукам. Сережа старался отгонять их, чтобы пауки не касались Любочку — потому что она так оглушительно взвизгнула, когда один из этих гадов свалился отвратительным клубком с потолка ей на голову. А вопли вполне могли привлечь монстров и посерьезнее. Ведь неизвестно, кто тут в подвале ещё скрывается.

Так что было необходимо идти вперед, пусть за любым углом и подстерегала какая-нибудь злобная ловушка кровавого поэта. Взвалив на спины брыкучие мешки, ребята шли вглубь подвала. Широкое пространство кончилось, показался вход в узкий коридор. Где-то в самой дали этого коридора мерцал свет.

— Ну что, идем туда? — шепотом спросил Сережа у Любочки.

— Давай. — тоже шепотом согласилась она.

Сережа двинулся по коридору, Любочка за ним. Со всех сторон было слышно, как капает что-то, неразличимое в темноте. Откуда-то сверху доносились крики, визг, слышалось движение неведомых агрегатов. Ребята пробирались на ощупь — Сережа, протянув свободную руку, вел по склизкой стене. Любочка двигалась вслед за ним, натыкаясь на кусачий и брыкучий мешок с пленниками, который нес Сережа.

Вдруг откуда-то, будто из стены, раздался истошный крик перепуганной птицы. Вслед за ним разнесся странный трубный смех, как будто смеялся слон или мамонт. Сережа остановился, и Любочка налетела на него. Точнее, не на Сережу, а на его мешок. Оттуда, из нескольких дырок одновременно, высунулись маленькие шаловливые ручонки и вцепились Любочке в нос и в волосы.

— Будешь знать, мерзкая девчонка, как меня по носу гранатой бить! завизжали дядьки. — Меня, великого и могучего, единого во многих лицах!

— Сережа, помоги! — закричала Любочка.

Сережа плюхнул свой мешок на землю и ловко отодрал от Любочки руки вредных дядек (вернее, дядьки — единого, как он сам говорил, во многих лицах). Кровавые поэты исхитрились поцарапать Любочке её хорошенький маленький носик. Но Любочка, к радости Сережи, оказалась необычной девочкой. Она лишь послюнявила палец, потрогала им свои царапины. Но не заплакала.

— Да ничего, не оторвали нос. — сообщила она Сереже. — Жить буду.

В мешке-майке шумно возились злобненькие дяденьки, довольные, что насолили Любочке. Один из них даже высунул голову из прокушенной дырки и весело подмигнул девчонке. Та не растерялась и щелкнула его по лбу. А затем запихнула нахала обратно, сжала в кулаке дырявую часть майки и крепко её сжала.

— Не вылезешь. — сообщила она.

— Да очень-то и надо. — капризно заявил злобный хор.

— Молодец ты, Любочка! — с восхищением сказал Сережа. — И не ноешь, не выделываешься, как некоторые девчонки. Уважаю.

Любочка даже смутилась. Слышать от мальчишки такой комплимент было бы любой девочке приятно.

В подвале тем временем стало холоднее. Сережа, который пожертвовал и майку, и куртку для транспортировки дядек, был голым по пояс и дрожал. С потолка вместо пауков срывались холодные капли. Когда они падали Сереже на спину, он невольно вздрагивал и морщился. Любочка дрожала, но не жаловалась. Сережа задумался. Что делать? Можно согреть бедную девочку, надев на неё куртку. Тогда придется вытряхивать дядек-монстров. Но они разбегутся — и ещё больше доверчивых детей попадет в сети их стишков. Ребята прибавили ходу. Однако теплее не стало. Наоборот — стены стали покрываться изморосью. А вскоре и льдом. С каждым метром пути ледяной слой на стенах и полу становился толще. Вот на очередном повороте стена сверкнула ледяной гладкой выпуклостью — и визг Любочки заложил Сережины уши.

— Человек! В лед вморожен человек, смотри! — вопила Любочка, глядя на замороженную фигуру и отступая к другой стене.

Сережа увидел через прозрачную толщу льда, покрытую кружевным слоем инея, замерзшего в скрюченной позе мальчишку примерно своего возраста. Видимо, парень бежал куда-то, но некая сила заставила его согнуться — и застыть под слоем льда.

«Неужели и мы застынем? И будем стоять тут, в темноте, как ледяные статуи? — с ужасом подумал Сережа. — И кто же это так развлекался? Кто эту шутку придумал? Тоже наш проклятый дядька, или другой злобный затейник?»

Любочку было не узнать. То ли от испуга, то ли от мороза, она застыла на месте и стояла, не двигаясь. Выражение ужаса не сходило с её лица.

— Не стой, Любочка, надо идти, надо двигаться! — закричал Сережа.

Любочка отрицательно покачала головой и скосила огромные круглые глаза на вмерзшего в лед мальчика.

— Мы ничего не можем для него сделать? — спросила она Сережу. Выковырнуть из льда, спасти.

— Теперь уже нет… — вздохнул Сережа. — Слишком поздно. Пойдем.

Они прошли десяток метров мимо ледяного бугорка, который оказался вмороженной в пол крысой. Сережа не стал говорить об этом Любочке.

— Ой, холодно! Ай, как же тут холодно! — тем временем дружным хором завопили дядьки. — Ребятки, уходим отсюда живенько! В ту сторону. Там наверняка тепло! Туда, давайте туда! Погрейте нас! Не хотим мерзнуть!

— Пойдем туда, Сережа… — наконец произнесла Любочка, стуча зубами.

— Нет, не пойдем! — отказался Сережа. — Замерзли они. Ишь! Пусть им тоже будет плохо. Давай их поморозим. Потерпи еще, Любочка, а? Мы пойдем в другую сторону. Давай свой мешок.

Сережа взгромоздил себе на спину оба мешка и, крикнув Любочке: «Не отставай!», зашагал вперед по коридору. Дядьки в мешках затихли. Метров через десять дохнуло теплым воздухом, а ближе к закрытой железной будке, непонятно зачем торчащей посреди коридора, стало уже по-настоящему тепло. Обрадованные ребята тут же расслабились, потеряли бдительность. Сережа сгрузил ставших неподъемно тяжелыми дяденек на пол и рухнул рядом. Любочка тоже села, прислонившись спиной к железному боку будки.

— Ох, хоть посидим. — с облегчением вздохнув, сказала Любочка. — У меня просто никаких сил уже нет…

Смертельно уставшему Сереже тоже больше всего на свете хотелось сейчас отдохнуть — забыться крепким сном, чтобы не видеть, не слышать и не помнить всего того, что произошло с ним и ещё может произойти. Да так оно и получалось — голова Сережи помимо его воли склонялась все ниже и ниже, глаза закрывались. Благословенное тепло разливалось по всему натруженному и замерзшему Сережиному телу.

Поэтому совершенно неудивительно, что негромкий призывный голосок, раздавшийся у самого уха Сережи, заставил расслабленного мальчишку слушаться и выполнять все его команды.

Неслась из мешков, кое-как сваленных на полу. И тут, точно зомби, Сережа поднялся и подошел к Любочке. Крепко взял её за руку и заставил встать. Любочка подчинилась, но смотрела на Сережу с недоумением. Она ещё никак не могла понять, что происходит. А тем временем Сережа уже открывал железную дверь будки, на которой белой краской была сделана надпись «Трансформаторная».

— Зачем нам туда? — спросила Любочка, заглянув Сереже в глаза.

Однако сейчас в Сережиных глазах ничего нельзя было прочитать. Они были абсолютно без всякого выражения, точно стеклянные.

А дядьки тем временем заливались соловьем. Только соловьем жутким.

Повинуясь этому завыванию, Сережа изо всех сил толкнул Любочку на оголенные электрические провода, которые обнаружились в трансформаторной будке.

— Не надо, Сережа, что ты делаешь, остановись! — закричала Любочка, взмахнув руками и теряя равновесие. — Ты же меня убьешь! Не слушай их!

Но Сережа не слышал или не хотел ничего слышать. Он двигался, точно безжалостный автомат. Любочка отбивалась, пыталась выскочить из этой адской коробки, но Сережа под злобное пение дяденек заталкивал бедную девочку в узкую трансформаторную будку, стараясь, чтобы она поскорее упала на провода.

Вот уже Любочкина спина почти коснулась провода. Но Любочка увернулась, спасая свою жизнь, и зацепилась руками за Сережину шею.

Грянул слаженно нетерпеливый хор, явно недовольный нерешительным поведением Сережи.

— Деточки, да что ж вы никак в домик-то не зайдете? — раздалось вдруг возле самой будки. — Дверку-то надо за собой закрывать. А ну-ка я вам помогу.

Это, откуда ни возьмись, появилась маленькая горбатенькая старушка. Она, словно просто проходила мимо и решила помочь калиточку затворить, взялась а железную дверцу будки и принялась её закрывать. То есть почти закрыла.

И тут случилось страшное. Потесненный дверью, Сережа подался вперед. Любочка инстинктивно отдернулась от него, сделала полшага назад… Раздалось страшное шипение, ослепляюще полыхнул разряд — и вот, буквально в долю секунды, от Любочки остался только пепел. Маленькая горстка пепла на полу.

И тут точно пелена спала с Сережиных глаз.

— Любочка! — не своим голосом закричал он.

Но не было уже никакой Любочки. Только горсточка серого пепла…

Веселыми голосами пели злобные поэты. Сережа зарыдал. Не понимая, зачем он это делает, Сережа упал на колени и бросился подбирать с пола пепел, который меньше минуты назад был хорошенькой девочкой Любочкой. Он собирал и распихивал пепел по карманам, вытирая слезы, размазывал этот пепел по лицу.

— Что, милок, ты там на полу-то сидишь? — в дверь засунулась сморщенная физиономия старушки. — Выходи оттуда, там электричество… А оно, сам знаешь, детям не игрушка.

— Иди-ка, бабушка, своей дорогой… — угрожающе произнес Сережа, видя, что по полу к нему прыгает ножик. Да так нагло подпрыгивает, что вот-вот впрыгнет ему в руку. Зачем? Да чтобы угрожать старушке, которая, конечно, пепел не захочет есть.

А злобный хор заливался:

— Ась? — склонила старушка голову на бок. — Не слышу я, милок. Чего говоришь-то?

— Уйди отсюда!!! — заорал Сережа, выскочил из будки и погнал старушку прочь. Он, не стесняясь, отвешивал несчастной, ни в чем не повинной бабульке пинки — только чтобы она поскорее убралась отсюда и не отведала, по команде злобных поэтов, Любочкиного пепла. Под угрозой ножа. Якобы на радость Сереже. В кайф.

Перепуганная старушка шустро скрылась в недрах подвала. Сережа вернулся на место трагедии.

— Любочка! Что я наделал! — не переставал рыдать он. — Как же я поддался на провокацию! Теперь я вообще не знаю, что делать! Никакого выхода не нашел, а только погубил тебя!

Он выгреб из кармана то, что осталось от Любочки, и осторожно пересыпал в носовой платок.

— Ну что ж ты, бродяга, не играешь так, как в песне моей поется? глумливо поинтересовались дядьки-поэты из мешка. — Сказано — накормить старушку пеплом и радоваться, значит, так и надо делать. Зачем кайф ломать? И себе, и нам. Нехорошо, мальчик.

— Да пошел ты! — в сердцах воскликнул Сережа.

Ему хотелось стереть это многоликое чудовище с лица земли. Сделать что угодно — но чтобы этого дядьки больше не существовало. Но вместо этого он без сил рухнул на землю и провалился в забытье.