Маоизм или марксизм?

Учение передовых рабочих или отсталой мелкобуржуазной массы?

Мао Цзэ-дун подхватил выдвинутую в свое время Коминтерном идею завоевания китайского крестьянства на сторону компартии. Но эта плодотворная идея была настолько гипертрофирована им, что в конечном счете привела к отрицанию главного в марксизме — учения об исторической роли рабочего класса, призванного освободить себя, а тем самым и все человечество от оков эксплуатации.

Вообще надо заметить, что Мао Цзэ-дун и его единомышленники если и говорят о руководящей роли пролетариата, то чисто формально, между прочим, как бы отдавая дань общепринятым в марксизме взглядам. Зато воспевание крестьянства — одно из излюбленных занятий руководителей КПК. Вот некоторые примеры.

В 1929 году в докладе Центральному Комитету Компартии Китая, в которой тогда преобладала рабочая прослойка, Мао писал: «Было бы большой ошибкой отказаться от борьбы в городах и увязнуть в образе мыслей сельских партизан. Но мы считаем, что было бы ошибкой... бояться развития крестьянских сил, полагая, что эти силы могут захлестнуть рабочее руководство и тем самым повредить революции. Ибо в полуколониальном Китае борьба крестьянства не обязательно потерпит поражение, если ей не руководит рабочий класс. С другой стороны, если развитие борьбы крестьян захлестнет рабочие силы, это не может повредить революции». В 1951 году Мао Цзэ-дун, переиздавая свои труды, вычеркнул набранные жирным шрифтом слова «увязнуть в образе мыслей сельских партизан». Во второй фразе слова «рабочее руководство» заменены словами «рабочие силы».

В работах Мао Цзэ-дуна можно найти также и заявления, что «без руководства пролетариата китайская революция безусловно победить не может»[6]. Так он писал, например, в 1939 году. Но делалось это явно формально. Не случайно в той же цитате далее на все лады восхваляется роль крестьянства. Здесь утверждается, в частности, что «крестьянские восстания и крестьянские войны были единственной движущей силой в исторической эволюции Китая». (Почему же единственной: а революционная борьба в городах, а рабочее движение?)

«...Китайская революция,— пишет Мао в другой статье («О новой демократии»),— есть, по сути дела, революция крестьянская, нынешняя борьба против японских захватчиков есть, по сути дела, борьба крестьянская. Политический строй новой демократии есть, по сути дела, предоставление крестьянству власти. Новые, подлинные три народных принципа (Сунь Ят-сена.— Ф. Б.) — это, по сути дела, принципы крестьянской революции. Культура масс есть, по сути дела, подъем культуры крестьянства»[7].

Конечно, никто не станет отрицать особого значения крестьянского вопроса в китайской революции. Но марксист не может ограничиваться констатацией этого факта. Он должен идти дальше — к вопросу о том, как в таких условиях добиваться союза рабочего класса и крестьянства, кому и как руководить крестьянством в ходе революции.

В свое время руководители Компартии Китая выражали беспокойство по поводу положения, складывавшегося в партии. В статье Мао «О самообеспечении армии» (1945 год) отмечалось, что в КПК состоит свыше 1200 тысяч членов партии, причем «подавляющее большинство их составляют выходцы из крестьян и из других слоев мелкой буржуазии... они принесли с собой в партию свою прежнюю идеологию, которая не вяжется или плохо вяжется с марксистской идеологией» [8].

В статье «Против шаблонных схем в партии» сам же Мао писал: «Китай — страна с чрезвычайно многочисленной мелкой буржуазией, и наша партия находится в окружении этого огромного социального слоя.

Да и очень многие члены нашей партии сами вышли из мелкобуржуазной среды, и каждый из них неизбежно притащил с собой в партию более или менее длинный мелкобуржуазный хвост»[9]. Ныне он начисто забыл об этих своих опасениях.

Известно, что в момент взятия власти в Компартии Китая было всего два-три процента рабочих. В командном составе освободительной армии рабочие почти не были представлены; вместе с тем, по признанию самих китайских руководителей, больше четверти его составляли выходцы из кулацко-помещичьей среды. Из таких кадров и формировался государственный аппарат в Китае. Нужно ли удивляться тому, что деятельность этого аппарата с самого начала приобрела черты, далекие от пролетарских идеалов?

Сложившееся положение не было существенно исправлено в последующие годы. Вот данные о социальном составе КПК в 1957 году: из общего числа 12 720 000 членов партии рабочих было всего около 13.7 процента, крестьян — более 66,8, интеллигенции — 14.8 и представителей других слоев населения — 4,7 процента. Данное соотношение, очевидно, не изменилось и позже, а возможно, процент рабочих в партии даже сократился в результате медленного роста китайского рабочего класса, что связано с невысокими темпами индустриализации страны.

Повторяем, в такой стране, как Китай, где преобладает крестьянское население, крестьянство должно сыграть большую роль в революции и в социалистическом строительстве. Вопрос о союзе рабочего класса и крестьянства здесь был и остается коренным вопросом политики компартии. Но именно поэтому для Китая особенно важно последовательно осуществлять руководящую роль пролетариата, вести борьбу против мелкобуржуазной стихии, привносить пролетарское сознание в массы крестьянства.

В Китае необходимость в руководстве крестьянством со стороны рабочего класса имеет тем большее значение потому, что китайское крестьянство не прошло школы капиталистического развития. Поэтому в нем проявляются не просто мелкобуржуазные тенден-дни, а даже и полуфеодальные черты, представления, нравы.

Можно лишь удивляться, что китайские деятели свое ошибочное представление о решающей роли крестьянства в революции пытаются распространять на все мировое коммунистическое движение. Характерны в этом отношении высказывания Линь Бяо. В статье «Да здравствует победа народной войны!» он писал: «Деревня, и только деревня, является безграничным, обширным полем деятельности для революционеров. Деревня, и только деревня, является той революционной базой, откуда революционеры идут в поход на завоевание окончательной победы». «Если рассматривать вопрос в мировом плане,— продолжает он,— то Северная Америка и Западная Европа могут быть названы «мировым городом», а Азия, Африка и Латинская Америка — «мировой деревней». В известном смысле нынешнюю обстановку в мировой революции можно охарактеризовать как обстановку окружения города деревней». По его мнению, победа революции в решающей степени зависит от народов Азии, Африки и Латинской Америки, которые являются «сельскими районами мира» по сравнению с «городскими районами»— Европой и Северной Америкой. Подобные высказывания говорят сами за себя и вряд ли нуждаются в комментариях.

С самого момента своего зарождения и до настоящего времени марксизм является идеологией масс. Однако не всяких масс, а наиболее передовых, прежде всего пролетариата. Заметим, что В. И. Ленин всегда обращался к сознательному рабочему, к мыслящему пролетарию, к передовому интеллигенту, к просвещенному крестьянину. И это понятно: носителем передовой теории может стать лишь передовая часть общества. Совсем другое дело — мелкобуржуазная идеология. Она апеллирует к отсталой массе, чувства которой умеет ловко разжигать.

Для XX века вообще характерно, что к активной деятельности приходят самые широкие массы — от сознательных пролетариев до лавочников и других мелких буржуа. Поэтому всякая политическая философия в наш век стремится получить массовую поддержку. Известно, что и фашизм был массовой идеологией. И он опирался на самую отсталую, националистическую, склонную к возвеличению и даже обожествлению отдельных личностей массу, прежде всего на мелкую буржуазию.

Нынешняя вакханалия «красных охранников» — тоже массовое движение. В него вовлечены миллионы людей. Но это движение с такой идеологией и такими целями, которые не имеют ничего общего с социалистическими идеалами и интересами пролетариата. Такая масса жаждет разрушения, жаждет обожествляемого предводителя. Ее действия легко перерастают в слепое озлобление, жестокость, разгул национализма, и разве не показательно, что излюбленный тезис Мао о «линии масс» используется ныне для разгрома партийных организаций, для издевательства над людьми, для воспитания их в духе слепого повиновения вождям?

Для такой мелкобуржуазной массы особенно характерен антиинтеллектуализм. Если передовой рабочий и сознательный крестьянин изо всех сил тянутся к культуре, к науке, которая несет им слово правды, указывает путь, то отсталая масса относится с пренебрежением и даже озлоблением не только к культуре прошлого, но и к пролетарской культуре. Толпа разрушает ее, как нечто мешающее, сложное, непонятное.

Маоизм полностью игнорирует гуманистическую сущность марксизма, который видит главную задачу революции в освобождении личности от всех социальных оков. Для мелкобуржуазного идеолога не существует человека с его реальными интересами, потребностями, чувствами, настроениями. Он мыслит только категориями миллионов. По мнению таких идеологов, если какая-то общественная группа в конечном счете выигрывает в борьбе, скажем в военном столкновении, то цена, которой достигнут этот выигрыш, значения уже не имеет. Ведь отдельная личность — «ничто» в сравнении с массой. В своем наиболее грубом и примитивном выражении подобная «философия» проявилась в пресловутых словах Мао Цзэ-дуна: «Пускай в результате мировой войны и погибнет половина человечества, зато погибнет и империализм, и остальная часть населения сможет беспрепятственно строить новое общество».

На поверку, однако, оказывается, что пренебрежение личностью оборачивается подавлением масс, самой передовой части народа. Именно так разворачивались события в Китае: вначале подверглись безжалостному преследованию и травле отдельные интеллигенты, затем несправедливые гонения распространились на тех или иных партийных деятелей и, наконец, «чистке» были подвергнуты десятки и сотни тысяч людей — в партийном и государственном аппарате, в армии, профсоюзах, на заводах, фабриках, в деревнях. А самое главное, возобладал такой политический курс, который наносит огромный вред материальным и духовным интересам народа.

О мелкобуржуазности руководителей КПК свидетельствует и их метание из крайности в крайность. Известно, например, что нынешние руководители КПК начали свою деятельность с идеи союза широких классовых сил как в революции, так и в период строительства социализма; их опыт приобщения национальной буржуазии к созиданию нового общества и по сей день представляет интерес для коммунистических партий развивающихся стран. Теперь маоисты не только отказались от тактики широких классовых союзов, но и переносят методы ожесточенной борьбы и подавления на взаимоотношения внутри трудящихся и даже внутри самой коммунистической партии.

Другой пример. В решении ЦК КПК от 29 августа 1958 года говорилось: «По-видимому, осуществление коммунизма в нашей стране уже не является чем-то далеким. Мы должны активно использовать форму народной коммуны и через нее найти конкретный путь перехода к коммунизму». В декабре 1958 года пленум ЦК КПК выдвинул лозунг: «Мы не должны топтаться на этапе социализма!» А через несколько лет после провала «скачка» они же заявили, что строительство социализма — это длительное дело, рассчитанное на 100 лет или даже больше. Начав с лозунга «Пусть расцветают все цветы», они кончили избиением интеллигенции, а затем и зажимом любого инакомыслия в самой коммунистической партии.

Подобные же метания мы видим и во внешней политике: от крикливых призывов к решительной борьбе против империализма во главе с Соединенными Штатами до приниженности и страха перед лицом любых практических шагов, которые могут привести к обострению отношений с США, будь то в деле освобождения Тайваня или в поддержке героической борьбы вьетнамского народа.

Маоизму свойственна мелкобуржуазная ограниченность, что особенно сказывается в его отношении к сложным проблемам современности. Мы видим, например, полную неспособность китайских руководителей понять последствия научно-технической революции, изменения в военно-техническом характере войны, связанные с созданием термоядерного оружия, новую тактику рабочих и коммунистических партий и многое, многое другое. Что касается образа жизни в самом Китае, то здесь насаждаются такие нравы, обычаи, привычки, которые могут поставить в тупик любого здравомыслящего человека. Возьмите, например, эту практику «перевоспитания» лиц умственного труда в деревне, основанную на убеждении в том, будто, поработав мотыгой, интеллектуал «исправит свою идеологию». А эти чудовищные издевательства над людьми, от которых требуют публичного покаяния в «неправильных» поступках и мыслях. А чего стоит коллективное чтение цитат Мао, наподобие псалмов в сектантских молитвенных домах, и т. д.

Непонимание исторической роли пролетариата, апелляция к мелкобуржуазной анархической толпе, что так неприкрыто обнаружилось в период «культурной революции», попытка опереться на нее для террористической борьбы против партии, против самых передовых сил в рабочем классе, крестьянстве, интеллигенции,— нужно ли более наглядное доказательство немарксистской сущности маоизма?