Маоизм или марксизм?

Творческое применение марксизма или отказ от его основных принципов?

Коммунистическая партия Китая, которая возникла в 1921 году под непосредственным воздействием Великой Октябрьской революции, провозгласила своей идеологией марксизм-ленинизм. Однако с момента зарождения партии начался мучительный поиск тактики, которая в наибольшей степени отвечала бы весьма специфическим условиям страны и характеру надвигавшейся революции. И с самого начала здесь столкнулись две основные линии.

Представители одной из них стремились творчески применить в Китае опыт международного социализма, и прежде всего Октябрьской революции. Они выдвигали в качестве основной задачи борьбу за диктатуру пролетариата, осуществление им руководящей роли в буржуазно-демократической революции, создание на первых этапах революции власти рабочих и крестьян.

Сторонники другой линии исходили из того, что условия Китая настолько отличаются от условий европейских стран, что здесь неприменимы многие важнейшие принципы марксизма-ленинизма. На этом основании они выступали против гегемонии пролетариата в революции, отвергали идею диктатуры рабочего класса и делали основную ставку на развертывание революционного движения в деревне. Из числа сторонников таких взглядов как раз и выдвинулся Мао Цзэ-дун.

Хотя он и был в числе 12 участников I съезда партии, однако вплоть до 1935 года его не допускали к руководящим постам в ЦК КПК (он не входил ни в состав Политбюро, ни секретариата). Его первая работа «Доклад об обследовании крестьянского движения в провинции Хунань» (март 1927 года) была запрещена к опубликованию, как выражение «крестьянского уклона», а Мао Цзэ-дун на состоявшемся вскоре после этого V съезде КПК был даже лишен права решающего голоса.

Тем не менее Мао Цзэ-дун продолжал пропаганду своих взглядов. Он написал в то время работы «Почему в Китае может существовать красная власть?», «Из искры может разгореться пожар» и др. Уже тогда выявился основной багаж, с которым пришел Мао в компартию: установка на «китаизацию» марксизма в связи со специфическими условиями Китая; игнорирование руководящей роли рабочего класса в китайской революции; тактика создания революционных баз в деревне и завоевания городов методом партизанской войны. Все это переплеталось с затаенными мечтами о возрождении «величия Китая», его «особой роли» в мире.

Несчастьем коммунистического движения в Китае было то, что многие деятели, которые находились в руководстве партии в 20-х и начале 30-х годов, в большей или меньшей степени были заражены догматическими ошибками. Нельзя сказать, что они полностью отвлекались от специфики китайских условий. Эти деятели отдавали себе отчет в том, что надвигающаяся революция будет носить буржуазно-демократический характер, и придавали большое значение аграрному вопросу. Однако на деле они концентрировали все внимание на работе партии в городах, игнорируя крестьянскую массу. Борясь за гегемонию пролетариата в демократической революции, они выступали не только против буржуазии, в том числе национальной, но и против верхних слоев мелкой буржуазии.

Для них была характерна тактика вооруженных восстаний в центральных городах, которые нередко заканчивались трагически. И, как часто бывало в истории, одна односторонность питала другую: ошибки искренних борцов за пролетарскую революцию фактически способствовали приходу к руководству людей, представлявших иную позицию.

О том, какой остроты достигала борьба между этими двумя линиями, может дать представление тот факт, что в 1934 году Мао Цзэ-дун был выведен из состава ЦК КПК. Но уже в январе 1935 года после разгрома гоминданом многих партийных организаций в центральных городах страны на заседании Политбюро ЦК (не на пленуме и не на съезде) было избрано новое руководство ЦК во главе с Мао Цзэ-ду-ном. Вместе с ним в Политбюро вошли Чжу Дэ, Лю Шао-ци и другие деятели, многие из которых сейчас подвергаются жестоким преследованиям.

Мао и его окружение сразу же позаботились не только о проведении своей тактической линии, но и об организационном укреплении своего влияния. Представителей прежнего руководства, которых они называли «московской оппозицией», они отстранили, изгнали либо даже физически уничтожили (заметим, что многие из этих деятелей были тесно связаны с Коминтерном). Мао Цзэ-дун и его сторонники отказались от прежде существовавших принципов партийной демократии. Их избрание в состав руководства не было утверждено даже на пленуме ЦК, а очередной съезд был созван только спустя десять лет, в 1945 году (до 1935 года было пять съездов КПК, после — три). Организационные формы партии были изменены, так же как и требования к коммунистам. Все внимание было сосредоточено на дисциплине, на воспитании в духе безоговорочной преданности руководству, на тщательном подборе стабильной верхушки, получившей название «ганьбу» (кадры).

Приход Мао и его окружения к руководству партией был ознаменован серьезными изменениями в ее стратегии и тактике, а как позднее стало все более отчетливо выявляться, и в самих основах ее идеологии. Именно там надо искать зародыш того поворота, который был совершен руководителями КПК в конце 50-х годов.

Почему же линии Мао удалось возобладать в Компартии Китая, несмотря на то что его взгляды не пользовались поддержкой ни среди многих руководящих деятелей самой этой партии, ни в международном коммунистическом движении и не раз осуждались Коминтерном?

Причины этого надо искать в конкретных условиях Китая и характере надвигавшейся революции. Китай — крестьянская страна. И сейчас свыше 80 процентов его населения составляют крестьяне, а в ту пору цифра была еще большей. Кроме того, и в городах огромная прослойка — это мелкие торговцы, кустари и другие представители мелкой буржуазии. В момент победы революции в Китае пролетариат не насчитывал и одного процента населения. Мао Цзэ-дун был одним из первых, кто подхватил и активно пропагандировал выдвинутую Коминтерном установку на революционизацию крестьянства, что имело определенную объективную основу и нашло благоприятную почву. В то же время он явно воспользовался тем, что гоминдановцам удалось разгромить основное руководящее ядро партии, и полностью взял в свои руки контроль над нею.

Линия Мао Цзэ-дуна и близких ему деятелей с самого начала страдала односторонностью и серьезными ошибками. Это по-разному проявлялось на различных этапах китайской революции. В меньшей степени — во время антияпонской борьбы, в период гражданской войны, в начальный период осуществления демократических и социалистических преобразований. В ту пору руководители КПК особенно остро ощущали необходимость в помощи и поддержке Советского Союза, со стороны КПСС и других коммунистических партий. Но по мере укрепления новой власти в Китае, по мере того, как на очередь дня выдвигались задачи подлинно социалистического характера, все в большей степени стали проявляться ошибочные представления Мао и его окружения по многим коренным вопросам стратегии и тактики, его подверженность мелкобуржуазности и национализму.

Говоря о формировании своего мировоззрения, Мао Цзэ-дун писал в 1957 году: «У меня прежде были различные немарксистские взгляды, марксизм я воспринял позже. Я немного изучил марксизм по книгам и сделал первые шаги в идеологическом самопе-ревоспитании, однако перевоспитание все же главным образом происходило в ходе длительной классовой борьбы» [2].

Можно поверить ему на слово: вряд ли он когда-либо всерьез изучал произведения Маркса. Кстати говоря, в период, когда формировались взгляды Мао, па китайском языке вообще было очень мало книг Маркса и Энгельса, а иностранные языки руководитель Компартии Китая знает недостаточно, чтобы читать, скажем, такие книги, как «Капитал».

Истина состоит в том, что Мао Цзэ-дун действительно совершал эволюцию в своем мировоззрении — от мелкобуржуазной крестьянской революционности к овладению марксизмом-ленинизмом. Судя по всему, он искренне тянулся к марксизму, стремился освоить опыт международного социализма и применить его к условиям Китая. И на первых этапах революции, когда она носила антифеодальный характер, Мао Цзэ-дуну и другим руководителям Китая удалось, опираясь на опыт мирового коммунизма, выработать политическую линию, которая отвечала условиям антияпонской борьбы, гражданской войны в Китае и способствовала первым социальным преобразованиям.

Однако внимательное изучение работ Мао, напи-- санных в ту пору, показывает, что и тогда он не стоял прочно на позициях марксизма-ленинизма, игнорировал многие важнейшие его теоретические и политические выводы. Во второй половине 50-х годов под влиянием объективных трудностей строительства социализма в экономически отсталой стране, а также усилившихся гегемонистских претензий стала проявляться все более явственно, так сказать, обратная эволюция во взглядах Мао Цзэ-дуна — постепенный отказ от марксистских позиций и марксистской политики в пользу мелкобуржуазных и националистических идей.

Наиболее ретивые приспешники Мао, такие, как Чэнь Бо-да, ставят ему в заслугу то, что он произвел «китаизацию» марксизма. Что же под этим понимают? По существу, не столько творческое применение марксистско-ленинской теории к условиям китайской действительности, сколько препарирование самих основ научного коммунизма.

В одной из своих ранних статей Мао Цзэ-дун писал: «Мы должны впитывать все то, что может нам сегодня пригодиться. Однако со всем иностранным следует обращаться как с пищей, которая сначала разжевывается во рту, перерабатывается в желудке и кишечнике, смачивается слюной, желудочным и кишечным соком, а затем разделяется на отбросы, которые устраняются, и экстракт, который усваивается; только тогда пища становится полезной для нашего организма. Подобно этому нам не следует проглатывать все иностранное целиком, без разбора»[3].

Оставим на совести автора «физиологические» сравнения. Возьмем суть дела: что Мао позаимствовал у марксизма, а что отверг?

Менее всего его интересовала теоретическая база марксизма — диалектический материализм. Мы не найдем у Мао Цзэ-дуна никаких мало-мальски серьезных попыток не только разработки, но и популярного изложения проблем философии естествознания, теории познания, логики и т. п. Это относится и к теоретическим основам марксовой политической экономии. Мао Цзэ-дун никогда даже не задавался целью с фактами и цифрами в руках проанализировать современный капитализм или развитие капитализма в самом Китае. Экономика и экономический анализ всегда составляли «белое пятно» у Мао и мао-истов. Теорию классовой борьбы и революции они и не пытались связать с экономическими законами общественного развития. Пренебрежение подлинной теорией, т. е. глубинным знанием действительности, неизбежно вело руководителей КПК к крайне упрощенным, схематичным и вульгаризаторским представлениям о проблемах современного мира.

Что касается исторического материализма, то в произведениях Мао Цзэ-дуна мы находим, как правило, две-три излюбленные темы: вопрос о роли практики как критерия истины, вопрос о противоречиях в общественной жизни и некоторые другие, которые толкуются поразительно однобоко.

Теория строительства социализма в Китае также всегда рассматривалась Мао Цзэ-дуном умозрительно, без какого-либо анализа экономической структуры китайского общества. Из его работ не видно, что он вполне отдает себе отчет в существовании объективных законов перехода от капитализма к социализму. Напротив, он уповает на волевые, насильственные, административные методы преобразования общества. Это, разумеется, отражалось и на характеристике самих идеалов социализма, которые выводятся не из потребностей высокоразвитого общественного производства, не из классовых интересов наиболее передовой социальной силы — пролетариата, а из представлений, состоящих из мешанины самых различных, подчас противоречивых взглядов.

Конечно, мы находим в его работах и правильные идеи. Пока Мао Цзэ-дун не претендовал на роль «ведущего теоретика» в освободительном движении, он охотно заимствовал не только отдельные мысли, но и целые обширные высказывания из трудов классиков марксизма-ленинизма. И тем не менее все его работы, в том числе ранние, показывают, что он никогда прочно не стоял на почве марксизма, а в последние годы стал все более открыто рвать с научной теорией. Это в особенности относится к тем вопросам, которые Мао пытался разрабатывать самостоятельно, применительно к условиям Китая.

Мао Цзэ-дун широко использует в своих построениях открыто враждебные марксизму-ленинизму течения. В пору, когда формировались его взгляды, в Китае имели большое распространение различного рода анархистские теории. Они оказали на Мао весьма существенное влияние, как это явствует из прежних и нынешних его работ. Затем надо указать и на такой источник, как троцкизм, откуда маоисты постоянно черпают антиленинские идеи в борьбе против КПСС и других коммунистических партий. Когда читаешь о «победе над империализмом путем развертывания гражданской войны в мировом масштабе», о «скачках», о «военизации труда» при переходе к социализму, о «буржуазном перерождении СССР» и т. п., нетрудно узнать троцкизм в самом неприкрытом виде.

Сопоставления многих высказываний Мао Цзэ-дуна с идеями и установками эсеров, вероятно, могли бы дать немалую пищу для размышлений о мелкобуржуазных корнях маоизма. Вспомните, например, такие характерные для эсеров теории о «героях и толпе», о главенствующей роли крестьянства в народной культуре и революционном движении или их примитивные рассуждения о капитализме, непонимание роли пролетариата как решающей революционной силы и многие другие. Конечно, в этом, как и в иных случаях, речь не идет о каких-то прямых заимствованиях. Речь идет о том, что социальная природа маоизма близка к природе тех или иных мелкобуржуазных течений, которые действовали в освободительном движении в разные периоды его развития.

Наряду со всем этим у Мао Цзэ-дуна можно натолкнуться и на такие высказывания, которые, как две капли воды, похожи на изречения Конфуция и других китайских мыслителей прошлого (например, рассуждения о противоречиях, как смене дня и ночи, зимы и лета, света и тени и тому подобные наивности). Обращает на себя внимание и постоянное стремление облечь выдвигаемые идеи в традиционную форму изречений: «пять хорошо и три плохо», «три года борьбы—10 000 лет счастья» и т. п. И наконец, в последнее время в идеологических взглядах китайского руководства все большее место занимают идеи великодержавного шовинизма.

Составленный из обрывков различных идей, выросших как на китайской почве, так и на почве освободительного движения в других странах, маоизм, конечно, ни в какой степени не может претендовать на какую бы то ни было последовательность и всесторонность. Напротив, читая Мао Цзэ-дуна, мы то и дело наталкиваемся на разительные противоречия, несоответствия, алогизмы. Но это не смущает, видимо, автора, для которого теория всегда была лишь прагматическим средством для объединения вокруг себя возможно более широкого числа сторонников, мобилизации масс, для решения тех или иных задач борьбы за власть.

Для нас имеет второстепенное значение -вопрос о том, насколько искренне Мао и его окружение причисляют себя к подлинным или даже к «наиболее последовательным» марксистам. Остается фактом, что они выхватывают из марксизма то, что им импонирует, что отвечает их интересам и целям, и отбрасывают либо извращают и препарируют другие, в том числе самые важные, стороны марксизма».

В сущности, для Мао Цзэ-дуна вся теория сводится к нескольким догмам, касающимся главным образом тактических вопросов: теория насилия и «скачков» в общественном развитии; партизанская воина как способ завоевания власти; «новая демократия» как альтернатива диктатуре пролетариата; упор на крестьянство в социальной революции в слаборазвитых странах и фактическое отрицание необходимости руководящей роли рабочего класса; тезис о неизбежности мирового конфликта и развертывании гражданской войны как единственного пути мировой революции и т. п.

Зададимся вопросом: нужно ли было творчески применять общие принципы марксизма-ленинизма к конкретным условиям китайской действительности? Да, конечно, нужно. Китай отличается существенными особенностями от стран Европы и Америки. Прежде всего как страна с огромным преобладанием мелкобуржуазного, крестьянского населения, страна, которая не прошла сколько-нибудь значительного пути капиталистического развития, страна с длительными (более двух-трех тысяч лет!) имперскими традициями. Кроме того, существуют еще обычно недооцениваемые особенности в психологии населения Китая, в сознании которого не могло не оставить глубокого следа тысячелетнее господство буддизма, конфуцианства и других идеологических течений.

Известно, что в 30—40-х годах в двери Китая стучалась не социалистическая, а антифеодальная, антиимпериалистическая, по сути дела буржуазно-демократическая, революция. Все это должно было, разумеется, найти отражение в тактике китайских коммунистов.

Подчеркиваем: именно в тактике, но не в идеологии и не в общих принципах. Мао Цзэ-дун же, как увидим дальше, видоизменил, препарировал и исказил теорию марксизма-ленинизма, пытаясь приспособить ее для решения тех или иных конкретных задач, которые решала китайская революция, главным образом на начальных этапах своего развития. В этом, кстати говоря, смысл его высказывания о том, что из марксизма надо «впитывать то, что может сегодня пригодиться нам».

Приспособленный на потребу дня «китаизированный марксизм» мог дать определенные результаты лишь на начальных этапах китайской революции, когда она носила главным образом антифеодальный, антиимпериалистический характер. Но чем ближе страна подходила к подлинно социалистическим задачам, тем больше проявлялась вся однобокость и слабость маоизма. Именно в этом смысл ошибок пекинского руководства в конце 50-х годов: провал попыток «перескочить» в коммунизм, не заботясь всерьез о создании современной индустриальной базы, о развитии демократии, о подъеме благосостояния народа. В свою очередь эти провалы и связанные с ними разочарования нашли уродливый выход в обострении национализма, в стремлении добиться тех же целей с помощью авантюристической внешней политики.

Исходным принципом марксизма является убеждение, что в основе общественного развития лежат объективные предпосылки, прежде всего способ производства материальных благ. «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» (Маркс). Такова азбучная истина марксизма. Поэтому для подготовки революции необходимы объективные, в том числе экономические и социально-политические, предпосылки. Поэтому для построения социализма необходимо прежде всего создать соответствующий базис и т. п.

Что касается маоизма, то для него характерен иной подход. Он верит во всесилие волевых и идеологических методов как в подготовке и осуществлении революции, так и в строительстве социализма. С этим связана теория о том, что партизанскую войну можно начинать в любой стране — нужна лишь горстка революционных застрельщиков-энтузиастов. С этим связана вера в возможность произвольных скачков в общественном развитии. С этим связано и убеждение, что энтузиазм, рожденный в ходе «культурной революции», может привести к чудесам в строительстве экономики и совершенствовании общественных отношений.

В решениях XI пленума ЦК КПК говорилось: основная сила «великой пролетарской культурной революции» в том, что она «трогает людей до глубины души». Это должно «революционизировать идеологию народа», и «в результате можно будет добиться более значительных, более скорых, лучших и экономичных результатов во всех областях деятельности».

Маоизм распространяет убеждение, что, достаточно только изменить образ мыслей человека, и ему будет доступно любое дело. «Как можно утверждать,— писал Мао Цзэ-дун в 1955 году,— что 600 миллионов нищих не смогут за какие-нибудь несколько десятков лет превратить свою страну в богатую и могучую?» А в 1958 году приспешники Мао так пояснили эту его мысль: «Многие живые примеры доказывают следующее: нет никаких непроизводительных районов, есть только.непроизводительная мысль. Нет никаких плохих земель, есть только плохая система обработки земли. Пусть люди полностью используют свои субъективные возможности, и тогда можно будет изменить природные условия». «Революционная» фраза, броский лозунг — вот что ставят маоисты во главу угла, совершенно отвлекаясь от того, что даже самые правильные лозунги необходимо подкреплять научнообоснованной политикой.

Отсюда вырастают такие необъяснимые с точки зрения здравого смысла, но вполне объяснимые с позиций маоизма вещи: китайский участник мирового чемпионата по пинг-понгу одержал победу, поскольку вооружился высказываниями Мао Цзэ-дуна; по этой же причине, оказывается, преуспели хирург и машинист паровоза, ученый-атомщик и доярка.

Отсюда массовое заучивание новых молитвенников— сборников цитат Мао Цзэ-дуна, которые звучат как конфуцианские изречения или христианские проповеди. В этих сборниках — набор высказываний, сделанных в разное время. Когда и в каком контексте это было сказано, к чему это относилось, как это понимать сейчас—все это не объясняется. Цитаты преподносятся как незыблемые и вечные истины, пригодные во все времена и при всех условиях.

Если говорить о психологической стороне «культурной революции», то она как раз и состоит в том, чтобы воспитать бездумных сторонников вероучения маоизма, сделать их слепым орудием для достижения любых целей.

Особенно беспомощно выглядят Мао Цзэ-дун и его приспешники, когда обращаются к современным проблемам международного коммунистического движения. Не владея диалектическим методом исследования, игнорируя факты жизни, они пробавляются перетасовыванием цитат, специально подобранных для «подтверждения» поразительно плоских суждений о многообразных и сложных процессах жизни народов в середине XX столетия. Вся их игра в цитаты и попытка «побить» таким путем выводы, основанные на анализе действительности, наглядно свидетельствуют о полном непонимании творческого и непрерывно развивающегося учения Маркса и Ленина.

В. И. Ленин был гениальным теоретиком и практиком революции. И всякий, кто стремится следовать Ленину, должен видеть главный критерий теории в практике, в опыте миллионов.

«Наше учение — говорил Энгельс про себя и про своего знаменитого друга — не догма, а руководство для действия. В этом классическом положении с замечательной силой и выразительностью подчеркнута та сторона марксизма, которая сплошь да рядом упускается из виду. А упуская ее из виду, мы делаем марксизм односторонним, уродливым, мертвым, мы вынимаем из него его душу живу, мы подрываем его коренные теоретические основания — диалектику, учение о всестороннем и полном противоречий историческом развитии; мы подрываем его связь с определенными практическими задачами эпохи, которые могут меняться при каждом новом повороте истории»[4].

Какой глубокий смысл заложен в этих ленинских словах, как ясно и точно выражено здесь то, что составляет существо марксистского учения — его неразрывная связь с практикой, его действенный и преобразующий, его подлинно революционный характер! Всесторонний и объективный учет соотношения классовых сил, особенностей каждого исторического момента — обязательное условие выработки правильной, реалистической политики.

Зги ленинские указания с особой силой звучат сейчас, когда руководители КПК развернули борьбу против творческого марксизма-ленинизма, против нынешней линии мирового коммунистического движения.

Десятки, сотни раз высмеивал В. И. Ленин доктринеров, шумливых фразеров, не умеющих анализировать конкретные явления жизни, людей, страдающих, по его образному выражению, «чесоткой революционной фразы». Чрезвычайно характерна в этом отношении борьба Ленина против «левых коммунистов» в период заключения Брестского мира, на крутом повороте в развитии нашей страны, когда требовалась особая точность анализа положения, особая смелость и мудрость в решении вопроса, от которого зависели судьбы революции.

Главную ошибку «левых» Ленин видел именно в неумении продумать новую ситуацию, которая сложилась в тот период, трезво оценить реальное соотношение сил внутри нашей страны и на мировой арене. Ленин писал, что «левые коммунисты» дают «увлечь себя «ярким» лозунгом, не схватывая новой общественно-экономической и политической ситуации, не учитывая изменения условий, требующего быстрого крутого изменения тактики». «И весь мой спор,— писал Ленин,— как и тогда, приходится сосредоточить на выяснении того, что марксизм требует учета объективных условий и их изменения, что надо ставить вопрос конкретно, применительно к этим условиям...» [5] В. И. Ленин учил умению конкретно анализировать конкретную ситуацию. Он не уставал повторять, что именно в этом душа марксизма. Сравнительно нетрудно заучить и запомнить те или иные теоретические положения научного коммунизма. Несравнимо труднее овладеть революционной диалектикой, умением анализировать каждую новую, неповторимую по-своему ситуацию и безошибочно определять конкретные действия, которые обеспечат успех. Мудрость политического руководства Ленин видел не в абстрактном знании теории, а в умении применить ее на практике, в способности продумать конкретные полн-тические задачи, содействовать объединению общественных сил, могущих эти задачи решить.

Ленинское требование конкретного и всестороннего анализа особенно важно в наше время, для которого характерны стремительное развитие событий, невиданно быстрая смена ситуаций. Никогда еще международная жизнь не была столь динамичной и столь сложной. На мировой арене действует множество сил; множество факторов — экономических, политических, военных, психологических — оказывают свое влияние на развитие международных отношений. И нет большей опасности для коммунистов, чем попытка заслониться от конкретного анализа фактов жизни общими лозунгами и положениями.

Подлинно творческим духом ленинизма исполнена линия мирового коммунистического движения, коллективно выработанная всеми марксистско-ленинскими партиями. По всеобщему признанию, большую роль в этом сыграли XX, XXII и XXIII съезды КПСС, а также съезды других братских партий. Решающее значение для разработки нынешней линии коммунистического движения имели Совещания представителей братских партий 1957 и 1960 годов. Принятые на этих Совещаниях Декларация и Заявление представляют собой пример творческого научного анализа нынешней полосы мирового развития, они стали программными документами всего мирового коммунистического движения.

Новые факторы, которые появились в нашу эпоху, были учтены коммунистическими и рабочими партиями при определении ими своей стратегии и тактики. Само собой разумеется, что важнейшие положения марксистско-ленинской теории революции сохраняют и сегодня всю свою силу. Но несомненно и другое: всемирно-исторические изменения, которые произошли в мире, выдвинули перед коммунистическим движением задачу дальнейшего развития этой теории.

Мао Цзэ-дун же, которому теперь приписывают авторство пресловутых «25 пунктов генеральной линии», объявляет всю нынешнюю линию мирового коммунизма «ревизионизмом», противопоставляет творческому марксизму наших дней свои мертвые, доморощенные схемы. Иногда думают, что изложенные в «25 пунктах» взгляды есть просто догматическое повторение устаревших марксистских положений. Но это не так — эти взгляды, которые особенно архаичны сегодня, были неверны и вчера.

Ныне, когда руководители КПК уже, в сущности, не скрывают своей цели — расколоть коммунистическое движение, они особенно часто обращаются к истории этого движения, пытаясь найти какое-то оправдание своей неблаговидной деятельности. При этом они рисуют историю борьбы коммунистических партий с оппортунизмом в совершенно извращенном свете. Послушать их, то коммунистическое движение имело дело только с правым оппортунизмом и ревизионизмом, в борьбе с которым оно росло и крепло. В одной из статей пекинские раскольники пишут о «трех великих полемиках», которые выпали на долю марксистско-ленинских партий: «полемике Ленина против вождей II Интернационала, полемике Сталина против правых и троцкистов в 20-х годах и нынешней полемике руководителей КПК с КПСС и другими партиями».

У всех, кто не считает возможным рассматривать историю как политику, обращенную в прошлое, такая схема развития коммунистического движения не может вызвать ничего, кроме усмешки. На самом деле на протяжении всей истории своего развития революционному марксизму приходилось вести борьбу не только против правых, но и против левых оппортунистов. Достаточно напомнить о борьбе К. Маркса и Ф. Энгельса против бланкизма, анархических взглядов Бакунина и Прудона, против Дюринга и ему подобных носителей мелкобуржуазной революционности.

В особенности острой была борьба В. И. Ленина против «левых» после победы Октябрьской революции. Нужно ли напоминать о том, что самая крупная работа против оппортунизма, написанная Лениным после революции, была адресована как раз «левым» доктринерам. И это понятно.

Благоприятные условия для распространения таких идей возникают, в частности, в связи с тем, что на путь строительства социализма стали народы с самым разным экономическим и социальным уровнем. После взятия власти пролетариатом левацкие настроения особенно активизируются. Наличие власти пьянит некоторых недостаточно закаленных людей, порождает ощущение, будто они «все могут»; достаточно лишь пустить в ход аппарат принуждения, и любые задачи будут решены. Как показал опыт Китая, партии тех стран, где преобладает крестьянское население, оказались особенно уязвимы для левацких мелкобуржуазных влияний.

Показательно, что маоизм, выросший на мелкобуржуазной почве, приходит в глубокое противоречие с интересами той массы, которая питает его. «Культурная революция», а раньше «скачки» и коммунизация своим острием повернулись, в частности, против интересов крестьянства, которому навязывались совершенно неподготовленные экономические и политические решения, ухудшившие его положение. Аккумулируя худшие стороны национализма, маоизм вместе с тем все больше становится учением антинациональным, противореча коренным национальным задачам Китая как внутри, так и вне страны.

С уродливыми зигзагами маоизма связаны огромные издержки борьбы за социализм в Китае. Ленин в свое время подчеркивал, что социалистическую революцию легче начать в экономически отсталых странах, чем в развитых странах Западной Европы, но гораздо труднее довести ее до победного конца. Здесь особенно необходима научно обоснованная, последовательная политика коммунистических и рабочих партий, творчески использующих международный опыт социализма и учитывающих конкретные условия своих стран. Здесь особенно необходимо умелое руководство со стороны пролетариата крестьянством, мелкобуржуазной массой, всеми слоями общества. И вместе с тем здесь особенно опасны попытки противопоставить себя ушедшим вперед социалистическим странам, игнорировать опыт мирового социализма, а тем более попытки диктовать свои взгляды мировому коммунистическому движению. Маоизм со всеми его последствиями для жизни современного Китая как раз и показывает, насколько точно и дальновидно было ленинское предупреждение.