Маморитаи

Глава 3

Тусклые лунные лучи заливают пустынную комнату, подобно прожекторам, из небольшого окна с заляпанными стеклами. Бедная обстановка заставляет Саске кривиться, когда он входит внутрь и оглядывается.

Деревянные доски испачканы смоляными пятнами, со стен слезли в некоторых местах зеленые обои, а пыль пропитала пространство настолько, что становится понятно — здесь не убирались по меньшей мере год. Однако Саске заметил несколько следов от подошв, передвинутый недавно светильник на тумбочке и будто протёртые пальцами мазки на изголовье кровати.

Итачи уселся в скрипнувшее кресло, откинул голову на рваную, точно исцарапанную когтями, спинку. Локоть оперся о подлокотник, пальцы второй руки сжали запястье.

Ноздри старшего брата широко раздувались, впускали стылый воздух, из слабо приоткрытого рта вырывались глухие хрипы, похожие на храп, но им не являющийся.

Саске, сидящем в соседнем кресле — на кровать он принципиально не ляжет из-за её далеко аварийного состояния — казалось, что брат спит. Он пускай и ощущал усталость, но сон никак не шёл, поэтому младший Учиха бодрствовал, залипая на кружащие в танце перед ним пылинки, пока дверь подозрительно не скрипнула. Саске напрягся, сжал рукоять находящейся на коленях катаны.

— Это кошка, — от резанувшего, ничуть не сонного, голоса он вздрогнул, резко повернул голову к открывшему глаза Итачи.

И правда: в их спальню нагло вломился ночной бродяга. Кот лапой отворил дверь и рысцой подбежал Итачи, запрыгнул на его колени, потоптался, устраиваясь, обернулся комком со спрятанной головой и громко заурчал. Серую шерсть мягко гладила мозолистая ладонь, иногда останавливалась, чтобы почесать между ушами.

Саске с недовольной миной встал, в намерении закрыть дверь, но Итачи схватил того за предплечье, не поворачивая головы.

— Не нужно.

— Ожидаешь его собратьев? — фыркнул, вырвал руку и вновь плюхнулся обратно, сосредоточенно вгляделся в окно напротив, где слабо сверкали звёзды.

Итачи покосился на брата. Его продолжавший светиться алым взор внимательно бродил по чужому, родному с детства лицу, по прямому, чуть вздёрнутому носу, высоким скулам, тонким, поджатым губам, выдававшим тяжёлые думы владельца, по прилипшей к уголку пряди. Затем он моргнул, почувствовал острые когти, обхватившие указательный палец. Золотые проницательные глаза кота не указывали на среднестатистического бродягу, а скорее намекали на ниннеко, что было невозможно по определению. Никакой чакры шаринган не замечал. Обычный кот. С поразительными глазами.

Итачи слабо улыбнулся. В его голове всплыли приятные, старые воспоминания, отдающие пряным послевкусием на языке, как от фирменного печенья Микото.

Его брату исполнилось пять лет. Весь клан праздновал день рождение второго наследника, дарил подарки, одаривал улыбками и объятиями, бабули смачно чмокали в румяные щёки, а деды тянули за них, словно оторвать хотели. Во всём квартале играла праздничная музыка, горели костры, сжигались ленточки с пожеланием счастья Лидеру клана и его двоим детям. Итачи умыкнул с вечеринки, отвязавшись от Шисуи чудом, или иначе — натравил на него старшее поколение, тем, которым давно за пятьдесят. За шумным пологом, за нараспашку открытой дверью цвела ночь. Небо покрывало тёмно-синим, почти чёрным, бархатом, сияющие белые точки складывались в созвездия, летняя листва играла с порывами приятного ветра, сверчки играли новую песню, а воздух превратился в завораживающие, окутывавшие пары. Итачи брёл по безмолвному кварталу, заглядывал в улочки, с мягкой улыбкой ловил клановых домашних животных и тискал до протестующих визгов. Он наслаждался вечером в спокойствии и умиротворении, иногда прислушивался к дальним гомонящим звукам празднования за спиной.

Итачи замер, когда расслышал выбивающейся из картины безмятежности всхлип. Заинтригованный, чуть обеспокоенный, он медленно побрёл на него, как бабочка на огонь. Он знал, что все дети клана с Саске, в доме Лидера, так что логично предположил, что чужое дитя заблудилось. В полночь. Почти на окраинах деревни.

Тихий, практически немой плачь завёл наследника Учиха к мусорным бакам в позабытым Ками переулке меж домами. Никого в тупике не оказалось. Безмолвие обмануло Итачи, он нахмурился, но решил не заострять внимания, ровно до очередного всхлипа. Рыдающая находка сидела в мусорном баке. Когда Итачи открыл крышку, то брови чуть не поднялись к линии волос. Маленькая черноволосая девочка, сжавшаяся в комок, подняла на него чистые, до омерзения невинные глаза с блестящими бусинками слезинок.

— Т-ты Шинигами? Ты пришёл и меня з-забрать? — тонкий плаксивый голосок отозвался в Итачи тянущей болью в грудной клетке.

— И тебя?

Она слабо кивнула и подняла руки-тростинки. На её коленях распластался безвольной куклой серый котёнок, его грудная клетка не вздымалась, а тельце обвисло в неудобной позе. Со стороны он казался мёртвым, пускай видимых ран не было.

— О-он внезапно… Я н-не ожидала…

Итачи бережно поднял прохладное тельце котёнка, повертел в руках и лукаво улыбнулся.

— Просыпайся, негодник. Я же знаю, что ты живой.

После этих слов маленький актёр встрепенулся, размашисто, с громким мявком, царапнул нос наследника клана, который, противоположно желанию животного, прижал его к груди.

— Ну же, выходи. Живой твой котёнок.

Лицо девочки вытянулось от удивления, рот приоткрылся, а глаза засияли от нескрываемого облегчения и счастья. Она ловко выпрыгнула из бака, встала перед Итачи, но руки к успокоившемуся котёнку не тянула. Лишь внимательно рассматривала спрятавшего мордочку в футболке Итачи негодника.

Пристальный взгляд наследника не остался незамеченным. Девочка замялась, сжимая разжимая кулачки, растёрла грязь на красной — Итачи отметил даже в темноте — от пощёчины щеке. Неожиданно, к шоку наследника, зрачок незнакомки окрасился в красный, а в самом углу закрутилось одно томое. Она опустила подбородок, на землю упало пару слезинок.

— Я-я услышала ш-шум, когда г-гуляла неподалеку… П-пришла… Я ничего плохого не хотела! Честно-пречестно! Э-этот… О-один дядечка… П-прогнал м-меня… Я всего лишь подошла к утковолосому! А он…

«Утковолосому? К Саске?» — прошмыгнула короткая веселая мысль, но быстро исчезла. Одна сторона щеки красная. Итачи подозревал, КАК её прогоняли.

— В-в общем… Я-я…наткнулась на него…хотела уйти отсюда, а тут он…в мусорку прыгает… А мне было так обидно! Так стыдно и обидно из-за того старика! Ну, это… Я и обняла котёнка… Он вырывался по началу… Потом перестал… Я думала, что убила его! — девочка ахнула, вскинула голову, грусть исчезла из чужих глаз, Итачи не понял как, но он оказался сжат в удивительно сильных коротких ручках.

— Спасибо, незнакомец-сан! Вы спасли его! Спасибо вам огромнейшее!

— Я не спасал, котёнок притворялся, — от опешившего состояния Итачи даже не пытался выбраться, тупо, с широко раскрытыми глазами, смотря на девочку.

— Но без вас я бы так и сидела там! Вот, держите! — она отстранилась, вытащила из нагрудного кармана платья маленький мешок с печеньем и протянула все — Микото-каа-сан наказывала правильно благодарить спасителей. Она будет очень, очень! ругаться, если я ослушаюсь, — свободной рукой девочка невесомо погладила красную щеку. Это недвусмысленно намекнуло, как именно наругают и накажут ее.

«Микото? Мама?!» — сердце сбилось с ритма, Итачи невольно стал с прищуром оглядывать странную девочку. Неприятный сюрприз: она словно женская версия его младшего брата.

Печенье на вкус показались знакомыми. Пряными, сладковатым, родными на языке.

— Откуда они у тебя?

— Микото-каа-сан на день рождение подарила! — довольно, нежно улыбнулась девочка.

— И когда же оно у тебя? — с ожиданием неизбежного произнес Итачи.

— Сегодня!

Итачи поднял голову к небу, где неизменно блестели звезды. Вздохнул. Прижал котёнка теснее и сел на корточки перед…сестрой.

— Как тебя зовут, чудо? — губы растянулись в ласковой улыбке, а ладонь легла на повреждённую щеку, трепетно гладя большим пальцем.

— Учиха Изуна! А тебя?

— Итачи. Учиха Итачи…

Итачи зачесал назад выпавшие из хвоста волосы. Ветер ударяет в лицо из открытого окна, мурашки пробегаются по шее, становится немного холодно. Он поднимает голову, замечая выглядывавшего наружу Саске. Катана брата беспечно хранится на кресле.

Наглый бродяга исчез с колен. Дверь оказалась закрыта. Он задремал?

— Я не понимаю, Итачи, — от родного, отрешенного голоса он пару раз растерянно моргнул, возвращая осознанность — Ни того, почему ты вступил в «Акацуки», ни того, по какой причине Изуна стала…кем стала.

— Всё подвергается изменению, — философски ответил Итачи, ставя локоть на подлокотник и упираясь подбородком на кисть.

— Как правдиво, — Саске фыркнул, вздохнул неслышно, растрепал волосы на затылке — Ты подталкивал меня к мести. К пропасти. Я все годы раздумывал над этим и пришел к выводу, что ты хотел уйти легко, но простоту жизни слагают в сказках. Я не убью тебя. Не хочу пачкать руки о предателя клана и одновременно верного Конохе человека.

Саске отвернулся от окна, где предрассветные лучи нескромно обволакивают его фигуру. Итачи спокойно посмотрел на брата и мягко улыбнулся.

— Месть имеет смысл, когда нет иного пути. Благодаря Наруто-куну у тебя он появился. Я прав?

— У меня много друзей, брат. Этот неугомонный тип в их числе, к сожалению, — закатил глаза, вспоминая насколько же его бесил Узумаки своей навязчивостью.

— Ты завёл разговор не для того, чтобы похвастаться и спустить меня на землю. Дело в Изуне? — чёрная радужка проницательно сверкнула, переливаясь алым.

— Как всегда, — буркнул под нос Саске и кивнул — Ты должен понимать её больше кого бы то ни было, у тебя в прошлом, как у АНБУ, были расширены границы допущенной информации. Почему Изуна предала Коноху? Почему превратилась в отступницу, которую ищут все Великие Страны?

Итачи невозмутимо прикрыл глаза. От длительной паузы Саске решил, что его проигнорируют, отчего раздражение засвербело в груди тяготеющим комом.

— Сложно уверенно утверждать о причинах предательства. Сколь сложен человеческий мозг, столь невозможно до конца понять мотивы преступников.

— Что-то ты знаешь. Итачи!

— Знаю, — осадил одним взглядом пыл младшего открывший веки Итачи — Ты тоже знаешь. Все в Конохе знают.

Итачи сел в кресле ровнее, сложил ладони лодочкой перед собой.

— Изуну ненавидели с самого её рождения. В клане за то, как родилась. В семье за то, от кого появилась на свет. В детдоме за то, какой росла, несмотря на все невзгоды. В академии за то, какие таланты проявляла, превосходя тебя, второго наследника Великого клана, на голову. В Конохе за наличие в ней девятихвостого демона-лиса. Всей ненависти, что ей дали хватит для деформации и деградации личности.

— Я не знал, что над ней измывались ещё и в детдоме… Вот почему она его взорвала со всеми детьми, — с осознанием полноты пройденного дерьма сестры лицо Саске омрачилось — Однако ко всем джинчурики предвзятое отношение. Не слышал, чтобы они вредили родной деревне и подавались в бега.

— Мир никогда прежде не получал в качестве вместилища хвостатого представителя из нашего клана. Все, способные пробудить шаринган славятся искажённой психикой и стёртыми границами морали.

— Славятся, но это не всегда верно…

— Люди предвзяты, — спокойно заключит Итачи — Изуна сломалась, с ней в тот момент никого не было. Ничего удивительного в полученном итоге нет.

Саске надавил на висок, зажмурившись.

Его дело — убить предателя и вредителя. Как же сложно, когда эта цель неполнородная сестра. Не то чтобы он сильно её любил. В детстве больше внимания от старшего брата доставалась ей, таланты превосходили его, Изуна представлялась Саске высокомерной гордячкой. Перемотать бы время назад и хорошенько вмазать себе по носу. В сравнении с настоящим, в прошлом сестра летала на ангельских крыльях.

— Время выдвигаться, — серьезным тоном подытожил разговор Итачи и поднялся со скрипнувшего кресла — Не думай о прошлом слишком глубоко, Саске. Утонешь, повязнешь, как в зыбучим песке, никто не поможет выбраться. Ты умрёшь.

— Заткнись, — злобно скрипнул зубами младший, широким шагом прошел мимо брата, плечом задел его и щелкнул ручкой двери — Без тебя прекрасно справлюсь. Не думай, что если я отказался от мести, то ненависть исчезла. Она продолжает гореть, если перестанешь следить за словами рискуешь испытать пытки в разы хуже своей нынешней никчёмной жизни.

Ветхая дверь хлопнула за спиной младшего. Итачи закрыл окно, подкинул в руках ключ и спокойно последовал за Саске.

На лице старшего Учиха играла тонкая улыбка, а в обычно тихих глазах колыхнулась далёкая тоска.

Пустыня. Жаркая, съедающая и ненасытная, она высасывает все силы иностранных шиноби и не жалеет никого. Команда Шикамару, и Итачи в отдельности, пересекают зыбкий холм, как вдруг их с ног сбивает усилившейся ветер. Он поднимал песчинки, закручивал их в настоящий ураган и резал незащищенную часть кожи шиноби.

Дышать трудно, на языке неприятный привкус, а ноги едва удерживают тело от падения.

Наруто замечает смазанный силуэт, замерший посреди творившегося беспредела. Он часто моргал, безуспешно пытаясь убрать песчаную пелену. Его колени подкашиваются, а руки утопают в бесконечном песку. Он кашляет, поднимает голову на закрывающую его тень.

Итачи сделал купол из дотона. Посреди пустыни. В набирающую обороты бурю. Шикамару валяется в форме звездочки и косится на этого монстра в человеческом теле. Его ум настигают тяжелые мысли и сомнения: ведь вопрос в полной мере логичный — зачем Итачи они, если, как полагает Нара, у него достаточно способностей для убийства Изуны? Почему его отправили на миссию в одиночку, когда, по анонимным сведениям Хокаге, все члены организации ходят парами? Откуда в нем любезность? Он не похож на безумца, вырезавшего семью и клан. С другой стороны, не все сумасшедшие маниакальны, не все строят из себя жуткого клоуна.

— Я кого-то видел, — сипло после кашля признался Наруто.

Шикамару насторожился. Он резко сел, прижал ладонь к кобуре кунаев на бедре.

— Он стоял спокойно. Будто его буря не трогала.

— Она не вызвала искусственно, — заметил Саске, активируя шаринган. По крайней мере он не ощущает предполагаемого всплеска чакры, необходимой для настолько масштабной техники.

— Враг? — спросил Наруто, с кряхтением поднялся на ноги.

Итачи спрятал пол лица за высоким воротником, молчаливо опустил голову.

— Здесь, — коротко кинул Итачи и отпрыгнул от сию же секунду взрыхленной ямы.

Из неё вылезла рука, схватила воздух и исчезла.

Наруто, Саске и Шикамару попытались отступить к стене купола, чуть не обожглись о вспыхнувшее чёрное пламя. Небольшого диаметра дыра расширилась. Со свистом в середину укрытия от бури выпрыгнула закутанная в чёрный плащ фигура. Незваный гость отряхнул с жесткой, плотной ткани песок с камушками и пятнами, скинул прикрывающий лицо капюшон.

— Становится жарко, — сардонически прокомментировал Шикамару, всеми стараниями не желавший получить косоглазие. Его острый взгляд метался от чёрного огня, уменьшившего пространство, до знакомой девушки. Её внешность потерпела изменения: чёрные волосы выцвели в белые, тон лица нездорово побледнел единственная рука превратилась в деревянный протез с выступающими на нем синими тускло светящимися точно венами. И глаза. Её шаринган принял следующую стадию — Мангёко.

— Ах, ты зараза! — вдруг выкрикнул Наруто.

Узумаки с помощью клона сделал расенган, мощным рывком оторвался от земли, как молния оказался перед бесстрастно наблюдающей Изуной.

Шикамару широко распахнул глаза и без надежды остановить дурака, скорее из-за какой-то инерции, задушено выкрикнул:

— Наруто, нет!

Стрёкот молнии перебил пожирающее полыхание смертоносного огня. Воздух возле Узумаки исказился. Он не успел понять, как лёгкие словно прошибло, затем живот пронзило тупой болью, а изо рта вырвалось рваное дыхание, в глазах замигали мушки. Шикамару бросается наперерез летящему телу друга и чудом врезается в него, падая на зыбкий песок. Он сглотнул, косясь на танцующие языки огня. Чуть не опоздал.

Нара взял щеки Наруто в ладони, покрутил лицо, поднял веко, где закатились зрачки, поднёс палец к носу. Слабое дыхание коснулось кожи.

— Жив, — свел брови к переносице Шикамару на требовательный и не скрытый, обеспокоенный взгляд Саске. Он сжал ткань серого плаща Наруто, лишь бы не ударить идиота. Придурок самоуверенный, мозгами обделенный.

Нара повернул голову к окружавшим Изуну братьям. Они разберутся.

Он перевернул Наруто на живот и встал перед ним, вытащил кунай. Теневые техники бесполезны. Огонь совершенно не отбрасывает тени, не излучает света, а купол имеет помимо защитных от бури функций закрытие любого света из-за твердости и монолитности камня. Старший Учиха постарался на славу.

Изуна успела обнажить катану, когда ее лезвие отбросило ослепляющие искры от давления чужого оружия. Две пары шаринганов пересеклись. Пустота словно высасывала из выражения ярости глаз Саске все жизненные силы. Он уворачивается от пинка в голень, острый клинок разрезает воздух поверх его головы. Пару черных прядей лавирует на песок.

Итачи метнул несколько кунаев в сестру. Они ожидаемо отбились, всаженные в мягкий песок. Саске рывком атаковал Изуну, но сколько бы не пытался ответом звучал раздражающий стрёкот молнии. Чересчур быстра даже для него, джонина Конохи. Младший Учиха замечает кивок брата и рубленым ударом наносит сестре потенциальную рану, закончившуюся провалом. Саске заставляет её уворачиваться, с шипением получает несколько незначительных порезов на торсе и обрезанные кончики волос. Песок шуршит под ногами, замедляет и мешает, но задуманный этап выполняет на отлично.

Саске блокирует чужой клинок, алые блики на его глазах задорно сверкают, губы скалятся в усмешке. Он отскакивает с зоны поражения, неуловимо морщится, прижимает ладонь к шее. Короткая смазанная царапина, но достаточно глубокая, чтобы из неё текли красные ручейки. Опасно.

Итачи натягивает сеть стальной лески, привязанной к рукояти кунаев. Острые, как лезвия сюрикенов, нити пронзительно свистят, выскальзывают из глубины песка и липкой паутиной окружают сестру. Он тянет и леска больно впивается в её кожу, сковывает, заставляет выронить катану. Одежда намокает, пачкается багровым, в густом, спёртом и накаленном от огня воздухе повышается уровень металлического запаха. Не мешкая, в ладони Саске поют тысячи устрашающих, сверкающих птиц. Из ладони, казалось, пытаются вырваться десятки разрядов молнии.

Он отталкивается, немного теряя в скорости, но точно мелькнувшей тенью материализуется перед сестрой и, хладнокровно глядя в безучастный Мангёко родного человека снизу вверх, вскидывает ладонь к её груди.

Саске задевает кончик плаща, как Изуна без единого хлопка телепортируется из опавших нитей за спину брата, ближе к вздрогнувшему Шикамару.

Нара за чертову миллисекунду до активации техники ничего не успевает, разве что прикрыть глаза от слепящего света. Огненный шар многим меньше, чем оригинальный, но достаточный, чтобы впитать остаток кислорода и оставить уродливые ожоги на жертве.

Итачи ударяет сестру стопой в рёбра, намерено откидывает к ревущему пламени. Чёрный огонь ожидаемо схлопывается, стоит ей удариться спиной о каменный купол.

Саске успевает лишь загородить друзей собой, за что платит невыносимой болью в каждом кончике тела, словно все нервы, мышцы, даже кости плавятся, превращаясь в бесформенную жидкость.

Пространство оглушает нечеловеческий вопль, проникающий и едва сменяющейся задушенным стоном. Потерявший от болевого шока сознание Саске сваливается прямо в подставившего руки, ошалело распахнувшего рот Шикамару. Нара поджимает губы, осторожно кладёт его рядом с Узумаки.

Итачи хлопком по песку отменяет действие купола и бежит к пострадавшему младшему брату, замечая краем глаза как сестра медленно, неспешно поднимается на ноги, следует за своей брошенной катаной. Старший Учиха с предельной осторожностью берет Саске за плечи, его обычно спокойное выражение искажается, взгляд метается от обожженного лица, подкопчённой одежды, чёрной кожи с подпалённым мясом, до уродливых волдырей на дальних участках тела.

— Я позабочусь, — кашляя в кулак от противного привкуса на языке, пульсирующий лёгких и странного чувства в горле, уверяет Шикамару.

Итачи вскакивает на ноги, прищуривает угрожающий шаринган, однако никаких действий против Изуны не предпринимает. Он смотрит на сестру, незаметно сжимая дрожащие кулаки и стискивая зубы до ноющей боли. Зрачок крутится, крутится, никак не решаясь принимать фигуру Мангеко.

Они оба, брат и сестра, с внешним равнодушием пялятся друг на друга, будто ведут один им знакомых и ясный диалог, по сотому кругу безмолвно кричат, воюют, объясняются и оправдываются.

Пускай буря прекратилась, но пространство между родственниками необычно треснуло, кружащий коршуном ветер усилился, яростно разметая волосы, кусая щеки и теребя мятую, грязную, пыльную, у кого-то окровавленную одежду. Они подобны двум хищникам, не желавшим вступать в заведомо проигрышный бой: глядят, не отводят внимания, не поворачивают голову, ждут непонятно чего.

Изуна раскрывает рот, сжимает рукоять катаны, однако из нее не вырывается ни звука. Черты лица мимолётно перекашиваются, обращаясь непонятной гримасой.

Бессловесное противостояние закрывает далёкий взрыв. Дым поднимается в небо густыми серыми облаками, Шикамару с мрачным осознаванием поворачивается по направлению в грохоту.

Губы Изуны слабо, будто через силу, будто её лицо — резиновая маска, испачканная в засохшей краске, изображают ухмылку, противную, злую, от которой за километр несёт угрозой. Она не прощаясь исчезает. Воздух на её месте искажается, нагревается от вспышек райтона.

— Я закончил, — констатирует Шикамару, завязывая бантик на пропитанных стерильной мазью бинтах Саске. Наруто стонет, но не просыпается. Нара давно осмотрел его и пришёл к выводу, что он лишь приобрел трещину в рёбрах и кучу синяков.

— Что-то случилось в столице, — мрачно молвит Итачи — Изуна может быть причастна.

Шикамару молча зарывается пальцами в волосы, чувствуя на кончиках подушечек скрипящий песок. У них двое раненых, один из которых получил серьезные ожоги, но не идти в столицу равносильно окончательному, чистому провалу миссии. Что же делать?

Итачи мысли Нара не волнуют. Он продолжает мрачно наблюдать за вздымающимся в безоблачное небо дымом и поджимать губы, анализируя столкновение с сестрой по пятому кругу, связывая её со взрывом и пытаясь найти мотивацию совершения теракта в Стране Ветра. Лишь краем сознания он замечает далёкую белоснежную точку, слабо напоминавшую птицу, но игнорирует и решает высказаться вслух:

— Я добегу до столицы и выясню что произошло, — умозаключает, придя к одному ему известному выводу Итачи, поворачивается к хмурящемуся Шикамару — Ты охраняешь раненых и посылаешь весточку Хокаге о произошедшем. Ждёшь приказа.

Старший Учиха не дождался согласия или возражения, он исчез с порывами ветра и карканьем ворон. Нара лишь заметил мелькнувший в дали длинный хвост, выдохнул и поднял голову на палящее солнце.

— Придётся повторить подвиг Итачи, — проворчал он, складывая печати.

Купол из дотона у него получился тонкий, спасающий от ветра и ослабляющий действие лучей на головы бедных шиноби, не чета созданному ранее отступником.

Он расположился между раненными в позе лотоса, поставил на колени локти и сложил подбородок на сцепленные в замок пальцы, прикрыл глаза.