Поневоле возникает вопрос: как могут происходить явления, подобные «культурной революции», в стране, которая считается социалистической? Мы говорим: это политика Мао Цзэ-дуна и его окружения. Это верно. Но как же все-таки оказалось возможным в стране, вступившей на путь социализма, осуществление политики, противоречащей принципам социализма и подлинным национальным интересам? Не ответив на это, нельзя понять трагедии, переживаемой ныне Китаем.
Оставим в стороне вопрос о том, что произошло с вождем КПК, который возглавлял партию и народ в период революции, в период борьбы за социализм и который, несомненно, внес немалый личный вклад в успех этого дела. Эволюция психологии человека, наделенного огромной властью,— тема, интересующая скорее писателя или врача. Политика куда больше занимает другое — почему происходит так, что партия, народ, страна вынуждены расплачиваться за явно губительную линию руководителей, почему они не в состоянии сказать «нет» этой линии? А что, если, например, группа руководителей попытается завтра навязать стране войну — кто тогда сможет предотвратить сползание в пропасть?
Размышления над этим вопросом заставляют нас обратиться к изучению теории и практики маоизма в сфере политической власти. Как раз здесь особенно очевиден отход Мао Цзэ-дуна от марксизма-ленинизма.
Известно, что Мао Цзэ-дун и другие руководители КПК дают различные определения характеру власти в Китае. У них можно найти по меньшей мере три ответа на вопрос, кто, какие социальные силы осуществляют диктатуру в Китае. Они говорят либо о диктатуре народа, либо о диктатуре союза различных социальных сил — рабочего класса, крестьянства и даже национальной буржуазии, либо о диктатуре пролетариата.
В статье Мао Цзэ-дуна «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа» мы читаем: «Наша диктатура — это демократическая диктатура народа, руководимая рабочим классом и основанная на союзе рабочих и крестьян. Это означает, что внутри народа осуществляется демократия, а все обладающие гражданскими правами люди, сплоченные рабочим классом, в первую очередь крестьяне, осуществляют диктатуру по отношению к реакционным классам, реакционерам и к элементам, которые сопротивляются социалистическим преобразованиям и выступают против социалистического строительства»[10].
Небезынтересно, кого же включает председатель ЦК Компартии Китая в понятие «народ»? «На нынешнем этапе, в период строительства социализма,— пишет там же Мао Цзэ-дун,— к народу относятся все классы, прослойки и общественные группы, которые одобряют и поддерживают дело социалистического строительства и принимают в нем участие; врагами народа являются все те общественные силы и общественные группы, которые сопротивляются социалистической революции, враждебно относятся к социалистическому строительству и подрывают его»[11]. Но как можно вместо классового анализа общества делить его на «народ» и «врагов народа», «на чистых» и «нечистых», на тех, кто применяет диктатуру, и тех, кто подвергается диктатуре?
В одной из официальных статей, опубликованной в армейской газете «Цзефанцзюнь бао» и перепечатанной в «Жэньминь жибао», подвергаются разносу «злобные нападки на диктатуру пролетариата» со стороны людей, преследуемых ныне в КПК. С каких же позиций ведут защиту диктатуры пролетариата вдохновители «культурной революции»? Вот что читаем в статье: «Мы не популярны среди помещиков, кулаков, контрреволюционеров, вредных и правых элементов. В отношении этих элементов диктатура пролетариата может осуществлять только «деспотическую тиранию», а не «гуманное правление»». Итак, мы опять сталкиваемся с утверждением, что диктатура — это метод, даже «деспотический» в отношении врагов, к которым (как показывают китайские события) легко причислить любых людей под видом «вредных элементов». Вчера такими элементами объявлялись «правые» из числа интеллигенции, сегодня — члены руководства КПК Пын Чжэнь, Лю Шао-ци, Дэн Сяо-пин. А кто будет завтра?
Если присмотреться ближе к определениям государства, которые дает Мао Цзэ-дун, то легко заметить, что он подчеркивает всегда и при всех условиях: диктаторские методы власти. В сочетании слов «диктатура пролетариата» его больше интересует первое, а не второе. Для него не так важно, кто, какие классы осуществляют диктатуру — народ ли, союз классов или пролетариат,— главное для него — чтобы это была диктатура.
Не случайно, говоря о диктатуре народа или пролетариата, Мао всегда и прежде всего говорит о том, над кем осуществляется диктатура. Он говорит: диктатура осуществляется «над реакцией», «к врагам применяется метод диктатуры». Он пишет в работе «К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа», что диктатура есть принуждение, применяемое «к элементам, которые сопротивляются социалистическим преобразованиям и выступают против социалистического строительства».
Касаясь функций социалистического государства, он говорит лишь о двух из них: первая — подавление внутри страны реакционных классов, арест и осуждение контрреволюционных элементов, лишение их избирательных прав и свобод и вторая — защита государства от подрывной деятельности и возможной агрессии со стороны внешних врагов. А где же главная задача социалистического государства — создание нового общества? Она, по существу, исчезает.
Маоисты полностью игнорируют как созидательные задачи диктатуры пролетариата, так и ее демократизм как власти подавляющего большинства нации. Не считаясь с сутью вопроса, они произвольно выдергивают цитаты, пытаясь обосновать свои однобокие представления о пролетарской власти исключительно как о насильственной диктатуре.
Известно, что В. И. Ленин неоднократно обращался к вопросу о диктатуре пролетариата. Во многих его высказываниях содержатся и общая принципиальная характеристика власти рабочего класса, которая распространяется на весь период ее существования, и определения отдельных ее сторон, имеющие значение для того или иного конкретного периода, конкретной ситуации. Так, до завоевания Советской власти, говоря о борьбе за победу и укрепление социалистической революции,-Ленин нередко делал упор на насильственные черты диктатуры пролетариата. После победы Октябрьской революции, в период, когда на очередь дня встали проблемы социалистического строительства, Ленин, обосновывая необходимость подавления сопротивления реакционной буржуазии, вместе с тем особенно подчеркивал созидательную роль пролетарской диктатуры в борьбе за преобразование экономики, всей социально-политической и культурной жизни общества.
«Диктатура пролетариата,— писал В. И. Ленин,— если перевести это латинское, научное, историко-философское выражение на более простой язык, означает вот что:
только определенный класс, именно городские и вообще фабрично-заводские, промышленные рабочие, в состоянии руководить всей массой трудящихся и эксплуатируемых в борьбе за свержение ига капитала, в ходе самого свержения, в борьбе за удержание и укрепление победы, в деле созидания нового, социалистического, общественного строя, во всей борьбе за полное уничтожение классов» [12].
Это ленинское определение наиболее полно, ибо охватывает все основные особенности политической власти рабочего класса в любой период ее существования. Оно содержит указание на конечную цель этой власти — создание социалистического строя и затем полное уничтожение классов, выделяет из других классов и слоев капиталистического общества ту силу, которая призвана возглавить борьбу за эти преобразования,— фабрично-заводских, промышленных рабочих, указывает на метод, форму, характер взаимоотношений рабочего класса и всех других трудящихся классов.
Из приведенного определения особенно наглядно видно, что идея диктатуры пролетариата является логическим продолжением марксистско-ленинского учения о всемирно-исторической миссии пролетариата, наиболее революционного, организованного и дисциплинированного класса, призванного построить новое, свободное от эксплуатации общество. Из ленинского определения видно и то, какое место занимает учение о диктатуре пролетариата в теории марксизма. «Главное в учении Маркса,— писал Ленин,— это — выяснение всемирно-исторической роли пролетариата, как созидателя социалистического общества»[13]. Вместе с тем Ленин не раз подчеркивал, что главное в марксизме есть учение о диктатуре пролетариата. И это понятно: одно немыслимо без другого. Историческая роль рабочего класса после социалистической революции и состоит в руководстве строительством социализма, а затем и коммунизма.
Но как раз этих характеристик не встретить в китайской литературе. И не случайно: они опровергают тезис о деспотических, насильственных методах как основе диктатуры пролетариата.
В то время как для эксплуататорского государства подавление — это главная функция, определяющая всю его деятельность, для государства рабочего класса подавление — это отнюдь не главное. Его основной задачей является преобразование экономики, всей жизни общества на социалистических началах. «...Не в одном насилии,— писал Ленин,— сущность пролетарской диктатуры, и не главным образом в насилии. Главная сущность ее в организованности и дисциплинированности передового отряда трудящихся, их авангарда, их единственного руководителя, пролетариата. Его цель — создать социализм, уничтожить деление общества на классы, сделать всех членов общества трудящимися, отнять почву у всякой эксплуатации человека человеком»[14].
Если главное содержание диктатуры пролетариата — руководство созиданием нового общества, то это требует огромной хозяйственной, организаторской, культурно-воспитательной, идеологической работы и предполагает постоянное сплочение рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции. Такое сплочение может быть достигнуто лишь на основе убеждения, критики и самокритики, социалистической законности как главных методов диктатуры пролетариата.
С точки зрения ленинизма власть пролетариата и по существу, и по форме должна быть наиболее демократической властью. В основе этого типа демократии лежит союз рабочего класса, крестьянства, других слоев трудящихся.
Опыт СССР и других стран социалистического содружества показал тенденцию ко все более широким союзам демократических сил, на которые с самого начала опирается власть рабочего класса. Если в СССР этот союз вначале включал наряду с рабочим классом беднейшее крестьянство и лишь часть других непролетарских слоев трудящихся, то в других странах социализма этот союз с момента социалистической революции включал все крестьянство, городскую мелкую буржуазию и другие демократические силы.
Необходимо заметить, что само слово «диктатура» Ленин всегда адресовал помещикам, реакционной буржуазии, а также ее пособникам, оказывающим сопротивление власти рабочего класса, и никогда не адресовал его трудящимся слоям общества. Диктатура направлена против реакционной буржуазии и ее пособников, и только против них[15]. Естественно, что диктатура пролетариата, направленная против эксплуататорского меньшинства, не противоречит демократическому принципу власти большинства в обществе.
А что делает с этим принципом Мао Цзэ-дун? Он настаивает на применении диктаторских методов даже против части рабочего класса, трудящихся, партийных руководителей, которые якобы идут по капиталистическому пути.
Китайские руководители в полемике с КПСС много толкуют о соотношении масс, партии и руководителей. Но это то, что дается, так сказать, навынос, а внутри страны они распространяют «теорию» Мао Цзэ-дуна, о том, что народ является не чем иным, как «листом чистой бумаги». По выражению Мао Цзэ-дуна, «на листе чистой бумаги ничего нет, но на нем можно писать самые новейшие, самые красивые слова, можно рисовать самые новейшие, самые красивые картины». Иными словами, согласно подобным воззрениям, народу всего лишь надлежит повиноваться воле «всемогущей» и «всезнающей» личности.
Но это противоречит самим основам марксизма-ленинизма, который открыл роль народных масс как творцов истории. Убеждение в объективном характере законов общественного развития абсолютно несовместимо с культом «всесильных» героев, обожествлением вождей. Культ личности противоположен и всему духу рабочего и коммунистического движения, девиз которого выражен в словах бессмертного пролетарского гимна «Интернационал»: «Никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и ни герой».
Задача руководства социалистической революцией и строительством нового общества по плечу лишь коллективному вождю — коммунистической партии, владеющей революционной теорией, глубоко понимающей ход и перспективы исторического развития.
Марксизм-ленинизм отнюдь не умаляет роли личности в истории. Однако он решительно отвергает преувеличение роли личности, а тем более суеверное преклонение перед нею. Именно в этом смысл известного высказывания Маркса в письме к В. Блосу от 10 ноября 1877 года о его «отвращении ко всякому культу личности»[16]. В этих словах — не просто личное мнение основоположника нашего учения, а принципиальная позиция, ими подчеркнута противоположность марксизма и идеалистической, мелкобуржуазной идеологии.
В. И. Ленин строго проводил в жизнь принцип коллективности руководства и вовлечения широких масс в управление государством. Именно на основе ленинизма и под непосредственным руководством Ленина выросли и закалились те кадры нашей партии, которые руководили борьбой за победу Октябрьской революции, за упрочение Советской власти и построение социалистического общества в СССР. Пользуясь огромным авторитетом и безграничной любовью в нашей партии и стране, в международном рабочем движении, Ленин вместе с тем оставался скромным, простым человеком, неразрывно связанным с массами, людьми труда, знавшим их нужды, интересы и чаяния. Он стоял неизмеримо выше мелкой тщеславной заботы о возвеличении своей личности. Весь свой разум, все силы и энергию он отдавал борьбе за интересы рабочего класса, трудящихся масс.
В. И. Ленин предупреждал против опасности выхода тех или иных руководящих деятелей из-под контроля выборных органов и партийных масс, подчеркивал необходимость строгого соблюдения принципа коллективности руководства. Это была забота о нормальном функционировании диктатуры пролетариата, о правильной постановке всей деятельности правящей коммунистической партии.
В постановлении ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий» от 30 июня 1956 года дана принципиальная оценка несовместимости культа личности с основами социализма и марксизмом-ленинизмом. Как указывалось в этом документе, XX съезд КПСС «поручил Центральному Комитету последовательно осуществлять мероприятия, обеспечивающие полное преодоление чуждого марксизму-ленинизму культа личности, ликвидацию его последствий во всех областях партийной, государственной и идеологической работы, строгое проведение норм партийной жизни и принципов коллективности партийного руководства, выработанных великим Лениным...
Решительно выступив против культа личности и его последствий, открыто подвергнув критике ошибки, порожденные им, партия еще раз продемонстрировала свою верность бессмертным принципам марксизма-ленинизма, свою преданность интересам народа, свою заботу о том, чтобы были созданы наилучшие условия для развития партийной и советской демократии в интересах успешного строительства коммунизма в нашей стране»[17].
Марксистско-ленинские партии извлекли необходимые уроки из опыта прошлого. К сожалению, по вине руководителей Китая компартия этой страны осталась в стороне от этого очистительного процесса.
Китайские руководители представляют дело так, будто выступать против режима личной власти — значит отрицать авторитет вождей рабочего класса. Но авторитет руководителей и то, что делается в Китае вокруг имени Мао,— это совершенно несовместимые понятия. Авторитет приходит к руководителям как результат их целеустремленной, самоотверженной, длительной борьбы за интересы народа, за дело социализма, как признание их выдающихся заслуг самими массами, его нельзя насаждать сверху, как в Китае. Мы далеки от того, чтобы приуменьшать роль отдельных руководителей в многолетней борьбе китайского народа за свободу, в китайской революции. Но разве согласуются с марксистским пониманием роли и авторитета руководителя партии рабочего класса те оценки и характеристики, которые широко распространены ныне в Китае?
Посмотрите, как изображается руководитель КПК в печатных органах этой партии. Он и «великий кормчий», «гений всех времен и народов», «величайший стратег». Он и «самый блестящий мыслитель», создавший законченную теорию классов, классовой борьбы и революций. Он и «непревзойденный знаток национального вопроса». Он даже и «величайший поэт Китая». Обожествление Мао Цзэ-дуна дошло до того, что в газетах и журналах уже не он сравнивается с солнцем, а солнце уподобляется ему. На плакатах, распространяемых по всей стране, портрет Мао изображается на фоне солнца, лучи которого согревают всю китайскую землю. Но даже сравнение с солнцем показалось кое-кому недостаточным. Газета «Дачжун жибао» писала следующее: «Говорят, что произведения председателя Мао — это солнце. Мы бы не сравнивали их с солнцем, ибо солнце всходит и заходит, а произведения председателя Мао всегда излучают свет».
В последнее время китайскому народу все более настойчиво внушают мысль, что идеи Мао Цзэ-дуна есть «высшее воплощение ленинизма», а наша эпоха — это «эпоха Мао Цзэ-дуна». Китайские руководители все откровеннее подменяют ленинизм маоизмом, давая понять, что маоизм — это главное, а ленинизм — подсобное. Пекин изображается в виде некоего подобия новой Мекки для всех «правоверных» последователей линии китайского руководства. Газета «Жэньминь жибао» недавно договорилась до того, что в трудах.Мао Цзэ-дуна «диалектический и исторический материализм высвобождены из таинственно-мистической философской сферы», в которой будто бы находилось прежде учение Маркса и Ленина.
В китайской печати все чаще можно встретить такие утверждения:
«Идеи Мао Цзэ-дуна от мировоззрения до методов мышления и методов работы — это развивающийся и совершенствующийся китаизированный марксизм, научная теория социалистической революции и строительства социализма и коммунизма» («Жэньминь жибао»).
«В свое время Маркс, Энгельс и Ленин не могли конкретно предвидеть весь процесс развития. Обобщение исторических задач, поставленных формациями нынешней эпохи перед пролетариатом и руководимым им революционным народом, легло на плечи Мао Цзэ-дуна» (журнал «Лиши яньцзю»).
«Товарищ Мао Цзэ-дун соединил основные взгляды марксизма (точку зрения на производство, на классовую борьбу и точку зрения на роль масс) и теорию познания в единое целое» (китайский учебник по диалектическому материализму).
«Маркс, открыв закон прибавочной стоимости, вскрыл сущность капиталистической эксплуатации. Товарищ Мао Цзэ-дун на основе анализа противоречия империализма вскрыл закон развития империализма и всех реакционных сил: «Безобразничать, терпеть поражение, снова безобразничать, снова терпеть поражение и так вплоть до гибели» — и тем самым глубоко вскрыл сущность империализма» (китайский учебник по диалектическому материализму).
«Идеи Мао Цзэ-дуна — это развитый марксизм-ленинизм, это самый великий, самый правильный, самый целостный марксизм-ленинизм современной эпохи» (журнал «Шицзянь»).
Теперь и этого мало. Мы слышим из уст Линь Бяо, что «председатель Мао намного выше Маркса, Энгельса, Ленина...», а его идеи — «это марксизм-ленинизм самого высокого уровня». Линь Бяо утверждает далее, что «марксистско-ленинских книг много, но все они далеки от Китая, поэтому изучение классиков марксизма-ленинизма должно на 99 процентов состоять из произведений Мао Цзэ-дуна». На деле все «овладение теорией» сводится к заучиванию писаний Мао. «Избранные произведения Мао Цзэ-дуна,— утверждала газета «Жэньминь жибао»,— самый лучший учебник для изучения китайским народом марксизма-ленинизма». Не случайно в Китае до сих пор не изданы многие важнейшие произведения классиков марксизма-ленинизма. Китайских коммунистов почти не знакомят с трудами Маркса, Энгельса, Ленина. Издание собрания Сочинений В. И. Ленина в КНР завершено лишь в 1959 году, причем большинство томов выпущено тиражом 40—50 тысяч экземпляров. И это на 18 миллионов членов и кандидатов партии и 700 миллионов населения! Вместо издания произведений классиков марксизма-ленинизма, документов КПК и других компартий в Китае выпускаются сборники специально отобранных и препарированных цитат, призванных оправдать, подкрепить нынешнюю линию пекинских руководителей.
Линь Бяо в одном из своих выступлений, обращаясь к «красным охранникам», призывал: «Вы должны быть всегда верными председателю Мао Цзэ-дуну, верными идеям Мао Цзэ-дуна». Так подменяются понятия: вместо преданности делу социализма, народному государству — преданность личностям, претендующим на бесконтрольную, абсолютную власть и непогрешимость. Печать в Китае твердит о том, что отношение к Мао Цзэ-дуну является критерием для определения того, кто подлинный революционер, а кто контрреволюционер и ревизионист.
Но дело даже не столько в курении фимиама Мао Цзэ-дуну.
Главное состоит в том, как организована и осуществляется политическая власть в КНР. Внешне в политической системе Китая долгое время все выглядело так или почти так, как и в других странах социализма. Руководящей силой общества являлась коммунистическая партия. Была создана система народного представительства, профсоюзы, комсомол и другие политические институты. Ну а по существу? По существу очень многие, привычные для нас политические формы были наполнены там иным содержанием, и именно в силу этого оказалось возможным проведение того политического курса, который сейчас там осуществляется.
В политической системе Китая мы видим, во-первых, непомерную концентрацию единоличной власти в руках Мао Цзэ-дуна, воспитание политической пассивности и покорности масс; во-вторых, нарушение и попрание демократических норм деятельности партийных и государственных органов; в-третьих, насаждение бюрократизма, администрирование и произвол в решении проблем экономической и социальной жизни страны.
Осуществление диктатуры пролетариата предполагает наличие пролетарской партии и широкого механизма, через который рабочий класс оказывает руководящее влияние на всю жизнь общества. Этот механизм включает представительные органы власти, где решающая роль принадлежит рабочему классу, профсоюзам, действующим демократически и играющим крупную роль в руководстве хозяйством, каждым предприятием.
А как обстоит дело в Китае? Здесь на деле игнорируется руководящая роль пролетариата. В партии годами создавался такой режим, когда выполнение предписаний Мао Цзэ-дуна, какими бы они ни были, рассматривалось как элементарное требование партийной дисциплины. Теперь происходит расплата за это. Многие в КПК понимают пагубность нынешнего курса, но не могут даже открыто высказаться против него — нет ни традиций, ни норм и институтов, позволяющих сделать это.
Пролетарская демократия предполагает широкое развитие рабочего, крестьянского представительства, решающую роль в партии, государстве, в профсоюзах тех органов, которые непосредственно избираются массами. Все помнят о том бурном развитии, которого достигла пролетарская демократия у нас уже в первые годы Советской власти, о широком и активном участии масс в обсуждении и выработке политики на многочисленных съездах Советов, профсоюзов, кооперации, творческих объединений.
Нечто противоположное наблюдается в современном Китае. Представительные органы собираются крайне нерегулярно, и роль их, в сущности, формальна.
Возьмите съезды партии и пленумы ЦК КПК. По уставу партии, принятому в 1956 году, срок полномочий Центрального Комитета установлен в пять лет; сессии съезда партии должны созываться один раз в год, а пленумы ЦК — не реже двух раз в год. Однако со времени созыва VIII съезда прошло девять лет, а IX съезд КПК до сих пор не проведен и дата его созыва не назначена. За прошедшие девять лет проходила лишь одна сессия съезда — вторая сессия VIII съезда КПК (май 1958 года).
Важнейшее требование пролетарского государства — гласность его работы. В. И. Ленин писал, что Советская власть сильна тем, что массы все знают, обо всем судят и на все идут сознательно. Гласность — обязательное условие правильного функционирования органов пролетарской власти. В Китае же даже заседания высших органов власти сплошь и рядом носят закрытый характер. Вот один из примеров. В апреле 1962 года была проведена III сессия Всекитайского собрания народных представителей. Материалы этой сессии не публиковались. Причем, по некоторым данным, разглашение сведений о ее работе приравнивалось к государственному преступлению.
Столь же закрытый характер носят и заседания Постоянного комитета ВСНП, а также Государственного совета КНР. В весьма лаконичных коммюнике, публикуемых в печати, сообщается лишь наименование вопроса, заслушанного или рассмотренного на заседаниях Постоянного комитета ВСНП и Госсовета, хотя, как видно из сообщений, указанные вопросы должны весьма интересовать широкую общественность КНР.
Ленин считал отличительной особенностью пролетарского государства выборность, сменяемость и подотчетность лиц, занимающих руководящие посты. В Китае же этот принцип полностью игнорируется. Сейчас там происходит замена руководства в партийных, государственных, профсоюзных организациях. Но и в помине нет принципа выборности: попросту изгоняют одних — неугодных — руководителей и сажают на их место других. Кто знает этих новых людей? Кто взвешивает их политические и деловые качества? Единственное требование, которое предъявлялось им,— верность Мао Цзэ-дуну. Можно ли найти пример большего издевательства над принципами демократии?
Ленинизм требует по мере успехов в строительстве социализма, по мере ликвидации эксплуататорских классов постепенно отказываться от функций подавления, преобразовывать органы, осуществляющие подавление. В Китае органы безопасности не только не преобразовались, не только не изменили характера своей деятельности, а, напротив, после обобществления собственности в городе и деревне еще более выросли и расширили свои функции. Их открыто используют для подчинения народа авантюристическим целям руководителей. А теперь к ним пристегнута еще многомиллионная армия хунвэйбинов, используемых в качестве «штурмовых отрядов» Мао.
Социализм немыслим без демократии, без этого нет социализма. И подлинно ленинская партия, как только позволяет обстановка в стране, делает все для ее расширения и развития.
Если бы руководители КПК были настоящими пролетарскими деятелями, были ленинцами, они бы понимали, что на каждом новом этапе успешного решения задач социализма надо поднимать демократию на новую ступень. Вспомним, что после окончания гражданской войны Ленин перешел к политике нэпа и обеспечил развитие пролетарской демократии.
Задачи экономического развития, как учил Ленин, невозможно решать кавалерийской атакой, нужна методическая организаторская работа, выдвижение на руководящие посты новых кадров — кадров специалистов, способных инженеров, экономистов, людей науки. Партизанские методы в экономике не годятся, не годятся и люди, которые не могут отказаться от таких методов. Они должны были отойти от руководства и уступить место другим, которые способны решать новые задачи. В Китае этого не произошло.
Диктатура пролетариата оказалась там подмененной режимом личной власти. Вот почему оказались возможными те извращения во внутренней и внешней политике, которые столь наглядно проявились в так называемой «культурной революции». А какова социальная опора этого режима? Ведь какой бы личный отпечаток ни носила та или иная политика, она объективно выражает интересы, настроения или предрассудки тех или иных классов. Вряд ли могут быть сомнения на тот счет, что за политикой Мао и его окружения стоят наиболее отсталые слои деревенской и городской мелкобуржуазной массы. Однако крестьянство не может быть господствующей и руководящей силой в обществе, оно распылено и неорганизованно, оно не в состоянии иметь единую идеологию, наконец, оно не имеет необходимой культуры и кадров управления. Тем больше возможностей у руководителей проводить угодную им политику.
На определенных этапах развития Китая сильнейшая концентрация и централизация власти, жесткая и всеобъемлющая военная дисциплина могли играть более или менее положительную роль, особенно в годы гражданской войны. Но чем дальше, тем больше обнаруживалась непригодность этих методов для решения экономических и социальных проблем, для эффективного управления.
И особенно непригодным оказывается режим личной власти в периоды, когда возникает вопрос о преемственности руководства. Нормально действующего механизма выдвижения и смены руководителей нет. Тогда начинается групповая борьба, легко выходящая за рамки сопоставления и трезвой оценки политики и личных достоинств и выливающаяся нередко в необоснованные репрессии и террор.
Оправдывая свои взгляды, китайские руководители и в этом вопросе часто ссылаются на специфические условия Китая. Что можно сказать по этому поводу? Верно, что пролетарское государство в Китае, стране отсталой в экономическом отношении, с огромным преобладанием крестьянского населения, не могло не приобрести некоторых — и даже весьма существенных — специфических особенностей. Верно, что насилие, по-видимому, должно было сыграть здесь большую роль, особенно если учесть, что революция в Китае вырастала из войны против японских захватчиков и осуществлялась в форме самой ожесточенной гражданской войны. Верно и то, что диктатура пролетариата в Китае, как и в ряде других стран, не обязательно должна была появиться уже на первом этапе революции.
Опыт Китая, опыт применения теории диктатуры пролетариата в условиях бывшей полуколонии, переход от этапа к этапу к пролетарскому государству — все это могло стать поучительным примером для тех стран Азии и Африки, где имеются сходные условия. И надо сказать, что поначалу, в первые годы существования народного Китая, действительно был накоплен интересный опыт обобществления промышленности с использованием выкупа средств производства, опыт кооперирования полуфеодальной патриархальной деревни. Казалось, что в Китае накапливается весьма поучительный для экономически слаборазвитых стран опыт перехода к социализму, минуя этап капитализма. Все марксисты-ленинцы приветствовали это. Однако от учета специфических условий до подмены диктатуры пролетариата режимом личной власти по-истинё «дистанция огромного размера».
Маоисты полагают, что, создав Огромный и разветвленный механизм власти, насаждая в народе военную дисциплину и слепое подчинение вождю, они увеличивают силу государства в Китае. Это жестокое заблуждение. Ленин не раз подчеркивал, что силу не следует путать с насилием. Можно быть сильным и не насильничать, можно творить насилие, будучи слабым.
В отличие от буржуазного государства, сила пролетарского государства прежде всего в том, что рабочие, крестьяне, все трудящиеся считают это государство своим, оказывают ему полное доверие и поддержку. Стало быть, руководители КПК, попирая демократию, ослабляют государство. Конечно, в повседневных буднях слабость государства не так видна, она проявляется на крутых изломах истории, в период испытаний. Всем известно, с каким трудом преодолевал Китай результаты временного неурожая в деревне, до какой разрухи доведена была экономика страны. Не нужно быть пророком, чтобы сказать: если руководители КПК не извлекут уроков из своих ошибок, Китай может дорого поплатиться за ослабление и извращение социалистического государства.
И нужно ли говорить, что нет и не может быть никаких оправданий для попыток идеологического обоснования культа личности, режима личной власти? Конечно, мы хорошо понимаем, что строительство социализма в такой стране, как Китай, связано с необходимостью преодоления больших трудностей. Понятно и то, что опасность проникновения идеологии культа личности в крестьянское и рабочее движение тем больше, чем сильнее отсталость социально-экономических отношений в стране, чем многочисленнее в ней слой мелкой буржуазии.
Но разве марксисты должны плестись в хвосте у таких настроений? Разумеется, нет. Отсталая мелкобуржуазная среда порождает и другие тенденции, например тенденцию к реставрации капиталистических порядков. Но отсюда отнюдь не вытекает, что коммунисты должны пойти навстречу и таким пожеланиям. Кроме того, хорошо известно, что культ личности рождается не столько снизу, сколько насаждается сверху.
Совсем не случайно маоисты встретили в штыки решения XX, XXII и XXIII съездов КПСС по вопросам партийного и государственного строительства, теорию и практику общенародного государства. Поскольку они не мыслят социалистическое государство без культа личности, без упора на насильственные методы, без бюрократической иерархии, им претят все меры, предпринятые в нашей стране по преодолению последствий культа личности и развитию социалистической демократии. Но именно эта их позиция больше всего выдает их с головой, как людей, отягощенных глубоко ошибочными мелкобуржуазными представлениями, как людей, искажающих ленинизм в самой его основе.
В письме ЦК Компартии Китая от 14 июня 1963 года, адресованном Центральному Комитету КПСС, и других материалах, опубликованных в последние годы в Пекине, содержится резко отрицательная оценка выводов и решений XX съезда нашей партии. Но это противоречит документам международных совещаний мирового коммунистического движения — Декларации 1957 года и Заявлению 1960 года, под которыми, кстати говоря, стоит подпись представителей китайской компартии. Вот что говорится в этих документах:
«Исторические решения XX съезда КПСС имеют не только великое значение для КПСС и коммунистического строительства в СССР, но и положили начало новому этапу в международном коммунистическом движении, способствовали его дальнейшему развитию на основе марксизма-ленинизма».
Нельзя не вспомнить о том, что сами китайские деятели в свое время совсем иначе оценивали значение решений XX съезда. На совещании в Москве в 1957 году Мао Цзэ-дун говорил, например: «В Советском Союзе за последние четыре-пять лет после смерти Сталина значительно улучшилось положение как в области внутренней политики, так и в области внешней политики». В редакционной статье газеты «Жэньминь жибао» «Еще раз об историческом опыте диктатуры пролетариата» (декабрь 1956 года) говорилось об «огромной решимости и смелости» XX съезда КПСС, о том, что «во всем мире марксисты-ленинцы и люди, сочувствующие делу коммунизма, поддерживают усилия Коммунистической партии Советского Союза, направленные на исправление ошибок, и желают, чтобы усилия советских товарищей увенчались полным успехом»[18].
Впоследствии руководители КПК стали писать нечто противоположное по этим же вопросам. Это понятно: раздувая всячески культ Мао Цзэ-дуна, они, разумеется, не могли одновременно не нападать на те выводы мирового коммунистического движения, которые осуждали подобного рода явления.