Манга и философия

Лайт Ягами — ученик старших классов, который однажды находит рядом со школой записную книжку, названную «Тетрадь смерти». Сначала записная книжка выглядит чьей-то шуткой, но он быстро понимает, что с ней связано нечто сверхъестественное: те, чьи имена там написаны, скоро умрут (или во время, указанное владельцем тетради). Лайт, очень умный школьник из хорошей семьи, очень быстро решает избавить мир от зла, убив всех преступников.

Главный герой, убивающий людей на первых страницах манги, чрезвычайно редок, и его можно назвать эквивалентом Питера Паркера из «Человека-паука», который топил бы щенков. Однако Лайта нельзя полностью обвинять в его действиях. Искушение использовать тетрадь было очень сильным, и сам Лайт объясняет это в первой главе:

Его история закончится на крутой горной тропе, где тьма выигрывает битву у света низкой неполной луны. Огромная толпа, каждый одет в мантию и несет мерцающую свечу, взбираясь в темноте по тропе. Старик опирается на палку, чтобы продолжать идти. Ребёнок на руках матери, не способный пока сделать свой первый шаг. Вечный свет луны и гораздо более эфемерный свет свечи в руках молодой женщины. Унылые лица толпы и полное надежды лицо этой молодой женщины. Эта сцена, как и мораль всей истории, нарисована чёрным и белым, но заполнена серым. Эта сцена показывает надежду, но предполагает что-то более тёмное. Это последние кадры «Тетради смерти», примечательной битвы умов между добром и злом.

Широко популярная манга (а также аниме, киносериал, игра и…) «Тетрадь смерти» (Death Note) была вначале 108‑серийным сериалом, выходившим в ежедневном журнале манги «Шойен Джамп». Стоит заметить, что сериал был ориентирован на очень юную аудиторию «Шойен Джамп». Согласно «Шойен Джамп» «но Джидай, Джиро Саито, Джам» придерживался трёх редакторских принципов: дружба (юю), усилие (доруку) и победа (шоури). По крайней мере, один из этих принципов должен был быть в истории, чтобы редакторы включили её в журнал.

Китайские иероглифы делают имя Лайт Ягами более значимым: иероглиф для Лайт — это «Луна», а иероглифы для Ягами это «ночь» и «бог».

Тетрадь падает на землю, потому что бог смерти Рюк бросает её туда от скуки. Вскоре после того, как Лайт трогает тетрадь, ему является пугающе-смешной бог смерти, представляющий собой готическую смесь Аида и скелета с косой в чёрном балахоне. Рюк в основном является аморальным наблюдателем. Он, возможно, более примечателен (помимо своего уродливого лица) любовью к яблокам — этот христианский символ, который нельзя игнорировать, вводит тему искушения и наказания, появляющуюся в истории.

В интервью с писателем Цугуми Обой и художником Такеши Обатой («Тетрадь смерти», том 13, Токио, Джамп Комикс / Шейша, 2006, стр. 182) Оба говорит, что яблоки были выбраны из-за размера и цвета, но даже сам Оба нашел это объяснение очень странным. История Адама и Евы хорошо известна в Японии, и одна из яблочных компаний префектуры Аомори рекламирует свой продукт, как то же самое яблоко, которое ели Адам и Ева.

Однако внешность бога смерти кажется более понятной, если мы посмотрим не на христианство, а на японскую национальную религию, синтоизм.

Почему бог смерти?

Синтоизм (буквально: путь богов) — религия, подразумевающая помимо прочего, что царство живых и мертвых, царство ками (богов) и людей не разделены. Божественное, включая шинингами, или мертвых богов, находится вокруг нас. В религиях подобных христианству, есть чёткие определения Небес и Ада. В синтоизме совсем не так. После того как люди умирают, они остаются поблизости, чтобы защищать свои семьи (и чтобы получать поклонение), и, в конце концов, их души становятся частью семейного ками или коллективной тама (души).

В «Тетради смерти» правила тетради чётко заявлены в главе 107: «Все люди без исключения в конечном счёте умрут». И далее: «После того, как они умрут, они уходят в Мью (ничто)». В той же самой главе Рюк говорит нам: «После смерти, что бы ты ни делал в жизни, ты все равно пойдёшь в то же самое место. Смерть равна». Этот тип эсхатологии, или, скорее, исходя из этого, её отсутствие, является вполне синтоистским: все мёртвые люди независимо от их пороков и добродетелей отправятся в одно и то же место, Йоми, серое и мрачное место. Оно больше похоже на мир, населённый шинингами в «Тетради смерти», чем на дуалистическое представление о небесах и аде. Однако, как бы ни были плохи (или хороши) поступки Лайта, или каким добродетельным ни оказался бы его отец, суд не заставляет долго ждать себя в мире манги и не заставит долго ждать себя в реальном мире — согласно синтоизму.

Синтоизм представляет собой, в основном, собрание анимистических и шаманистических ритуалов, способов или «путей», основанных на древних документах, таких как «Кодзики», «Нихонги», «Ингишики» и «Фудоки». В частности, написанные в Ⅹ веке 50 томов «Ингишики» предписывают «пути», как именно нужно поступать. Спустя время под сильным влиянием конфуцианства и буддизма эти «пути» (или ката) привели к точным способам понимания плохого и хорошего.

Есть правильный способ совершать поступки и неправильный. Можно также сказать, с долей иронии, что имеется в виду японский способ и неправильный. Я могу представить несколько вполне эффективных способов использования палочек для еды, но в Японии существует только один (правильный) способ. Начинающий студент, учащий японской язык, быстро узнает, что состоящие из десяти штрихов кандзи (китайские иероглифы, принятые в Японии, которые могут иметь миллионы, а при использовании для практических целей — имеют дюжины разных возможных порядков штрихов) имеют только один — правильный — порядок штрихов. Но не только это, сама ручка может двигаться по странице только в одном правильном направлении во время выполнения каждой черты.

Это становится общепризнанно аморальным, сравнительно незначительным, порой фрустрирующим культурным препятствием на пути человека, желающего постичь японский язык и культуру, но дело в том, что часто способ, которым что-то делается, оказывается важнее самого действия. То, что может быть признано на Западе нравственно неправильным, будет правильным, если сделано подобающе, и что-то, что могло быть нравственно правильным, может быть признано противоположным, в зависимости от метода. Один японский старшеклассник сказал мне, что считал Лайта героем из-за «пути», которым он пошёл. Заклятый враг Лайта, Л., хотя и умён, изображается как почти хам. По контрасту с ним мы можем оценить, что, по крайней мере, Лайт в течение всей истории неусыпно заботился о рафинированности своих манер, нам всем понравилось, когда в 17‑й главе он положил крохотный телевизор в пакет картофельных чипсов, когда обнаружил, что полиция установила камеры в eго комнате и наблюдает за ним.

Так что «путь» имеет значение и значит многое, но что такое этика синтоизма и как она может вступать в конфликт, практически или теоретически, с «абсолютной» или «стандартной» этикой?

Йоши и Аши

Синтоистское понимание «добра» (йоши) и «зла» (аши) не совпадает со стандартным этическим или дуалистическим пониманием добра и зла. В синтоизме «йоши» относится к приятной и здоровой жизни. «Аши» обычно понимается более широко и расплывчато и относится ко всему, что загрязняет или причиняет вред такой приятной наполненной жизни. Более современный термин для обозначения зла (аку) имеет значение, близкое к европейскому пониманию зла, но может также относиться к несчастью, бедствию и даже меньшему (дзен — омоним, не относящийся к буддизму, используется как современное обозначение добра).

Поступки наподобие разрыва с группой (известное, постоянное, наиболее типичное японское табу), причинение беспокойства природе и ками (например, неоказание должного поклонения предкам или воровство из храма) будут признаны плохими. Часто бывает, что неэтичные поступки в Японии начинаются и особенно продолжаются из страха нарушить гармонию группы. Хорошо задокументировано, что болезни, возникающие из-за загрязнений окружающей среды, такие как Минамата, приведшее к сотням, если не тысячам необязательных жертв, были вызваны сопротивлением граждан выступить против загрязняющей компании, которая являлась одной из главных гpyпп города. В таких случаях «хорошее», понимаемое как сохранение гармонии в группе, перевешивает хорошее, понимаемое как спасение жизней, которого требует совесть.

Говоря другими словами, негативные последствия, к которым приводит волнение в группе, остракизм, например, перевешивают позитивные последствия, такие как уменьшение количества болезней, вызванных загрязнением окружающей среды. Может показаться, что идеальная гармония — это возможность преобладания традиционных ценностей над индивидуальными. Это типично для синтоизма и других шаманистических религий, которые являются по сути релятивистскими. Эта моральная путаница, которая встречается под внешним видом сохранения гармонии, может встретиться в любой философии, которая пытается найти объективные различия между добром и злом. Синтоизм зародился на уровне семьи и деревни, предполагающем, что все люди (по крайней мере, в группе) действовали во благо группы и вследствие этого были хорошими. Однако очевидно, что члены группы в те дни не имели другого выбора, как только действовать в интересах группы и, следовательно, быть хорошими. Остракизм обозначал смерть.

В японском обществе этот тип — «хорошо или ничего» — монистического мышления определённо задал направление более стандартному дуалистическому пониманию добра и зла в течение лет, но не во всех направлениях. Например, идея о том, что все мёртвые уходят в одно и то же место, противоположная как мысли о том, что хорошие попадают в рай, так и тому, что плохие попадают в ад, так сильна, что в опросе, проведенном среди ста японских католиков, в ответе на вопрос «Как вы думаете, где находятся ваши предки?» только три человека ответили «тенгоку» (небеса). Напротив, шестьдесят один японский католик ответил «они рядом», а шестнадцать — «мы не знаем».[16]

Лайт казнит преступников, чтобы создать более гармоничное общество, и в таком узком понимании он может быть морально оправдан предписаниями синто. (Вероятно, именно наличие синто в Японии на протяжении большей части истории сделало допустимым использование смертной казни.)

Если Лайт останавливает преступников, его действия могут быть нравственными, даже если не являются законными, то есть могут быть принятыми согласно синтоизму. Однако скоро Лайт показывает, что готов наказывать многих людей и даже нескольких школьных обидчиков. Ещё до конца первой главы он убивает парня на мотоцикле, единственная вина которого включается в том, что он придурок. В восьмой главе Лайт начинает убивать невинных людей, которые просто попались ему на пути. Он размышлял, но, кажется, пришёл к выводу, что можно убивать всех людей, которые не полностью подходят обществу. Позже, хотя уровень преступности снизился, люди живут скорее в страхе, чем в гармонии. Понятно без объяснений, что действия Лайта — это аши.

Сцена, показывающая надежду…

Огромная толпа взбирается в темноте по тропинке, они карабкаются, освещённые вечным сиянием луны и эфемерным светом свечей. Среди унылых лиц выделяется полное надежды лицо молодой женщины. Но кто она?

Одно из объяснений, что девушка на последней картине — это сестра Лайта, Сайю. Если Лайт был признан божеством последователями нового религиозного движения, тогда его сестра тоже имеет божественную природу. Определённо, это может объяснить, почему художник в финальной сцене изобразил её как важного члена группы тем, что она стоит в стороне и идёт к залитому луной обрыву. Поклонение членам семьи как защищающим ками — довольно естественно в синтоизме и было очень важно в Японии, по крайней мере, во времена преобладания сельского хозяйства. Предок, который работал на полях и впоследствии умер, будет продолжать защищать семью и обеспечит хороший урожай. Как (вероятно) защищающие старшие братья в мире живых, Лайт стал защитным ками своей семьи независимо от преступлений, которые он совершил, когда был жив. Как пример из реальной жизни, мы видим солдат, включая военных преступников, чьи мощи хранятся в храме Ясукуни в Токио, им поклоняются как защитным ками члены семей и, что более противоречиво, японские политики. Люди погребены здесь (большинство физически, но некоторые только именем) несмотря на то, что некоторые из семей погибших были против того, что Ясукуни стал местом упокоения их предков.

…но предполагающая нечто более тёмное

Хотя женщина на последнем кадре немного похожа на сестру Лайта, это даёт нам более подходящее объяснение: синтоизм был большой частью империалистской Японии, и после того, как Япония капитулировала во Второй мировой войне, многие люди сочли нужным избегать «государства синто» и связанных с этим негативных коннотаций. Это соединилось со стремлением найти нового спасителя в демократии и её свободах, которое привело к многочисленным новым религиозным движениям, некоторые из которых могут быть названы культами. В современной Японии многие новые религиозные течения принесли волнения, и особенно знаменито одно религиозное движение, которое превратилось в культ апокалипсиса и обернулось насилием. Был выпущен смертельно опасный газ зарин в токийском метро.

Новое религиозное движение, изображенное в последних кадрах «Тетради смерти», отражает терзающее многих японцев ощущение по отношению к таким группам, некоторые из которых набирают новых членов каждый год в стране с сокращающимся населением. В отличие от синтоизма с его беззастенчивым политеизмом, большинство из новых религий обычно проповедуют поклонение одному божеству или его живому воплощению. Кофуку Но Кагаку, Сока Гаккай, Ассоциация Ямагиши и Лайф Спэйс (также известный как Шакти Пат) — всего лишь несколько примеров. Зная это, легко представить в мире «Тетради смерти» религиозное движение, поклоняющееся «герою», прорастающее впоследствии этого хаотического бодрствования. Толпа одета как нечто среднее между монахами-бенедиктинцами и поклонниками знаменитого культа 90‑х Panawave Laboratory, который знаменит не жестокостью и насилием, а безумными нарядами и тем, что его члены боялись дневного света.

Так же легко увидеть в «Тетради смерти» просто осуждение высокомерия, идущее в одном ряду с греческим мифом об Икаре, японскими народными сказками об Урашима-Таро и многими сказаниями о минувшем. Никому не нравится парень, который думает, что он лучше, чем все остальные (хотя в интернациональном опросе на www.deathnote.com.au, где проголосовали более 24 000 человек к моменту написания этих слов, 54 процента голосов поддерживают Лайта и только 46 процентов поддерживают его врага Л.). Как говорит японская пословица, по торчащему пальцу бьёт молоток.

В «Тетради смерти» и главный герой, и его противник Л. в конце всё-таки получают удар молотка. Согласно правилам тетради, оба они должны уйти в недалёкое место, Мью. Они не ждут окончательного суда, а их грехи не имеют значения.

Следствием греха в христианстве является разрыв с Богом, следовательно, Лайту повезло родиться в синтоистском обществе. В наихудшем случае его душа будет пребывать в сером сумраке Йоми, и даже там ему не нужно раскаиваться в своем высокомерии, его душа не узнает разрыва с богом, а последний кадр манги «Тетрадь смерти» приводит нас лишь к одному определённому заключению: этот свет будет сиять.

«Тетрадь смерти» поднимает так же много нравственных вопросов, как много мы видим там внезапных сердечных приступов. Когда в первый раз Лайт пробует воспользоваться тетрадью шинигами и обнаруживает, что всё написанное там действительно является правдой, он потрясён и охвачен чувством вины за совершённое убийство. Но вскоре вина, от которой он страдает, отступает перед желанием исправить беспорядок, который он видит в мире. Считая себя единственным, кто способен совершить это, Лайт делает первый шаг на пути, который впоследствии будет менять его вместе с каждой смертью — он решает писать имена преступников в тетради бога смерти, пока мир не будет очищен от всех злодеев.

Хотя писатель Цугуми Онба уверяет, что он не намеревался решать моральные вопросы («Тетрадь смерти 13: Как читать», стр. 69), эта предпосылка всего лишь гарантирует, что там будет по крайней мере добрая пригоршня подобных задач. С гнусной тетрадью в руке Лайт принимает на себя роль судьи, присяжных и палача для всех преступников мира. Любой вопрос на тему того, какое право имеет Лайт, чтобы наказывать (у него нет прав, а только желание подтвердить свою собственную правоту), указывает путь к тому, что заставляет Лайта думать, что его цель — наказать преступников — является нравственно оправданной, а его доводы меняются и противоречат друг другу.

Лайт — ретрибутивист?

Когда Лайт впервые решает опробовать «Тетрадь смерти», oн не хочет убивать случайного человека, он хочет выбрать кого-то кого было бы правильно убить. Не имея в виду никакого конкретного человека, Лайт переключает каналы телевизора и видит в новостях репортаж о заложниках в медицинской школе. Кто преступник? Некий Куру Отохарада, который уже разыскивается за убийство. Лайт решает написать имя Куру в «Тетради смерти», не очень веря в то, что должно случиться. Но меньше чем через минуту Лайт видит результат: Отохарада умирает от сердечного приступа.

«Тетрадь смерти» работает… но, может быть, нет. Ведь это могло быть просто стечением обстоятельств, и Лайт решает попробовать ещё раз, но теперь его условия меняются. Человек, чьё имя он напишет в «Тетради смерти», должен не просто быть кем-то, «кого можно убить», но кем-то, «кого нужно убить». И, ожидая на следующий день свою мать после подготовительных курсов, он находит прекрасную мишень: Такуо Шибуймару, байкера, пристающего к девушке, которая не хочет иметь с ним дела. Лайт пишет в «Тетради смерти», что Такуо умирает в результате аварии, и, не успев взять телефон девушки, Такуо уезжает, чтобы врезаться в грузовик. У Лайта больше нет вопросов, «Тетрадь смерти» работает, и это даёт ему силу, чтобы стать Кира нового мира, созданного по законам справедливости.

Как видно из первых опытов с «Тетрадью смерти», Лайт хочет писать там не имена обычных людей, он хочет вычеркнуть из жизни преступников, которые заслуживают наказания за свои преступления, что является центральным принципом карающей теории наказания. Как говорит философ Иммануил Кант в «Философии права», «юридическое наказание никогда не назначается для того, чтобы принести добро или самому преступнику, или обществу, но в большинстве случаев должно быть наложено на того, кто совершил преступление» (стр. 90).

Если основание для наказания лежит в плоскости той пользы, которое оно может принести преступнику или обществу, тогда такие ценности, как справедливость и правосудие, становятся бессмысленными. Прибавьте к этому концепцию Канта-человека как независимого думающего объекта и то, что право на свободу одного человека заканчивается там, где оно ограничивает свободу другого; наказание должно назначаться в соответствии с виной преступника, и моральный долг общества — установить законы для наказания.

Кант предлагает две основные концепции теории наказания: Принцип Равенства и Право на Возмездие. Согласно принципу равенства, шкала правосудия должна быть сбалансирована, а преступления нарушают этот баланс. Цель наказания — гарантировать восстановление баланса. Для Канта «незаслуженное зло, которое один причиняет другому, заслуживает того, что оно может быть совершено по отношению к нему самому» («Философия права», стр. 91). Таким образом, если кто-то крадёт, он словно крадёт у себя самого, если кто-то убивает, он словно убивает себя самого. В основе этой идеи лежит категорический императив Канта, одна из формулировок которого звучит так: мы должны действовать в соответствии с максимумом того, что мы готовы принять как универсальный закон. Другими словами, когда кто-то совершает преступление, он ведёт себя в соответствии с максимумом, который он хочет видеть универсальным для всех.

Наказать такого человека — не значит действовать против его воли, так как Кант понимает это таким образом: эти люди по сути сами хотят быть наказанными, и это подтверждается их выбором совершить преступление. Наказание преступников находится в полном согласии с их независимостью — это является отношением к ним как к разумным людям, как говорит Кант. Это является уважением их чувства собственного достоинства и свободы. Наказание приводит шкалу справедливости в равновесие. Остаётся только определить род и размер наказания, которое может быть применено к преступнику.

Итак, если принимаем, что преступление, совершённое преступником, нужно рассматривать как преступление, совершённое по отношению к нему самому, то получается, что он должен быть наказан тем же самым способом. Это также подпадает под то, что Кант называл правом на возмездие. Рассмотрим в качестве примера преступление. Если кто-то наказывает убийцу каким-либо видом наказания, помимо смертной казни, справедливость не будет восстановлена, поскольку никакое наказание и страдание, причинённое в жизни, не может сравниться с этим преступлением. Единственный способ справедливо наказать убийцу — это смертная казнь. Но не все преступления могут быть наказаны тем же самым видом преступления, совершённым по отношению к преступнику. Например, необязательно, чтобы у вора отбирали его собственность или чтобы изнасиловали насильника. Идея заключается в том, что преступник должен получить столько же страданий, сколько причинил жертве.

Лайт вначале придерживается элементов воздания в оправдании наказания злодеев. Вернёмся к двум первым жертвам Лайт, убийца, взявший в заложники людей, и порочный байкер. Когда Лайт понимает, что «Тетрадь смерти» работает и что он виновен в смерти двух людей, он понимает, что эти преступники имели совершенно разный статус. Убийца, взявший в заложники людей, заслуживает смерти, согласно Лайту. В конце концов он был убийцей и, вполне вероятно, мог убить людей, взятых в заложники. Даже Кант согласился бы, что Отохарада заслуживает смертной казни за свои преступления, потому что есть лишь один способ справедливо наказать убийцу. Никакое другое наказание не приведёт весы справедливости в равновесие.

Но когда Лайт думает о байкере Такуо Шибуймару, он понимает, что байкер не заслуживал смерти. Какое преступление он совершил? Самое большое преступление, которое можно вменить ему в вину,— это сексуальное домогательство, но наказание такого преступления смертью не приведёт весы справедливости в равновесие, а приведёт к ещё большему дисбалансу, потому что наказание чрезмерно для такого преступления. Нельзя просто убивать всех преступников.

Начиная со второй ситуации, Лайт сбивается со своих первоначальных намерений и не может больше оправдывать свои действия теорией наказания. Вспомним, что когда Лайт решил попробовать «Тетрадь смерти» во второй раз, он хотел использовать её по отношению к тому, кого было «должно убить». Его выбор жертвы, однако, открывает, что он использует «Тетрадь смерти» не только для того, чтобы принести воздаяние. Чтобы очистить мир, как он считает нужным, Лайт не просто хочет служить справедливости. Может быть, Лайту лучше удалось бы обосновать своё использование «Тетради смерти» на основании консеквенционализма, но не на основании чистого воздаяния.

Кира — консеквенциалист!

В то время как ретрибутивисты, подобно Канту, считают, что человек должен быть наказан исключительно на основании своей вины, консеквенциалисты доказывают, что человек должен быть наказан так долго, сколько последствия этого наказания будут полезны обществу.

Наиболее известная консеквенциалистская теория — это утилитаризм. Согласно утилитаризму, хорошее характеризуется счастьем и удовольствием, а плохое — несчастьем и болью, следовательно, справедливым является то действие, которое приносит наибольшее количество счастья или, по крайней мере, меньшее количество несчастья для всех людей.

Но наказание является формой несчастья, поскольку включает в себя причинение боли или лишений, таким образом, чтобы наказание было справедливым, оно должны быть таким, чтобы количество счастья, которое оно приносит, превышало количество несчастья для всех рассматриваемых людей. Есть три основных способа, которыми наказание может привести к превышению количества счастья над несчастьем. Первый: наказание преступника в надежде, что он сам и другие люди воздержатся от совершения подобных преступлений в дальнейшем. Меньшее количество преступлений в обществе, несомненно, принесет обществу больше счастья, чем большее количество преступлений. Второй заключается в том, что можно предохранить преступника от дальнейшего совершения преступлений путём заключения. Тогда преступник может оставаться в исправительном заведении, в то время как общество будет свободно от него, по крайней мере, в течение определённого периода. Наконец, преступник может быть реабилитирован, если больше не будет совершать преступления.

Основная цель Лайта в использовании «Тетради смерти» совершенно ясно соответствует первой из упомянутых выше причин: отпугивать других людей от совершения преступлений. Убивая жестоких преступников, Лайт намеревается отправить миру послание, что есть некто, кто вершит справедливый суд над людьми, кто-то (Лайт), кого мир начинает узнавать как Киру. С этим знанием люди начнут себя вести более нравственно, чтобы избежать гнева Киры. Но Лайт вовсе не хочет поразить страхом сердца людей, скорее он хочет изменить способ мышления. Он думает, что большинство людей согласились бы с его методами, но они не смеют открыть такие мысли перед другими людьми. У людей есть естественное право на счастье, а преступники встают на пути хороших людей, лишая их этого права. В качестве Киры Лайт надеется создать мир, все граждане которого будут вести себя нравственно — не потому, что будут напуганы, а потому, что глубоко осознают справедливость eго действий. Конечная цель Киры — это не только устрашение.

Заключение в тюрьму обычно подразумевает, что, находясь там, преступник не сможет снова совершать преступные действия. Но вид наказания, избранный Кирой, исключает такую возможность. Также он исключает возможность реабилитации. Преступники убиты, и, таким образом, они не могут быть реабилитированы. Но другие преступники, которые уже понесли наказание, могут быть реабилитированы, и, таким образом, они уже не заслуживают наказания за преступления, которые они совершили раньше. Это становится важным моментом в «Тетради смерти». Когда Лайт играет роль своего погибшего врага Л., который был знаменитым детективом, занимавшимся делом Кира, у него больше нет свободы писать имена в тетради на регулярной основе.

Лайт решает найти кого-то, кто разделяет его идеалы и сможет действовать от его имени. Наконец, он выбирает преследователя преступников Теру Миками, который пишет в «Тетради смерти» имена, указанные Кирой. Но когда взаимодействие между Кирой и Теру прекращается, Теру начинает сам решать, какие преступники должны быть уничтожены. Теру начинает убивать тех людей, которые совершили преступления в прошлом и уже понесли наказание по закону. Лайт разочарован выбором Миками, потому что он видит, что это ведёт только лишь к усилению страха среди людей. Цель Лайта — создание нравственно совершенного мира, а наказание людей, которые уже были наказаны, не принесет успеха в достижении этой цели, поскольку они и так уже являются идеальными гражданами для царства справедливости Киры.

Последствия консеквенциализма

Одно из возражений против консеквенциалистских оправданий наказания заключается в том, что человек может быть наказан за преступление, которого не совершал, или может быть чересчур наказан за незначительное преступление, которое не заслуживает столь длительного наказания. Если целью наказания является увеличение счастья и уменьшение несчастья в обществе, тогда будут случаи, когда эта цель будет достигаться путём наказания невинных или причинения более сильного наказания, чем заслуживает преступник. Ретрибутивизм Канта избегает таких последствий, потому что наказание основывается только на вине, и длительность наказания зависит от природы совершенного преступления. Но как мы видим, Лайт не является прямым ретрибутивистом, и он продолжает нести оба недостатка консеквенциализма, потому что наказывает тех, кто этого не заслуживает, и чрезмерно наказывает многие преступления.

В первый раз мы видим пример того, как Лайт судит невинных людей, когда он впервые вступает в конфронтацию со своим заклятым врагом Л. В прямом эфире Л., чье имя показывается как Линд Л. Тэйлор, обвиняет Киру в массовых убийствах и клянется поймать его. Лайт оскорблен его замечаниями, он верит, что он прав и что он несёт мир. В приступе гнева Лайт пишет имя Линд Л. Тэйлор в своей тетради, и через сорок секунд он умирает в прямом эфире. Как выяснилось впоследствии, это был не настоящий Л., а преступник, которого должны были казнить в тот самый день. Таким образом, хотя Лайт убивает преступника, он намеревался убить невиновного человека, детектива Л. В конце концов, Лайту удаётся убивать невинных людей, которые никогда не совершали преступлений. Но Лайт это видит совсем иначе. Он считает, что наказывает не невинных людей, а злодеев, и в эту категорию он включает всех людей, которые хотят помешать целям Киры создать морально совершенный мир. Невинные люди уничтожаются, потому что, поступая так, Лайт может продолжать действовать по своему плану. Их наказание не только, по мнению Лайта, приносит добро и делает мир нравственно лучше, но также некоторые невиновные в извращённом понимании Лайта получают то, что заслужили.

Однако даже если невинные жертвы не так уж невинны, всё ещё можно возразить, что их наказание является чрезмерным. Лайт показывает те же чувства, когда думает о двух своих первых жертвах, один из которых был убийцей, а второй нет, один заслуживал смерти, а второй нет. Лайт, кажется, понимает: то, что он делает,— плохо, потому что то, что он делает, может быть признано злом, но он верит, что делает это ради большего блага в конце. Как говорит Лайт, однажды он посмотрит на добродетельность и справедливость, даже если путь к благу был грешным. Мир нуждается в очищении, и Лайт чувствует себя достаточно добродетельным, чтобы сделать это, и единственным — насколько он знает — кто имеет основания делать это, то есть единственный, кто владеет «Тетрадью смерти».

Не такой уж счастливый мир

Целью Лайта является создание морально совершенного мира, в котором люди будут свободно достигать счастья без столкновения с теми, кто может лишить их радости. Лайт убеждён, что если в мире не будет злодеев, тогда мир будет совершенно справедлив и благостен и все в нём будут жить в мире и счастье. Но, как научили нас многие антиутопические сказки, такое очищение человечества лишает мир человечества, которое ставит на первое место ценность человеческой жизни. Пытаясь создать совершенный мир, Лайт нечаянно создаёт мир, в котором люди живут в страхе перед судом Киры — нечто, чего он вовсе не желал. Лайт скорее увеличил количество несчастья в мире, а не счастья, что противоположно всем оправданиям, на которые он мог положиться в консеквенциализме.

«Тетрадь смерти» продолжалась много лет, и, в конце концов, нам удалось увидеть, как далеко продвинулся Лайт в своём плане управления совершенным миром. Ближе к концу его царствования мы обнаруживаем, что почти семьдесят процентов населения поддерживают Киру. Даже определённые страны обещают ему поддержку. Может показаться, что это противоречит тому, что Лайт создал мир, в котором люди живут в страхе. Но количество само по себе не может сказать обо всём полностью. Многие из тех, кто поддерживает Киру, могут поступать так просто из страха противоречить ему. Например, вице-президент Соединенных Штатов выходит в эфир, чтобы объявить, что США больше не противостоят Кире, и это решение ни в коей мере не является признанием правоты Киры. США просто не имеет смысла сражаться с врагом, наделённым такой мистической силой. И, также не зная, как спрятаться от суда Киры, многие могут отдавать ему свою поддержку и жить так, словно одобряют его планы, хотя глубоко внутри они живут в страхе за свои жизни.

Другое соображение о последователях Киры можно получить из инцидента с Ниа, настоящим правопреемником Л., который пытается поймать Киру во второй половине сериала «Тетрадь смерти». Когда Ниа прячется в здании, работая над своим расследованием, его местонахождение становится известно тем, кто поддерживает Киру, и они пытаются выгнать его из здания. Ниа говорит, что эта толпа состоит не из тех, кто на самом деле искренне верит в идеалы Киры: толпа, пытающаяся выселить Ниа — не что иное, как сборище фанатиков, кто может, наконец, не подчиняться ценностям, которых придерживается сам Кира, или они могут просто слепо, как овцы, следовать за своим пастухом, или, возможно, некоторые из них могут быть на самом деле настроены против Киры или… возможности бесконечны. Люди, которые поддерживают Киру, по крайней мере, многие из них, не похожи на тех добрых и миролюбивых людей, которых изначально хотел защитить Лайт, людей, которых Лайт хотел видеть в своём совершенном мире. Люди в нём оказались гораздо более интересными.

В этом заключается ещё одна причина подозревать, что мир, который создаст Кира, не принесёт большего количества счастья большему количеству людей. Помимо решения Теру Миками избавить мир от людей, которые уже заплатили за свои преступления, он также планирует удалить из мира людей, которые имеют какие-то таланты, но не используют их на благо общества. Лайт не удовлетворен второй частью этого плана, но не потому, что принцип кажется ему неверным сам по себе, а скорее потому, что Лайт считает, что «ещё слишком рано» для такого вида наказаний. В конце, когда мир будет очищен от всех преступников, всё ещё останутся те, кто не реализует свои таланты в полной мере. Bceгда будет какая-то группа людей, которая не будет жить по стандартам Киры. Таким образом, тревога, притаившаяся в сердцах тех, кто живёт не как Кира, заставит их жить по его правилам.

Законы жизни, управляемой Кирой, станут такими строгими, что в обществе совсем не останется человечности. Счастья может быть в изобилии, но только внутри ограниченных Кирой рамок. Радость мира, такая как мы её знаем, вместе со всеми его проблемами, станет частью прошлого и будет заменена менее удовлетворяющей человеческой культурой, в которой люди живут под диктатурой другого человека — вместо того чтобы пытаться найти своё собственное счастье. И если всё именно так, то как Лайт может оправдать свои действия? Ему не только не удалось обосновать наказание других на основании ретрибутивизма, но также его консеквенциалистские намерения обречены на провал. Лайт заканчивает, наказывая тех, кому изначально хотел дать счастье. Его большой план остался без моральных оснований, и вместо этого он стал удерживать власть и контроль. В конце морально совершенный мир Лайта будет основан на бесчисленном количестве несправедливостей наказании не только всех живых, но также и самого себя, наказании, одновременно незаслуженном и бессмысленном.