Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск второй

Предисловие

Второй выпуск первой части третьего тома итальянского издания «История марксизма» охватывает период 20-х годов, а общая тема включенных сюда статей – ленинский план построения социализма и его осуществление на фоне идейно-культурного развития данной эпохи. Следует отметить, что при всем единстве общего замысла авторов содержащиеся в этой книге работы резко отличаются по своему научному уровню. Есть здесь и эссе специалистов (Р. Дэвиса, М. Телó, Дж. Уиллетта и др.), в которых при всей специфике политических позиций их авторов можно найти интересный, порой малоизвестный фактический материал; но есть и статьи поверхностные, малосодержательные (Ф. Рицци, Р. Медведев, Р. Финци).

Так, например, в статье Рицци, который считает себя специалистом в области аграрной политики большевистской партии, игнорируются общеизвестные факты учета нашей партией интересов крестьянства задолго до Октябрьской революции. Однако В.И. Ленин еще до 1905 года разработал основы аграрной программы, и не случайно партия горячо поддержала ленинский Декрет о земле, опиравшийся на крестьянский наказ. Рицци вопреки истине муссирует давно отвергнутый историей тезис о «расхождении» между партией и В.И. Лениным после Февраля, хотя он опровергается тем, что партия в своей массе сразу же одобрила знаменитые «Апрельские тезисы». Обращает также на себя внимание то, что в ряде оценок Рицци следует за Э. Карром, наиболее авторитетным на Западе исследователем советской истории.

Другой автор – Р. Финци – сам предопределил искаженность оптики своего анализа социалистической организации труда, ограничив его методологическую основу, сведя все лишь к изучению частного вопроса – отношения В.И. Ленина к тейлоризму – и фактически отказавшись от целостного рассмотрения позитивной ленинской программы, заложенной в «Очередных задачах Советской власти» и смежных работах. Финци некритически воспринял распространенное среди многих итальянских левых убеждение, будто ленинская программа социалистической организации труда грешила стремлением поставить рабочих в то же положение на производстве, что и при буржуазном строе. И ни слова о том, что основы этой программы разрабатывали и осуществляли сами же рабочие коллективы (достаточно вспомнить знаменитые «брянские правила», которые пропагандировал В.И. Ленин).

Различий между взглядами В.И. Ленина, с одной стороны, и Троцкого – с другой, не усматривают ни Р. Финци, ни Р. Медведев (в чем их убедительно опровергают авторы отдельных последующих статей). А ведь Р. Медведев не может не знать работ советских историков, в которых, в частности, на примере проводившейся В.И. Лениным линии на заключение мира с Германией в начале 1918 года показано принципиальное различие позиций В.И. Ленина и Троцкого.

Более серьезное впечатление производят статьи Р. Дэвиса, А. Ноува, М. Телó, А. Хегедюша, посвященные проблемам социально-экономического развития в 20-е годы. Если первый из них – исследователь «в чистом виде», ближайший сотрудник профессора Э. Карра, то второй – скорее традиционный советолог, работавший в Интеллиндженс сервис и в английском посольстве в Москве, а сейчас возглавляющий в Глазго крупнейший в Великобритании центр по исследованию советской экономики. Читатель найдет в статьях обоих английских авторов немало неверных, если не предвзятых, утверждений, но нельзя не отметить, что оба – с определенными оговорками – с пониманием относятся к новой экономической политике В.И. Ленина, отвергают критику нэпа с левацких позиций, признают опасность левацкой политики для молодой республики.

В статье А. Хегедюша, в свое время исключенного из ВСРП за ревизионизм, противопоставляется произведение В.И. Ленина «Государство и революция» работам К. Маркса, игнорируется тот факт, что В.И. Ленин если и не использовал Марксов термин «свободные ассоциации производителей», то, по существу, рассматривал будущую экономическую структуру страны как сеть производственно-потребительских коммун. Да и понимание социалистического государства В.И. Лениным в упомянутой работе принципиально не отличается от его трактовки К. Марксом в «Гражданской войне во Франции». Хегедюш вопреки фактам утверждает, что в первые послереволюционные годы в нашей партии не было дискуссий по вопросу о путях и формах построения социализма. На самом же деле такие живейшие обсуждения всегда были нормой жизни ленинской партии.

Но, несмотря на такие ошибки, статья Хегедюша производит в целом впечатление объективного, благожелательного исследования. Характерно, что он в отличие от большинства других авторов внимательно использовал советские работы.

Как и Альдо Агости, работа которого была опубликована в первом выпуске, автор исследования о Бухарине Марио Телó сотрудничает в итальянском левосоциалистическом журнале «Проблемы социализма», был близок его основателю, ныне покойному Лелио Бассо, бывшему лидеру левых социалистов, неизменному стороннику единства действий с компартией. Но в отличие от Бассо Телó не склонен к чрезмерной, бескомпромиссной левизне догматического свойства и с бóльшим пониманием воспринимает ленинскую теорию и практику социалистической революции.

Тема, избранная Телó, в последние годы вызывает на Западе повышенный интерес, особенно после выхода в свет несколько лет назад монографий о Бухарине гарвардского профессора С. Коэна, переведенной на многие языки и ныне считающейся образцовой в «серьезной советологии», которой чужд примитивный антикоммунизм. Телó во многом идет за Коэном. Примечательно, что после тупика, в который зашли левацкие движения – молодежные на Западе, «культурная революция» в маоистском Китае и полпотовской Кампучии, – после их поражения и самодискредитации популярная в те годы фигура Троцкого, едва ли не главного основоположника ультралевизны, отодвинулась на задний план, уступив место Бухарину, считающемуся на Западе ведущим теоретическим антагонистом Троцкого, да и вообще ультралевизны. Вот, думается, почему авторы «Истории марксизма» уделили Бухарину немалое внимание.

Телó явно преувеличивает степень реального воздействия Бухарина на идейно-политическую обстановку в СССР 20-х годов. Жизнь показала, что партия в своей массе – в силу самого своего характера, социальных корней и идейных интересов – пошла не за ним, а за твердым ядром Центрального Комитета во главе с И.В. Сталиным. Телó, не отрицая этого, однако, нарочито осовременивает Бухарина, выбирая из его высказываний в основном то, что созвучно сегодняшним устремлениям международного социалистического и рабочего движения в странах развитого капитализма. Наконец, Телó во многом обходит молчанием идейно-политические метания Бухарина, прежде всего в те годы, когда он был лидером так называемых «левых коммунистов» и с левацких позиций яростно спорил с В.И. Лениным, выступая и против спасительного Брестского мира с Германией, и против госкапитализма, и против использования «спецов», выражаясь современным языком, за «большой скачок» в коммунистическом направлении.

Советский читатель, осведомленный о всех «левых» и правых уклонах Бухарина, но также о его борьбе на XIV съезде партии вместе со Сталиным против левацкой «новой оппозиции», оценит объективные замечания и выводы Телó о его чертах как теоретика и политика. Здесь уместно было бы привести обойденную, к сожалению, автором точную ленинскую характеристику этого деятеля: «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)».

Последняя из статей (по социально-экономической проблематике написана западногерманским левым социалистом Э. Альтфатером, профессором политических наук Свободного университета Западного Берлина, членом редколлегии левосоциалистического журнала «Проблемы классовой борьбы». Присущие многим левым социалистам умозрительность рассуждений и утопичность построений характерны и для этой работы Альтфатера, хотя в его искренне социалистических устремлениях сомневаться не приходится.

Слабость статьи, как и у Финци, залажена уже в самой ее методологической основе: ведь дискуссии среди марксистов по данной теме в 20-е годы не ограничивались проблематикой «организованного капитализма»; они, как правило, выливались в спор о судьбах этого строя и путях его преодоления, что остается за рамками статьи. Но и собственно тема исследуется Альтфатером однобоко: пускаясь в пространные рассуждения, пытаясь привлечь современную литературу, он тем не менее обходит молчанием дискуссии в советской научно-политической литературе 20-х годов, ссылаясь лишь на отдельные, доступные ему работы, опубликованные на немецком языке.

Методологический порок статьи Альтфатера заключается и в том, что он рассматривает вместе реформистские и революционные, марксистские работы, выступления сторонников II и III Интернационала, беря их как бы в одни скобки. Этот характерный для многих левых социалистов подход проистекает из того, что их утопическому максимализму претит реалистическая позиция В.И. Ленина, и они отказываются видеть ее принципиальное методологическое отличие от эволюционного, экономического материализма Каутского. Да и по этой работе видно, что эволюционному реформизму в теории родствен левый социализм того же Альтфатера, ориентирующегося на автоматический крах капитализма, что вообще свойственно экономистам данного направления. Правда, Альтфатер в другой связи признает полярность реформизма, уповавшего на социалистическое перерождение капитализма, и революционного марксизма-ленинизма, исходившего из принципиальной нереформируемости буржуазного строя и необходимости его свержения.

Следует отметить критическое отношение Альтфатера к социал-реформистским теориям классового сотрудничества, например, в разделе «О рациональности „организованной“ экономики», где автор вдосталь иронизирует над этатистским утопизмом Гильфердинга – Реннера, разбившимся о кризис 1929 года точно так же, как родственные ему теории «общества благосостояния» потерпели крах в условиях экономического кризиса капитализма 70 – 80-х годов. Но и здесь Альтфатер (как и Э. Вайссель в первом выпуске) безо всяких оснований отождествляет с этой этатистской концепцией позицию В.И. Ленина, хотя должен был бы знать о ленинском кооперативном плане, о том, что В.И. Ленин, видя залог конечной победы в установлении государственной власти пролетариата как в политике, так и в экономике, благодаря государственной собственности на основные средства производства, именно в кооперации усматривал путь к социализму. Так что маркузеанское обвинение в одномерности, приписываемой Альтфатером ленинскому плану строительства социализма, направлено явно не по адресу.

Искренность антиреформизма Альтфатера не придает убедительности его антиэтатистской альтернативе – настолько она расплывчата, неопределенна и в конечном счете столь же утопична, что и критикуемый им реформизм. Позитивной программе Альтфатера и подобных ему левых социалистов подходит ироническая оценка: «левое» ребячество. Так, как известно, В.И. Ленин охарактеризовал своих «левокоммунистических» оппонентов, которых шокировало его убеждение, что для еще не развитого социалистического общества хорошо поставленный госкапитализм был бы крупным шагом вперед.

По сравнению со статьями социально-экономической проблематики работам философско-культурологического плана в книге отведено меньше места. В статье Л. Сохора анализируются относящиеся к 20-м годам работы Д. Лукача и К. Корта, которые в 60 – 70-е годы пережили определенное «возрождение», став одной из идейных основ «нового левого» движения на Западе. Они, например, разрабатывались Франкфуртской школой, в частности Г. Маркузе, в духе «этического социализма». Характерно, что Л. Сохор (который, как и М. Рейман и М. Гайек, активно действовал в период так называемой «пражской весны» 1968 года) сочувственно комментирует утопически-мессианистские концепции раннего Лукача и Корша. И это понятно, поскольку «пражская весна», как известно, отличалась не только чуждыми рабочему классу политическими устремлениями, но и нежеланием считаться с реальностью, пренебрежением к ней.

Явной тенденциозностью Сохора вызвано его утверждение, будто ранние работы и концепции Лукача и Корша игнорируются в нашей стране. Это противоречит действительному положению дел. Данная тема освещена, например, в квалифицированной монографии М.А. Хевеши «Из истории критики философских догм II Интернационала», в которой содержится марксистский ответ на многие возникающие в связи с этим за рубежом вопросы.

И Лукач, и Корш уже в первые годы своей деятельности пришли к марксизму, к коммунистической партии. Лукач был заместителем наркома просвещения Венгерской советской республики 1919 года, затем политэмигрантом в Москве. Несмотря на свои политические заблуждения, выразившиеся в поддержке И. Надя осенью 1956 года, он остался верен идеям коммунизма и был впоследствии восстановлен в партии, а сама ВСРП оценила его творчество, при спорности его по многим вопросам, как «выдающееся достижение в развитии марксизма». Корш тоже был членом компартии (Германии), а в 1923 году представлял ее в качестве министра юстиции в революционном правительстве Тюрингии, затем, как и Лукач, работал в Коминтерне и жил в эмиграции в СССР, но в конце 20-х годов порвал с коммунистическим движением. В отличие от Лукача, который сам дезавуировал ранние свои работы, явно переоцениваемые Сохором, Корш сохранил приверженность левацким, анархо-синдикалистским взглядам и поэтому отвергал ленинский план построения социализма через нэп (который принял Лукач) как «отступление от революции».

В программной и популярной ныне на Западе работе раннего Лукача «История и классовое сознание» революционный марксизм преподносится и пропагандируется не в ленинском, творчески-реалистическом, а в гегельянском, волюнтаристском, идеалистическом духе (что впоследствии признавал и сам Лукач). Ранние Лукач и Корш дезориентировали своих сторонников и провозглашением возможности преодолеть экономику, философию да и вообще традиционную культуру («отрезвление» принесли лишь катастрофические последствия «больших скачков»).

Но верно и то, что Лукач и Корш в числе первых после Октября раскрыли значение марксизма как философии и диалектики как его революционной души. Причем даже их ультрареволюционные «перегибы» были, в общем-то, естественной реакцией на узколобый практицизм и эволюционизм реформистов II Интернационала.

В. Страда исследует послеоктябрьское развитие культуры в советском обществе. Сугубо негативная оценка, которую он дает этому развитию, выводится из «гегемонии» большевистской партии. Автор как бы «забывает», что многие приводимые им критические выступления по поводу культурной политики большевиков публиковались в условиях этой гегемонии, что партия не боялась конструктивной, незлонамеренной критики. А главное – говоря о культурной революции в СССР, Страда вообще умалчивает о таких исторических ее достижениях, как ликвидация неграмотности, просвещение широчайших масс, расцвет ранее отсталых наций и народностей, формирование социалистической интеллигенции. В результате само понятие культурной революции принимает у него уничижительный характер и, обрамленное кавычками, перестает отличаться от понятия китайской, маоистской.

В угоду своей предвзятой концепции о враждебности социалистической революции и культуры Страда нарочито упрощает послереволюционную историю Страны Советов. Он, например, безосновательно приписывает Троцкому определяющую роль в культурной политике РКП(б), а на В.И. Ленина возлагает ответственность за ошибки и искажения последующих лет. Против подобных передержек резко протестовал даже такой западный историк, как Э. Карр.

Фальшивые тезисы В. Страды во многом опровергаются материалом статьи английского либерально-буржуазного публициста Дж. Уиллетта, во время войны сотрудника Интеллидженс сервис, затем либеральной газеты «Манчестер Гардиан» и литературного приложения к газете «Таймс» (впоследствии он стал его редактором), специалиста по истории авангардистского искусства XX века. Уиллетт убедительно показывает, какой мощный импульс дали Октябрь и последовавшие революции в Германии и Венгрии творческому развитию искусства и архитектуры. С увлечением живописуя волну конструктивизма, он, однако, умалчивает о его внутренних слабостях – своеобразной элитарности, антиэстетизме, доведенной до самоотрицания функциональности, наконец, о нетерпимости его теоретиков, – предопределивших его спад. Провозглашая модернизм «сердцем» революционного искусства, Уиллетт впадает в явное преувеличение. Он, как и Страда, неосновательно отказывает в революционности советской литературе и искусству 30-х и последующих годов.

Издательство «Прогресс» в целях информации направляет читателям перевод первой части третьего тома итальянского издания «История марксизма» (выпуск второй).

Е. Амбарцумов