Марьям

Глава 11

Марьям водила руками по Пане, очерчивая мускулы шеи, плеч, спины, ягодиц кончиками пальцев. Она чувствовала силу. Такое невероятно сильное, жилистое тело дрожало под ладонями, как провод под напряжением. Она пыталась тактильно распробовать его, удивленно размышляя о том, как сильно изголодалась по физическому контакту.

Пана следовал её примеру. Его движения были нетерпеливы и резковаты, когда он обводил контуры её податливого тела. Он притянул Марьям к себе, и она почувствовала, насколько сильно его желание. Вспышка страсти поразила её, настолько яркая, что она задохнулась.

Поцелуй перетек из нежного в ненасытный, их губы прижались до синяков, а языки тянули друг друга. Они делили дыхание, создавая ураган. Они хватались и цеплялись за одежду, скрывающую их плоть, стремясь разорвать разделяющий их тканевый барьер.

Марьям соскучилась по интимным прикосновениям больше, чем думала. Она стремилась раствориться в Пане, подобно женщине, добравшейся до оазиса в пустыне и нырнувшей в бассейн с водой. Она хотела стать часть его, хотела поглощать и быть поглощенной.

Он застонал в ответ. Пана резко подхватил ее на руки, не прерывая поцелуй. В следующее мгновение они оказались на кровати, он настойчиво терся подтверждением его желания о ее промежность. Марьям широко раскрыла ноги, а затем сомкнула их вокруг его ходящей ходуном задницы, чтобы притянуть ближе.

Она потянула за одежду, пытаясь понять, как расстегивается его форма. Передний шов на горле разошелся, предоставляя доступ пальцам к теплой коже. Марьям застонала, прикоснувшись к гладкой, упругой плоти, и спустила одежду с его плеч, оголила напряженные бицепсы. Она жадно приступила к исследованию его оголенного тела, как только высвободила его руки. Его соски застыли алмазными бусинами, и он издал приглушенной звук, когда она прикоснулась к ним.

Подстегнутый ее исследованием, он начал свое собственное. Пана задрал блузку и лифчик до самого горла и наконец прервал жадный поцелуй, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. Пристальным взглядом проследил россыпь веснушек на ее груди, а затем провел по ним невесомым прикосновением.

— Никогда не был с веснушчатой женщиной? — спросила Марьям, гадая, что он думает о них.

— Моя жизнь не была бы полной без тебя, — усмехнулся он. — Какой фантастический узор. Интересно, какой он на вкус?

Он продолжил пробовать её, начав с ключицы, затем перейдя ниже на декольте, а затем к самой груди. Марьям приятно удивилась текстуре его языка — он был явно грубее, чем у бывшего мужа, словно наждачная бумага. Пана пробуждал им нервные окончания, о существовании которых землянка и не подозревала. Не мягкий, не шелковистый. Слегка шероховатый. Она удивилась, что ей так понравились новые ощущения.

Её особенно возбудило, когда он стал вырисовывать круги на груди, замыкая их всё ближе и ближе к тугому соску. Она дернулась, когда он захватил вершину меж зубов и цокнул по ней.

— Да! — закричала она, когда ощущение стрельнуло от зажима прямо к лону. Затем еще один крик, на этот раз беззвучный, когда он сомкнул рот вокруг соска и сильно засосал. Марьям схватила его за голову, притянув ближе.

Не переставая сосать и ласкать её языком, Пана схватил ее за запястья и прижал руки у головы. Она была беспомощна, пока он пировал на ней, поглощая то одну, то другую грудь. Марьям была шоке от возбужденной реакции на уязвимость. Название происходящего было старо как мир, но другого и нет: нападение. Она растаяла под его демонстрацией силы.

Пана потратил достаточно времени на исследование мягких вершин и решил двигаться дальше. Он оторвался от груди, покрытой розовыми засосами в пылу страсти, и стал прокладывать дорожку губами, языком и зубами к её округлённому животику — грубо, но благоговейно. У неё не было веснушек там, но ей понравился новый розовый узор, что он оставил шершавым языком, зубами и щетиной на её алебастровой коже. Он метил ее, оставляя неоспоримое доказательство доминирования, что возбуждало почти так же, как захват запястий в плен для подавления сопротивления.

Как будто она нуждается в этом.

Когда Пана добрался до эластичного пояса юбки, он перехватил запястья одной рукой, а другой сдернул одежду до лодыжек. Воздух вырвался из легких Марьям от столь дерзкого рывка. Есть ли у нее защита от Паны?

Как будто она нуждается в ней.

Он прижал ладонь к промокшей промежности, вместо того, чтобы снять тонкие трусики. Потёр её лоно, наблюдая за выражением лица Марьям, создавая фрикцию о внутренние половые губы и клитор.

Возбуждение стрельнуло, словно под электричеством, и Марьям закричала, раскинув ноги. Она уперлась в матрас и качнула бедрами навстречу ладони Паны. Трепет пробежал по её венам, интригующая искра разрядки охватила ее и стала разрастаться. Сможет ли она так кончить? Позволит ли он?

Марьям на удивление возбуждала извращенная мысль о том, что он контролировал её наслаждение, что может отказать ей.

— Хочешь, я вылижу тебя?

Резкий вздох послужил ответом на его откровенный вопрос. Даже в уединении супружеского ложа её бывший не озвучивал ни чем они занимались, ни чего они хотят. И она тоже. Простые слова опасны на Земле, и иногда они опаснее самих действий.

Вопрос имдико отдавался эхом в её ушах. Марьям прошептала:

— Да.

— Скажи.

— Сказать что?

— Скажи «пожалуйста, вылижи меня». Скажи, что хочешь этого.

Он пристально смотрел на нее, его рот, скрывающий невероятный язык, навис над её естеством. Выжидая. Намекая, что не доставит ей невыразимых наслаждений, пока она не подчинится.

Она сглотнула комок в горле, хотя сердце колотилось в предвкушении. Ее голос прозвучал хрипло.

— Мы не говорим таких вещей на Земле.

— Ты не на Земле, а на калкорианском корабле, поэтому под юрисдикцией другой планеты. А наши женщины озвучивают свои желания. Поскольку тебе неудобно, я дам тебе ещё одну попытку. Попроси меня. — Его тон был мягким, но в голосе чувствовалась сталь.

Ментальный блок всё ещё плотно стоял в её голове. Она никогда не произнесёт запретные слова, даже теперь, когда её просили. Слова просто застряли в горле.

— Так нужно? — она с трудом узнала собственный голос. Она говорила как маленькая девочка, спрашивающая разрешения.

— Да, Марьям. Тебе нужно попросить, иначе ты не получишь желаемого.

Неприемлемо. Ее тело сходило с ума как и от предвкушения наслаждения, так и от его требований.

Она была в восторге от него. Она наслаждалась его хваткой, отсутствием иного выбора, кроме как принять его страстные ласки. Её ошеломило осознание новых предпочтений, чтобы он полностью контролировал ситуацию. Возможно, она хотела, чтобы он заставил её повиноваться ему.

— Марьям, я жду. Или мне помочь тебе одеться?

— Нет! — отрицание вылетело из нее, прорвавшись сквозь преграду в горле, давая дорогу мольбе. — Пожалуйста, вылижи меня.

— Уже лучше. Почему бы тебе не попробовать сказать: «пожалуйста, вылижи мою щелку»?

Марьям взвыла. Неужели он заставит сказать плохое слово?

«Плохое слово? Мне что, пять лет? Я хочу ощутить на себе его губы. Просто скажи».

— Пожалуйста, вылижи мою… мою щелку.

Глаза Паны загорелись. Он облизнул губы, и Марьям заскулила, жалея, что он не прикоснулся к ней языком. Однако имдико еще не закончил урок.

Урок, который она столь жадно ждала.

— Скажи: «Пана, пожалуйста, попробуй мою щелку». Позволь услышать моё имя из твоих уст.

Её трусики промокли насквозь. Тем не менее, старые запреты тоже проносились в голове, настаивая на том, что она грешна. Воплощение зла. Она отказывалась верить голосам, но учения Земли никак не отступали.

«Я не могу отказать себе из-за них. Так неправильно».

Марьям закрыла глаза, надеясь, что будет легче, если не будет смотреть на него. Откуда-то издалека до нее донесся странный писклявый голос, как у девочки.

— Пана, пожалуйста, попробую мою щелку.

Резкий рывок. Её бедра вспружинили на матрасе, когда из-под них вырвали трусики. Холодный воздух на её щелке. Широкие плечи Паны меж её ног развели их ещё шире. Раскрыли её.

Затем она почувствовала блаженное дуновение теплого дыхания, требовательное трение чудесного языка о складочки, посылающий заряд экстаза сквозь неё.

Пана сначала просто распробовал её, но затем усердно приступил к работе. Он вылизывал нежнейшую плоть лакающими движениями, посылая сильнейшее возбуждение в самый центр. Марьям распахнула глаза и увидела, как он пировал, поглощая её плоть… Её щелку. Он полуприкрыл фиолетовые глаза, то очерчивая языком дрожащие лепестки естества, то глубоко пронзая её, то сплетаясь с набухшим клитором.

Марьям беспомощно дергалась под ним, возбуждение постепенно заполняло её, вытесняя все трезвые мысли из головы. Пана не сковывал её движения, но когда она оказалась вне досягаемости его рта, резко притянул её обратно для продолжения ненасытного пира. Внутри заискрилось какое-то давно забытое чувство. Она вспомнила блаженство из давних времен, но это обещало стать большее, чем все, что она знала раньше.

Он давал не приятное тепло, которое постепенно росло, превращаясь в прекрасные импульсы приятного освобождения. Пана заставлял чувствовать разрушительную силу неистового напряжения, жестокую страсть, которая пробивалась, чтобы опустошить её. Марьям ещё никогда не испытывала такого ненасытного желания, такого наваждение, которое угрожало разорвать ее на части. Она открыла рот, чтобы прокричать ему «остановись», пока он не убил ее.

Она намеревалась издать крик, но вместо него вырвался лишь жалкий, тонкий звук. Её охватила сильная судорога. Марьям словно взорвалась, мир вокруг стал ослепительно ярким. Волны экстаза прокатывались по ней, бесконечно отбрасывая в море невыносимой радости. Она снова и снова разбивалась на миллион осколков.

Прошла целая вечность, прежде чем яркий импульс стал ослабевать, переходя в тихий ритм восхитительных пульсаций, подпитываемые томными ласками языка Паны.

Его ленивые движения сопровождались чувством глубочайшего блаженства, ритмом посменного наполнения и опустошения, чего-то поступающего и отступающего. Но, однако, ощущение исходило не из её лона. Оно ощущалось в тугой задней плоти, которую Пана мягко уговаривал растянуться шальными пальцами.

У них два члена. Марьям забыла, как дышать, пока имдико подготавливал её к своей страсти. Как она могла забыть о столь важной детали, когда провоцировала на первый поцелуй?

И все же тревога притуплялась в неге после оргазма. Действия Паны не были болезненными, как она опасалась. Она предполагала, что анатомия калкорианок отличалась, что они сформированы по-другому, чтобы проникновение сзади ощущалось безболезненным, которое, она уверена, должно быть пыткой для ее вида. И все же ощущение от возвратно-поступательного движения пальцев в тугом отверстии совсем не причиняло боли. На самом деле они ощущались… Возбуждающе. Невероятно возбуждающе, особенно когда она вспомнила, сколь запретно такое действие на Земле. Тем более, когда она думала о том, как легко он сможет овладеть ей там, даже если она воспротивится.

Пана поднял лицо от её пульсирующего лона, его губы и подбородок блестели от ее возбуждения, а улыбка была озорной.

— Как ты?

— Потрясена. — Её голос подрагивал, но ей было все равно. То, что он дал ей (и даёт сейчас) полностью разрушило все представления о сексе.

Пана тихо засмеялся.

— Я рад. Ты откликалась довольно бурно. Может, продолжим?

Она сглотнула. У неё не было соития несколько лет. Хоть он и не причинял ей боль, она всерьез опасалась, что он проникнет чем-то да побольше пальца в её почти девственную дырочку.

— Я давно не была с мужчиной. Никогда с калкорианцем, а вы, эм, оснащены посерьезнее. Мне может быть больно.

Он углубил поцелуй в её впадинке.

— Я буду осторжен.

Что не решало болевой проблемы. Пана снова склонился к ней, прежде чем Марьям успела запротестовать, и захватил клитор ласками языка. Потрясающее, свирепое возбуждение одернуло её от переживаний. Он лизал и посасывал, подталкивая к оргазму. Затем Пана вошел в неё пальцем, вынуждая сдаться. Секундой позже Марьям затерялась в пучине разрядки.

Она застонала, приходя в себя. Разрушена. Он разрушил ее. Разрушил для секса с другими. Кто еще сравнится с Паной в оральных ласках? С его силой, от которой она дрожала одновременно беспомощно и возбужденно? Она уже дважды кончила для него, но тело требовало большего, и что-то ей подсказывало, что он более чем способен дать ей это.

Фигура нависла над ней. Марьям моргнула, чтобы отогнать пелену с глаз. Пана наклонился между ног, полностью свободный от одежды. Его темные члены дернулись, один поверх другого, толстые и налитые кровью от возбуждения. Блестящие от влаги, их головки напоминали по форме пули. Тот, что войдет сзади, был размером её бывшего, а основной оказался намного больше.

Парализованная шоком, Марьям лежала под Паной. Она была слишком потрясена, чтобы двигаться или говорить. Возможно, приняв ее ошеломленное молчание за согласие, имдико взял дуэт в руки, пристраивая к вульве и анусу. Горячая плоть раскрыла половые губы и толкнулась внутрь. Затем другой толчок, на этот раз у нетронутого прохода. Проникая в растянутую плоть. Завоёвывая её.

Марьям очнулась от паралича, почувствовав дискомфорт. Она упёрлась ладонями в грудь Паны.

— Подожди, — сказала она на выдохе.

— Ш-ш-ш. Ещё чуть-чуть, — мелодично ответил он, проталкиваясь дальше. Дискомфорт усилился, начиная граничить с болью.

Часть Марьям требовала остановиться, ведь он мог причинить ей боль. И все же что-то заставило ее промолчать. Возбуждение не проходило даже несмотря на два гигантских оргазма, волна приятных ощущений обволакивала дискомфорт. Внутри кипел лютый голод, сверху давила тяжесть уязвимости, и вот Марьям опять забывает, как дышать.

— Вот так. Я чувствую, как ты сжимаешь меня, — вдохнул Пана. — Ты такая узкая, так обхватила меня. Идеально.

Он немного вышел, давая Марьям возможность перевести дыхание. Затем снова грубо вошел, проникая ещё глубже. Нежность вернулась вместе с захватывающим ощущением надвигающейся кульминации. Марьям замотала головой в сомнениях, что хочет продолжать, но оказалась не в силах удержаться. Она не была уверена, что вынесет сочетание восхитительного удовольствия и мучительной боли. Для неё это уже слишком.

— Сдайся, — потребовал Пана, глубоко толкаясь в неё.

Невероятные ощущения наполненности двумя членами внезапно принесли мощное чувство восторга. Пана терся обо что-то чувствительное, что-то невероятное по ощущениям наравне с лаской клитора. Марьям прогнулась от прилива приятных ощущений, которые содрогали её до самых костей.

— Да, маленькая землянка, сдайся мне.

Пана ускорил ритм бедер, задевая ту волшебной точку снова и снова. Её лоно и попка сжались, не сумев сразу приспособиться к его натиску, добавляя боль к процессу и каким-то образом усиливая плотское наслаждение. Марьям не боялась боли — наоборот, принимала её. Противоположные ощущения сменяли друг друга и в конечном итоге столь переплелись, что Марьям не могла определить, где начинается мучение и заканчивается экстаз.

— Вот так. Я чувствую твое желание. — Его полыхающие глаза на фоне темной кожи завораживали её. Подчиняли своей воле. Эйфория обволакивала её, она не могла сопротивляться, даже когда он убеждал озвучить немыслимое. — Попроси жестко трахнуть себя.

— Пожалуйста, трахни меня. Трахни меня жестко.

— Ещё раз. Назови моё имя. Произноси его каждый раз.

— Трахни меня жестко, Пана, — произнесла она, когда он вонзился еще глубже.

— Скажи, что принадлежишь мне.

— Я принадлежу тебе, Пана.

— Твоя щелка для моего траха. Скажи это.

— Моя щелка для твоего траха, Пана.

— Твоя задница для моего траха.

— Моя задница для твоего траха… Пана! — Её фраза закончилась криком, когда он напористо вошел внутрь, и их промежности столкнулись с шлепком. На мгновение агония возобладала над возбуждением, но лишь на мгновение. Вскоре восторг снова завладел Марьям, делая мучение сладким.

Пана схватил ее за ноги чуть выше колен и приподнял.

— Марьям, смотри на меня, когда я трахаю тебя. Смотри, как мои члены проникают в тебя.

И она подчинилась, взглянув, как он загоняет толстую длину переднего члена, как он исчезает в лобковых рыжих кудряшках, а затем возвращается блестящим от влаги. Она никогда не наблюдала за тем, как её берут. Секс с мужем всегда был в темноте, потому что так диктовали правила.

А это ни в коем случае не было правильным. Марьям отвела взгляд.

— Нет, Марьям. Ты добровольно отдалась мне, и я настаиваю, чтобы ты наблюдала за процессом. Смотри.

Его тон не допускал возражений. Марьям повиновалась, заставляя вернуть взгляд на запретное действие. Его ствол, его член погружался в неё. Загонялся в самую глубь. Трахал её, как животное, и она позволяла ему это.

— Невероятно, не правда ли? Посмотри на свою щелку, как она принимает меня. Почувствуй, как то же самое происходит с твоей задницей. Я трахаю тебя, и я кончу в тебя. Ты вынашиваешь моего ребенка и будешь заполнена моим семенем.

Грязная речь околдовала Марьям, как и его требовательные поцелуи. Как когда он силой ограничил её движения. Как будто это его право. Она снова услышала слова, которые она произнесла по его приказу: что её щелка и и задница принадлежат ему и для его использования.

Все это было правдой. В то мгновение Марьям существовала лишь для Паны, он мог делать с ней все, что пожелал. Она могла испугаться, но чувствовала, что так и должно быть. Она принадлежала ему, а он владел ей.

Пана улыбнулся, словно читая мысли. Он протянул руку, чтобы убрать локоны с лица.

— Да, красавица, вот так. Уступи мне. Не сдерживайся. Это все, о чем я прошу — отдайся мне полностью.

— Твоя, — прошептала она.

Пана наклонился для поцелуя, накрывая её своим весом. Марьям становилась всё более податливой с каждым толчком, с каждым всплеском страсти. Интуиция подсказывала ей, что нет причин беспокоиться о его угождении, потому что он требовал лишь подчинения. Это был самый освобождающий момент в ее жизни.

Он все придавливал её к матрасу. Двигаясь в ней. Покрывая. Трахая. Марьям двигалась с ним, податливо принимая грубую силу, показывая, что признаёт его доминирование. В замен он снова вознёс её до экстаза. Пана наблюдал за ней жадно и страстно, как она выгибается, как теряется в оргазме, который он ей подарил. Он вбивался в неё, пока его члены не дернулись, заполняя её теплотой.

Слушать его стоны оказалось так же приятно, как и получать оргазмы.

Пана тонул в ощущении полной удовлетворенности всё глубже с каждой струей, покидающей его тело. Его довольные члены нежились в уютной теплоте, которая даже сейчас нежно тянула, вбирая последние капли страсти. Большие груди были мягкими, словно подушки. Он вдохнул сладкий аромат волос под щекой. Если это не рай, то что тогда? Он ни за что не хотел вставать.

Однако Пана не мог оставаться в эгоистичной полудреме. Он в ответственности за прекрасную женщину, которая доставила столь сильное удовольствие, и в ответ был более чем счастлив исполнить обязательства перед ней. Его дыхание выровнялось. Улыбаясь, он открыл глаза.

Прекрасная Марьям довольно наблюдала за ним, сверкая голубыми глазами. Ее взлохмаченные волосы разметались по подушке, а губы распухли и покраснели от его внимания. Она выглядела так, как и подобает любимой женщине. Расслабленной, разнеженная заботой. Он всё правильно сделал.

Чувство вины обрушилось на Пану ни с того ни с сего и разрушило его счастье. Он высвободился из ее объятий, сел на край кровати и закрыл лицо руками.

— Что? Что не так? — Марьям выглядела обеспокоенной и потянула его за руку. — Пана, что случилось?

Он попытался взять себя в руки, но не смог. Агония наполнила его голос.

— Дело не в тебе. Предки, ты так прекрасна. Каждая частичка меня хочет кричать об этом.

Она не ответила сразу, давая ему возможность продолжить, прежде чем заговорить снова.

— Спасибо, но твое выражение лица и тон не совсем убедительны.

— Просто… Почему у меня не было таких чувств к Бриэль? — он вскинул руки, встречая встревоженный взгляд Марьям. — Мы были вместе больше года, а тебя я знаю лишь несколько дней. Насколько я ужасен?

Марьям поняла, что у него на уме. Она села к нему на колени, чтобы погладить и поцеловать щеку.

— Тише. Сколько ни старайся, иногда отношениям не суждено сбыться. Мы это уже обсуждали.

— Но я никак не смирюсь. Она заслуживала гораздо лучшего имдико.

— Она заслуживала мужчину, который разделял бы ее интересы. Так же, как и ты заслуживаешь женщину, которая разделяет твои. — Марьям обхватила его лицо руками. — Хочешь, я побуду эгоисткой? Терпеть не могу, когда ты позволяешь совести разрушить одно из самых замечательных свиданий в моей жизни. Я предпочитаю забыть о том, что не должна быть с тобой столь скоро после ее смерти. Мне хочется просто раствориться в этом моменте — настолько мне хорошо. И я надеюсь, что тебе столь же приятно. Не так ли?

Как она не могла понять, что значил их секс для него?

— Именно поэтому я разрываюсь на части. Марьям, я не могу перестать желать, чтобы ты стала женщиной моего клана. Я бы влюбился в тебя так крепко, чего не произошло с Бриэль.

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. На ее лице отразилось замешательство, затем беспокойство.

Пана не ожидал, что она ответит на его чувства. Ему было больно ставить её в неловкое положение. Он стал полагаться на Марьям после смерти Бриэль. Она понимала его, помогала обрести равновесие в самые тяжелые моменты. Пана был бы счастлив, ответь она ему взаимностью, но пока он лишь просил разделить боль от неспособности полюбить потерянную матару.

Он поспешил объясниться, боясь, что она уйдет.

— Я лишь пытаюсь объяснить, насколько неправильной чувствую связь с другой женщиной. Тебе не нужно беспокоиться о том, что я попытаюсь заставить тебя полюбить меня. Сейчас я забочусь о твоем счастье, чего бы оно ни стоило.

Улыбка Марьям вернулась. Она была немного печальной, но Пане стало лучше после поцелуя.

— У тебя такая добрая душа. Я бы непременно сказала Бриэль, как ей повезло с тобой, будь она с нами.

— Не тогда, когда я не смог полюбить её.

— Ты потрясающий, и, конечно, смог бы кое-чему научить моего бывшего мужа. Или даже всему. Перестань заниматься самобичеванием и признай, какой ты невероятный.

Пана крепче обнял ее.

— А что если я просто сделаю все возможное, чтобы насладиться моментами с тобой? Ты права, я дурак, потому что не ценю настоящее.

* * * *

— Земные корабли вне досягаемости радара. Запускаю двигатели, полный вперед.

Келс не мог не оценить профессиональный тон рулевого. Экипаж эсминца состоял из невозмутимых солдат, а управляющие на мостике были вовсе бесстрашными. Управлявший кораблем драмок словно делился прогнозом погоды, отбросив эмоции.

Одак был не менее стойким.

— Главному по оружию следить за поисковыми кораблями.

Келс внимательно следил за показаниями компьютера, ожидая каких-либо признаков преследования со стороны землян. Особенно от огромного линейного крейсера, который подоспел на днях. У поврежденного калкорианского эсминца не было и шанса против космического убийцы.

Он подсознательно выстукивал ритм молитвы, которая звучала в голове. Мать Всего, присмотри за моим кланом, ребёнком и Марьям.

Келс нахмурился. Он уже не в первый раз ловил себя на мольбе всевышним силам сотворения, которым многие калкорианцы приписывали свое существование. Он произносил про себя мантру за признание невиновности Себиста, когда его другу предъявили уголовное обвинение. Он ежесекундно молился о выздоровлении Паны, когда супруг заболел тяжелой смертельной болезнью. Теперь его подсознание читало мольбу за тех, кто значил для него больше всего.

Марьям каким-то образом стала одной из них. Не потому что он обидел ее, и не потому что она носила его ребенка. Он беспокоился за нее ради нее самой.

Почему он удивлялся? Последние пару дней он наблюдал, как у них с Паной складываются легкие дружеские отношения. С Дерганом она вела себя более сдержанно, но благосклонно, и нобэк явно ценил ее в ответ. Дух товарищества между землянкой и кланом Келса рос по часам.

Даже держась в стороне, Келс разглядел в Марьям прекрасного человека. Он не мог и представить себе ту чистую доброту, с которой она стала суррогатной матерью его ребенка.

Как он мог не заботиться о ней?

Голос рулевого вывел Келса из задумчивости.

— Мы оставили ионный шторм позади, выходим в открытый космос.

— Я не вижу сигналы радаров. Никаких признаков того, что земляне обнаружили наш уход. Нобэк Дерган, вы можете подтвердить мои показания? — спросил главный по вооружению.

— Подтверждаю. Никаких признаков погони.

Экипаж был полностью спокоен перед лицом опасности, но теперь все вздохнули с облегчением.

Одак сумел выдавить улыбку перед приказом.

— Рано или поздно они всё поймут и последуют за нами. Необходимо оказаться как можно ближе к подмоге, когда наступит этот момент.

* * * *

Келс и Дерган молча вернулись в грузовой отсек, но пребывали в хорошем настроении. Эсминец наращивал дистанцию между землянами, которые до сих пор не заметили, что калкорианцы ускользнули от них. У членов клана были все причины для оптимизма.

Они вошли в гостиную, которую Пана соорудил для Марьям, и резко остановились. Воздух покинул легкие Келса, когда он уставился на Марьям и Пану, застывших в процессе одевания.

Его прикованный взгляд остановился на восхитительных бледных выпуклостях землянки, очаровательной россыпи веснушек на плечах, груди и руках. Щедро одаренная грудь. Интригующий треугольник рыжих кудрей над ее холмиком. Она была смесью упругости и мягкости, и Келс жаждал прикоснуться к ней.

Огонь вдарил прям меж его ног. Странный прилив слабости угрожал подкосить колени.

Марьям вышла из оцепенения и схватила простыню с матраса, чтобы спрятаться. Но было слишком поздно. Видение ее великолепного обнаженного тела выжглось на сетчатке драмока.

Миллионы мыслей клубились в его голове, каждая требовала немедленного ответа. Марьям занималась сексом с Паной. Смесь их запахов наполнила ноздри Келса, посылая еще один взрыв возбуждения в его чресла. В то же время он боролся с мыслью, что земные женщины не были близки с мужчинами, покуда не состояли в браке. Значит, у Марьям сильные чувства к его имдико? Иначе зачем ей отдаваться плотским утехам? Что это значило, если вообще что-то значило, для остального клана?

Но Себист был главным претендентом на Марьям. Келс похитил ее для клана Себиста, и именно этот клан надеется завоевать ее по возвращению на Калкор. Какой друг из Келса, если у него в голове крутились мысли иного характера?

— Буду очень признательна, если вы отвернетесь, пока я одеваюсь, — возмущенно сказала Марьям, возвращая всех в реальность. Она сердито посмотрела на Келса, ее щеки порозовели, а взгляд стал жестким.

— Конечно. — Келс развернулся, как и его молчаливый нобэк. Его щеки пылали.

Он старался не обращать внимания на тошнотворное чувство разочарования, которое разом сняло возбуждение. Почему он испытывал такие эмоции? Не из-за чувства ли долга, которое настаивало, чтобы он сватал ей клан Себиста? Или потому что она не смотрела на него с тем же желанием, что он испытывал к ней? Желание, которое она, очевидно, испытывала к Пане?

Келс сглотнул, расправил плечи и зашагал прочь от той, которую он внезапно захотел больше всего на свете.

* * * *

Дерган неосознанно последовал за Келсом. Его ноги работали сами по себе, оставляя его голову свободной для размышлений об увиденном.

Помимо завораживающего образа сладострастной женщины.

Марьям отдалась Пане. Их вид и запах будоражили его мысли, заставляя глубоко дышать, чтобы успокоиться и обдумать последствия.

Отчеты Келса о землянах ясно давали понять, что секс для землянок не игрушки. Марьям подтвердила, что правительство приговаривает их к пыткам и смерти и за меньшее, чем секс, которым она и Пана, видимо, занимались. Пана кое-что знал в соблазнении, но даже его шарм отошел на задний план из-за учений, с которыми Марьям прожила всю жизнь. Либо она решила, что ей больше нечего терять, либо испытывала серьезные чувства к имдико.

Распространится ли её отношение к Пане и на Дергана? Или земные устои, диктующие, что на одну женщину должен быть один мужчина, окажутся непоколебимы?

Не слишком ли они торопятся отдавать сердца другой после смерти Бриэль? Сердце, которое он так и не смог вручить своей матаре? Совесть душила Дергана, он понимал, его мысли бесчестны, даже когда он не любил покойную супругу.

Его сердце ускоряло ритм при мысли о Марьям. Ему становилось легко после разговоров с ней, словно она была давним другом. Ее доброта дала Дергану шанс восстановить самоуважение, которое он потерял после неудачной попытки спасти Бриэль. Он надеялся, что Марьям простит его за гнусное похищение, и он вернет покой расшатанной психике.

Насколько нужно быть самоотверженной, чтобы выносить ребенка похитителей и предложить им искупление? Дерган восхищался Марьям. Теперь же он понимал, что восхищение может перерасти в нечто большее, когда застал ее с имдико.

Он мог бы позаботиться о ней, как настоящий мужчина должен заботиться о своей женщине. Он дорожил ею и не пытался отрицать свои чувства. Теперь же перед ним открывались настоящие возможности.

Дерган следовал за Келсом в нескольких шагах позади, размышляя о внезапных переменах. Они пересекли склад, огибая грузовые контейнеры. Когда сердце Дергана забилось в надежде, он ускорил шаг, чтобы догнать и схватить драмока за руку.

— Драмок мой, ты понимаешь, что это значит?

Келс раздраженно посмотрел на него.

— Что мой имдико переспал с женщиной, обещанной работодателю и другу?

Дерган резко остановился. Он не ожидал, что его супруг разозлится из-за увиденного.

— Никому она не обещана. Ты говорил, что не боишься тюрьмы и вывезешь её из империи после родов. Разве это не значит, что ты не отдашь её клану Себиста?

Келс тоже остановился. Он потер лицо, выглядя одновременно раздраженным и подавленным.

— Я вызволю её, если она того захочет. Но если кто-то имеет право ухаживать за ней, то это клан Себиста. Ведь мы похитили её ради них.

— Она свободна выбирать клан. Она переспала с Паной, что говорит о её благосклонности к нам.

— Или ей просто любопытно. Она не может вернуться на Землю, так почему бы не наверстать упущенное из-за нелепых законов? Я не видел никаких намеков, указывающих на то, что она считает нас достойным кланом. — Он сгорбился, негативные эмоции тенью легли на его лицо.

— В отличие от нас, земляне не вступают в спонтанные сексуальные связи. Я думал, ей потребуется больше времени, чтобы преподнести себя калкорианцу. Должно быть, ей не все равно, раз она интимно сблизилась с Паной.

— Матара Марьям напугана, какими бы добрыми мы ни были. Мы не можем приписать ей никаких мотивов в сложившейся ситуации. Оставь её, Дерган. Нет смысла что-либо надумывать из-за нее.

Дерган прищурился и посмотрел на Келса. Он чувствовал, что в внутри Келса было что-то еще.

— Ты не считаешь ее достойной супругой для нашего клана?

На мгновение на лице драмока появилось и исчезло столь страстное желание, что Дерган не был уверен, показалось ли ему. Келс стиснул зубы и встретил взгляд Дергана.

— Она действительно достойна клана Себиста. Я готов бросить вызов Калкору ради нее, но не проси меня нарушить верность моему другу.

— Как насчет верности клану? Ты отдашь её Себисту, если она захочет остаться с нами?

— Я совершил достаточно ошибок, когда дело касалось Марьям. Я не стану подрывать шанс Себиста принять достойную матару из-за эгоизма.

— Значит, ты всё же хочешь её.

— Чего я хочу, так это поступить правильно. Единственный достойный выход — дать клану Себиста возможность показать Марьям счастье в их союзе.

— Нет, если это не её выбор. Ты поклялся, что выбор будет за ней. — Почему он не понимал этого?

Келс сжал кулаки, приняв упрямое выражение лица.

— Дерган, тема закрыта. Я не уничтожу ту честь, которая у меня осталась, и не позволю тебе разрушить свою.

Гнев Дергана вспыхнул, вызванный упрямым отказом его супруга рассмотреть возможность счастья их клана.

— Мне становится очевидным, что наше определения чести очень разнятся, мой драмок. И я не в восторге от твоего.

Дерган вылетел из склада, выдавив язвительное замечание.

Келс наблюдал, как Дерган промчался мимо Паны, который был готов последовать за ним. Когда дверь захлопнулась за нобэком, Келс обратился к другому супругу.

— Надеюсь, ты доволен собой. О чём ты думал?

Боль на лице Паны заставила его пожелать взять свои слова обратно.

— Я думал о том, что нахожусь рядом с самой прекрасной женщиной на свете. Келс, когда она со мной, я могу справиться с болью от потери Бриэль. То, что происходит между нами, правильно.

— А она разделяет твое мнение? Она призналась тебе в вечной верности? — Келс смягчил тон, но не обвинение. Его имдико должен быть рассудительным, даже если Дерган не смог.

— Ещё нет, слишком рано.

— Ты преувеличиваешь. Это не любовь.

— А может, это перерастёт в любовь со временем. Вспомни, начало и наших отношений было отнюдь не идеальным.

Оно было далеко не идеальным. Очередной брак по расчету, который Келс едва не оставил ради худшего имдико. Десятилетия спустя он содрогнулся, когда осознал, насколько близко подошел к тому, чтобы отказаться от Паны в своей жизни.

Но это не имело значения, когда дело касалось Марьям.

— Ты ладишь с ней, что просто прекрасно. Я рад, что вы наслаждаетесь компанией друг друга. Но она не испытывает ничего похожего ко мне.

— Может она разглядит в тебе мужчину, если ты перестанешь топтаться в сторонке. И не смотри на меня так. Я видел, как ты на нее смотришь. — Эмоции Паны сменились на гнев, сжатые челюсти выражали его готовность спорить.

— Это просто смешно. Во-первых, я поклялся познакомить её с Себистом. Что я скажу ему, когда мы прибудем на Калкор? «Извини, друг, но мы тут с кланом решили, что она останется с нами, так что пошел ты». Нет, так не пойдёт, Пана. Мы привезем ее домой, познакомим с кланом Себиста и будем держаться в стороне, пока они будут ухаживать за ней. Так будет правильно.

— А что насчёт желаний Марьям?

Келс вернул ему гневный рык.

— А что насчет их? Ты уже знаешь, кого она выберет? Нет? Тогда давай проверим.

— Келс…

Драмок проигнорировал протест Паны и его испуг в глазах. Он громко зашагал к комнате Марьям.

Даже если его супруги перестанут разговаривать с ним на несколько дней, он всё равно положит конец этому спору раз и навсегда.