Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск второй

Несмотря на частые утверждения многочисленных антикоммунистов, Советская власть никогда не опиралась только на общие силы государственного принуждения. Марксистская доктрина и идеология всегда играли огромную роль в системе власти социалистических стран. Поэтому борьба за власть, которая время от времени возникала в СССР между различными политическими группировками, носила не только скрытый характер, но зачастую определялась разным подходом к разрешению идеологических проблем. Никакая доктрина не в состоянии предварительно решить или предсказать все проблемы, возникающие в ходе развития общества. Марксизм-ленинизм в этом смысле тоже не представляет исключения, и поэтому все это порождало постоянные дискуссии не только между марксистами и немарксистами, но и в среде самих коммунистических партий.

Сегодня основной ареной подобных дискуссий является международное коммунистическое движение, и это находит свое выражение в разногласиях между отдельными группами коммунистических партий. Внутри КПСС открытых дискуссий по идеологическим проблемам практически не бывает, и их разрешение только время от времени постулируется высшими инстанциями партии. Однако в 20-е годы внутрипартийная жизнь в Советской России проходила под знаком острых внутренних дискуссий, теоретическая тематика которых до сих пор сохраняет немаловажное значение. Поэтому было бы ошибочным недооценивать значение этих дискуссий в политической победе Сталина. Так, например, в яростной борьбе против «левой» оппозиции Троцкого, Зиновьева и Каменева Сталин не просто злоупотреблял своим влиянием в партийном аппарате, не просто узурпировал власть, прибегая к вероломным и коварным методам. И не то чтобы он колебался в выборе средств для достижения собственных целей, но в данном случае ему вместе с Бухариным удалось убедить бóльшую часть рядовых членов и большинство партии в том, что именно его понимание марксизма-ленинизма по вопросам, которые встали перед партией и государством в середине 20-х годов, было правильным.

Среди многочисленных практических и теоретических вопросов, которые в то время с жаром обсуждались в партии, самым важным со всех точек зрения был, несомненно, вопрос о возможности построения социализма в одной стране, конкретно говоря, в такой экономически отсталой стране, как Россия. Характер и результаты этой дискуссии требуют ее более подробного рассмотрения.

1. Мировая революция и неравномерность развития

Вопрос о возможности победы социализма в одной стране был поставлен еще Марксом и Энгельсом почти в то же время, когда они подошли к социализму. Уже в первом наброске «Программы Союза коммунистов», написанном в форме катехизиса и названном «Принципы коммунизма», Энгельс писал:

Как мы видим, тезисы о коммунистической революции, происходящей одновременно в крупнейших странах, Энгельс обосновывает не столько угрозой вмешательства соседних стран, сколько, и в особенности, взаимозависимостью их экономической жизни и уравниванием их социального развития. Энгельс хорошо знал, что все перечисленные им страны прошли различный путь промышленного капиталистического развития. Но это обстоятельство, по его мнению, должно было отразиться только на темпах социально-экономических изменений в результате коммунистической революции, которая должна начаться одновременно во всех этих странах. То же самое в более сжатой форме утверждали Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии».

Опыт многих явлений революционного характера в Западной Европе середины XIX века, а также дальнейшее развитие Марксом и Энгельсом своих экономических, политических и философских концепций привели как следствие к целому ряду поправок также и в их теории социалистической революции. Больше в их трудах мы не встретим категорических утверждений, таких, как требование «одновременности» европейской коммунистической революции. Более того, как Маркс, так и Энгельс теперь часто высказывают мысль о том, что пролетарская революция может начаться и в рамках одной европейской страны, а затем, как пожар, охватит другие страны. Кроме того, Маркс и Энгельс постепенно расширяли круг стран, которые могли бы, по их мнению, стать детонаторами европейской революции. В этой связи они называют не только Англию, Францию, Соединенные Штаты и Германию, но также и Польшу, Италию, Венгрию и Испанию. В конце 70-х и начале 80-х годов Маркс и Энгельс, которые сначала видели в России основную консервативную силу Европы, уже считали, что революция в России могла бы стать искрой, способной зажечь пожар европейской революции.

Однако ни Маркс, ни Энгельс существенно не изменили собственной основной концепции социалистической революции в Европе как практически одновременного выступления пролетариата в основных капиталистических странах. Незадолго до смерти Энгельс писал Полю Лафаргу:

Уже в прошлом веке идеи Маркса и Энгельса в отношении условий победы социализма в Европе оспаривались социалистами других течений. Впрочем, даже в утопическом домарксовом социализме преобладала уверенность, что справедливое коммунистическое общество может быть построено в какой-либо отдельной стране и даже на острове, как на мифическом острове Утопия. В различных странах, но в основном в Соединенных Штатах, были предприняты попытки создать отдельные социалистические сельскохозяйственные предприятия и общины. Аналогичные попытки делались и в XX веке. Достаточно упомянуть знаменитые еврейские киббуцы в Палестине, а также менее известные кооперативные хозяйства в ФРГ, в Англии и других странах.

И все-таки в партиях и марксистских течениях тезис Энгельса о невозможности победы социализма в одной стране превратился в догму, которой следовали и русские марксисты. Первым, кто с этим не согласился, был Ленин. Изучение империализма как новой, более прогрессивной стадии развития капитализма привело его к постулированию роста неравенства в развитии отдельных капиталистических стран. Отсюда неизбежно следовал вывод о том, что возможна, даже неминуема, победа социалистической революции сначала в какой-то одной стране или группе стран.

Уже в годы, предшествовавшие первой мировой войне, среди социалистов и европейских пацифистов обсуждался лозунг Соединенных Штатов Европы. Во время войны эта формулировка поддерживалась Каутским; Троцкий также выступал за нее. Какое-то время те же большевики поддерживали ее и выступали в пользу Соединенных Республиканских Штатов Европы, то есть в пользу свержения германской, российской и австрийской монархий. После многочисленных дискуссий на конференции иностранных секций РСДРП и в редакции газеты «Социал-демократ» большевики по инициативе Ленина постановили отказаться от этого лозунга, поскольку он мог повлечь за собой, как писал Ленин, «ошибочное понимание того, что победа социализма в одной стране невозможна, и ошибочное понимание отношений этой страны с другими странами». Поясняя свою точку зрения, Ленин писал:

Уже в то время Троцкий опубликовал возражения в своей парижской газете «Наше слово», где, в частности, писал:

Ленин, который, конечно же, знал о возражениях Троцкого, в следующем, 1916 году в статье о военной программе пролетарской революции почти в тех же словах повторил свою концепцию возможности не только социалистической революции, но и победы социализма[78] и вовсе не указывал по этому поводу на какую-то отдельную капиталистическую страну как особо близкую к социалистической революции. Более того, он распространял свои соображения даже на относительно малые и нейтральные страны, такие, как Швейцария. В статье «Принципиальные положения к вопросу о войне», написанной в декабре 1916 года, Ленин писал о положении, сложившемся среди швейцарских социалистов:

Тем не менее Ленин вовсе не исключал из этого анализа автократическую царскую Россию. Признавая, что в то время на повестке дня в России стояла прежде всего буржуазно-демократическая революция, состоявшая «в освобождении буржуазной России от военно-феодального „империализма“ (= царизма)», Ленин с ноября 1915 года заявлял, что русский пролетариат свергнет царизм «не для помощи зажиточным крестьянам в их борьбе с сельским рабочим, а – для совершения социалистической революции»[80].

Очевидно, что ни в 1915, ни в 1916 году Ленин еще не мог предвидеть, что первой страной, в которой трагедия империалистической войны вызовет революцию, будет именно Россия, однако, анализируя обстановку, создавшуюся в 1917 году, Ленин не считал случайным тот факт, что именно Россия станет самым слабым звеном в цепи империализма, местом, в котором эту цепь можно будет разорвать и где окажется возможной не только демократическая, но и социалистическая революция.

Известно, что призыв Ленина к переходу от буржуазно-демократической революции, которая победила в России в феврале 1917 года, к революции социалистической вызвал решительное возражение не только меньшевиков, но также и части большевиков. Противники Ленина утверждали, что Россия еще не созрела для социалистической революции и что социализм не может быть построен в столь экономически и культурно отсталой стране. Ленин отверг эти аргументы, утверждая, что, несмотря на свою отсталость, Россия была капиталистической страной, в которой имелся не только минимум объективных предпосылок, достаточный для осуществления социалистической революции, но были и исключительно важные субъективные предпосылки, такие, как революционный пролетариат во главе с революционной партией, который к тому же мог вполне рассчитывать на поддержку большей части крестьянства и солдат, ненавидевших войну и стремившихся к земле и миру. Таким образом, русский пролетариат не имел права отказываться от великой исторической возможности открыть эпоху пролетарской мировой революции и подать пример революционного выхода из империалистической бойни. Ленинская точка зрения победила в большевистской партии и среди большинства российского пролетариата. И как следствие Октябрьская социалистическая революция 1917 года одержала победу.

2. Ленин и построение социализма

Социалистическая революция в России победила довольно легко, и Советская власть за несколько месяцев распространилась почти по всей территории бывшей царской империи. Однако триумфальное шествие Советов совсем еще не означало внутренней прочности и стабильности международного положения молодого пролетарского государства. Выражение «самое слабое звено в цепи империализма» в то время было не просто удачной метафорой. В экономическом и военном отношениях Россия временно оказалась самой слабой среди крупных европейских держав. Хотя в отличие от недавно свергнутого Временного правительства Советское правительство никак нельзя было обвинить в нерешительности и колебаниях, в некоторых аспектах его положение было еще более трудным. Крестьяне получили землю, но были недовольны все более ужесточавшейся государственной монополией на сельскохозяйственную продукцию и постепенным сужением свободного рынка. Промышленное производство в стране продолжало падать, транспорт был дезорганизован, деньги стремительно обесценивались, армия распадалась. Ленин, которому с трудом удалось заключить унизительный Брест-Литовский мир, прекрасно понимал, что Советская Россия была не в состоянии вести какую бы то ни было «революционную войну» против кайзеровской Германии, которой требовали «левые коммунисты» и левые социал-демократы. И тем более не могла она «встать против остального капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран… применяя в случае необходимости вооруженные силы против эксплуататорских классов и их государств», как за три года до этого предлагал он сам. Однако он был уверен, что мировая пролетарская революция, начатая в России, будет развиваться довольно быстро и что империалистическая война неизбежно выльется в победу пролетарской революции в одной или нескольких капиталистических странах. А пока что Россия могла помочь этим революциям только собственным примером и своей пропагандой, если ей удастся укрепить диктатуру пролетариата и выстоять любой ценой до начала социалистических революций в других капиталистических странах. Усиление гражданской войны в России еще более осложнило положение Советской власти. Положение большевиков в конце 1918 и в 1919 году было настолько критическим, что Ленин во многих своих заявлениях того времени неоднократно повторял, что русская революция не сможет победить без поддержки социалистической революции в Европе. То же самое подтверждали тогда и многие другие большевистские лидеры, и среди них Троцкий. Вопрос о мировой революции в их речах всегда ставился на первое место. Без ее поддержки Троцкий даже не рассматривал возможности победы социализма в такой стране, как Россия. В то время как утверждения Троцкого о взаимосвязях между русской и мировой революцией были тесно связаны с его предшествующей, а также и с последующими позициями, точка зрения Ленина по этому вопросу существенно отличалась от его позиции 1915 – 1916 годов и от его последующих выступлений, относившихся к 1920 – 1922 годам.

Мы знаем, что Ленина никогда не смущали подобные расхождения. Он умел отказываться от устаревших лозунгов, признавал собственные ошибки и ошибки партии, однако, когда позднее началась длительная дискуссия о возможности построения социализма в России, противники Сталина и Бухарина часто в своих статьях цитировали именно высказывания Ленина 1918 – 1919 годов, в то время как сторонники Сталина противопоставляли им другие заявления того же Ленина. Впоследствии, после того как закончились внутрипартийные дискуссии 20-х годов, Сталин нашел очень простой способ устранить некоторые противоречия в позициях Ленина по вопросу о судьбах русской революции. В 40-х годах в связи с подготовкой четвертого издания сочинений Ленина все высказывания и заявления, в которых выражалось сомнение в возможности победы русской революции без непосредственной помощи мировой революции и в возможности построения социализма в России без помощи социально более развитых стран, попросту вычеркивались. То же самое делалось и в пятом издании. Так, выступая 12 марта 1919 года в Петроградском Совете Ленин заявил, что

Позднее, уже после победы в гражданской войне, выступая на III конгрессе Коммунистического Интернационала, Ленин признал, что произошли существенные изменения в его концепции о взаимоотношениях между русской и мировой революцией, в частности, он сказал:

Однако события развернулись не так, как предсказывали Ленин и большевики в октябре 1917 года и в годы яростных сражений против белогвардейщины. Если в конце мировой войны в некоторых странах Европы совершились буржуазно-демократические революции, то отдельные вспышки социалистических революций, например в Венгрии, были подавлены, а капитализм сохранился во всех европейских странах, за исключением России. С другой стороны, большевики сумели одержать победу в гражданской войне и отбить попытки иностранной интервенции. Стремление рабочих, крестьян и солдат Западной Европы к миру было так велико, что консервативные силы должны были временно отложить планы новой интервенции. Было ясно, что Советская Россия сумела завоевать передышку, хотя никто не мог предвидеть, на какой срок. Однако уже нельзя было рассчитывать на прямую экономическую помощь со стороны пролетариата более развитых стран Европы. Между тем экономика Советской России была полностью разрушена: промышленное производство в стране сократилось более чем в 10 раз, а сельскохозяйственное составляло 50 процентов по отношению к 1913 году. Политика военного коммунизма полностью исчерпала себя и постоянно наталкивалась на все более решительное сопротивление крестьян и мелкой буржуазии. Это отражалось на моральном состоянии бойцов Красной Армии, в которой шла демобилизация, и бойцов «трудовых армий», созданных в тот период. Попытки еще более ужесточить государственное регламентирование экономики и увеличить изъятие излишков товаров и сельскохозяйственных продуктов вызвали целый ряд крестьянских и солдатских выступлений. Самые крупные (в Тамбове, Кронштадте, новые восстания в казацких областях) были подавлены с большим трудом и большими потерями. Хотя Ленин еще и верил в грядущую мировую пролетарскую революцию, будучи трезвым политиком, он не мог поставить Советскую Россию в зависимость от непредвиденных превратностей международного революционного движения и в поисках выхода из создавшегося положения пришел к необходимости выработки новой экономической политики.

В целом нэп не был введен ни за месяц, ни даже за год. И даже сам Ленин не сразу осознал его значение. Вначале многочисленные большевистские руководители рассматривали новую экономическую политику как временное и неизбежное отступление, как чисто тактический маневр, но нэп так быстро привел к стабилизации и улучшению внутреннего экономического и политического положения в стране, что Ленин тут же понял, что это было не вынужденное отступление, а скорее самая подходящая политика для России с ее отсталой экономикой и рабочим правительством. Она не только обеспечивала передышку Советской России, остававшейся одиноким социалистическим островком в океане враждебного капитализма, и не только была рассчитана на то, чтобы «выстоять» до прибытия «основных сил» мировой революции и дать возможность перестроить разрушенную промышленность и развалившееся сельское хозяйство, но и позволяла успешно строить, хотя и медленнее, чем мечтали большевики, социалистическое общество в стране, которой вскоре предстояло стать Союзом Советских Социалистических Республик. Другими словами, это была серьезная политика, рассчитанная на длительный период, и Ленин приступил к разработке ее теоретических основ. Он разъяснял, что, хотя СССР еще надолго останется страной с преимущественно мелкобуржуазным производством, в ней уже родился социалистический сектор, представленный государственными хозяйствами и предприятиями, железными дорогами, банками, морским и речным флотом. Собственностью социалистического государства были также леса, земля и богатства недр огромной страны; была установлена монополия на внешнюю торговлю. Благодаря этим определяющим экономическим основам Советское государство могло использовать внутри страны как отдельные капиталистические хозяйства, так и концессии (государственный капитализм) и с помощью развития международной торговли могло поставить на службу социализму многочисленные достижения науки и техники капиталистических стран.

Ленин придавал особое значение развитию разного рода кооперации как в городе, так и в деревне. К тому же при правильном использовании новой экономической политики для Советской России не представляло опасности некоторое оживление и развитие капиталистических элементов, поскольку нэп обеспечивал предпочтительное развитие социалистической экономики. Это была программа построения не капиталистического общества (как считали многие интеллигенты-сменовеховцы), а социалистического.

И далее Ленин замечал:

В сущности, в своих последних статьях и заметках, как и в беседах, особенно часто с Бухариным, Ленину удалось набросать общую схему теории построения социализма в такой стране, как Россия. И было очевидно, что в первую очередь он рассчитывал на внутренние субъективные и объективные факторы экономического и политического развития России. Его новая программа социалистического строительства была намечена с учетом запоздания, и даже довольно значительного, мировой пролетарской революции, и вовсе не обращаясь к Западной Европе, но трезво оценивая русскую реальность 1922 года, Ленин говорил, что «нэп продолжает быть главным, очередным, все исчерпывающим лозунгом сегодняшнего дня», и одновременно с уверенностью предсказывал, что «из России нэповской будет Россия социалистическая»[85].

3. Троцкий, Сталин и капиталистическое окружение

Ленин был, несомненно, прав, когда писал в своем завещании, что именно в отношениях между Троцким и Сталиным таилась опасность раскола в партии. Это подтвердилось также и в ходе острых дискуссий, начавшихся еще при жизни Ленина, когда Троцкий открыто выступил против партийного руководства того периода, соединившего подход Зиновьева, Каменева и Сталина. Основным пунктом расхождений в то время была проблема внутрипартийной демократии, но в 1924 году развернулась также острая полемика и по некоторым вопросам истории партии. Что касается построения социализма в одной стране, в частности в России, в 1923 – 1924 годах этот вопрос практически не был предметом открытой дискуссии, хотя точка зрения Троцкого на перспективы русской революции уже тогда могла вызвать немало возражений.

Как мы уже говорили, Троцкий с 1915 года выражал уверенность в том, что революционное движение могло успешно развиваться и добиться победы только в том случае, если оно превратится во всеевропейское, в то время как, оставаясь в национальных рамках, оно было обречено на верную гибель. Троцкий, по существу, не изменил этого мнения в 1923 – 1924 годах, и это подтверждалось публикацией его статей 1915 года в третьем томе собрания его сочинений.

В 1922 году, когда Ленин начинал развивать свой план перехода от России нэповской к России социалистической, Троцкий утверждал:

В том же году в «Послесловии» к своей брошюре «Программа мира» Троцкий подробно излагал свою точку зрения:

Даже после ленинских работ 1921 года, не оставлявших никакого сомнения в новом подходе Ленина к вопросу о перспективах русской революции, Троцкий опубликовал сборник статей, в которых можно было прочитать следующее:

В 1923 – 1924 годах эти утверждения Троцкого еще не стали предметом дискуссии. Хотя последние статьи и заметки Ленина еще не были оценены в должной степени, а в Западной Европе еще не окончился революционный кризис, начавшийся в 1917 году, однако все хорошо помнили заявления Ленина времен гражданской войны, и они как будто совпадали с этими мыслями Троцкого. Сам Сталин, а также Зиновьев и Каменев придерживались в то время аналогичной точки зрения.

В апреле 1924 года в Свердловском университете Сталин прочитал ряд лекций, которые вскоре были опубликованы в книге под названием «Вопросы ленинизма». О победе социализма в одной стране там говорилось:

Можно предположить, что Бухарин указал Сталину на противоречие между этой формулировкой и точкой зрения Ленина, ясно выраженной в его последних статьях, а также в статьях 1915 – 1916 годов. И действительно, во втором издании абзац, который мы цитировали, был целиком исключен. Более того, Сталин с его обычной неспособностью признать какую бы то ни было свою ошибку заявил в одной из статей:

И все-таки совершенно ясно, что сталинская формулировка апреля – мая весьма мало отличается от аналогичных формулировок Троцкого и поэтому не могла быть полезной в борьбе против троцкизма.

В конце 1924 года Сталин опубликовал сборник своих статей и выступлений 1917 года. В предисловии к этому сборнику он впервые сформулировал гипотезу о построении социализма в СССР в условиях капиталистического окружения. Одновременно он впервые сурово раскритиковал точку зрения Троцкого по этому вопросу, но тогда Троцкий ничего ему не ответил.

4. Техническая отсталость и национальная ограниченность

Первый серьезный взрыв политических противоречий по этому вопросу произошел в 1925 году. Объективной предпосылкой выхода этой проблемы на первый план явилось то, что в капиталистическом мире явно завершилась «эпоха войн и революций» и началась «временная стабилизация капитализма». С другой стороны, в СССР кончался период восстановления, и поэтому особое значение приобретал вопрос об основных направлениях дальнейшего построения социализма. Субъективной предпосылкой для новой внутрипартийной дискуссии стали трения между Сталиным, с одной стороны, и Зиновьевым и Каменевым – с другой, принимавшие все более острый характер. Как известно, споры и дискуссии проходили в 1925 году по очень широкому кругу вопросов: о характере государственной промышленности, о значении нэпа, об отношении к крестьянству, об обстановке в партии, об отношении к Троцкому. В этой связи был поднят также вопрос и о возможности построения социализма в СССР. Сначала очень осторожно и не в печати, а на одном из заседаний Политбюро Зиновьев и Каменев выступили с критикой заявлений Сталина, обвинив его, в частности, в том, что он недооценивает значение мировой революции, и в национальной ограниченности. Большинство Политбюро не поддержало Зиновьева и Каменева, но дело, однако, не ограничилось этим эпизодом. Хотя заседания Политбюро обычно не стенографировались и дебаты на них не являлись, как правило, предметом оценки со стороны партии, на этот раз Сталин решил обнародовать заявления Зиновьева и Каменева. Ленинградская печать (партийная организация в этом городе находилась под контролем сторонников Зиновьева) уже довольно долго публиковала завуалированные критические материалы в адрес сталинского большинства в Политбюро: замаскированная критика Центрального Комитета РКП(б) содержалась также в резолюциях XXII областной партийной конференции Ленинграда. Московский комитет РКП(б) не без участия Сталина направил в Ленинград длинное письмо, в котором, в частности, говорилось:

Вопрос о перспективах построения социализма в СССР был поставлен на XIV конференции РКП(б), состоявшейся в апреле 1925 года. В «Тезисах о задачах Коминтерна и РКП(б)», принятых на конференции, говорилось:

На XIV конференции ни Зиновьев, ни Каменев не высказали своих возражений о возможности полной победы социализма в СССР и вместе с другими делегатами даже голосовали за приведенную резолюцию. Было очевидно, что они не хотели, чтобы вопрос о возможности победы социализма в СССР стал предметом внутрипартийной дискуссии. Однако Сталин широко использовал решения конференции для того, чтобы вновь выступить против Троцкого, а косвенно и против Зиновьева и Каменева. Из его доклада «К итогам работ XIV конференции РКП(б)»[93] видно, что он внимательно изучил все заявления Ленина по этому вопросу, что делало его позицию неуязвимой, по крайней мере с догматической точки зрения, но речь здесь шла не только о точности цитат. Подавляющее большинство партактива было убеждено в возможности победы социализма в Советском Союзе. И без особых теоретических тонкостей было ясно: члены партии, естественно, желали, чтобы их тяжелый труд как можно быстрее привел бедную, отсталую страну к процветанию и изобилию. Сталин максимально использовал эти стремления, критикуя каждую недостаточно ясную формулировку в заявлениях Зиновьева, и в то же время сначала намеками, а затем все более открыто начал полемику между московской и ленинградской печатью по самым различным проблемам построения социализма.

Так, летом 1925 года издательство «Молодая гвардия» опубликовало брошюру И. Варейкиса «Возможна ли победа социализма в одной стране?», в основном посвященную анализу и пояснению позиции Сталина и критике некоторых меньшевистских теорий по этому вопросу. Брошюра вызвала немало критических выступлений в ленинградской печати, особенно в ленинградской «Правде», на которые Варейкис ответил осенью того же года выпуском новой брошюры «Коренной вопрос наших разногласий».

Новым поводом для нападок на Зиновьева послужила его книга «Ленинизм», вышедшая в том же 1925 году. В ней Зиновьев часто ссылается на Ленина, цитируя, в частности, его слова о возможности победы социализма в одной или нескольких странах, взятые из статьи «О лозунге Соединенных Штатов Европы». Одновременно Зиновьев критикует Троцкого, однако в его собственных высказываниях содержится целый ряд неясных формулировок, относящихся как к различиям между социализмом и коммунизмом, так и к проблеме построения социализма в СССР. Он, например, пишет:

Из дальнейших длинных разъяснений следует заключить, что Зиновьев считает возможным построение социализма, но не завершение его построения в одной стране, и тем более в такой отсталой стране, как СССР.

Все эти дискуссии носили, однако, предварительный и несистематический характер. С открытым и решительным заявлением «новая», или «ленинградская», оппозиция выступила только на XIV съезде ВКП(б), который состоялся 18 – 31 декабря 1925 года (именно на этом съезде было решено заменить название РКП(б) на ВКП(б)). В своем докладе на съезде Сталин не касался проблемы построения социализма в одной стране, считая, что она уже достаточно рассмотрена, но этот вопрос не был затронут и представителями оппозиции. Основная дискуссия развернулась по другим вопросам. И все же Зиновьев как содокладчик оппозиции с правом заключительного слова в пылу полемики затронул и проблему построения социализма, напомнив формулировку Сталина из брошюры «Об основах ленинизма», которая фактически совпадала с формулировкой Зиновьева в его книге «Ленинизм». Защищая свою точку зрения, Зиновьев сказал:

Еще более резко выступил Сталин против Зиновьева и Каменева после XIV съезда, опубликовав в январе 1926 года брошюру «Вопросы ленинизма», по большей части посвященную критике идей Зиновьева и Каменева и между прочим противоречивых заявлений Зиновьева по вопросу о возможности построения социализма в СССР[96].

Необходимо сказать также несколько слов и о позиции Бухарина. В настоящее время во многих публикациях можно прочитать, что он тоже разделял «неверие Троцкого и Зиновьева в возможность построения социализма в СССР», или же, как пишет, например, Ф. Ваганов, «если троцкисты под знаменем „левой“ революционной фразы открыто отрицали возможность построения социализма в нашей стране, то правые, не отрицая на словах эту возможность, практически сводили ее на нет»[97].

Все это явное преувеличение. В действительности именно Бухарин в 1924 – 1928 годах был основным теоретиком советской партии и руководил редактированием ее основных документов и программных резолюций. Поэтому неудивительно, что как «новая», так и «объединенная» оппозиция сосредоточили в 1926 году свой огонь не столько против Сталина, сколько против Бухарина. Более того, необходимо сказать, что все основные заявления Бухарина по вопросу о победе социализма в СССР, о роли нэпа, о характере государственных предприятий, о роли кооперации с теоретической точки зрения были точнее, продуманнее и яснее заявлений Сталина. Уже в основной своей работе, «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925), Бухарин писал:

Однако, чтобы действительно гарантировать построение нового, социалистического общества, Советское государство, согласно Бухарину, должно было на основе нэпа обеспечить союз между рабочим классом и крестьянством, аналогичный союзу первых лет гражданской войны, заключенному на военно-политической основе.

После XIV съезда, когда в Ленинграде была созвана XXIII внеочередная областная конференция ВКП(б), именно Бухарину поручили от имени Центрального Комитета выступить с докладом о результатах и уроках только что закончившегося съезда и о разгроме «ленинградской» оппозиции. В этом докладе Бухарин заявил:

5. Победа Сталина

Как известно, последний этап открытой борьбы внутри партии против так называемой «левой» оппозиции длился примерно полтора года – с лета 1926 года и до поздней осени 1927 года, когда Троцкий и Каменев, на время позабыв о собственных недавних яростных стычках, объединились и стали во главе новой, «объединенной» фракции. Теоретическая платформа оппозиции включала почти все основные тезисы как троцкистской оппозиции 1923 – 1924 годов, так и «ленинградской» оппозиции 1925 года. Основным вопросом, по которому оппозиция выступала против политики Сталина и Бухарина, был вопрос отношения к капиталистическим элементам в городе и деревне. Она требовала усиления борьбы против кулаков и нэпманов и увеличения их налогообложения. Одновременно она требовала увеличения темпов индустриализации, но также расширения и углубления внутрипартийной демократии, борьбы против бюрократизации партийного и государственного аппаратов и т.д. Но линия оппозиции не противоречила курсу партии на построение социализма. Оппозиция попросту требовала применения методов, которые плохо сочетались с основными принципами нэпа. Она также настаивала на таком усилении темпов построения социализма, к которому страна еще не была готова. Никто из лидеров оппозиции не утверждал, что в СССР не следует строить социализм и невозможно его построить. Однако они, и в первую очередь Троцкий, не считали возможным допустить, что их многочисленные предшествующие формулировки об отсутствии перспектив построения социализма в СССР в условиях капиталистического окружения были ошибочными. В отличие от Ленина не только Сталин, но и Троцкий не мог и не имел мужества сказать: «Я ошибся». Отсюда и противоречие в программных тезисах оппозиции, в которых принцип необходимости более быстрых темпов построения социализма уживался с утверждением о невозможности абсолютной победы социализма в отсталой стране, каковой был СССР в 1926 – 1927 годах.

Так, например, в заявлении от 2 июня 1927 года пятнадцати ведущих представителей оппозиции утверждалось:

И. Смилга, один из самых известных лидеров оппозиции, на одной из лекций в Коммунистической академии говорил в сентябре 1926 года:

Неоднократно полемизируя в своих речах со Сталиным и Бухариным, К. Радек тоже определял их утверждения как «теорию построения социализма в одном округе» или же «на одной улице».

Тем не менее Троцкий, Зиновьев и Каменев, в общем-то, пытались избежать дискуссий о возможности полного и завершенного построения социализма. Если Сталин смог извлечь из книги Зиновьева «Ленинизм» цитату, из которой можно было сделать вывод, что последний не верил в возможность полной победы социализма в одной стране, то в книге Троцкого «К социализму или к капитализму», опубликованной в 1925 году, он не нашел ни одной подобной цитаты и довольствовался тем, что высмеял стиль Троцкого, который в сухих цифрах государственного плана услышал «звуки прекрасной исторической музыки растущего социализма»[103]. Основная платформа объединенной оппозиции, сформулированная перед XV съездом ВКП(б), не содержала никаких утверждений о невозможности построения социализма в СССР. Напротив, в ней утверждалось, что линия Сталина и Бухарина воспрепятствует его быстрому построению, открывая возможности для исключительно быстрого роста капиталистических элементов как в городе, так и в деревне, и что представляет опасность для социализма. В этой платформе мы можем найти множество замечаний и критических предложений о положении рабочего класса, о профсоюзах, об усилении классовой борьбы в деревне, о колхозах и совхозах, о проблемах жилья и безработицы, по вопросам финансовой политики Советского государства, борьбы против бюрократизма, по проблемам пятилетнего плана и т.д.[104] Многие из этих замечаний и предложений, несомненно, были справедливы. …

Но Сталин не имел желания дискутировать с оппозицией по поводу этой платформы. Именно он превратил вопрос о возможности победы социализма в СССР в принципиальный тезис и основную тему дискуссии. Большую часть двух своих основных докладов, направленных против «объединенной» оппозиции, – «О социал-демократическом уклоне в нашей партии» (доклад на XV конференции ВКП(б) 1 ноября 1926 года) и «Еще о социал-демократическом уклоне в нашей партии» (доклад на VII расширенном Пленуме Исполкома Коммунистического Интернационала 7 декабря 1927 года) – Сталин посвятил именно «разоблачению» неверия лидеров оппозиции в возможность победы социализма в CССP. С этой целью Сталин приводил многочисленные цитаты из трудов Троцкого 1905 – 1915 годов, но даже не упомянул его последующих произведений. И надо признать, что таким образом Сталин добился своей цели, поскольку его рассуждения и мотивировки по этому вопросу были не только ближе к мнению Ленина и больше совпадали с ним, но были понятнее и ближе большинству партактива.

С разгромом объединенной оппозиции вопрос о возможности победы социализма в СССР перестал быть предметом дискуссии. В сущности, он не поднимался и не обсуждался и в период борьбы против так называемой «правой оппозиции». Еще меньше о нем говорилось, когда после разгрома «правых», начала коллективизации и в разгар индустриализации Сталин выдвинул лозунг наступления социализма по всему фронту. Большинство лидеров последних оппозиций, как «левых», так и «правых», капитулировали перед Сталиным и ничего не могли сказать против линии партии в 1930 – 1933 годах, когда партия и весь народ СССР переживали один из самых драматических периодов своей истории, который во многом можно сравнить с периодом гражданской войны. И хотя у большинства партактива уже зрело, хотя и в скрытой форме, недовольство руководством Сталина, XVII съезд был официально назван съездом «победителей».

Конечно, партия и советский народ добились в 1934 году значительных успехов в строительстве социализма, хотя ретроспективный анализ показывает, что без третьей, сталинской революции сверху, вероятно, можно было бы достичь более высоких результатов, и без миллионов человеческих жертв. Однако в своем докладе Сталин не сказал о той огромной цене, которую страна заплатила за успехи, перечисленные в его выступлении. В этом докладе он лишь слегка коснулся вопроса построения социализма в одной стране: «Доказано на опыте нашей страны, что победа социализма в одной, отдельно взятой стране – вполне возможна. Что можно возразить против этого факта?»[105]

Приведем более пространные выдержки из покаянных речей недавних руководителей «левой» оппозиции, с которыми они выступили на XVII съезде.

То же заявил Каменев в своей речи:

Из старых лидеров оппозиции только Троцкий, сосланный за границу и развернувший там бурную, но малорезультативную деятельность в целях объединения своих заграничных сторонников и создания IV Интернационала, продолжал критиковать теорию построения социализма в одной стране. Еще в 1930 году в книге «Перманентная революция» он писал:

В 1934 году, после XVII съезда, группа последователей Троцкого, которая образовала так называемый «Секретариат Международной Лиги коммунистов-интернационалистов (большевиков-ленинцев)», опубликовала тезисы Троцкого «Четвертый Интернационал и война». Необходимо заметить, что, несмотря на критику сталинского правления, Троцкий не подвергал сомнению пролетарский характер Советского Союза.

Однако мы можем прочитать в том же документе и следующее утверждение:

Несомненно, что это противопоставление интернационального и национального характера Октябрьской революции, которое признавало за Советским Союзом единственно роль плацдарма мировой революции, было весьма далеко от ленинского понимания международного значения Октябрьской революции и способности Советского государства к длительному существованию без прямой государственной поддержки победоносного европейского пролетариата. Троцкий оказался плохим пророком в своих предсказаниях раскола и краха советского общества в случае длительной и тяжелой войны.

Если в свете реального исторического опыта эти утверждения Троцкого в течение 10 – 15 последующих лет оказались необоснованными, то и сталинская концепция построения социализма в общем и построения социализма в одной стране в частности во многом оказалась ошибочной. Попробуем выявить по крайней мере некоторые из этих ошибок.

6. Ошибки и вырождение

Победа Сталина и его последователей в дискуссии о возможности победы социализма в одной стране, и в частности в такой стране, как Россия, вовсе не следовала из того, что концепции Сталина были ближе к ленинским, чем концепции «левых». Дело было тут не в догмах или доктринах. Сталинские концепции по этому вопросу в том виде, как он их излагал в 20-х годах, были, как правило, весьма близки к реальности. Даже экономическую и техническую отсталость России в этом случае не следует преувеличивать. С точки зрения капиталистического развития Россия 1917 года была не слабее, не более отсталой по сравнению, скажем, с Францией или Германией середины XIX века. И тем не менее Маркс и Энгельс считали тогда возможной социалистическую революцию в этих двух странах, и их письма и статьи 50-х годов говорят об ожидании новой революционной волны. И хотя эти предвидения не стали реальностью, нельзя не иметь их в виду и считать простой ошибкой. Обращаясь к российским проблемам, Ленин писал, что, если бы не мировая война, развитие России могло бы длиться десятилетиями и без социалистической революции. Исторический опыт показал, как заметил Ленин, что легче начать социалистическую революцию в странах со средним уровнем капиталистического развития, то есть именно в странах Западной Европы 50 – 60-х годов прошлого века.

Ошибки Сталина следует искать не в повторении ленинских утверждений о возможности победы социализма в одной стране. Прежде всего необходимо заметить, что Сталин никогда не проявлял особого интереса к вопросам международного коммунистического движения. Это выражалось и в том, что он редко принимал непосредственное участие в работах конгрессов Коминтерна, не сотрудничал, к примеру, в журнале «Коммунистический Интернационал» и не фигурировал в списке его сотрудников. Таким образом, его заявления в отношении Октябрьской революции как начала революции мировой скорее вызывают мысль о том, что это просто дань уважения к Ленину, а не собственные искренние убеждения. Как пишет один из современных последователей сталинизма:

В том, что касается взаимоотношений между Октябрьской революцией в России и мировой революцией, Троцкий и Сталин весьма далеко отходили от Ленина. Для Троцкого национальная судьба России представлялась как бы пустой фразеологией, и роль России ему казалась единственно в качестве плацдарма мировой революции. Сам Троцкий подчеркивал это слово «единственно». Сталин со своей стороны рассматривал эту проблему в прямо противоположном плане. В программной заметке «О политической стратегии и тактике русских коммунистов» он писал:

Интересно отметить, что все это, написанное в июле 1921 года, Сталин впервые опубликовал только в 1947 году в 5-м томе своих сочинений.

Сталин практически не участвовал в работах ни VI, ни VII конгрессов Коминтерна, хотя именно там обсуждались важнейшие вопросы международного рабочего движения. В сталинской «Истории ВКП(б). Краткий курс» эти конгрессы даже не упоминаются, хотя VII конгресс Коминтерна, установивший новую стратегию народного фронта и радикально изменивший отношение коммунистов к социал-демократии, совершил крутой поворот в политике всего коммунистического движения, включая СССР. Примеры этих сталинских склонностей к тому, что можно было бы определить как национал-большевизм, можно умножить, и они еще раз подтверждают правоту Ленина, который, обращая внимание на «великорусские националистические склонности» Сталина, предупреждал об этом партию[114].

Хотя Сталин неоднократно отрицал тот факт, что государственные интересы СССР могут контрастировать с интересами международного коммунистического движения, такая возможность в принципе не исключалась. Это еще раз подтвердилось пактом о ненападении между СССР и Германией, заключенным в августе 1939 года. Можно по-разному оценивать обоснованность и значение этого договора, но нельзя не видеть глубокой ошибочности сталинских директив Коминтерну, в которых предлагалось покончить с антифашистской пропагандой и рассматривать Францию и Англию как основных виновников и поджигателей второй мировой войны. К тому же Сталин явно недооценивал значение поддержки республиканской Испании в 1936 – 1939 годах и общее развитие антифашистской борьбы во всех ее формах в 1939 – 1941 годах.

Впрочем, и Троцкий грубо ошибался, предлагая перед лицом неминуемой мировой войны те же лозунги, которые Ленин выдвинул в ходе первой мировой войны. Когда в 1939 году наконец разразилась война, Троцкий не понял ее антифашистского характера, не заметил разницы между фашистскими Германией и Италией и такими странами, как Англия, Франция, Соединенные Штаты, которые, будучи империалистическими державами, объективно выступали в защиту цивилизации и демократии. Обстоятельства требовали лозунгов создания антифашистского, как можно более широкого фронта, а не лозунгов, призывающих к мировой пролетарской революции.

В этот период сталинская политика была полна ошибок противоположного характера. Не говоря уже о политике благоприятствования фашистской агрессии, которую Сталин проводил с осени 1939 года до весны 1941 года, мы можем заметить, что и после гитлеровской агрессии против СССР, после образования антигитлеровской коалиции, куда входили СССР, Великобритания, Соединенные Штаты и целый ряд других стран, после решающих побед Советского Союза над нацистской Германией его больше всего волновало не столько развитие мировой революции, сколько апология России как великой мировой державы. Об этом свидетельствуют и обширные территориальные притязания Сталина, который, видимо, мечтал о контроле над турецкими проливами Босфор и Дарданеллы. К тому же некоторые его территориальные притязания были поддержаны Англией и Соединенными Штатами, например в отношении аннексии части Восточной Пруссии. Черчиллевская Великобритания рассчитывала, таким образом, не только ослабить противника в лице Германии, но и создать элемент постоянных разногласий между Россией и Германией. Будучи марксистом, Сталин не мог не поддерживать коммунистические партии Восточной Европы и создания режимов народной демократии. Тем не менее отношения между Восточной Европой и Советским Союзом строились на основе абсолютной гегемонии СССР, что явилось причиной конфликта с Югославией, а затем причиной массовых репрессий во всех социальных слоях стран Восточной Европы, не исключая тех коммунистов, которые не слишком соглашались с неограниченным контролем Кремля. В 1951 – 1952 годах Сталин мог спокойно позвонить ночью по телефону, чтобы дать инструкции Беруту, Вылко Червенкову, Готвальду или Ракоши точно так же, как первым секретарям партийных организаций советских союзных республик. Не мог он понять и проблем национально-освободительного движения, начавшегося после второй мировой войны, что видно из его отношения к таким странам, как Индия и Индонезия. Как известно, в первое время и в Китае он склонялся к поддержке не столько Мао Цзэдуна, сколько Чан Кайши, естественно, не потому, что предвидел будущее перерождение социализма в этой стране.

По-настоящему существенные ошибки Сталин допустил в 30 – 40-е годы в ходе разработки теории и практики социалистического строительства в СССР. Я не имею в виду его многочисленные преступления против человечества, его незаконные репрессии и массовые убийства. Я только хочу подчеркнуть крупные ошибки Сталина в самом истолковании социализма. Уже в 20-е годы, говоря о построении социализма в одной стране, Сталин думал прежде всего об экономических сторонах этой проблемы, то есть о превосходстве по размерам социалистических предприятий над капиталистическими. Поэтому он объявил о решающей победе социализма в СССР в середине 30-х годов, хотя государственные промышленные предприятия, не говоря уже о колхозах и совхозах, были весьма далеки от уровня аналогичных предприятий и хозяйств в Соединенных Штатах и Западной Европе по производительности труда и экономической эффективности. Но социализм как социальная формация не сводится лишь к экономике; экономические отношения – это лишь его базис. Сталин, естественно, знал слова Маркса о том, что революции в области отношений собственности должна соответствовать и революция в области многочисленных надстроек. Но ему казалось, что проблемы «надстройки» были намного более легко разрешимы, нежели проблемы «базиса». Поэтому на XVII съезде он заявил:

В действительности же решить проблемы надстроек в социалистическом строительстве как раз оказалось намного труднее и сложнее. В самом деле, первой важнейшей надстройкой над социалистическим базисом должно было стать действительно демократическое социалистическое государство. Маркс и Энгельс предполагали, что полный социализм приведет к постепенному отмиранию государства. То же самое утверждал и Ленин в «Государстве и революции». Конечно, для социалистического государства, окруженного капиталистическими державами, основной была не проблема отмирания, а проблема укрепления социалистического государства. Необходимо было построить социалистическое общество, подобное тому, которое Бухарин определял как общество «государственного социализма», считая, что это определение более подходит к системе советского общества[116]. Однако здесь могла идти речь не только о прочности государства, но и о государстве демократическом, которое предоставляло бы максимум демократических свобод своим гражданам. Излишне добавлять, что Сталин не смог создать подобного демократического государства и практически ликвидировал демократию как в обществе, так и в партии, создав мощный авторитарный бюрократический правительственный аппарат, аппарат власти, который, естественно, нельзя рассматривать как социалистическую надстройку над социалистическим базисом. К тому же и внутри этого аппарата репрессивные органы со временем приобрели вес и влияние, превосходящие вес и влияние органов коммунистической партии.

Впрочем, серьезнейшее перерождение замечалось и во многих других областях, которые назвали надстроечными. Это и юридические нормы, введенные Вышинским, и культурная деятельность, в частности в области философии и идеологии, основанная на культе личности Сталина, а не на принципах и положениях научного социализма. Но и в области экономики в 30 – 40-е годы наряду с ростом социализма и социалистических отношений наблюдается все более непреодолимый рост псевдосоциализма, особенно ярко выступающий на примере положения в советской деревне. В 1922 году Ленин утверждал, что кооперация является неотъемлемой частью социалистических отношений, поскольку гармонично сочетает личные интересы крестьян с коллективными интересами кооператива и всего общества. Но что общего имели сталинские коллективные хозяйства с социалистическими хозяйствами? Сельскохозяйственные рабочие за свой труд на полях и фермах, коллективных скотных дворах вознаграждения «по труду» не получали. Миллионы работников практически трудились даром и сводили концы с концами лишь благодаря своим приусадебным участкам. Подобный труд напоминал крестьянам о не столь давних повинностях, в то время как налоги, которые они были вынуждены платить, походили скорее на крепостной оброк. Таким образом, под социалистической внешностью в сталинскую эпоху возрождались в извращенном виде полуфеодальные отношения, которые сочетались с некой формой принудительной оседлости благодаря паспортной системе и системе официальной прописки. Излишне напоминать о внушительной системе промышленных предприятий и организаций «Гулага», где труд тысяч и тысяч заключенных представлял собой возрождение отношений эпохи рабства.

Конечно, решительная ликвидация этой системы концентрационных лагерей после XX съезда КПСС, открытая критика культа личности Сталина, начатая на XX и XXII съездах КПСС, возвращение к материальной заинтересованности трудящихся крестьян в коллективных хозяйствах, прекращение в стране массового террора, существенное ограничение власти и влияния репрессивных органов, выравнивание многих искажений сталинских времен в национальной политике, в области культуры и идеологии, а также известное расширение политической демократии, как внутрипартийной, так и гражданской, – все эти изменения, происшедшие за последние 25 лет, вместе с быстрым развитием промышленности, гражданского строительства, науки, при заметном развитии сельского хозяйства означали также и восстановление социализма в нашей стране. Ошибочно думать, что положение в СССР остается принципиально тем же, что и четверть века назад, но не менее ошибочно полагать, что уже окончилась работа по строительству развитого социалистического общества.