МАСЕДУАН НА СЕРЕДИНЕ БУЛЕНГРЕНА

2

Когда Володя вышел во двор, вороны, весь их конклав или конгрегация, видимо, закончили обсуждение. Десятки их снялись с гаражей, с одинокой березы, склонившейся над детской площадкой, и куда-то полетели, продолжая доругиваться хриплыми голосами.

Колдовское, тяжелое время. Между двадцать пятым октября и седьмым ноября — двумя датами, привязанными к одному и тому же событию, определившему судьбу страны на долгие десятилетия.

Между двадцать пятым и седьмым —

Красной ночи злое колдовство.

Оглянувшись, Володя со своей стороны заметил в окне третьего этажа бледную фигурку Михаила Алексеевича. Мэтр, глядя вниз, провожал глазами черную фигурку Володи. Обычный депрессивный двор на Петроградской, не такой унылый, правда, как иные колодцы, где нет ни детской площадки, ни одинокой березы.

Минуя подворотню, Володя собирался заняться поисками телефона-автомата — надо было все-таки позвонить гёрлфренду. Рабочий день еще не кончился, вечером в расписании значилась лабораторная работа, которую не хотелось пропускать, но можно было и пропустить, если Лене вздумается куда-нибудь закатиться.

Выйдя со двора, он вдруг ненадолго почувствовал себя свободным — забыл вызывающий неясное беспокойство взгляд мэтра (интересно, о чем он сейчас думает?), отодвинул за горизонт мысли о предстоящем вечере с Леной. Великая мысль — чтобы стать свободным, надо почувствовать себя свободным. От рабства до свободы один шаг. Надо чувствовать себя свободным и не бояться последствий.

Милый мальчик, да... Минутная искусственная бодрость, приступ оптимизма. Необходимо использовать любую свободную энергию. Мэтр безжалостно раздавил недокуренную сигарету о широкий деревянный подоконник, и без того изъязвленный оспинами. «Нам не встать, уколовшись шприцем или оземь грянувшись, стройным принцем». Гость ушел, пора возвращаться к работе над переводом.

Кто когда-нибудь переведет на английский наши красные ночи?