Они сидели в той же мансарде, только было тепло и светило солнце.
— Не думайте, что мы здесь в полной безопасности, Володя, несколько дней, может, у нас и будет, — говоря эти слова, И. А. выглядел лучше, чем когда бы то ни было на памяти Володи. Спокойным, отдохнувшим, уверенным. — Но поболтать, пока суд да дело, можно.
Несколько дней впереди — wonderful! Несколько дней уже прошло, в первые часы Володя чувствовал себя плохо, но затем пришел в норму и успел успокоиться и осмотреться. Год на дворе стоял 91-й. Август. П
ресловутый путч ждал впереди, но политический макрокосм их не беспокоил, поскольку они знали, что последует дальше. Другое дело — события в дачном микрокосме поблизости.
Оказывается, в 91-м на даче этой еще жили настоящие хозяева. Настоящие — в том смысле, что именно они когда-то построили дом, а потом заботливо обустраивали участок.
Клумбочки, дорожки, грядки с клубникой. Примерно через год, сообщил Володе И. А., они уедут в Штаты, а уезжая, продадут все по дешевке бывшему полковнику КГБ, который и приютит И. А. в конце 90-х.
— Откуда вы знаете?
— От полковника.
Послушать И. А., так он был уже настоящим ветераном путешествий во времени. Верилось, конечно, с трудом... если не считать, что сам Володя уже оказался участником (или жертвой) одного такого путешествия.
Но здесь и теперь — на этой даче и в это время — ему нравилось, так что он согласен был внимать разглагольствованиям И. А., не очень раздражаясь.
— Математика — это язык. Звучит банально. Ну да, Володя, может быть, все на свете — язык, Логос, только математика — это язык, понятный человеку, а природа в большинстве случаев пользуется никому не понятными иероглифами. Так что вы переводчик, и математики переводчики, и физики переводчики. Все мы переводчики и постоянно имеем дело с трудностями перевода.
— А как вы объясните наше путешествие — на языке математики? И каким иероглифом его обозначить на языке природы?
— Я сам еще почти ничего не знаю. Есть какие-то ограничения — например, закономерность, которая не позволяет оказаться рядом с самим собой. Чему-то я научился, но и только. Нам с вами еще учиться и учиться.
Володя, хотя И. А. утверждал, что биологический возраст при путешествиях не меняется, чувствовал себя сильно помолодевшим. Будто возвращение в 91-й год со всеми его иллюзиями действовало как молодильное яблоко.
Ему нравилась хозяйка — ее мягкая ирония, плавные движения. Рыжеватые волосы, медовые глаза, тонкие пальцы без маникюра. За двадцать пять жестоких лет он почти забыл, что один человек без притворства может нести в себе столько внимательной нежности, да еще и не жалеть ее для других, не близких, почти посторонних.
На вид хозяйке было лет сорок. По словам И. А., больше, в шестидесятые она была его студенткой.
С И. А. она держалась как с хорошим знакомым — он объяснил Володе, что уже не первый раз появляется на этой даче в ходе своих путешествий.
— А она знает? Ну, в смысле, о путешествиях?
— Кое-что. В детали я не входил. Мы сейчас оказались в таком времени, Володя, когда люди готовы верить в любые чудеса. А Наташа к тому же поклонница философии Рерихов. Наслаждайтесь моментом.
Все это казалось Володе удивительным, включая и то, что Наташа ничуть не выглядела удивленной. А также то, что И. А., получается, способен выбирать эпоху, в которую можно попасть.
Вместе с Наташей на даче жил ее сын Мишуня, мальчишка лет 12. Еще была старшая дочка, Катя, но та все лето проводила в городе и появляться не собиралась.
По прошествии двух-трех дней Володя осознал, что за естественной нежностью и мягкой иронией Наташи скрывается нарастающая тревога, что бы ни говорили Володя и И. А., она-то о будущем ничего не знала. Разуверять ее было бессмысленно — она бы потеряла всякое доверие к ним, и только. Конечно, как у большинства людей в то лето, ее опасения, как и надежды, были связаны с политикой. Собчака избрали мэром! Конфликт Горбачева и Ельцина! Угроза военного переворота!
Каждое утро Мишуня бегал в центр поселка, купить «Невское Время». В магазинах почти ничего не было, но небольшой рынок работал. Предусмотрительный И. А. привез из будущего полсотни долларов, в 91-м большие деньги. Конечно, никаких обменников, но менялы существовали даже в поселке. Все-таки недалеко от шоссе, по которому ездят финны. Володю поразило, что И. А. позаботился, чтобы все доллары были выпущены до 91-го года. Незваные гости по крайней мере не были нахлебниками.
Доллары навели разговор на тему заграницы. Наташа мечтала уехать в Штаты, и не просто мечтала, а серьезно готовилась.
Английский, как Володя убедился, у нее был не очень, как говорится, «читаю и перевожу со словарем», но почему-то она была уверена, что легко найдет там работу по специальности. А специальность у Наташи была — искусствовед, специалист по русскому искусству 19-го века. Если бы еще по «серебряному веку» или «русскому авангарду»... Но зато договорилась, чтобы ей прислали приглашение знакомые, еврейская семья, уехавшая несколько раньше. Еще она зачем-то изучала географию США и пыталась читать детские адаптированные книжки.
— Но вы-то, Наташа, не по еврейской линии ехать собираетесь, а вообще по частному приглашению. Если захотите остаться, там вам будет даже трудно легализоваться.
Наташа пропускала возражения мимо нежно розовевших ушей с сережками, похожими на ягоды красной смородины. На круглом деревянном столе стояли тарелка с малиной, банка с молоком — Наташа сама ходила за молоком рано утром, когда в центр поселка привозили бочку с молоком из соседнего совхоза. Володя любовался, глядя на нее, и возражения сами собой затихали.
На нем был легкий пиджак, оставшийся от мужа Наташи. Куда делся муж, Наташа не говорила. Была рубашка, тоже от мужа. Легкие брюки. Идиллия... Заношенная, но теплая одежда, в которой Володя прилетел сюда из 2015 года, была бы совсем не по сезону...
После обеда, часов в пять, Наташа предложила пойти на озеро. И. А. отказался, сославшись на необходимость довести до конца какие-то расчеты, в результате пошли только Наташа, Мишуня и Володя.
Песчаный откос, темная вода. Пляж, озеро — все знакомое, но немного иное. Обычно говорят о переменах, которые несет будущее, а тут все наоборот, с противоположным знаком. Ни следа от бревенчатого, оформленного под избу, кафе с террасой над пляжем, от кирпичных коттеджей за ним и на дальнем берегу. Зато еще целы купальни, принадлежавшие пионерлагерям, левее пляжа. Потом от них остались только ржавые понтоны, а позже и они исчезли. Цела спасательная станция, которая сгорела в тот год, когда Володя переехал в поселок.
Солнце затянуло плотной серой дымкой, но воздух не успел остыть. Ветра не было, только от кустов тянуло холодом.
Других купальщиков было немного — несколько человек у дальнего края пляжа. Плечи Наташа кутала в шаль, но на берегу бросила ее на песок, скинула сарафан, вьетнамки и сразу бросилась в воду. Володя первый раз видел ее в купальнике, а увидев, еще раз сказал себе, что она ему очень нравится. Ни капли жира, ровный загар — в этот момент он вообще дал бы ей на вид лет тридцать.
— Володя, давайте сюда — вода как молоко парное.
Володя, хотя и чувствовал себя помолодевшим, все же спешить не стал. Подождал, пока разденется Мишуня — тот купаться, похоже, вообще не собирался, достал из полиэтиленового пакета вырезанную из куска коры лодочку с бумажным парусом, запустил в воду у берега, зашел по колено. За отсутствием ветра она так и покачивалась рядом. Володя, наконец, разделся тоже — на нем были черные спортивные трусы, на вид не очень отличавшиеся от модных в 91-м году узких плавок. Вошел в воду, которая и правда была теплая-теплая. Наташа уже уплыла к самым буйкам.
На самом деле холод его не пугал, но после путешествия с И. А. ему казалось, что затягивающая воронка времени может неожиданно возникнуть где угодно и когда угодно. Особенно тревожно было входить в темную глубокую воду. Он вздохнул и поплыл следом за Наташей.