Маоизм или марксизм?

Борьба за власть или столкновение политических направлений?

Китай переживает острый политический кризис. Этот кризис находит свое проявление прежде всего в том, что произошел раскол внутри Компартии Китая, внутри руководства страны. Развернулась ожесточенная борьба в Пекине и провинциях между сторонниками и противниками Мао Цзэ-дуна. Органы партийного и государственного руководства фактически парализованы. Нормальное функционирование власти и управления уступили место открытому произволу со стороны узкой группировки ближайших приверженцев руководителя КПК. Это привело к осложнениям в промышленности и сельском хозяйстве, которые и без того переживали серьезные трудности. Усугубление ошибочной внутренней и внешней политики нынешнего руководства страны также служит наглядным проявлением политического кризиса.

Поразительно, что кризис был спровоцирован сверху, действиями самого руководства страны. Это явление, в сущности, беспрецедентное. Казалось бы, каким руководителям может прийти в голову вести дело к расколу внутри партии, внутри государства, к разобщению и острой политической борьбе? На первый взгляд это выглядит так странно, что не укладывается в рамки здравого смысла.

Существуют различные мнения о том, почему так обострилась борьба внутри руководства Компартии Китая, различные объяснения раскола, который произошел в нем. На Западе очень долго распространяли и еще продолжают распространять предположение о том, что речь идет исключительно о борьбе за влияние, за власть между двумя группировками в Китае. Многие буржуазные обозреватели утверждали, будто бы Мао Цзэ-дун по состоянию здоровья или по другим причинам все больше стал утрачивать контроль внутри партии и одна из группировок просто использует его в борьбе за руководство. Иными словами, объясняют все дело соперничеством между возможными преемниками Мао. (Не исключено, что те демонстрации, которые Мао Цзэ-дун предпринял в последнее время, например его печально знаменитый заплыв по реке Янцзы, когда он якобы превзошел самое крупное достижение мировых рекордсменов, имели целью рассеять распространившиеся слухи о его болезни.)

Думается, однако, что такое объяснение происходящего в Китае грешит упрощенностью. Прежде всего— и об этом говорят многие факты — Мао Цзэ-дун вовсе не отошел от руководства, а, напротив, возглавляет и направляет проводимую ныне политическую кампанию. А самое существенное состоит в том, что за групповой борьбой в этом случае, как впрочем и во многих других, стоит столкновение политических взглядов. Судя по всему, расхождения касаются широкого круга вопросов.

Сами приспешники Мао, объясняя характер нынешних событий, говорят о том, что «культурная революция» ставит своей целью отнять власть у людей, пробравшихся в партию, но идущих, как они пишут, по капиталистическому пути, и предотвратить в будущем пересмотр нынешнего политического курса руководства КПК. Мао Цзэ-дун уже не раз высказывал беспокойство по поводу того, что после его ухода с политической арены к власти могут прийти так называемые ревизионисты, которые откажутся от прежней линии и смогут даже ниспровергнуть Мао с пьедестала, на который он вознесен ныне в Китае.

Нет нужды говорить, что словечком «ревизионизм» сторонники Мао пытаются заклеймить не действительное отступничество от марксизма, а, в сущности, всю нынешнюю линию коммунистического движения, выработанную на протяжении последних десятилетий в нелегкой борьбе как с правым, так и левым оппортунизмом.

С этим связано усиление атак против КПСС, последовательно проводящей общий курс мирового коммунистического движения, с этим связан и насаждаемый сверху антисоветизм, подобно безумию, охвативший движение хунвэйбинов («красных охранников»). Это нашло свое проявление в таких беспрецедентных фактах, как бесчинства у посольства СССР в Пекине, злобные демонстрации против советских людей — представителей страны, которая всегда относилась с искренней симпатией к китайскому народу, китайской революции и которая оказывала постоянную помощь делу социализма в Китае.

Нет нужды приводить факты обо всех этапах «культурной революции». Об этом сообщалось в периодической печати. Идейная борьба против инакомыслящих быстро переросла в административное преследование и репрессии, которые затронули критически мыслящую интеллигенцию, затем кадры партийного и государственного аппарата и, наконец, высших руководящих деятелей страны. Аресты многих членов ЦК КПК и Политбюро были логическим развитием событий, не оставив никаких сомнений в том, куда и против кого направляют главные удары организаторы «культурной революции».

Очень недолго могло казаться, что движение хунвэйбинов— стихийное выражение бунтарства учащейся молодежи, недовольной порядками в школах, вузах, государственных органах. Весьма скоро обнаружилось, что это тщательно планируемая кампания, за которой стоит армия, органы безопасности, наконец, Мао и его приспешники. Не оставалось сомнений и об основной направленности кампании. Внутри страны — это подавление всякой оппозиции нынешнему курсу и его вдохновителям. Вне страны — это обострившийся великодержавный шовинизм, направленный прежде всего против Советского Союза и других стран социализма, не разделяющих установок Мао Цзэ-дуна и его группы.

Первые сигналы о начале развертывания кампании появились года полтора — два назад. Осенью 1965 года агентство Синьхуа сообщило: «На заседании Центрального Комитета Коммунистической партии Китая в сентябре 1965 года председатель Мао подчеркнул необходимость подвергнуть критике буржуазную реакционную идеологию». А две недели спустя можно было прочитать в журнале «Хунци», что эта кампания должна затронуть все сферы жизни страны: «Мы должны в первую очередь изобличать, критиковать и бороться с представителями буржуазии, пробравшимися в партию, правительство, армию и во все культурные круги».

Вслед за этим стала развертываться кампания но мобилизации молодежи для массовых бесчинств, проводимых под флагом «культурной революции».

Эта кампания была оформлена в начале августа 1966 года на XI пленуме ЦК КПК. Чтобы яснее себе представить существо намеченного курса, сопоставим выводы XI пленума с решениями X пленума ЦК КПК.

В период, когда был созван X пленум (сентябрь 1962 года), уже выявились расхождения между руководителями Китая и мировым коммунистическим движением. И тем не менее в решениях этого пленума можно было найти положения, которые хотя бы по видимости сохраняли связь КПК с мировым коммунизмом. В решениях X пленума ЦК КПК говорилось, что генеральная линия Компартии Китая определяется Декларацией 1957 года и Заявлением 1960 года; что Китай намеревается развивать дружбу и сотрудничество с Советским Союзом и другими социалистическими странами; что «рост могущества стран социалистического лагеря и их сплоченность являются решающим фактором в деле защиты мира во всем мире и служат исключительно важной вдохновляющей силой в поддержке народов в их борьбе за свое освобождение»; что Китай стремится на основе пяти принципов добиваться мирного сосуществования стран с различным общественным строем и бороться против империалистической политики агрессии и войны.

А в решениях XI пленума ЦК КПК? Здесь не найти даже упоминания обо всем этом. Напротив, в них прямо говорится, что генеральная линия КПК определяется известными «25 пунктами» и статьями в газете «Жэньминь жибао» и журнале «Хунци», направленными против КПСС и других партий. В решениях этого пленума нет ни слова о сотрудничестве с СССР и другими странами социализма. Наоборот, открыто взят курс на решительную борьбу против КПСС и Советского Союза, против других социалистических стран, что провозглашено первостепенной задачей.

Что касается внутренней политики, то X пленум ЦК КПК наметил курс так называемого «урегулирования», который должен был заменить политику «большого скачка» и «народных коммун». Теперь и эта установка пересмотрена. XI пленум утверждает, что «в результате развертывания невиданной в истории великой пролетарской культурной революции» складывается благоприятная обстановка для «нового всеобщего скачка». В коммюнике X пленума ставилась задача бороться за постепенное улучшение жизненного уровня трудящихся; XI пленум не касался этого вопроса вообще.

Проводимая кампания с самого начала была явно задумана как дело, выходящее за рамки самого Китая. «Культурная революция — это большое дело, затрагивающее судьбы китайского народа, и, говоря в широком смысле, большое дело, затрагивающее судьбы народов всего мира»,— сообщала «Жэньминь жи-бао» в июле 1966 года.

Армейская газета «Цзефанцзюнь бао», призывая армию активно включиться в «культурную революцию», писала: «Это первостепенное дело, касающееся судьбы нашей партии, нашего государства, первостепенное дело, касающееся мировой революции». Итак, внутренняя борьба в КПК по замыслу организаторов должна была оказать влияние на все коммунистическое движение. Иными словами, речь шла о том, чтобы вначале обеспечить безраздельное господство линии группы Мао Цзэ-дуна внутри Китая, а затем попытаться осуществить и какие-то акции в ее поддержку на международной арене.

Уже из самих решений XI пленума было видно, что организаторы кампании столкнулись с серьезным сопротивлением. В коммюнике пленума говорилось, что «великая пролетарская культурная революция» имеет целью «предотвращение узурпации ревизионистами партийного и государственного руководства». А в первых заявлениях хунвэйбинов можно было прочесть, что в ЦК КПК идет борьба «между двумя линиями», которая «носит весьма острый характер».

Резкое обострение разногласий внутри КПК, вылившееся вскоре в открытое политическое столкновение, несомненно, не было случайным. Оно было порождено давно назревавшим серьезным кризисом внешней и внутренней политики маоистов. В результате «большого скачка» промышленное производство Китая к 1962 году сократилось по сравнению с 1959 годом почти наполовину, а валовой сбор зерна упал па одну треть. Производительным силам страны был нанесен огромный урон. Падение производства и связанное с ним резкое ухудшение материального положения трудящихся создали объективные предпосылки для появления критического отношения к политике Мао Цзэ-дуна.

Среди партийного актива все чаще раздавались голоса, что «черные дни, которые переживает Китай,— это результат ошибочных идей руководства», что «генеральная линия ошибочна, большой скачок поставил Китай на край пропасти, а народные коммуны — это горький урок на будущее».

Немало партийных работников, экономистов стали выступать за нормализацию хозяйственной жизни страны, за широкое использование экономических рычагов в интересах социализма, за сочетание материальных и моральных стимулов производства. Коммунисты, озабоченные перспективами строительства социализма в стране, все чаще высказывались о необходимости научного подхода к делу, критиковали тех, кто думает, что «китайской революцией можно руководить, полагаясь на субъективистские представления».

В то же время Пекин потерпел немало провалов в своей экстремистской внешней политике в Азии, ослабил свои связи с народами и государствами, которым дороги интересы единства антиимпериалистических сил. Изоляция КПК в революционном движении и на международной арене росла. К этому вели и борьба китайских руководителей против Советского Союза и других социалистических стран, и индийско-китайский конфликт, и ошибочная позиция Пекина во время конфликта между Индией и Пакистаном, и пагубное вмешательство руководства КПК во внутренние дела Компартии Индонезии.

Провалы во внутренней и внешней политике, как видно из китайской печати, вызывали растущее недовольство среди партийных кадров, интеллигенции, в армии, среди широких слоев китайского народа.

Руководство КПК стало перед выбором: либо радикально изменить свой курс, либо попытаться подавить недовольство и ринуться дальше по пути авантюристической политики. Мао Цзэ-дун и его окружение избрали второй путь, стремясь на долгие годы вперед навязать стране свой нынешний политический курс.

В ходе борьбы Мао Цзэ-дуну удалось отстранить насильственным путем партию, ее актив от участия в определении того, какой курс является правильным. Уже в начале кампании Мао и его окружение стали наносить удары по партийным организациям и руководящим партийным органам, которых заменяли назначенными руководством КПК «рабочими группами» и «комитетами культурной революции», послушными воле одного человека.

Мао Цзэ-дун не мог не отдавать себе отчета в том, какой неблагоприятный политический резонанс вызовет открытое использование армии для борьбы против партийных организаций. Для придания чистке видимости массового движения к ней и были привлечены хунвэйбины.

Ставка на хунвэйбинов не являлась случайной. Партийные кадры, прошедшие школу революции, были знакомы не только с «идеями председателя Мао», но и с марксизмом-ленинизмом. Многие годы они воспитывались в духе дружбы с Советским Союзом, видя в нем пример успешного строительства социализма. Таких людей трудно было обмануть лозунгами антисоветизма, как и трудно было снова вовлечь в авантюристическую политику «скачков».

Иное дело хунвэйбины. Это часть китайской молодежи, которая росла в условиях невиданного прославления Мао Цзэ-дуна, фанатического преклонения перед ним. Ее с самого раннего возраста воспитывали в духе воинствующего национализма, пренебрежительного отношения к культуре, традициям и опыту других народов. Она идейно формировалась в обстановке непрекращающейся антисоветской кампании и имеет извращенные представления о социалистическом строительстве в других странах, о самих идеалах социализма. Эту часть молодежи оказалось легко обмануть и увлечь демагогическими лозунгами.

О том, в какой обстановке готовились хунвэйбины, может дать наглядное представление осуществленная незадолго до этого реформа обучения. В коммюнике о реформе говорилось, что прием учащихся в учебные заведения теперь будет производиться не в соответствии с «отметками», а согласно другим критериям, из которых главный — «верность идеям Мао Цзэ-ду-на». «Жэньмипь жибао» писала: «Необходимо предать забзению все старые учебные пособия, которые противоречат идеям Мао Цзэ-дуна. Основой новых учебных пособий должны быть идеи Мао Цзэ-дуна. В начальных школах в первый период обучения будет изучаться сборник речей председателя Мао, во второй период обучения будет изучаться более полный сборник и три статьи: «Памяти Бетыона», «Юй Гун передвинул горы» и «Служить народу». В школах второй ступени будет изучаться сборник сочинений председателя Мао. В высших учебных заведениях будут изучаться избранные произведения председателя Мао. Как в начальных, так в средних и высших учебных заведениях лекции о произведениях председателя Мао обязательны».

В том, что касается культуры, так называемая «культурная революция» свелась к поруганию отечественной и мировой культуры. Хунвэйбины предприняли поход против всех выдающихся всемирно известных произведений культуры, искусства, науки. Они осудили произведения Баха, Моцарта, Бетховена, Листа, Шопена, Бартока, Чайковского, Шостаковича, многих китайских композиторов, потребовали прекратить выпуск и продажу пластинок с этими «феодальными, буржуазными и ревизионистскими» произведениями. Не избежали этой участи и труды Шекспира, Бальзака, Толстого и других писателей, составляющих славу мировой литературы, точно так же, как и замечательные китайские современные писатели, как, например, Ян Хань-шэн, Чжао Шу-ли. Памятники А. С. Пушкину в Шанхае и Сунь Ят-сену в Нанкине были сняты с пьедесталов и вывезены.

Что общего имело все это с задачами подлинной культурной революции в Китае? Вот как они были определены на VIII съезде КПК (1956 год): «Чтобы осуществить культурную революцию в нашей стране, мы должны стараться, согласно плану, постепенно ликвидировать неграмотность, постепенно ввести обязательное начальное обучение и, кроме того, приобщить рабочих и служащих и трудящихся административных учреждений к общей культуре и дать им техническую и профессиональную подготовку в соответствии с их потребностями. Чрезмерная спешка и авантюризм в этом вопросе так же ошибочны, как и пассивная и консервативная позиция».

Движение хунвэйбинов, однако, столкнулось с растущим сопротивлением в Пекине и провинциях, на заводах и в кооперативах, в партийных организациях и профсоюзах, государственном аппарате и даже со стороны некоторых армейских подразделений. Тогда события вступили в новую фазу. На место лозунга «ликвидировать горстку людей, пробравшихся в партию, но идущих по капиталистическому пути», выдвинули лозунг «захвата власти революционным меньшинством». Хунвэйбинов призывали «открыть огонь по штабам» (т. е. по партийным комитетам). В сентябре 1966 года «ближайший соратник» Мао министр обороны Линь Бяо говорил: «Главная цель нынешнего движения — добраться до тех членов партии, которые, находясь у власти, идут по капиталистическому пути. Подвергать артиллерийскому обстрелу штабы— это . значит подвергать артиллерийскому обстрелу горстку людей, идущих по капиталистическому пути».

Фразы о «социалистическом воспитании трудящихся», о борьбе «за новую пролетарскую культуру» были отложены в сторону. С предельной откровенностью заявлялось, что «великая пролетарская культурная революция вступила в этап борьбы за всесторонний захват власти». Так после 17 лет существования Китайской Народной Республики был поставлен вопрос о «коренном изменении существующего строя».

В начале «культурной революции» ее организаторы утверждали, будто представители буржуазии пытаются захватить власть в стране и поэтому необходимо против них вести борьбу. (О ком, кстати говоря, шла речь? Ведь по сообщению китайской печати, уже в конце декабря 1958 года в стране насчитывалось всего лишь 0,9 процента крестьянских хозяйств, не вступивших в народные коммуны. Частный сектор в экономике больше не существовал. Индивидуальные доходы составляли лишь 2,8 процента общей суммы дохода в 1957 году. В том же самом году частная торговля — мелкие торговцы — составляла 2,7 процента общего объема торговли[1]. Если же говорить о капиталистах, которые в Китае сохранились и которые до сих пор получают дивиденды от предприятий, принадлежавших им ранее, то эта группа вообще никак не была затронута действиями хунвэйбинов.)

На следующем этапе «культурной революции» истинное содержание лозунга «захвата власти» выявилось во всей полноте. В процессе осуществления этой акции разрушают либо узурпируют руководство во всех основных политических институтах страны.

В ходе «захвата власти» были разогнаны многие партийные комитеты, руководящие органы комсомола, Всекитайской федерации профсоюзов и ее отделений. Затем стали захватывать руководство в центральных и местных органах печати, в провинциальных органах власти. Наконец, дело дошло до ЦК КПК. Две трети его состава, избранного VIII съездом в 1956 году, ошельмованы и отстранены от практической деятельности, Восемь из двенадцати членов секретариата, в том числе генеральный секретарь Дэн Сяо-пин, и два из трех кандидатов в члены секретариата ЦК КПК объявлены «черными бандитами», а более половины членов и кандидатов в члены Политбюро также именуются «врагами идей председателя Мао» и подвергаются травле. В опале оказались и восемь из девяти бывших китайских маршалов.

Власть в Пекине и ряде других районов стали брать в свои руки представители группы «сторонников Мао Цзэ-дуна», которые фактически осуществляют переворот в партии и государстве, насильственно отстраняя от руководства людей, избранных в соответствии с существовавшими нормами политической жизни страны.

По всему видно, что действия по «захвату власти» сторонниками Мао тяжело отразились на экономиче-с-ком положении страны. Печать сообщает о беспорядках на железнодорожном транспорте, в автодорожном и речном сообщении и портовых операциях. Беспорядки охватили Шанхай, Пекин, Ханчжоу, Ханькоу, Кантон, Нанкин...

Резко усилилось недовольство рабочих, опасающихся, что «культурная революция» приведет к снижению заработной платы, увеличению рабочего дня и к еще более низкому уровню жизни. В некоторых местах начались забастовки. Так было, например, на Дацинских нефтепромыслах, занимающих основное место в нефтяной промышленности страны. Здесь 10 тысяч рабочих бросили работу, намереваясь отправиться в Пекин и потребовать изменения политического курса. В провинцйи Фучжоу в ряде мест крестьяне ликвидировали коммуны и взяли назад свою землю. Во многих овощеводческих коммунах, окружающих крупные города, крестьяне в знак протеста против политики, проводимой в деревне, стали делить коллективные запасы зерна и отказались сдавать обязательные поставки.

Смещение партийных и хозяйственных кадров во многих местах вызвало дезорганизацию полевых работ. В китайской печати часто появляются сообщения о разбазаривании общественных фондов коммун; о группах крестьян, которые покидают коммуны и идут в города «для обмена революционным опытом», и т. д. Все это весьма неблагоприятно отразилось на подготовке к весеннему севу.

Организаторы «культурной революции» в поисках выхода из создавшегося положения приняли решение о повсеместном включении армии в весенние полевые работы. 5 марта 1967 года газета «Жэньминь жибао» опубликовала «экстренное сообщение» об оказании помощи коммунам в весенней пахоте. В обращении отмечалось, что наряду с борьбой за захват «партийной, финансовой и культурной власти», находящейся в руках «контрреволюционеров и антипартийных элементов», необходимо «вовремя выполнить полевые работы». Характерно, что здесь же приводятся, видимо в назидание, такие, например, цитаты Мао Цзэ-дуна: «Будем готовиться к войне, будем готовиться к стихийным бедствиям».

Под давлением всех этих обстоятельств маоисты вынуждены были несколько изменить тактику. Началось постепенное свертывание некоторых сторон кампании. Сигнал этой новой фазе «культурной революции» дал журнал «Хунци». В третьем номере за 1967 год была опубликована передовая статья «Необходимо правильно подходить к кадрам».

Вот что в ней говорилось:

«Мы должны, руководствуясь идеями Мао Цзэ-дуна и политикой партии в отношении кадров, за которую последовательно выступает председатель Мао, правильно подходить к кадровым работникам.Только таким образом можно создать руководящее ядро для борьбы за власть, осуществить широкое объединение пролетарских революционеров и создать действительно способный к руководству временный орган власти «из трех сторон», можно создать или улучшить состав, руководящий культурной революцией, производством и другими отраслями, наладить работу во всех областях и по-настоящему держать власть в своих руках».

«...За более чем полугодовое мощное контрнаступление на горстку облеченных властью людей в рядах партии, идущих по капиталистическому пути, у некоторых сложилось ошибочное впечатление, будто все работники, ‘стоящие у власти, являются плохими и в них нельзя верить и всех их надо свергнуть. Такой взгляд является совершенно ошибочным».

«Считать, что надо огульно свергнуть всех кадровых работников,— писал журнал,— значит игнорировать основные факты всех семнадцати лет, отрицать великие успехи семнадцати лет».

В статье предлагалось создавать временные органы власти «из трех сторон». Эти органы должны включать ответственных работников «революционных массовых организаций, которые действительно представляют широкие массы (речь, видимо, идет о хун-вэйбинах и цзаофанях.— Ф. £.), представителей местных частей народно-освободительной армии и революционных руководящих кадров». На промышленных предприятиях тоже предлагалось создавать подобные органы из «революционных кадров (руководителей, рядовых кадров и инженерно-технического персонала), представителей рабочих (старых и молодых) и представителей армии».

Судя по всему, выступления печати в защиту кадровых работников партийного и государственного аппарата отражают развивающуюся борьбу внутри нынешней руководящей группировки в Китае, т. е. среди тех людей, которые возглавляют «культурную революцию». Если судить по названной статье журнала «Хунци», внутри этой группировки стали все больше проявляться относительно умеренные настроения, хотя жена Мао Цзян Цин и некоторые другие лица, возглавляющие «культурную революцию», продолжают звать к дальнейшей активизации наступления в целом на партию и другие общественно-политические организации страны.

Что касается школьников, то их наконец-то возвращали за парты. Но это вовсе не означало, что начинались нормальные занятия. Китайская печать усиленно подчеркивает, что в основу обучения должно быть положено изучение цитат Мао Цзэ-дуна. «Возобновляя занятия,— заявляла 17 февраля 1967 года «Цзефан жибао»,— прежде всего необходимо возобновить занятия по изучению произведений председателя Мао, занятия по изучению классовой борьбы, необходимо окончательно раскритиковать содержание буржуазного просвещения, окончательно разбить систему буржуазного образования».

В передовой статье «Возобновить занятия, вести революцию» газета «Вэньхуэй бао» писала 15 февраля 1967 года, что «в связи с великой культурной революцией учащиеся должны изучать «Цитаты председателя Мао», «Три популярные статьи», решение ЦК КПК о «великой пролетарской культурной революции» (так называемые «16 пунктов»), разучивать революционные песни». «Школа должна окончательно разбить содержание и формы старого классного преподавания, нужно сделать так, чтобы идеи Мао Цзэ-дуна пронизывали все дисциплины»,— говорилось в той же статье.

Однако передышка была недолгой. В марте—апреле 1967 года началась новая волна критики в печати и массовых выступлений хунвэйбинов. Под обстрел снова был взят Лю Шао-ци, которого именуют теперь не иначе как «главным, идущим по капиталистическому пути». Его брошюра «Работа коммуниста над собой», выпущенная много лет назад, рассматривается теперь как попытка зафиксировать свою особую позицию и противопоставить ее линии Мао Цзэ-дуна. Внимательное изучение этой работы действительно дает некоторые основания сделать вывод о таких нюансах, которые отражают известное несогласие со многими сторонами внутренней политики, осуществлявшейся в последний период времени в Китае. Трудно судить, было ли это намеренным актом со стороны Лю Шао-ци или просто более или менее откровенным выражением его позиций, не совпадающих в чем-то с установками Мао Цзэ-дуна. Но остается фактом, что как раз эта работа стала объектом самых ожесточенных нападок со стороны официозной печати, выражающей взгляды организаторов «культурной революции».

Сейчас есть немало оснований полагать, что внутренняя борьба среди китайского руководства стала разворачиваться уже в середине 50-х годов вокруг тех проблем, которые обсуждались на международных форумах коммунистов, а также в печати компартий различных стран. Симптомами ожесточенности этой борьбы являются, к примеру, преследования Пын Дэ-хуая и других китайских деятелей.

У нас слишком мало данных для того, чтобы составить ясное представление о политических установках противников Мао Цзэ-дуна. Борьба ведется в самой скрытой форме. Никто ни разу публично не выступил с критикой его взглядов. Но, судя по косвенным показателям, главным образом по тому, за что критикуют Лю Шао-ци и его сторонников, можно думать, что они отстаивали более реалистическую линию: выступали против новых «скачков» в экономике и за использование материальных стимулов на производстве, против «коммун» и за кооперативы в сельском хозяйстве, против избиения интеллигенции, за привлечение ее к социалистическому строительству, против разрушения партии и государственного управления, против огульного отрицания культуры прошлого и т. п.. Что касается внешнеполитических установок противников Мао, то здесь картина еще менее ясная. Можно лишь догадываться, что они и в этой области выступали за более разумный курс.

Все говорит о том, что и сегодня коренные вопросы разногласий, связанных с нынешней линией Мао Цзэ-дуна и его группы, не разрешены. Планы, изложенные в решении XI пленума ЦК КПК,— усилить и заострить антисоветский курс и начать «новый большой скачок» — никем не отменены. Стало быть, возможны еще самые неожиданные повороты во внутренней борьбе в КПК. Что касается насаждения маоизма, то это по-прежнему кладется в основу всей политики пекинского руководства.

В решениях и коммюнике XI пленума ЦК КПК говорится, что «культурная революция» ставит своей целью ликвидировать «старую идеологию» и утвердить «новую», а именно идеологию Мао Цзэ-дуна. Выступая в Пекине, Линь Бяо призвал распространить во всем народе «новую идеологию, новую культуру и новые нравы и новые обычаи». Он заявил: «Мы добьемся, чтобы идеи Мао Цзэ-дуна заняли все идеологические позиции...»

Что же это за «старая идеология», которую призывают свергнуть? Если присмотреться поближе к существу призывов, то видишь, что речь идет фактически не о буржуазном наследии, а о марксизме-ленинизме. Взгляните на лозунги многомиллионной армии хунвэйбинов — здесь даже не упоминаются ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин, есть лишь один Мао, возносимый и обожествляемый больше, чем императоры в старом Китае. Этот процесс замены марксизма-ленинизма маоизмом не случаен, он имеет свою, и довольно длительную, историю.